Без ума от леди

– Например, меня никогда не тошнит.

– Не сомневаюсь. – Впереди блеснул покрывавший мостовую ледок, и Генриетта крепче прижала к себе ребенка.

– Такое случилось всего один раз – в прошлую Пасху. Няня Пивз сказала, что я съела слишком много засахаренных слив на ужин. Все это, конечно, совершенная неправда, так как слив было всего семь. Вы же не думаете, что это слишком много, верно?

– Совершенно верно.

– А вот Аннабель…

Однако уже в следующую секунду Аннабель решила подтвердить слова сестры о пагубной склонности срыгивать. Генриетта как раз сумела обойти глубокую выбоину в тротуаре и остановилась, пропуская запряженный четверкой коней экипаж, чтобы перейти на другую сторону улицы, когда Аннабель издала странный звук, напоминающий сухой кашель.

– Берегитесь, – крикнула Джози, хватая Генриетту за подол.

Генриетта озадаченно посмотрела на девочку.

– Все в полном поряд… – начала она.

Однако в этот самый момент Аннабель вырвало, и по спине Генриетты заструилась горячая жидкость, моментально впитавшаяся в ткань платья, которая уже в следующую секунду стала отвратительно липкой и холодной.

Девушка машинально отстранила от себя Аннабель и тем самым совершила фатальную ошибку: как выяснилось чуть позже, желудок ребенка опорожнился не до конца. Струя частично свернувшегося молока ударила Генриетту в грудь и стремительно потекла вниз. Девушка вздрогнула от отвращения, но все же сумела удержать малышку.

До нее словно сквозь туман доносились крики Джози, в то время как Аннабель сморщилась и пронзительно взвыла.

– О, солнышко. – Генриетта инстинктивно прижала малышку к своему мокрому платью и принялась ее баюкать. – Все хорошо. Не плачь. У тебя болит животик? Ну не плачь, пожалуйста.

Она продолжала поглаживать девочку по спинке, и та вскоре затихла и положила голову ей на плечо.

Сердце Генриетты сжалось от тоски и нежности при виде маленькой лысой головки и крошечного розового ушка. «Я просто обязана что-то сделать, – подумала она. – Раз меня настолько опьянило желание иметь ребенка, что я готова восхищаться существом, только что срыгнувшим свой завтрак на мой лучший наряд, значит, я постепенно схожу с ума».

Джози принялась нетерпеливо приплясывать.

– Ей жаль! – кричала она, и ее голос едва не сорвался на визг. – Ей очень, очень жаль!

– Мне тоже, – с улыбкой ответила Генриетта. – Хорошо, что я сделана не из сахара и потому не растаю.

Отражавшаяся на маленьком личике Джози тревога отчасти рассеялась.

– Она испортила ваше красивое платье, – сказала девочка, подойдя ближе и легонько коснувшись пальцами прогулочного наряда Генриетты бледно-янтарного оттенка. – Няня говорит, что Аннабель должна уже прекратить так делать. В конце концов, ей почти год, и она научилась пить из чашки. Но у нее никак не получается остановиться. Наверное, она просто не знает как.

– Полагаю, ты права, – кивнула Генриетта, прижимая к плечу маленький сырой комочек. – Думаю, нам нужно поскорее отыскать вашу няню, поскольку Аннабель необходимо переодеть.

Однако Джози покачала головой.

– Нет, нет. Она не станет ее переодевать. Няня Пивз говорит, что нужно носить мокрое платье до тех пор, пока оно не высохнет. Иначе Аннабель никогда не поймет, что нужно перестать срыгивать.

Генриетта прищурилась.

– Что?

Джози повторила все вышесказанное, а потом добавила:

– Не могли бы мы просто присесть и подождать, пока платье высохнет? Тогда няня не узнает, что Аннабель снова вырвало, и не станет ее шлепать. Ведь Аннабель очень не любит, когда ее шлепают.

– Значит, я не ослышалась, – произнесла Генриетта. – Я не позволю вашей няне бить Аннабель, и я намерена немедленно сменить малышке одежду. А еще я собираюсь поговорить с вашей няней. И отцом. – Генриетта протянула девочке свободную руку, и та, без колебаний ухватившись за нее, посеменила рядом с Генриеттой к гостинице.

Они принялись осторожно подниматься по ступеням, когда на пороге возник дородный мужчина.

– Леди Генриетта! Какое удовольствие видеть вас снова!

