Не стой на Пороге

Слишком поздно она поняла, что смех тут не при чем.

Аллергия.

Как? На что? Почему?

Попытавшись вскочить, Таня не удержалась на ногах. От слабости коленки подогнулись и уронили ее обратно.

Голова кружилась, но уже не от счастья. Кислорода не хватало. Язык и горло быстро раздувались, перекрывая путь к кислороду.

Адски чесалась кожа. Таня хотела царапать ее, содрать, срезать лезвием, лишь бы избавиться от зуда.

Задыхаясь, она пыталась попросить о помощи, но раздувшиеся язык и губы отказывались повиноваться. Лицо раздулось так сильно, что ощущалось как лишнее тело. Как маска из мокрой глины, залепившей рот и ноздри.

Гаснущим сознанием она видела искаженное ужасом лицо Михаила. Он, спотыкаясь и дрожа медленно отступал от нее. Из пакета, стоявшего за его спиной, предательски изобличая выглядывала бутылка, с крупной надписью «MARTINI».

Спирт!

Вытянув к нему руку, Таня попыталась еще раз попросить вызвать скорую, но с губ раздался только сиплый хрип. Перед глазами у нее сначала все расплылось, а потом потемнело.

Михаил.

Первая осознанная мысль Михаила после знакомства с Таней была:

«Бред. Аллергия на спирт? Что еще эти бабы придумают? Может боится, что развезет и выставит себя дурой? Хм, возможно».

Он поморщился. Его раздражали подобные высокоморальные Святые Девы. Вторая была недоумением с ноткой разочарования:

«Разве нельзя быть честной в своих желаниях и сигналах? Ты пришла в бар разве не для того, чтобы выпить и снять мужика? Обоим будет приятнее, если скажешь прямо и сразу. Без этих бредовых экивоков».

Но он готов был дать Тане шанс на исправление. Точеная фигурка, шелковый водопад волос и бойкий язычок, который, кажется, мог поддержать любую тему. Такой шикарной женщине можно простить многое. Правда, к прикосновениям строгая такая. Зажатая, осторожная. Дергается, как нервный зайчик и тут же виновато улыбаясь, поддается, но Михаил чувствовал, как она нервничает, замирая в его руках. Борется с собой. Явно не привыкла к такой близости.

Все произошло слишком быстро. Она раскраснелась и заливисто смеялась над его шуткой. Свет уличного фонаря за ее спиной казался нимбом. Он золотил ее кожу и кудри. Михаилу начало казаться, что Таня – сияющий ангел, посланный на Землю. Но, вдруг, она закашлялась, как будто подавилась чем-то и начала чесаться. Остервенело, царапая кожу до крови на лице и руках. Ломая ногти, пыталась чесаться через джинсы.

Михаил подскочил, судорожно пытаясь понять, что произошло и что делать. Прямо на глазах ее открытые части тела покрывались противными красными точками и опухали. Выпучив глаза и что-то прохрипев она протянула в его сторону руку, указывая на что-то. Михаил проследил за ее взглядом.

Она смотрела на мартини. Алкоголь! Аллергия? А он и не верил. Михаил оторопел. «Неужели так серьезно? Градус ведь небольшой. Еще и разбавлено».

– Я… Я не хотел. Прости!

Михаил успел подхватить на руки Таню в последний момент до падения, когда она потеряла сознание и положил на скамейку.

Достав телефон, собрался позвонить в скорую, но тут заметил, что Таня не дышит. Грудная клетка не двигалась ни на миллиметр. В надежде поднес палец к ее носу – ничего. Попытался найти пульс – он не прощупывался.

«Нет-нет-нет, как же так?! Она мертва?!»

Быстро собрав все вещи, на которых могли бы остаться его отпечатки и рукавом протерев лавочку, Михаил сбежал.

Все выходные он ждал, что за ним придут и арестуют, как только найдут тело. А его найдут. Все же смотровая площадка – популярное место туристов и романтически настроенных местных.

Михаил сходил с ума думая, что кто-то мог увидеть их вместе там и сообщить. Праздно гуляющие, ставшие свидетелями, бармен или записи на дорожных камерах?

Но было тихо.

Постепенно Михаил расслабился, думая о том, что даже если его найдут, то что ему могли бы вменить в вину? Неосторожное обращение с мартини, повлекшее смерть человека? Будут ли вообще разбираться, когда ее найду, на что именно у нее аллергия? Может, пчела ужалила. И умерла вместе с Таней. При чем тут он? Да, он ушел. Но он скажет, что когда уходил – она была жива.

