Нулевой этаж

Двенадцать часов. Примерно. Сердце стучало ровно, отбивая обратный отсчет. Я вышел из стерильного ада двадцатого этажа и снова начал спуск. Обратно, в свою вонь, в свой мрак. Туда, где меня, возможно, уже ждали. Но не с ответом. А с дубинками и наручниками. Или с чем похуже.

Но теперь у меня была цель. Или, по крайней

мере, ее иллюзия. И это было лучше, чем ничего.

Глава 10. Контракт Кровью

Спуск был хуже подъема. Каждый шаг вниз, обратно в привычную вонь и мрак, отдавался в голове гулким эхом обреченности. Надежда, если это убогое, дрожащее чувство можно было так назвать, осталась там, наверху, в стерильных коридорах двадцатого этажа, в ящике стола у Клеща, вместе с моими чипами и чужими грязными тайнами. Что если Клещ просто присвоит добычу и никуда ничего не передаст? Что если его «связи» – такой же блеф, как и его показная уверенность?

Я вернулся в свою конуру. Обломки двери сиротливо валялись на полу. Запах Лии почти выветрился, оставив после себя только острую, режущую пустоту. Двенадцать часов. Меньше. Часы на стене безжалостно пожирали остатки времени.

Я не мог сидеть на месте. Ходил из угла в угол, как загнанный зверь в клетке. Каждый шорох за пределами моей каморки заставлял вздрагивать. Это они? За мной? Или просто очередная пьяная драка соседей? Паранойя обвивала мозг липкими, ядовитыми щупальцами. Я пытался представить себе Лию. Ее лицо. Ее глаза. Но образы расплывались, тонули в вязком тумане страха.

Время тянулось, как резина, и одновременно неслось с бешеной скоростью. Час. Два. Три. Ничего. Только гул Башни и стук моего сердца. Может, Клещ обманул? Может, никакого ответа и не будет? Может, это все – просто жестокая, изощренная шутка системы?

А потом я услышал их.

Не тяжелые, развязные шаги «Чистильщиков» с нашего этажа. Эти были другими. Тихими, почти неслышными, но от этого еще более зловещими. Как поступь призраков. Или палачей.

Дверной проем, зияющий черной дырой, заслонили две фигуры. Высокие, одетые в облегающие черные комбинезоны без опознавательных знаков. Лица скрыты за темными, зеркальными визорами шлемов. В руках – не дубинки. Что-то более серьезное, похожее на импульсные винтовки.

Они не сказали ни слова. Один просто указал стволом в сторону выхода. Приглашение, от которого невозможно отказаться.

Меня не обыскивали. Не заковывали в наручники. Просто вели. Вверх. Снова вверх. Мимо испуганных, любопытных лиц обитателей нижних этажей, которые тут же прятались по своим норам, завидев моих молчаливых конвоиров.

Мы миновали двадцатый этаж, где еще недавно я заключал сделку с Клещом. Миновали тридцатый, сороковой. Воздух становился все чище, коридоры – все шире и роскошнее. Стены были отделаны полированным камнем, полы устланы мягкими коврами, из скрытых динамиков лилась тихая, успокаивающая музыка, от которой у меня волосы на затылке вставали дыбом. Это был мир, который я видел только в старых, до-вирусных фильмах. Мир абсолютной, немыслимой роскоши. Мир Архитектора.

Наконец, мы остановились перед огромной, двустворчатой дверью из темного, отполированного металла. Без ручек. Без замочной скважины. Мои конвоиры замерли по бокам. Дверь бесшумно разошлась в стороны, открывая проход в…

Я ожидал увидеть что угодно: тронный зал, лабораторию, бункер. Но это было похоже на зимний сад. Огромное, залитое мягким, рассеянным светом пространство, где среди экзотических растений, журчащих фонтанов и клеток с диковинными птицами стояли скульптуры из стекла и металла, переливающиеся всеми цветами радуги. И в центре всего этого великолепия, в удобном кресле из светлой кожи, сидел он.

Архитектор Орион.

Он был одет в простой, но безупречно сшитый костюм из серебристой ткани. Длинные, темные волосы свободно падали на плечи. Лицо – молодое, почти мальчишеское, с тонкими, аристократическими чертами. И глаза. Невероятно синие, как летнее небо из тех самых старых фильмов. Но в этих глазах не было ни тепла, ни сочувствия. Только холодный, всепроникающий разум и легкая, почти незаметная тень скуки.