– Добрый день, сэр. Как поживаете вы и миссис Гиффорд?

– Спасибо, хорошо, леди Генриетта. Я передам жене, что вы о ней справлялись. Но что это за?.. – Он кивком указал на ребенка. – Ребенок явно слишком тяжел для вас. Чей он?

– Мне ничуть не тяжело, мистер Гиффорд, – солгала Генриетта, хотя нога почти перестала ее слушаться. И если она не поставит Аннабель на землю в ближайшее время, то начнет заваливаться на один бок, как корабль во время шторма. Она крепче прижала девочку к себе.

– Я надеялась, что вы расскажете мне, чьи это дети. Я нашла их, когда они бродили по улице. Джози, ты…

В этот момент Гиффорд бросил взгляд на девочку, и его лицо просветлело.

– Это же одна из малышек мистера Дарби. Он снимает здесь номер с отдельной гостиной. Как вам удалось выбраться из гостиницы, юная леди?

– Мне бы хотелось поговорить с мистером Дарби, – решительно произнесла Генриетта. – Я так понимаю, он в номере с голубой гостиной, мистер Гиффорд? Я также намерена побеседовать с няней девочек.

Хозяин гостиницы поспешил пройти вперед через резную арку, ведущую вглубь помещения.

– Видите ли, миледи, их няня уехала.

– Уехала? – Генриетта остановилась посреди узкого коридора. – Полагаю, это объясняет, почему девочки бродили по Хай-стрит без сопровождения.

Закивав, мистер Гиффорд распахнул дверь голубой гостиной.

– Уехала совсем недавно, никого не предупредив и прихватив с собой все свои пожитки. Заявила, будто не соглашалась на отъезд из Лондона и вообще не любит путешествовать. Прямо-таки разрыдалась. Мол, дети просто невыносимы, сводили ее с ума и всякое такое.

По мнению Генриетты, няня сама являлась настоящим воплощением зла, судя по бесхитростному рассказу Джози о склонности сестры к срыгиваниям и о мокрых платьях. Малышка же весьма некстати задремала у нее на плече, совершенно не обращая внимания на насквозь промокшее платьице. Девочка могла подхватить воспаление легких. Более того, каждому, кто хоть раз прочитал «Правила и наставления по надлежащему воспитанию детей» Бартоломью Батта, подчеркивающего, что няня может оказать существенное влияние на всю дальнейшую жизнь воспитанника, стало бы ясно, что отец Аннабель проявил возмутительное легкомыслие, наняв для присмотра за детьми столь злобную и безответственную особу.

– Проходите, леди Генриетта, а я пока принесу вам горячего чаю. Наверное, нелегко было нести этого ребенка через всю улицу.

– Большое спасибо, мистер Гиффорд, – ответила Генриетта, входя в комнату. – Мне вполне достаточно и стакана воды.

Пол пустой гостиной устилал голубой ковер, простиравшийся до самых окон, выходивших на центральную площадь деревушки Лимпли-Стоук. Генриетта обернулась, чтобы осведомиться о местонахождении отца девочек, но мистер Гиффорд уже раскланивался перед переступившим порог гостиной джентльменом.

Глава 3

Муки скорби

Первой мыслью Генриетты было то, что ей явился сам греческий бог. Но не напыщенный и распутный, какими их принято считать, а исполненный благородства, с лучащимися умом глазами. Но раз уж этот незнакомец и был богом, то наверняка покровителем портных, ведь еще ни разу в жизни Генриетта не встречала более элегантного джентльмена. Вместо темно-коричневого костюма, какие большинство мужчин предпочитали надевать в дорогу, он облачился в двубортный сюртук с бежевыми лацканами и бледно-желтые панталоны. А резные голенища начищенных до блеска сапог поражали воображение. Картину довершал отороченный кружевом шарф, завязанный замысловатым узлом.

Мужчина окинул взглядом измятое платье Генриетты, и ей показалось, что его нос непроизвольно дернулся. Это было бы совсем неудивительно, ведь от платья исходил тошнотворный запах кислого молока и рвоты. От этого запаха собственный живот Генриетты скрутило судорогой.

Однако мужчина ничего не сказал и переключил внимание на Джози, хмурое личико которой имело поразительное сходство с отцовским – те же золотисто-каштановые локоны и изогнутые брови. Он не выказал ни малейшего беспокойства по поводу того, что девочка, очевидно, не раз упала в грязь.

Вместо этого он все же решил поинтересоваться:

– Ты так перепачкалась, играя во дворе, Джози?