Найдя себе оправдание перед Законом, Михаил ненадолго даже повеселел. Но когда утих страх, его поглотило чувство вины.

Он знал, что виновен.

Михаил старался не думать о Тане. Забыть тот вечер. Но память настойчиво воскрешала ту ночь в его сознании.

Ночью, стоило закрыть глаза он слышал ее хриплое дыхание, перед глазами прокручивались последние секунды жизни Тани.

Но было одно отличие. Теперь Таня указывала не на мартини. На него.

Понедельник – день тяжелый, даже в обычной ситуации. Михаилу всю ночь снились кошмары, поэтому невыспавшийся, он задремал на работе.

Ему снова приснилась Таня. Она покачивалась на каждом вдохе и выдохе. Михаил видел, как ей сложно совершать даже это простое. Естественное для всех живых действие. Хрипя и задыхаясь, Таня подняла руку и указала на него.

Михаил впервые услышал во сне ее голос.

– Твоя вина!

– П-прости! – Михаил, запнувшись, отступил на шаг.

А потом еще на шаг и еще. Но палец Тани неумолимо, обвиняюще продолжал указывать на него. Покачнувшись, он вспомнил, что там, куда он отступал, был обрыв. Но было поздно пытаться удержаться. Земля, словно змея выскользнула из-под его ног, и он воплем он рухнул вниз.

Остановил падение и крик удар, заставивший его проснуться.

Во сне Михаил опрокинулся вместе со стулом назад и теперь лежал на спине, задрав ноги и хватая воздух пересохшими губами.

– Ты чего? – напарник подскочил, помогая Михаилу подняться, – Как ты?

– Кошмар приснился, —потирая ушибленный затылок, Михаил поставил стул на место, – Спасибо, Паш. Выходные не задались, сил никаких нет.

– Аа, ну, подремли еще чуток, пока инцидентов не особо много, можешь поспать. Разбужу, в случае чего. – пожав плечами Павел вернулся на рабочее место.

– Спасиб, Паш, ты настоящий друг, но – нет, пожалуй. А то ночью не усну и завтра снова приду вялый как жухлый огурец.

Работая, Михаил все чаще стал замечать, как посторонний звук просачивается, усиливается и окружает его, куда бы он не шел.

Сиплое, с присвистом дыхание воспаленного горла.

– Паш, ты простыл? – с небольшой надеждой спросил напарника Михаил.

Павел, сняв одно ухо недоуменно поинтересовался:

– Нет, почему ты так решил?

– Да, вроде какой-то странный звук слышу. Как хриплое дыхание при простуде. Думал ты.

На минуту Павел перестал стучать по клавишам клавиатуры и сняв второй наушник, прислушался.

– Ничего не слышу. Может кулер твоего компа шалит? Пора бы почистить?

– Хм… Ну, ладно.

Михаил сосредоточенно продолжил работу. Сквозь клацанье клавиш, гудение процессора и гул кулеров, он все отчетливее слышал хрипы и сиплое дыхание. Словно кто-то подходил к нему все ближе и ближе. Но кроме него и Павла в кабинете никого не было.

Нервно оглянувшись, Михаил вставил в уши наушники и попытался снова сосредоточиться на работе. Но ощущение, что сзади стоит кто-то и сверлит спину полным ненависти взглядом, только усилилось.

Тревога нарастала. Михаилу начало казаться, что не слышать хрипы страшнее, чем слышать. Словно так он по звуку может определять расстояние и месторасположение источника. Без него он не узнает, когда это прижмется к нему вплотную.

Как в старом анекдоте про паука. Страшнее не увидеть паука, а моргнув, потерять его из виду. Возможно, в этот момент он у тебя на спине.

Напряжение нарастало, на лбу выступил пот, а мышцы спины сводило судорогой.

– Это твоя вина! – крик прорвался сквозь шумоподавление наушников и резанул по нервам.

Теперь Михаил был уверен. Это точно был Танин голос. Сорвав с головы наушники, Михаил огляделся и прислушался.

Никого. Ничего. Снова тишина. Павел будто бы ничего не слышал. Сидит рядом и продолжает работать.

Он успокоился. Выдохнул. И вернулся к работе думая, что у него на почве стресса совсем чердак потек. Судорога отпустила тело, но ядовитой змеей вцепилась в веко. Правый глаз задергался в каком-то своем ритме. Быстро набулькав несколько капель настойки пиона из аптечки себе прямо в рот не разбавляя, шумно выдохнул. Несколько минут закрыв глаза. Успокоительное подействовало быстро.

