Головы с плеч

Икка заорала.

Ее рука машинально обхватила талию Каро, она почувствовала, что ведьма-ворона тоже проснулась, и потом они ушли – Икка увлекла Каро в темноту, которая окутывала их, и они выкатились из небытия внизу, под деревом.

– Вставай! – визжала Икка, пытаясь разбудить сонную Каро.

Святой спускался с сосны, перепрыгивая с ветки на ветку. Капли серебристой магии, попавшие ему на лицо, светились. Он вытягивал руки, хватался за сучья, ловко, методично и ужасно быстро.

– Кролик, о боги, пожалуйста…

Глаза Каро были обведены синим. Икка сообразила, что Каро покинула свое тело, что она держит за руку пустую оболочку.

Святой находился в тридцати футах над ними, когда ворона неуклюже продралась сквозь ветки и ударилась о его выступающие ребра. Монстр свалился с сука, и сквозь дикий вой Икка расслышала, как что-то хрустнуло.

Рука Кэресел дрогнула, а потом ведьма-ворона вернулась в свое тело и рухнула на колени. Икка приросла к месту.

– Икка… – пробормотала Каро, отплевываясь, – ты что делаешь… нам нужно бежать…

Но… этот звук. Эти звуки… Икка так и стояла неподвижно, часто дыша, слыша, как колотится сердце, прислушиваясь к сухому треску ломающихся костей, который уже утихал. Нечто… она ощущала нечто новое. Ей в голову пришла безумная мысль. Жуткая, лихорадочная мысль.

Может быть, дело было в Стране Чудес? Может быть, это она заставляла подобные фантазии всплывать на поверхность? В мозгу Икки зашевелились подозрения, но она нашла только себя, только свою собственную злобу, только свой собственный рот, который начинал наполняться слюной…

И она направилась к Святому, с воплями корчившемуся в кустах. Каро умоляла ее остановиться, но ее голос казался таким далеким. А нож был рядом, у нее в руке.

– Алиса, – шипела Каро.

Ее голос звучал напряженно, страдальчески – Икка заметила под телом Святого блестящее сломанное крыло. Он перекатился на брюхо, придавил ворону и пополз к девушкам на разбитых коленях. Протянул к ним руку, и Каро отпрянула.

Но Икка не дрогнула.

– Нам нужно…

Каро замолчала, когда Икка схватила ее за запястье. Когда глаза Икки стали огромными, и когда ее взгляд стал безумным, и когда она выдохнула:

– Нам нужно выбраться отсюда, Кролик. Это все, что нам нужно.

Святой был побежден, но, поскольку он не чувствовал боли, он об этом не знал. Раздался хруст опавших веток и птичьих костей. Этот звук заставил Каро очнуться, и она быстро заговорила:

– Здесь что-то есть, Икка. Я… чувствую себя иначе. А ты не чувствуешь себя другой?

Да. Да. Икка чувствовала… она как будто лишилась кожи здесь, в Лесу; все ее чувства были обострены. Она думала, что ужас затуманит ей разум, но вместо этого в голове прояснилось. Каждое ощущение, каждая мысль была четкой, определенной. Магия теперь не просто обжигала; она… прижигала. Прижигала что? Икка не знала. Но что-то в ее душе заживало, смыкались края раны, затвердевал панцирь. Она становилась сильнее.

Святой прополз еще фут, цепляясь за землю зубами и ногтями, и Икка ощутила… ликование.

Совсем недавно они жили в жалком Округе, где их ждало жалкое будущее. Но внезапно мир стал огромным, бесконечным, как комната, погруженная в темноту. Когда-то Икка боялась оставаться одна в темной комнате.

Кем она станет, если сможет одолеть и Страну Чудес?

Икка подняла нож. В клинке отразился Свет серебряной магии, стекавшей по ее щекам.

– Да. Я чувствую себя другой.

Она оглянулась и увидела, что Каро тоже вытащила свое оружие. Сразу же.

Она не знала, почему подумала, что Каро поступит как-то иначе. Их душам не нужно было переплетаться друг с другом, как об этом когда-то грезила Икка, не нужно было сплетаться, срастаться. Они заглядывали друг другу в голову так часто, что большинство рождавшихся у них мыслей теперь были кусочками головоломки, идеально подходившими друг к другу. Такова была их любовь, эта странная, жестокая, болезненная любовь. Она жгла, она колола, но ни одна из них не желала избавиться от этой боли – они уже были колючими, снаружи и внутри. Их души походили на кусты ежевики.