Тлеющее в душе Генриетты негодование вырвалось наружу.

– Трудно поверить, сэр, что вы с завидной регулярностью проявляете к детям равнодушие, свидетелем которого я стала сегодня. Эти девочки не играли во дворе. Они ушли довольно далеко от гостиницы, преодолев два оживленных перекрестка. Следует также учесть, что сегодня в Лимпли-Стоук базарный день, и бывают моменты, когда я сама боюсь переходить Хай-стрит из опасения за собственную жизнь!

На лице мистера Дарби отразилось некоторое беспокойство.

– В таком случае я перед вами в долгу, – с поклоном произнес он. Однако следующий вопрос сделал его в глазах Генриетты похожим на дьявола. – Я полагаю, вы держите на руках Аннабель?

Генриетта презрительно вскинула брови.

– Вы в состоянии узнать собственного ребенка? Или я требую от вас слишком многого?

– Для этого не требуется особых усилий, – заметил мужчина. – Исходящий от нее тошнотворный запах указывает на то, что это действительно Аннабель. Гиффорд, я не смел и надеяться, что вы так быстро отыщите подходящую няню, хотя она и кажется мне… – он одарил Генриетту ленивой улыбкой, – несколько возбужденной. Уверен, вам удастся держать эти создания в должной строгости, мисс. А теперь могу я осведомиться о вашем прежнем месте работы?

Гиффорд и Генриетта заговорили одновременно.

– Я не…

– Она не няня, – в ужасе воскликнул хозяин гостиницы. – Позвольте представить вам леди Генриетту Маклеллан, мистер Дарби. Она дочь графа Холкэма.

Генриетта прищурилась, когда мистер Дарби с изысканной непринужденностью отвесил поклон. Ее совершенно не интересовала дальнейшая беседа с этим разодетым щеголем, не узнающим собственных детей. Этот утонченный образчик мужского самолюбования оказался таким же никчемным, как и остальные представители его пола.

Однако сам он, похоже, и не подозревал, что совершил что-то непростительное.

– Я так полагаю, Аннабель вновь исторгла свой завтрак с присущей ей грацией, – произнес он, и его красиво очерченный нос дрогнул от отвращения. – Приношу вам свои искренние извинения, леди Генриетта, и… – его голос прозвучал почти искренне, когда он добавил: – Я очень благодарен вам за спасение этих двух маленьких странниц. Сегодня утром их няня была явно не в себе, и, полагаю, им удалось сбежать, пока она билась в истерике. – Он с очаровательной улыбкой повернулся к Гиффорду и отвесил поклон: – Не могли бы вы попросить свою служанку сопроводить нас до дома моей тетушки?

Гиффорд позабыл прикрыть за собой дверь, торопясь выполнить просьбу, поэтому мистер Дарби сделал это сам. Он двигался с какой-то сдержанной грацией, напоминая при этом большого кота, какого Генриетте однажды посчастливилось увидеть в передвижном цирке. По спине Генриетты пробежал холодок раздражения. Должно быть, легко жить с таким идеальным телом, длинными стройными ногами и пушистыми ресницами.

Внезапно Генриетта устыдилась своих свисавших неряшливыми прядями волос и заляпанного пятнами платья. Еще никогда в жизни она не выглядела хуже. Однако ребенок на руках напомнил ей об одной исключительно важной вещи. Перед ней стоял совершенно черствый и бессердечный отец, и она была просто обязана указать ему на ошибки в его поведении. К счастью, с того самого момента, как она открыла в деревне школу, Генриетта старалась выписывать из Лондона все книги по воспитанию детей, какие только могла отыскать.

– Служанка совершенно для этого не подходит, – заявила Генриетта. – Вам стоит подыскать женщину, специально обученную заниматься воспитанием детей.

Дарби повернулся к девушке:

– Прошу прощения. Вы что-то сказали?

– Очевидно, вы готовы отдать собственных детей первой попавшейся женщине. Может статься, местная служанка окажется такой же ненадежной и беспечной, как и ваша предыдущая няня. Вы знали, что она заставляла бедняжку Аннабель носить мокрое платье, руководствуясь в высшей степени ошибочным убеждением, что это излечит ее склонность к срыгиванию? Вы об этом знали, сэр?

Мистер Дарби смотрел на Генриетту с таким ошеломленным видом, словно растущее под окном дерево вдруг разразилось соловьиной трелью.