Тяжело ступая и постоянно оглядываясь, Михаил вернулся на рабочее место.

Он слышал хрипы, чувствовал холодное дыхание на своей шее. Но оглядываясь, никого не видел.

«Я… Сошел ли я с ума? Или это привидение? Хахх! С мотором*. Поэтому такой громкий звук при полете».

Едва рабочий день закончился, Михаил поспешил домой. Весь день стараясь не подавать виду, что с ним что-то не так, он вымотался так сильно, что буквально рухнул в кровать и заснул, как только пришел.

Всю ночь ему снова снилась Таня. Она кричала, обвиняла его, преследовала. Михаил проснулся весь в поту, дыша, словно загнанная лошадь.

Сполз с кровати и поплелся в душ, чувствуя себя измученным и почти разбитым.

Еле волоча ноги, он направился к шкафу с лекарствами. Когда он тянулся за настойкой пиона, рука наткнулась, скользнув, по пыльному боку бутылки «Уссурийского Бальзама».

Накапав себе двадцать капель пиона, Михаил подумал, что в прошлый раз ему этого хватило ненадолго. И решил добавить двадцать капель валерьянки, а потом столько же пустырника. Получившийся коктейль помог.

Весь день Михаил чувствовал себя уравновешенным и спокойным, как камень. Ни хрипов, ни странных галлюцинаций. Но стоило вернуться и оказаться наедине с собственными чувствами и мыслями, как хрип снова появился.

Михаил бросился к аптечке и одно за другим влил себе остатки успокоительного в рот. Но их было слишком мало. На этот раз настойки не помогли. И тогда его взгляд снова наткнулся на поллитровую бутылочку «Уссурийского Бальзама». Он помог. Но выпить пришлось весь.

Утро застало Михаила еще более худшем состоянии чем вчера. Он не помнил, что ему снилось и снилось ли вообще что-то. Голова разламывалась от похмелья на части. Казалось, что с каждым шагом от черепа откалывается кусочек и отваливается, усыпая следом за ним путь.

Хрипы снова вернулись. Громче, сильнее, чем ранее. На работу он пошел с заходом в вино-водочный магазин. Сегодня Павел был на выезде в филиал. Никто не должен был помешать ему принять «успокоительное», но он все же попался. Михаила отправили в отпуск с предупреждением, что если не приведет себя в порядок за неделю, то может не возвращаться.

Михаил понимал, что разрушает себя, свою жизнь. Но усвоив, что алкоголь помогает не слышать, он не мог перестать за ним прятать свою нечистую совесть. Михаил чувствовал, как тот яд, что погубил Татьяну, теперь поддерживает в нем жизнь.

Но трудно соблюдать необходимую степень опьянения. Пьяный он не слышит, как она хрипит, как подбирается все ближе и ближе. Не чувствует ледяного дыхания за спиной, от которого колючими лапками пробегают мурашки и встают дыбом волосы везде, где они только есть. Но если чуточку превысить дозу… Он вырубался. Где бы ни был. И в каком положении бы не находился. Лежа, сидя, стоя. Без разницы. И каждый раз теперь он видел один и тот же сон. Он стоит перед зеркалом и смотрит на себя. Белая рубашка, расстегнуты две верхние пуговицы, рукава закатаны и видно красивые, сильные руки. Темные джинсы обхватывают узкие бедра и подчеркивают стройность фигуры.

«Черт побери. Я великолепен! Ни одна цыпочка не устоит!» – думает Михаил в этот момент.

Но тут в его голову приходит, что что-то не так. Тонкое, неуловимое ощущение неправильности. Когда мозг знаем, что где-то ошибка, но глаза в панике обшаривают все вокруг и ее не видят.

А потом он вспоминает. Этот вид. Он был одет так в тот самый день.

Грудь сдавливает и трудно дышать. Сердце стучит как безумный барабан. Опустив глаза, он видит, как на идеально чистой ткани рубашки возникают пятна крови.

Михаил исступленно трет их ладонями, стараясь смахнуть, стереть, но только размазывает еще больше. Кровь липкая, холодная и склизкая. Похожа на жидкую томатную пасту.

И, вот, его руки уже по локоть в крови. В этот момент Михаил начинает чувствовать на себе пристальный, наполненный злобным ожиданием взгляд. Что-то смотрит на него и ждет, когда он посмотрит на него в ответ. Он не хочет этого видеть, но у него нет права выбора.