«Крыса с сорок седьмого, – произнес он, его голос был тихим, мелодичным, но от этого голоса у меня по спине пробежал холодок. – Присаживайся. Не люблю, когда мои… гости… стоят столбом». Он указал на такое же кресло напротив себя.

Ноги у меня были ватными, но я подошел и сел. Мои конвоиры остались у входа, неподвижные, как статуи.

«Итак, – Орион улыбнулся. Улыбка была обезоруживающей. И абсолютно фальшивой. – Ты хотел аудиенции. Ты ее получил. Говорят, ты готов заплатить любую цену за жизнь некой Лии, номер семнадцать-сорок семь-дельта. Приговоренной, совершенно справедливо, замечу, к Нулевому Этажу за участие в диверсии. Я слушаю. Чем ты собираешься платить, Крыса?»

Я открыл рот, чтобы что-то сказать. Про Лию. Про ее невиновность. Про подставу. Но слова застряли в горле. Что я мог ему сказать? Ему, кто играл нашими жизнями, как фишками?

«Я… я сделаю все, что вы скажете», – выдавил я из себя.

Орион снова улыбнулся.

«Все? Это слишком расплывчато. И скучно. Мне нужна конкретика. У меня есть для тебя одно… поручение. Пустяковое, по меркам Башни. Но довольно рискованное, по твоим, я полагаю». Он сделал паузу, наслаждаясь моментом. «За пределами Башни, в руинах старого города, есть место. Бывшая биолаборатория „ФармКорп“. Там, если верить старым записям, должны были сохраниться образцы антибиотика широкого спектра действия. Очень редкого. И очень нужного… некоторым моим знакомым».

Антибиотики. Как в той сделке, которую я себе нафантазировал. Или это была не фантазия?

«Вы хотите, чтобы я… вышел из Башни?» – спросил я, чувствуя, как ледяная рука сжимает мое сердце.

«Именно, – кивнул Орион. – Принес мне эти антибиотики. Целыми и невредимыми. И тогда… возможно… я пересмотрю приговор твоей Лии. Даю тебе…» – он посмотрел на невидимые часы, – «…скажем, семьдесят два часа. С момента твоего выхода. Более чем достаточно для такой увлекательной прогулки».

Семьдесят два часа. Это больше, чем оставшиеся десять или одиннадцать до казни Лии. Но…

«А Лия? – спросил я. – Что с ней будет, пока я… гуляю?»

Орион щелкнул пальцами. Одна из стен напротив меня превратилась в огромный экран. На нем я увидел Лию. Она лежала на узкой койке в какой-то серой, бетонной камере. Бледная, измученная, но живая. Рядом с ней стоял медицинский аппарат, от которого к ее руке тянулась трубка.

«Пока ты будешь выполнять мое поручение, твоя Лия будет находиться под моим личным присмотром, – сказал Орион. – В комфорте и безопасности. Ей будут оказывать всю необходимую медицинскую помощь. Но если ты не вернешься в срок… или вернешься с пустыми руками… или попытаешься меня обмануть…» – его голос стал жестким, как сталь, – «…то аппарат жизнеобеспечения будет отключен. И твоя Лия отправится на Нулевой Этаж самым быстрым и безболезненным способом. Ты меня понял, Крыса?»

Я смотрел на экран, на бледное лицо Лии. И понимал, что у меня нет выбора. Никогда не было.

«Я понял», – хрипло сказал я.

«Отлично, – Орион снова улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. – Тогда скрепим наш договор». Он нажал кнопку на подлокотнике своего кресла. Из столика рядом с ним выдвинулась панель с небольшим сканером. «Отпечаток большого пальца правой руки. И небольшая формальность».

Я подошел, приложил палец к сканеру. Легкий укол. На экране сканера вспыхнула надпись: «Контракт Активирован. Субъект К-47. Миссия „Антидот“».

«Вот и все, – сказал Орион, поднимаясь. – Мои люди проводят тебя к шлюзу. Снаряжение – минимальное. Еда, вода на трое суток. Защитный костюм старого образца. И вот это». Он протянул мне небольшой, продолговатый предмет из темного металла. «Старый армейский пистолет. Десять патронов. Большего ты не заслуживаешь. Удачи, Крыса. Она тебе понадобится».

Он развернулся и пошел в глубь своего зимнего сада, не оборачиваясь.

Меня снова вели. Вниз. Мимо роскоши и стерильности. К самому основанию Башни. К шлюзу номер семь. Огромная, круглая дверь из многослойной брони. За ней – смерть. За ней – мой единственный шанс.