– Нет, я об этом не знал. И я согласен с вами, что этот метод вряд ли решит проблему.

– К детям всегда нужно относиться по-доброму, – произнесла Генриетта, повторив свою любимую цитату из книги «Правила и наставления по надлежащему воспитанию детей». – Даже сам эксперт по воспитанию детей мистер Батт говорит, что…

Но мистер Дарби оставил ее слова без внимания.

– Джози, прошу, не прислоняйся к моей ноге. Я очень расстроюсь, если грязь с твоего платья останется на моих панталонах.

Если Генриетту не подводило зрение, на лице Джози застыло дьявольски озорное выражение. И словно бы в подтверждение своих намерений девочка принялась демонстративно тереться щекой о бледно-желтые панталоны отца.

Его реакция не заставила себя ждать.

– Джозефина Дарби, – резко произнес он, – прекрати немедленно!

Генриетта мысленно покачала головой. Мистер Батт рекомендовал обходиться с детьми уважительно, так как любая грубость лишь побуждает их к еще большему неповиновению.

Джози являла собой яркий пример, подтверждающий теорию Батта. Очевидно, ее не раз строго отчитывали в прошлом, что в результате превратило ее в настоящую маленькую мегеру. Она отошла от отца и подбоченилась, гневно сверкая глазами, точно генерал на параде.

– Ты повысил на меня голос!

– И сделаю это снова, если будешь вести себя дурно.

– Ты не должен на меня кричать. Потому что я несчастная маленькая сиротка!

– О, ради бога, только не начинай свою песню заново, – бессердечно бросил мужчина. – Все не раз слышали эту печальную историю. И если ты сейчас же не угомонишься, я отдам тебя официантке.

Бессердечный! Совершенно бессердечный тип! Джози, очевидно, полностью поддерживала мнение Генриетты, поскольку вдруг упала на пол и принялась яростно сучить ногами, вопя при этом все громче и громче.

Мистер Дарби выглядел расстроенным, но никак не удивленным. К тому же он не выказал ни малейшего желания каким-то образом прекратить это безобразие.

– Сделайте что-нибудь! – прошипела Генриетта.

Он вскинул бровь.

– Можете посоветовать что-то конкретное? – произнес он достаточно громко, чтобы перекричать Джози.

– Поднимите ее с пола!

– Разве это что-то изменит? У нее истерика. Вы не задавались вопросом, почему сбежала ее няня? Кажется, она проделывает подобное вот уже в четырнадцатый раз с того момента, как мы покинули Лондон три дня назад.

Генриетта ощутила резкую боль в правой ноге. Вес Аннабель заставлял ее покачиваться из стороны в сторону, и ее бедру было попросту не под силу выдержать такое физическое напряжение.

– Вот! – она всучила ребенка отцу, на лице которого тотчас же отразилось почти комичное выражение крайнего удивления. Генриетте на мгновение показалось, что собственный ребенок впервые оказался у него на руках.

– Итак, – произнесла Генриетта, все больше раздражаясь из-за пронзительных воплей Джози, проникающих в самую душу. – Что вы обычно делаете в подобной ситуации?

– Жду, пока она успокоится, – вежливо ответил Дарби. – Поскольку это моя первая – и последняя – поездка с детьми, мой опыт ограничивается тремя днями.

Генриетта повысила голос.

– То есть вы хотите сказать, что Джози начала вести себя подобным образом во время поездки из Лондона?

– Вообще-то, насколько я понял из рассказов ее няни, подобное происходит с завидной регулярностью. Слабый желудок Аннабель тоже доставлял хлопот. Так что няня сочла невозможным продолжать выполнение своих обязанностей. И я не могу ее за это осуждать.

– Девочка, судя по всему, испытывает невыносимые муки скорби, – произнесла Генриетта, наблюдая, как бьется на полу Джози. В душе девушки поднялась волна сочувствия, хотя крики ребенка ужасно действовали на нервы и лишали присутствия духа.

Очевидно, подобное поведение явилось ответом на полное безразличие со стороны отца.

– Может, вам следует больше ценить дочь, а не собственную одежду, – произнесла Генриетта, искоса взглянув на бархатные лацканы сюртука мистера Дарби.

Тот презрительно прищурился.

– Пожалуй, я согласился бы с вами, если бы покупал одежду в Лимпли-Стоук.

– Аннабель жует ваш шарф, – с некоторым удовлетворением заметила Генриетта.