Подняв глаза на зеркало, Михаил видит, что в нем больше не отражается.

Там Таня.

Кровь стекает из ее ушей, носа и глаз. Открывает рот и оттуда, сквозь плеск крови он снова слышу задыхающийся хрип, сквозь который просачивается:

– Это твоя вина.

Михаил чувствует, как сердце на секунду замирает. Диафрагма пытается сжаться в точку, по ощущениям раздавливая сердце и легкие. Он задыхается вместе с Таней, не может вдохнуть ни капли воздуха. Сердце борется и продолжает гнать кровь.

Но Михаил чувствует, что он – как та самая игрушка с мягкой резиной внутри. Вот-вот его внутренности не выдержат и вылезут наружу, вместе с глазами и языком.

Борясь с слабостью от боли и чувством вины, он захлебывается слезами. Повторяя раз за разом вслед непослушными губами: «Это моя вина!»

Утром, когда шел в магазин за целительным эликсиром, Михаил столкнулся с матерью. Та пыталась расспрашивать его о том, что с ним. Почему не отвечает на звонки. Но он сбежал. От матери, вопросов и нотаций. Слыша в след ее крики.

– Ты должен обратиться к специалисту! Я не знаю почему, но посмотри до чего ты себя довел! Мишенька, что происходит?!

Михаил ускорял шаг. Быстрее, еще быстрее. Как тогда, когда он убегал, оставляя Танино остывающее тело на скамейке.

Хрип…

Михаил мучительно трезв и снова его слышит. Таня стоит почти вплотную. Он чувствует этот звук затылком. Несмотря назад, проводит дрожащей рукой за спиной, почти ожидая нащупать ее холодное, жесткое тело.

Это не просто хрип. Она шепчет:

– Это твоя вина.

Повторяет как заезженная пластинка. Снова и снова. Резко обернувшись, Михаил пристально оглядывает каждый темный угол, но, как и раньше, там никого нет.

Обложившись бутылками с алкоголем, как в защитном круге, он сидит на кровати и поглощает спасительную жидкость. Если он отрубится от передоза, будет не далеко падать и мягче лежать.

Михаил стонет. Сознание, измученное очередным кошмаром, медленно возвращается в усталое тело. Он чувствует, как жуткая тяжесть сдавила его ребра.

«Неужели ночью на меня упал потолок?»

У него двигаются только веки и то с трудом.

Этот хрип. н снова слышит его. Но… Над собой.

Лицо овевает смрадное дыхание. Смесь гнили и перегара.

Испуганно вытаращив глаза, Михаил видит, как на его груди, на корточках сидит Таня, скалясь гнилыми, черно-желтыми зубами. Она в той же одежде, что и тогда, но в грязной, оборванной, покрытой засохшими пятнами крови. Волосы уродливыми жирными сосульками свисают запутанными узлами, напоминая старую, пыльную паутину. Опухшее тело отливает зеленцой и фиолетовыми пятнами лопнувших капилляров.

Михаил пытается двинуться, но только бессильно дергается.

Он может только моргать.

Теперь хрип похож на колючий, язвительный смех. В тишине спальни он оглушает.

Таня тянет руку с грязными, обломанным ногтями к лицу Михаила. Он пытается зажмуриться, но не может перестать смотреть. Почему-то концентрируясь на ногте безымянного пальца. Он не просто сломан и покрыт грязью. Пластина вывернута наружу и к краю прилип волос с кусочком кожи.

Михаила трясет от смеси страха и омерзения.

Мертвячка взяла бутылку, лежавшую у головы Михаила. Внимательно осмотрела, покрутив в руках. Сдвинулась, оперевшись коленями в ключицы и глядя в глаза просипела:

– Это твоя вина.

Перевернув бутылку горлышком вниз, она надавила на передние зубы.

От боли Михаил вскрикнул, приоткрыв рот и Таня, раздвинув ему челюсти, начала заталкивать бутылку внутрь. Давя все сильнее и сильнее.

Послышался хруст костей, и он застонал, а после завизжал от боли, как побитая собака. Руки и ноги дергались, словно в припадке, скребли по кровати, но он не мог их оторвать от простыни. Даже немного приподнять. Перед глазами темнело.

Жизнь вытекала из Михаила вместе с кровью, впитывалась в простыни, заливая матрас…

Михаил чувствовал, как жизнь с каждым выдохом покидает его. Он кричит от адской боли. Воздух пузырями вырывался на волю и жалким глотком сквозь преграду просачивался обратно.