Глава одиннадцатая

Год 0089, Зимний Сезон

В живых остается 1102 Святых

Пиллар они просто убили. Этого Святого они уничтожили.

Они были животными. Они понимали, что творят, понимали, что в этом нет никакой необходимости, но дюжины раз их клинки поднимались и опускались снова, даже после того, как Святой обмяк на траве. Звук был незнакомым, чужим: треск и хлюпанье посреди холодной, безмолвной, давящей тишины ночи. Кровь и мертвая магия пропитали их плащи, мешали двигаться. Но это была не ересь. Эта ночь была богослужением; удары ножа были обрядом. Когда взошло солнце, они уже избавились от холода, в то утро они поклонялись новому богу. Это будет их единственный общий бог.

Кровопролитие.

Глава двенадцатая

Год 0094, Зимний Сезон

В живых остается 1003 Святых

Со стороны могло показаться, что это из-за Кэресел Икка ни разу не купила билет на бронированный поезд до Петры. Но это было не так. Да, рассуждая логически, можно было прийти к выводу о том, что Каро, если она действительно выживет в Стране Чудес, направится в Петру, и да, Икка по-прежнему хотела, чтобы от Каро осталась только кучка пепла в сточной канаве, – но не поэтому она отказалась от путешествия в столицу. Икка была уверена в том, что от Петры с ее блеском и роскошью ее просто стошнит. Стошнит от всей этой надежности и безопасности. Икке нравилась безопасность, в этом не могло быть сомнений; ей просто не нравилась Червонная Королева. И ее Лабиринт, расположенный вдоль границ Округа Петра. И Святые, которых Хэтти создавала каждый год, а потом выпускала в темные ходы и переходы. И еще не нравилось, как после смерти матери, Белой Королевы, она превратила это жуткое место в лабораторию для изучения своих чудовищ и экспериментов над ними. По крайней мере, так утверждали слухи. Что именно для этого Хэтти Новембер Ккуль примерно раз в месяц посещала Лабиринт. Королева была единственной, кому удавалось выйти оттуда живой. Она проводила среди Святых по несколько дней, но никому не рассказывала о том, что творилось внутри.

Некоторые называли ее ученой. Некоторые – безумной ученой. Некоторые – Жрицей. Что касается Икки, ей было плевать, чем там занимается королева – играет в ученую, жрет землю или танцует голой, развлекая Святых. Ее визиты в логово монстров являлись демонстрацией силы, предназначенной для Двора. Никто из придворных не осмелился бросить ей вызов. Этот спектакль, эта фальшь приводили Икку в ярость; королева никогда не бывала в Стране Чудес.

Икка была в Петре только один раз, когда принесла свои четыре головы Святых. Собственно, она не попала в город – Червонная Королева встречала всех Бармаглотов в Церкви у Лабиринта, на единственном свободном от Святых участке, по которому проходили рельсы железной дороги, соединявшей Округ Петра со Страной Чудес.

Икка, естественно, не получала никаких известий о событиях во внешнем мире, пока жила в Стране Чудес, и поэтому была шокирована, когда в Церковь у Лабиринта вошла Хэтти Новембер Ккуль. Оказалось, что Делкорта Октобер Ккуль уже год как умерла. Икка – возможно, поддавшись тем же чарам, с помощью которых Хэтти воздействовала на своих придворных, – стояла неподвижно и во все глаза наблюдала за приближавшейся женщиной. Юная Червонная Королева обладала странной красотой. Почему странной? Потому что Икка знала, что она прекрасна, хотя ее лицо было скрыто за бордовой вуалью. Икка могла различить только выступавшие лоб, нос и губы, видела темно-каштановые волосы, спускавшиеся на узкие плечи, тонкие, изящные руки. И еще ее величество была так молода, она была всего на пару лет старше Икки, которой в то время было восемнадцать.

И полное молчание. Икка не могла четко сформулировать, в чем здесь дело, потому что она сама предпочитала помалкивать, просто… было в нем какое-то восхитительное напряжение, в этом молчании.