Лицо мистера Дарби исказил неподдельный ужас. Очевидно, он не заметил, как малышка проснулась и принялась с наслаждением вытирать свое чумазое личико его накрахмаленным кружевным шарфом. Мистер Дарби вырвал его из ручонок малышки, но было поздно – украшенная грязными разводами тонкая ткань безвольно повисла у него на шее.

– Какая жалость, – сладко протянула Генриетта.

– Я уже фактически распрощался со своим костюмом, – произнес мистер Дарби, окидывая взглядом фигуру Генриетты, – и могу лишь посоветовать вам поступить так же с вашим платьем, потому что, по всей видимости, его уже не спасти.

Девушка уже открыла рот, чтобы дать отпор этому высокомерному лондонскому щеголю, дерзнувшему высмеять ее наряд, но вопли Джози окончательно переполнили чашу ее терпения.

Не обращая внимания на острую боль, пронзившую бедро, она наклонилась, схватила девочку за запястье и рывком поставила ее на ноги. В ответ на это Джози завизжала точно резаная. Генриетта некоторое время выжидала, но девочка и не думала успокаиваться.

– Джози, – приказала она, – немедленно прекрати кричать!

– Не прекращу! – взвыла Джози. – Не вернусь в детскую! Не стану сидеть на хлебе и воде! Не пойду никуда со служанкой! Я несчастная маленькая сиротка! – Этот без запинок произнесенный заунывный речитатив свидетельствовал об усердной практике. Девочка вывернулась из рук Генриетты и попыталась лягнуть отца по ноге. Наверное, ей удалось причинить ему боль, однако его гримаса свидетельствовала о том, что он скорее досадует по поводу оставшейся на голенище сапога царапины.

– Ну все, с меня хватит, – решительно заявила Генриетта, повысив голос.

Однако Джози завопила еще громче, и Генриетта почувствовала, что ее раздражение достигло своего пика.

Она наклонилась и заглянула девочке в глаза:

– Если ты сейчас же не замолчишь, тебя ждет нечто в высшей степени неприятное.

– Вы не посмеете! – что есть мочи завизжала Джози. – Я не…

– Замолчи, – приказала Генриетта самым устрашающим тоном, на какой только была способна.

Джози попыталась вырваться и едва не вывихнула Генриетте запястье. Это стало последней каплей. Не выпуская Джози из рук, Генриетта схватила стакан с водой, принесенный ей Гиффордом, и вылила его содержимое на голову девочки.

На мгновение возникла почти комичная немая сцена. Повисшую в помещении тишину прерывало лишь тихое похрапывание Аннабель, уютно устроившейся на руках у отца.

Открыв рот, Джозефина ошеломленно смотрела на свою обидчицу. Вода капала с ее волос на платье.

Дарби расхохотался.

– Ловко! Аплодирую вам, леди Генриетта. Признаться, я недооценил ваши решимость и твердость характера, списал вас со счетов как человека излишне сдержанного и сентиментального.

У Генриетты внутри все оборвалось.

– Мистер Дарби, вы должны меня простить. Не представляю, что на меня нашло. Я просто в ужасе от самой себя, – выдохнула она. – Мой поступок противоречит всем принципам воспитания, которыми я так дорожу! – Она выпустила руку Джози, и та попятилась к отцу, не сводя ошеломленного взгляда с Генриетты.

Дарби предусмотрительно выставил вперед руку.

– Джози, если ты намочишь мне одежду, тебе придется страдать не только от потока воды. А теперь тебе стоит принести свои извинения леди Генриетте.

Вода капала с перепачканного розового платья, всклокоченные волосы торчали во все стороны – типичный образец несчастной маленькой сиротки. Сердце Генриетты сжалось от стыда. И как это ее угораздило так выйти из себя?

– Эта леди окатила меня водой, – заметила Джози, голос которой звучал скорее удивленно, нежели сердито.

– Ты это заслужила, – равнодушно произнес Дарби. – Жаль, я сам до этого не додумался.

– Мистер Дарби, я просто не могу найти слов, чтобы извиниться за свое поведение, – прервала его Генриетта, голос которой заметно дрожал от снедающего ее чувства вины. – Дело в том… – она судорожно втянула носом воздух, собираясь с духом, – что я довольно вспыльчива. И вы должны позволить мне возместить ущерб.

Мужчина удивленно вскинул бровь.

– Возместить ущерб? – переспросил он. В его хриплом баритоне послышались веселые нотки.