Михаил давился смесью крови, слюны и осколков зубов. На пределе, чувствуя, как душа из последних сил цепляется за тело, парень вырвался из состояния паники и, казалось из тела. Он чувствовал все, но словно наблюдал сверху, паря в метре над кроватью, за зверствами мертвячки, отстраненно думая, что будет, когда обнаружат его тело и что напишут в причинах смерти. Поймал белочку? Пытался проглотить бутылку и не смог?

В такой ситуации, чувствуя, как ломаются зубы, челюсть и гортань он не мог думать о своей матери, о том, что она останется одна. Он не хотел обвинять Таню, несмотря на нечеловеческую боль.

Глядя в злобные глаза монстра, убивающего его, перед глазами, стоял образ той Татьяны, какой она была красивой, милой и смешливой на свидании. Последняя мысль затухающего сознания была:

«Надеюсь, теперь ты меня простишь?»

Михаил проснулся.

Мокрая от слюней и слез подушка холодила лицо. Опухшие глаза разлеплял минуту, не меньше.

Челюсть от боли свело судорогой.

Зубы… Казалось, они выросли, перестали вмещаться в челюсть и пульсируя, рывками выбираются на волю. Быстро проведя по ним языком, Михаил обнаружил потери. Один из передних сломался.

«А где обломок? – всполошился он, – Проглотил?»

Скорчившись на кровати, он лихорадочно рассуждал, мучаясь вопросами, но не находил ответов.

«Что это было? Галлюцинации, сны? Он сам себе во сне сломал зуб и чуть не вывихнул челюсть? Или призрак? Таня хочет забрать меня с собой?»

Михаил не видел, но чувствовал, что она все ближе, плотнее, будто на грани материализации.

Она еще невидима, но он уже может ощутить смрадное дыхание и холодные пальцы, ласкающие его горло, царапая кадык обломками ногтей. В такие моменты Михаил замирает в мучительном ожидании что она вот-вот вцепиться.

Хрип и тихий обвиняющий шепот почти не замолкают. Вливаются ему в уши бурным потоком, сводя с ума.

Или он уже сошел?

Для него это невыносимо. Хочет кричать, но через пережатое спазмом горло выходит только сиплый выдох.

«Помогите же, кто-нибудь!»

Он как чайник, забытый на включенной плите. Он чувствует, как давление под его черепной коробкой в несколько раз превысило норму и мозг, бурля, рвется наружу, чтобы зашлепать стены.

Зарываюсь пальцами в волосы и тяну все сильнее и сильнее. Кажется, что так становиться легче. Не так больно. Особенно если покачиваться при этом в такт дыханию.

Мыча под нос песенку, Михаил старается заглушить лишние звуки. Те, которых не должно тут быть.

Дыхание и память подводят его, Михаил сбивается с ритма и замирает.

Сквозь, уже почти привычный шум, ему кажется, что он слышит смех.

Михаил привел себя в порядок, игнорируя все, что я не должен был слышать и ощущать.

«Если это не шутки моего сознания, то это призрак. Нужно найти специалиста по решению таких вопросов. Лечь в психушку или подсесть на препараты я всегда успею».

Взяв за аксиому, что он в своем уме, Михаил немного успокоился.

Раньше он не верил в магов, ведьм, богов и нечисть.

Не верил.

До недавнего времени.

Раньше, проходя по коридору торгового центра мимо маленьких бутиков, торгующих всякой всячиной, Михаил скептически косился на скромную деревянную дверь кабинета, в нескольких метров от лестницы.

«Ведьма Дарья. Ритуальные и магические услуги» – гласила металлическая вывеска, поблескивая серебристыми буквами.

И, вот, он стучится в дверь. Кто бы рассказал раньше, что он это сделает, Михаил бы не поверил.

Женский голос изнутри предложил войти.

Комната примерно пятнадцать квадратных метров. Над входом позвякивала тонкими металлическими трубочками, связанными вместе «музыка ветра». Справа на стене колыхнулась плотная черная ткань, скрывавшая метровое зеркало.

Около него приютилась антикварная тумбочка с потрескавшимся лаком. На ней расположились три чаши в форме черепов: красная, черная и золотая. Рядом с ними лежали три кукольных головы, сделанных из кокоса. Вместо волос солома, глаза – блестящие пуговки, нос и губы – ракушки. Каждого жителя тумбочки окружал круг из белого порошка. Напоминая детскую игру в городки.