Один из конвоиров в черном протянул мне небольшой рюкзак и пистолет. Другой нажал что-то на панели управления. Дверь со скрежетом начала расходиться в стороны, впуская внутрь затхлый, мертвый воздух разрушенного мира и далекие, едва слышные стоны… или это был просто ветер в руинах?

Я стоял на пороге. На пороге неизвестности. На пороге ада.

Рюкзак на плечи. Пистолет за пояс.

Последний взгляд на тусклые лампы Башни, на этот бетонный гроб, ставший для остатков человечества одновременно тюрьмой и ковчегом.

И шаг вперед. В ревущую пустоту.

Отсчет пошел. Семьдесят два часа. На кону – жизнь Лии. И моя собственная, уже давно ничего не стоящая душа.

Нулевой Этаж ждал не только ее. Он ждал и меня. Только мой был снаружи.

Глава 11. Запах Свободы… и Смерти

Механизм шлюза за его спиной с лязгом и скрежетом провернул свои внутренности и замер, отрезая путь назад. Звук был окончательным, как удар молотка судьи, выносящего смертный приговор. Или как крышка гроба, заколоченная последним гвоздем. Свобода. Ха. Какое ироничное слово для этого момента.

Первое, что ударило в нос – запах. Не привычная многослойная вонь Башни, состоящая из пота, страха, отходов и дешевой синтетики. Этот запах был другим. Густым, тяжелым, как мокрое сукно. В нем смешалось все: прелая листва и земля, которых я не видел с тех пор, как научился ходить; едкий химический смрад, от которого першило в горле; вездесущая пыль, скрипящая на зубах; и что-то еще… что-то неуловимо сладковатое, тошнотворное, от чего волосы на затылке вставали дыбом. Запах смерти. Но не той быстрой, почти стерильной смерти, что иногда случалась в Башне. А медленной, гниющей, всепоглощающей.

Потом пришел звук. Точнее, его отсутствие. Оглушающая тишина после вечного низкочастотного гула Башни, который въелся в самый костный мозг. Здесь было тихо. Так тихо, что я слышал собственный пульс, отбивающий в ушах паническую дробь. И только потом, когда уши немного привыкли, я начал различать другие звуки: шелест ветра в скелетах разрушенных зданий, скрип ржавого металла, далекий, едва уловимый шорох, будто кто-то тащил по земле мешок с костями.

Я поднял голову. Небо. Оно было. Не бетонный потолок с тусклыми лампами, а настоящее, безграничное небо. Правда, цвета оно было такого, будто его долго полоскали в грязной луже – серо-бурое, затянутое ядовитым смогом, сквозь который едва пробивался тусклый, больной свет какого-то далекого, умирающего солнца. И это безграничное пространство давило не меньше, чем замкнутые коридоры Башни. Агорафобия наоборот. Страх перед тем, что тебя сейчас раздавит эта пустота.

Вокруг Башни – на многие сотни метров – простиралась выжженная земля. Огромные воронки, оплавленный бетон, ржавые остовы какой-то военной техники, давно превратившейся в груду металлолома. Кое-где из земли торчали уродливые, скрюченные деревья, черные, как обугленные кости. Зона отчуждения. Место, где Башня когда-то отбивалась от внешнего мира. Или где внешний мир пытался докричаться до Башни. Судя по результату – безуспешно.

Я сделал несколько шагов. Ноги ступали по потрескавшейся, спекшейся земле, усыпанной мелким щебнем и осколками стекла. Каждый шаг отдавался в голове гулким эхом. Я был один. Абсолютно один. В этом огромном, мертвом мире.

Рюкзак с жалкими припасами оттягивал плечи. Пистолет, заткнутый за пояс, холодил кожу. Десять патронов. Десять шансов отсрочить неизбежное. Или ускорить его.

Нужно было двигаться. Семьдесят два часа. Часы уже тикали.

Куда? Орион не дал мне карты. Только название – «ФармКорп» – и примерное направление: «на закат, если это слово здесь еще что-то значит». Очень информативно.

Я попытался сориентироваться. Солнце, если это было оно, висело где-то на западе, тусклым, размытым пятном. Значит, туда. В сторону руин, которые начинались сразу за зоной отчуждения, громоздясь друг на друга, как кости в братской могиле.

И тут я его услышал. Тот самый шорох. Но уже ближе. И не один. К нему добавился еще какой-то звук – низкий, горловой, похожий на стон или рычание. Я замер, вглядываясь в тени между оплавленными остовами техники.