– Я найду вам хорошую няню. Это самое малое, что я могу для вас сделать. Если вы останетесь в гостинице еще на день или два, я свяжусь с агентством по подбору персонала в Бате, и вам незамедлительно предоставят подходящих кандидаток. Уверяю вас, что, несмотря на ужасное поведение, я действительно умею подбирать нянь. Учительница, нанятая мною для работы в местной школе, зарекомендовала себя наилучшим образом.

Джози потянула Дарби за панталоны так, словно это была веревка церковного колокола, и громко потребовала:

– Мне нужно на горшок.

Однако мистер Дарби оставил требование девочки без внимания. Он по-прежнему не сводил взгляда с Генриетты, словно ее слова о возмещении ущерба натолкнули его на какую-то идею. Судя по его ухмылке, довольно забавную.

– Леди Генриетта, могу я признаться, сколь приятным сюрпризом оказалось для меня знакомство с вами?

– Мне нужно на горшок, – громко повторила Джози. – Или случится непоправимое.

К счастью, в этот самый момент в комнату вошел мистер Гиффорд, которого немало удивила промокшая насквозь Джози и еще больше – мистер Дарби, держащий на руках Аннабель.

– Я привел с кухни Бесси, – объявил он. – Она – старшая из шестерых детей и умеет ухаживать за малышами.

Спустя мгновение Гиффорд и Бесси увели детей. До слуха Генриетты еще некоторое время доносился из коридора голос Джози, вещавшей о том, что она, несчастная маленькая сиротка, промокла до нитки из-за…

Генриетта вздрогнула. Она всегда была довольно вспыльчивой, но никогда в жизни не вымещала свое раздражение на детях. Конечно, ей нечасто приходилось проводить время в их обществе, несмотря на то что она почти наизусть знала книги Бартоломью Батта.

Так что, возможно, оно и к лучшему, что она не могла иметь собственных детей.

Глава 4

Горькая правда всегда неприятна

Закрыв дверь за Джози и Аннабель, Дарби наконец-то вздохнул с облегчением. С момента отъезда из Лондона его жизнь превратилась в ад. Джози была вынуждена ехать в экипаже вместе с ним, и Дарби никак не мог ей в этом отказать. Поскольку Аннабель постоянно тошнило, стоявшая в детском экипаже вонь была поистине невыносимой. Общество сестры не слишком радовало Дарби. А если точнее – не радовало вовсе. Ведь она беспрестанно ныла или того хуже – растягивалась на полу экипажа и принималась завывать.

Леди Генриетта по-прежнему выглядела расстроенной и явно испытывала чувство вины, самодовольно отметил про себя Дарби. Увидев ее на пороге гостиной с Аннабель на руках, он испытал смутную тревогу, так как присутствие столь красивой няни в доме не сулило ничего хорошего. Однако уже в следующее мгновение прогнал эту мысль прочь. Несмотря на красоту, она была совершенно лишена грации и явно не осознавала собственной привлекательности. Да к тому же выглядела настоящей мегерой. Такую не украсило бы даже самое прекрасное платье. Неудивительно, что она до сих пор не замужем.

– Прошу, примите мои извинения от имени Джози, – произнес Дарби. – Обе девочки вели себя непростительно грубо.

«Мегера» прикусила губу. Необыкновенно мягкую и розовую для такой злобной особы.

– Боюсь, ее дурное поведение является следствием вашего равнодушия, – без обиняков заявила Генриетта. – Дети, растущие в любви и заботе, неизменно милы и послушны. – Ей не было нужды добавлять, что Джози никак не подходила под это описание.

Дарби никогда не принимал участия в обсуждении методов воспитания детей и не испытывал ни малейшего желания касаться этой темы сейчас.

Однако слова Генриетты его все же задели, поэтому он счел нужным пояснить:

– Ваше умозаключение не имеет ко мне никакого отношения, поскольку Джози почти меня не знает. Я непременно найму няню, способную должным образом заботиться о детях. Хотя мне заранее жаль бедняжку.

– Ни одна няня не сможет заменить родителей, – твердо произнесла Генриетта.

«Очевидно, злобность объясняется недостатком роста», – подумал Дарби. Однако грудь у этой злюки, спасшей детей, поистине роскошная. Промокшая насквозь ткань плотно облегала тело, являя взору окружающих соблазнительные округлости. Любая другая женщина гордо выставляла бы свои достоинства напоказ либо старательно пыталась их скрыть. Но леди Генриетта словно не замечала, насколько она привлекательна.