В правом дальнем углу на поставке крепились полутораметровый посох и меч. Их навершие и рукоять были скрыты слоями красной шелковой ленты, из-под которой выглядывали какие-то мелкие предметы и частично вылезшие перышки, своевольно и шаловливо колыхающиеся на сквозняке.

Напротив двери, на широком, покрытым серой скатертью, подоконнике большого окна, ютилась целая армия пластилиновых человечков. Некоторые из них были завернуты в банкноты или фольгу, другие утыканы булавками с разноцветными головками. Каждый житель подоконника был изувечен или страдал своим собственным способом, который редко повторялся.

В левом дальнем углу висели круглые деревянные рамки, обвитые красными нитями и украшенные перьями и бусами. Ловцы снов. Точь-в-точь, как из фильмов ужасов. Целая коллекция.

Чуть ближе стояла еще одна тумбочка предпенсионного возраста. На ней лежала груда разноцветных камней, пара статуэток и три подсвечника.

Справа у входа гостей встречала трехногая вешалка.

Под ногами мягко пружинил черный линолеум в ответ на каждый шаг, подталкивая к исполнению принятого решения.

Стараясь выглядеть уверенно, Михаил подошел к двум маленьким диванчикам с обивкой из кожи молодого дерматина окружавшим кофейный столик в центре комнаты. На одном из них сидела хозяйка кабинета.

Покосившись на «музыку ветра», она жестом пригласила меня сесть напротив.

– Здравствуйте, вам, насколько понимаю, не назначено, но очень срочно?

– Вы… – Михаил неуверенно оглянулся на захлопнувшуюся за ним дверь и продолжающую позвякивать «музыку ветра».

После подошел и присел на краешек дивана.

Ведьма выглядела чересчур молодо. Около двадцати пяти лет, что доверие сразу не внушало. Слегка кривоватый хвост темных волос, завязанный явно между делом на ходу. В больших серых глазах светился неподдельный интерес наблюдателя за редким экземпляром. Оценивающе оглядев Михаила и продолжающую позвякивать над дверью висюльку, она на несколько секунд прикрыла глаза, повращала ими по кругу, будто делая упражнения для улучшения зрения. Стройная, хрупкая, она при этом воспринималась подавляющей и неоспоримой, ее воля господствовала над всем в этой комнате.

Михаил невольно захотел сопротивляться, оспаривать, анализировать и подвергать сомнению каждое ее слово.

– Если я скажу, что вас преследует злой дух. Вы поверите?

– Что?! Как?.. – он ахнул и поморщился.

Тонкий звон столкновения металлических трубочек въедался в мозг, как кислотой стекал сквозь темечко в череп и разъедал изнутри.

– Почему он не прекращает звенеть? Голова раскалывается. – не выдержав, Михаил потер виски.

– «Музыка ветра» не просто так там висит. Это оберег, предупреждающий, когда в помещение входит зло. Вы привели кое-кого с собой.

__________________

* Отсылка на персонажа м/ф «Карлсон, который живет на крыше»

Глава 4

Лимб

Пятое правило магии:

Не призывай эгрегоров без посвящения.

Дарья

Перефразирую старую поговорку про утку. Если кто-то выглядит как проблема, ходит как проблема и говорит проблемные вещи – это проблема.

Вошедший в кабинет мужчина подходил по всем параметрам.

Господа, у нас джек-пот!

Видно, что перед встречей он пытался привести себя в порядок, но побороть многодневный перегар, который, выдыхает из себя каждая его проспиртованная пора – это на грани фантастики.

Я не экстрасенс. Без некоторых ухищрений мне трудно увидеть тонкий мир. Не легче, чем среднестатистическому обывателю. Моя сила в другом. Я переговорщик. Вижу, что-как-кому из эгрегоров предложить взамен помощи.

Талисманы, обереги, амулеты – это артефакты разного действия и направленности. Продаю. Широкий выбор на все вкусы. Одно из моих детищ сейчас надрывалось, изо всех сил мотыляя тонкими металлическими трубочками. Гость ко мне пришел не простой. Интересно, это его негативный фон так мою сигнализацию напугал или он не один зашел?

Так, закрываю глаза, настраиваюсь на эгрегор Рейки. Представляю его в моем сознании как идеально круглый шар света. Чистый, яркий, упругий, как маленькое солнышко. А теперь накладываю проверяемое поле на наш безупречный шаблон. Переключаю сознание и думаю только об госте. Представляю его ауру, формирую диагностический круг.