Но сильнее всего Икку поразило колдовство. Тяжелая голова Святого лежала в тонких руках Хэтти, гниль, которую она вытягивала из его пор в виде нитей, свивалась вокруг ее пальцев. Ее называли Червонной Королевой за цвет ее магии, тревожный кроваво-красный цвет. Магия сочилась из-под ее ногтей, из ее ноздрей, оставляла пятна на ее вуали, пока она извлекала смерть и распад из давно разложившейся головы Святого, пока она наматывала эти нити на горло Икки. Единственный раз Икка ощутила что-то, кроме равнодушия или, может быть, холодного, отстраненного интереса со стороны королевы, в тот момент, когда та начала тянуть.

Икка отключилась. Она пришла в себя на возвышении в пустой церкви; клеймо исчезло с ее затылка, аура смерти исчезла из ее вен, из ее крови. Она знала это. Она была свободна. Она лежала там долго, глядя, как лучи Света движутся по темно-серому камню. Слушая абсолютную тишину Лабиринта, окружавшего церковь. Икка не видела Лабиринта, но чувствовала его грозное присутствие. Чувствовала, как плотные тени, которые он отбрасывал, перемещались, уходили с дороги, сгущались.

Она чувствовала себя настолько…

Икка стала настолько… другой. Внешне она была почти той же девчонкой, которая впервые вошла в Страну Чудес несколько лет назад, но совершенно отличалась от еретички и приговоренной преступницы, которая недавно покинула заколдованный лес.

Это было частью их мечты – Икки, Каро и Текки. Достигнув совершеннолетия, они собирались стать такими же могущественными, какой сейчас была Икка, распластавшаяся на холодном камне. Могущество давало возможность уехать, уйти куда угодно, делать все что вздумается.

Икка помнила, что они собирались делать все это вместе.

И сейчас, когда Икка орала на Каро, лежавшую навзничь в грязи, – называла бывшую подругу воровкой, шлюхой, прислужницей богачей, продавшей душу за деньги, – она думала о том дне. О том, как она, будучи не в силах подняться с алтаря, размышляла, освободилась ли Кэресел, чувствовала ли она холод камня сквозь одежду, как сама Икка в тот день. И еще она думала: если Каро до сих пор не принесла королеве четыре головы Святых, она обязательно это сделает. И потом, в церкви, тоже будет вспоминать об Икке. Икке не нужно было гадать насчет этого. Она знала.

Она вспоминала свои тогдашние мысли: она размышляла о том, что в конце пути ее ждет Тьма и что она по-прежнему одинока.

Вспоминала, как она поднялась, вышла из церкви и вернулась в Страну Чудес.

В Лесу Икка никогда не была одинокой. Это было невозможно. Он разговаривал с ней, по-своему, без слов. Икке тоже нравилось обходиться без слов – иногда. Она откуда-то знала, что Страна Чудес наблюдает за ней так же, как она сама наблюдает за Лесом. Что она, Икка, приводила Лес в восторг, когда пользовалась своей магией; что Лесу нравилась ее боль, что в обмен на боль он давал ей силу, ясность мысли. Раньше у нее для этого были люди. Для того, чтобы видеть ее, чтобы быть увиденными ею.

Но теперь, когда у нее была Страна Чудес, зачем ей нужны были другие люди?

У Икки закончились слова. Во рту у нее пересохло, и она с раздражением поняла, что сейчас расплачется.

– Алиса, – мягко произнесла Кэресел.

Икку опалило огнем.

А потом она испытала жестокую боль. На глазах у нее выступили серебряные слезы, пока она искала Тьму в теле Каро, улавливала, придавливала ее. Каро попыталась пошевелиться, и ее лицо исказилось от боли; она заскрежетала зубами, пока участки в ее теле, лишенные света, цеплялись друг за друга, собирались в комок. Икка заметила какой-то блеск у шеи Каро; наклонившись, она сдернула плащ и увидела на вороте булавку. Булавку с головкой в виде белой розы размером не больше ногтя. Символ Белой Королевы, который ее дочь сделала своим четыре года назад, после смерти матери.

– Теперь ты принадлежишь к Двору Отбросов, ты придворная дама Червонной Королевы? – рассмеялась Икка, глядя на Каро сверху вниз, довольная тем, что ее голос был восхитительно ледяным. – Уверена, высшее общество от тебя в восторге. Такой занятный маленький хищный зверек.