Что-то шевельнулось. Темная, бесформенная фигура, ковыляющая, припадающая на одну ногу. За ней – еще одна. И еще. Они двигались медленно, неуклюже, но целенаправленно. В мою сторону.

Я не видел их лиц. Но тот специфический, сладковато-трупный запах, который я учуял сразу, как вышел из шлюза, вдруг стал сильнее. И я понял.

Это они. Хозяева этого мертвого города.

Моя рука сама легла на рукоять пистолета. Сердце заколотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Свобода, да? Вот она, твоя свобода, Крыса. С запахом гниющей плоти и вкусом первобытного ужаса.

Добро пожаловать домой. В объятия мертвого города.

Глава 12. Первые Тени

Паника – это плохой советчик. Она заставляет тебя бежать, когда нужно замереть, и орать, когда нужна тишина. Я это знал. Но знание не всегда помогает, когда три разлагающиеся туши, издающие звуки, от которых кровь стынет в жилах, целенаправленно ковыляют в твою сторону.

Бежать? Куда? Вокруг – ровное, как стол, пространство зоны отчуждения. Спрятаться? За чем? За обгоревшим остовом бронемашины, который просматривается со всех сторон? Оставалось одно – принять бой. Или то, что в моем положении можно было назвать боем.

Я вскинул пистолет. Тяжелый, холодный металл неприятно давил на ладонь, непривычный после легкой финки. Десять патронов. Десять выстрелов на всю эту прогулку. Орион, щедрая душа.

Тени приближались. Теперь я мог их рассмотреть. Если слово «рассмотреть» вообще применимо к этому кошмару. Остатки одежды, превратившиеся в лохмотья, облепляли высохшие или, наоборот, раздувшиеся от газов тела. Кожа – серо-зеленая, местами порванная, обнажающая кости или темные, гниющие мышцы. Лица… лучше бы я их не видел. Пустые глазницы или мутные, бессмысленные глаза, устремленные на меня с тупой, голодной жадностью. И рты. Растянутые в вечном, беззвучном вопле или, наоборот, плотно сжатые, с выступающими, обломанными зубами.

Они были метрах в тридцати. Двигались медленно, но неотвратимо, как сама смерть. Я прицелился в голову ближайшего. Руки дрожали. Дыхание перехватило.

«Спокойно, Крыса, – прошептал я сам себе. – Ты же не девчонка на первом свидании. Просто мертвецы. Ходячие. И очень голодные».

Когда до них оставалось метров пятнадцать, я нажал на спусковой крючок.

Выстрел прозвучал оглушительно в этой мертвой тишине. Как будто кто-то ударил кувалдой по стальному листу. Пистолет дернулся в руке, едва не вылетев.

Пуля попала. Но не в голову. В плечо. Тварь дернулась, из пробоины брызнула какая-то темная, густая жижа, но она даже не замедлила шаг. Только издала новый звук – протяжный, булькающий вой, от которого у меня по спине пробежали мурашки.

Плохо. Очень плохо.

Вторая тварь, та, что шла чуть левее, вдруг ускорилась. Не побежала – нет. Но ее ковыляние стало каким-то судорожным, быстрым, как у паука, учуявшего добычу.

Я выстрелил еще раз. В нее. Целился в грудь – большая мишень. Снова попадание. Тварь споткнулась, но устояла на ногах. Яростный рев вырвался из ее гниющей глотки.

Девять патронов. Восемь. А они все еще шли.

Я понял свою ошибку. Слишком далеко. Слишком много паники. Слишком мало опыта с огнестрельным оружием. В Башне такие игрушки были только у «Чистильщиков» высшего ранга.

Нужно было что-то делать. Быстро.

Я развернулся и побежал. Не оглядываясь. Просто побежал в сторону руин, видневшихся на горизонте. Туда, где были стены, переулки, где можно было затеряться, спрятаться, найти хоть какое-то укрытие. Бежать по открытому пространству, когда за тобой гонятся три неубиваемые твари – не лучшая тактика выживания.

За спиной слышались их булькающие вопли и тяжелое, шаркающее преследование. Они не отставали. Или мне так казалось. Адреналин бил в голову, заглушая все, кроме стука собственного сердца и желания выжить.

Руины приближались. Скелеты домов, зияющие пустыми глазницами окон. Заваленные улицы. Арматура, торчащая из бетона, как ребра доисторического чудовища.

Я нырнул в первый попавшийся пролом в стене какого-то полуразрушенного здания. Оказался в темном, заваленном мусором помещении. Запах плесени и сырости ударил в нос. Я прижался к стене, пытаясь отдышаться, вслушиваясь в звуки снаружи.