– О да, – едва слышно ответила Каро – благодарение богам, мягкость исчезла бесследно. – Ты что, не слышала обо мне? Меня называют мясником Червонной Королевы. Я любимое существо онни Хэтти.

– Да, мерзкие твари действительно обращают на себя внимание окружающих.

Икка помахала перчатками и веером. Онни – почтительное обращение девушки к старшей сестре. Это было отвратительно, гадко. Неужели Каро успела позабыть о том, как они мечтали стереть род Ккулей с лица земли?

– Она тебе даже тряпки подбирает, твоя онни. Как мило.

– Да, я милая. Я не всегда выгляжу как сейчас, знаешь ли.

Взгляд черных глаз Каро скользнул по сапогам. Ее одежда была выпачкана в грязи – или в крови. При Свете трудно было сказать. Потом их взгляды снова встретились, и на губах у нее появилась кривая улыбка, от которой по телу Икки пробежал электрический ток.

– Ты никогда не видела меня в платье. Можешь меня презирать сколько угодно, но твоя одежда все равно моментально окажется на полу.

Икка закатила глаза с таким видом, как будто услышала ужасную чушь.

– А твоя одежда в это время где будет, интересно?

Каро порозовела, но говорила по-прежнему резким, враждебным тоном:

– Не нужно, Алиса, дорогая. Ты будешь моей через мгновение, если я захочу, и предоставим божествам гадать, куда, черт подери, подевалась наша взаимная ненависть.

– Никуда она не подевалась, – выплюнула Икка.

– Я знаю, – хищным голосом ответила Каро. Она больше не улыбалась. – Это-то и будет самое смешное. Ирония.

И тогда Икка увидела это. Янтарное свечение. Это отвращение тлело в душе Каро, тлело, но не угасало. И в этом тоже заключалась ирония. После всех лет, после всего, что было между ними, всей этой жути – они по-прежнему были похожи и видели друг друга насквозь. И еще смешнее было то, что они моментально это поняли.

Текка посмеялась бы сейчас.

Мысль о Текке Мур застигла Икку врасплох.

Не только о ее голосе, который иногда звенел в голове Икки, но быстро затихал, уходил, как дождевая вода, в дыру, высверленную Иккой в ее мыслях специально для него, этого голоса. Каро и Икка заставили себя забыть об этой девушке, о своем горе, чтобы выжить в Стране Чудес. Но сейчас Икке казалось, что Текка стоит прямо перед ней, между ними, она видела эти волнистые волосы, слышала ее злобный смех, ее слова, всегда полные яда. Икка сделала шаг назад, пытаясь освободиться от воспоминаний, и первой ее мыслью была мысль о боли, а вторая – о том, что ей нужна ее книга, любая книга, где их троих никогда не существовало, даже ее самой. Она представила, как читает эту книгу, глядя на страницы с огромной высоты. Она так далеко, далеко от самых худших моментов. Но все равно, дойдя до самого страшного, она наклоняется к книге… она никогда не приглядывалась к воспоминаниям о Текке, ни разу не задерживалась на мысли о ней за последние пять лет. Умершая подруга была какой-то смутной далекой фигурой, никем, ничем.

По-видимому, с Каро произошло то же самое, ведь теперь она служила королевской семье, виновной в гибели Текки, виновной в появлении Святых. Хэтти Новембер Ккуль сидела на троне, развлекалась со своими монстрами и неизвестно чем занималась в Лабиринте, поэтому народ Исанхана был одержим ею. Она превращала Святых в своих слуг, в игрушки, и это создавало у людей иллюзию безопасности. Но они не были в безопасности. Они называли кошмарное существо, сидевшее на троне, своей защитницей, Жрицей.

– Ползи обратно к своей королеве. – Икка говорила с презрением и ненавистью. Текка сейчас гордилась бы ею. – Прячься в своей Петре, подальше от опасностей.

Икка отпустила Каро, повернулась к ней спиной и ушла. Спотыкаясь, выбралась из тени около гостиницы, спотыкаясь, поднялась на свой этаж. Распахнула дверь и застыла на пороге, глядя на разгромленную комнату. Повсюду валялись черные перья и простыни, разодранные птичьими когтями; ветер, врывавшийся в открытое окно, шевелил длинные белые полосы. Кошель с монетами, спрятанный под матрасом, исчез. Итак, Каро хотела, чтобы ее увидели. Она хитростью вынудила Икку покинуть номер, чтобы птицы могли спокойно его обыскать.

Икка некоторое время сидела на полу у кровати, вертя в руках трофейные перчатки и веер, и размышляла о том, не стоит ли спалить гостиницу, и еще о Святом Дорме Узе. Каро обязательно получила бы награду после того, как настоятельница установила бы личность убитого ею чудовища. Наверное, эта идиотка просто не пожелала ждать и ушла. А может, это Икка ошиблась со Святым. Это была не такая уж дурацкая ошибка: Святые носили имена и несколько отличались друг от друга внешне, но, поскольку они были хищными животными, у них были общие привычки. Они катались по земле, передвигались на четвереньках, в качестве хобби занимались тем, что убивали целые семьи и коллекционировали скелеты жертв.

В Петре не было свободных Бармаглотов – вообще-то нигде их не было, но особенно в столице. Хэтти Новембер Ккуль унаследовала от матери ее магию ощущений, а сама владела другой, похуже, способностью сшивать плоть. Белая Королева заполняла Лабиринт монстрами, пойманными в мире, которым она правила. Хэтти же создавала новых монстров.

Кроме того, Хэтти обладала еще одной исключительной способностью, присущей только ведьмам из семьи Ккуль. Она могла избавить человека от ауры смерти. Именно из-за этой редкостной способности прощенные Бармаглоты собирались вокруг королевы даже после освобождения, когда они уже ничего не были ей должны.

Конечно, Икка понимала, что не все они были гнусными подхалимами, эти Бармаглоты, служившие при Дворе. Икка могла уважать ведьм и колдунов, которые уважали власть, – кроме Кэресел, потому что… пропади она пропадом.

«Нет, вообще-то, – решила Икка, сжимая затылок пальцами и внезапно заметив, что открыла рот, чтобы закричать, – да, пропади пропадом они все».

Они были подхалимами, они были невеждами, и поэтому они были никем.

Хэтти была жестокой и безумной, и она насмехалась над этим миром со своими экспериментами, со своим фальшивым благочестием. А Кэресел. Неужели она не видит, как все это гадко? Какая же она бесчувственная! Неужели она забыла о том, что Текка умерла из-за матери Хэтти?

А Икка – Икка тоже была бесчувственной.

Потому что ее рана зажила, время прижгло эту рану, залечило ее, превратило молодую ведьму в чудовище, и это произошло так быстро, так чертовски быстро. Только что она была влюбленной девушкой, а в следующее мгновение в ее груди осталось разбитое сердце. У нее не было даже шанса перевести дух перед тем, как ее затопила ненависть. Так всегда было между ней и Каро. Никогда чувства между ними не возникали постепенно. Никогда не было искры – только погребальный костер. От крепкого здоровья к полной немощи – Икке когда-то нравилось это моментальное превращение. Нравилось, как влечение к Кэресел Рэббит сжигает ее заживо.

И Кэресел тоже это нравилось.

Но теперь Икка ненавидела Каро настолько же сильно, насколько раньше любила. И поэтому Икке нужно, действительно нужно было ее убить.

Она смеялась над собой, оглядывая пустую комнату и разбросанные по полу перья. Да, да. Как она могла об этом забыть? Почему она повела себя как ребенок: отпрянула, попятилась, убежала?

Этого больше не будет.

Туман, застилавший зрение Икки, рассеялся, и она начала хохотать. Это был истерический смех; она корчилась на кровати, комкала рваные простыни. Воздух обжигал легкие, как холодная вода. Мысль об убийстве помогла ей прийти в себя. Разумеется, все верно. Разумеется, Кэресел должна умереть.

Она и ее королева.

Воспоминание о белой розе, приколотой к плащу Каро, подсказало Икке, что делать. Каро была предана Червонной Королеве, но эта преданность и являлась ее уязвимым местом. Да, Хэтти могла защитить себя и свою служанку от Святых.

Но она не могла защитить их от Тьмы.

Глава тринадцатая

Год 0094, Зимний Сезон

В живых остается 1003 Святых

Ограбив Иккадору, Каро села на бронированный поезд, покидавший Округ Паджиль. Облокотившись о перила пассажирского вагона, прижимаясь скованными Холодом локтями к скованной Холодом стали – Холод всегда преследовал ее, – она смотрела на солнце, выползавшее из-за деревьев Страны Чудес.

Усталость облепила ее, как вторая кожа; но нет, о нет, она не будет отдыхать, пока они не достигнут Лабиринта, сказала себе Кэресел. Ей уже случалось совершать эту ошибку; она задремала на сиденье, и разбудил ее Святой, который врезался башкой в стенку вагона, после чего поезд сошел с рельсов. Пришлось идти пешком. Каро с подбитым глазом и сломанной рукой появилась в Петре двумя днями позже назначенного времени. Она постоянно опаздывала, да, был у нее такой недостаток. Хэтти посмеялась над ней – точнее, улыбнулась слегка, что в ее случае было равносильно хохоту, – когда Каро, хромая, вошла во дворец с двумя головами на спине. Одна была добычей, которую ей пришлось долго искать в перевернутом вагоне, а вторая принадлежала Святому, который перевернул вагон, не зная, что в поезде едет Сама Кэресел Рэббит.

Шутка. Святой напал бы на поезд, даже если бы знал, что в вагоне сидит Сама Кэресел Рэббит, собственной персоной, – Каро знала, что ни один Святой не боится ее и никогда не будет бояться. Святые никого не боятся.

Кроме тех, кого создала Хэтти, конечно. Хэтти могла заставить их понервничать.

Но Каро нравилось подшучивать над ней. «Это же не Святые, дорогая королева, это марионетки». После чего Хэтти окидывала ее взглядом светло-карих глаз и тихо отвечала: «Они остаются Святыми, Кэресел. Просто я продела в них нитки».

Но Каро не думала о Хэтти в тот момент, стоя на Холоде, сунув одну руку под плащ, чтобы проверить, на месте ли мешочек с монетами. Она думала об Алисе.

Когда она увидела в церкви это отвратительное лицо, она никак не ожидала, что Икка обратится в бегство.

Каро много думала о том, как они встретятся снова, встретятся ли они когда-нибудь, – хотя и не хотела признаваться себе в этой слабости.

И вот встреча состоялась, и Каро мысленно перебирала свои фантазии, одновременно перебирая в кармане украденные – но заслуженные – монеты. Вот на Икку напал Святой, уже собрался перегрызть ей горло, но внезапно тело твари обмякает и валится на землю, и Икка видит над собой Кэресел. Иногда она, Каро, с самодовольным видом пожимает плечами, иногда убивает Икку на месте. Или, например, – если Каро была склонна мыслить более реалистично, – она стоит неподвижно, потрясенная видом бывшей подруги. Грудь тяжело вздымается после битвы с чудовищем, безумный взгляд встречается с безумным взглядом Икки. Они снова вместе, два жутко напуганных и, безусловно, реальных существа.

Но это произошло в какой-то убогой провинциальной церкви. Каро не успела почувствовать ничего, кроме изумления, от которого она временно перестала соображать. А Икка сбежала.

И Каро последовала за ней.

О нет, у нее вообще-то не было необходимости грабить Икку. Ей просто так захотелось. Однако, дорогой читатель, не думай, что это был только предлог, что она мечтала увидеть Икку снова. Каро нужны были деньги. И еще ей нужно было, чтобы Икка вспоминала о ней чаще. Ограбление помогло ей достичь этой цели.

Инстинкт говорил Каро, что они все время думают друг о друге. Но в течение последних четырех лет она не была в этом на сто процентов уверена – хотя, надо сказать, Каро стала очень уверенной в себе, разгуливая по Петре и держась как надменная сучка. Однако, повторим, в случае с темной ведьмой все было не так однозначно. Каро понимала, что Икка размышляет о ней не слишком часто; однако сегодня она обнаружила, что с момента их расставания подруга всегда была в ее мыслях. И поэтому ей захотелось, чтобы Иккадора думала о ней, пусть только для того, чтобы возненавидеть. Особенно для того, чтобы возненавидеть. Потому что сама Каро ненавидела Икку, так что это было бы вполне справедливо.

И если бы Икка каким-то образом выдала свою привязанность в церкви или в переулке, это вызвало бы у Каро только отвращение. Каро, возможно, прикончила бы ее вместо того, чтобы послать Птиц за деньгами. Возможно, она просто рассмеялась бы, валяясь на земле, и смеялась бы до тех пор, пока у нее не треснули бы ребра.