Тени прошли мимо. Я слышал их шарканье, их утробные стоны. Они не заметили меня. Или потеряли след. На этот раз повезло.

Когда все стихло, я осторожно выглянул. Пусто. Только ветер гонял по земле пыль и обрывки какого-то пластика.

Я был внутри. Внутри мертвого города. И он только что показал мне свои зубы.

Нужно было найти укрытие. Настоящее укрытие. Где можно было бы перевести дух, осмотреться, спланировать дальнейшие действия. И где эти твари не смогли бы достать меня так легко.

Я двинулся вглубь руин, стараясь держаться теней, избегая открытых пространств. Каждый шорох, каждый скрип заставлял вздрагивать. Паранойя становилась моей второй кожей.

Через полчаса блужданий по лабиринту разрушенных улиц и переулков я наткнулся на то, что искал. Небольшое, относительно целое здание, похожее на какой-то старый склад или гараж. Окна были заложены кирпичом или забиты листами ржавого железа. Одна дверь, металлическая, покосившаяся, но все еще на петлях.

Я осторожно приблизился. Прислушался. Тишина. Только мой собственный пульс стучал в ушах.

Дверь поддалась с трудом, со скрежетом, от которого у меня свело зубы. Внутри – темнота и запах старого машинного масла. Я зажег на несколько секунд фонарик, который был в моем рюкзаке. Небольшое помещение, заваленное каким-то оборудованием, покрытым толстым слоем пыли. В углу – лестница, ведущая вниз, в подвал.

Подвал. Это было то, что нужно.

Спустившись вниз, я обнаружил небольшую, сухую комнату с бетонными стенами. Дверь в подвал тоже была металлической, с массивным засовом изнутри. Я задвинул засов. И только тогда позволил себе выдохнуть.

Я был в безопасности. По крайней мере, на какое-то время.

Я сел на пол, прислонившись спиной к холодной бетонной стене. Руки все еще дрожали. Восемь патронов. Два из них я потратил впустую. Идиотизм.

Этот город был не просто мертвым. Он был голодным. И я был для него всего лишь очередным куском свежего мяса.

ФармКорп. Антибиотики. Лия. Семьдесят один час. Примерно.

Задача казалась еще более невыполнимой, чем час назад.

Но я был жив. И это было единственное, что сейчас имело значение.

Нужно было отдохнуть. А потом – думать. Думать, как выжить в этом аду. И как выполнить приказ Ориона. Потому что другого пути у меня не было.

Глава 13. Голод Башни и Голод Пустоши

В подвале было тихо. Слишком тихо. После первого адреналинового шока пришло осознание: я в ловушке. Временной, хрупкой, но ловушке. Снаружи – голодный город. Внутри – я, с пистолетом, в котором на два патрона меньше, и с рюкзаком, содержимое которого вызывало скорее смех, чем чувство защищенности.

Орион расщедрился на литр воды в пластиковой фляге, два протеиновых батончика (таких же безвкусных, как и те, что я воровал в Башне), один стандартный медпакет с обезболивающим и антисептиком, и фонарик. Всё. Аттракцион невиданной щедрости для смертника.

Вода. Она манила, как русалка – моряка. Но я сделал только один маленький глоток. Растягивать. Это слово я выучил с пеленок. Растягивать еду, растягивать удовольствие, растягивать жизнь.

Голод в Башне был привычным спутником. Вечное урчание в животе, легкое головокружение, металлический привкус во рту. Но это был голод приглушенный, хронический. Голод здесь, в пустоши, был другим. Острым, первобытным, требующим немедленного удовлетворения. Он царапал горло, сводил судорогой желудок, застилал глаза красной пеленой.

Нужно было искать. Еду. Воду. Иначе эти семьдесят два часа превратятся в семьдесят два круга ада, даже если меня не сожрут ходячие трупы.

Я выбрался из подвала на рассвете. Если это мерзкое, серое свечение на востоке можно было назвать рассветом. Город спал. Мертвым сном. Только ветер гулял по пустым улицам, швыряя пыль и обрывки старых газет, как конфетти на похоронах цивилизации.

Я двинулся к ближайшему зданию, которое выглядело хоть немного целым – бывший продуктовый магазинчик, судя по выцветшей, разбитой вывеске «Продукты 24/7». Ирония. Теперь здесь вечность была только у смерти.

Дверь была выбита. Внутри – разгром. Полки перевернуты, витрины разбиты. Все, что можно было унести, унесли давным-давно. Остался только мусор, пыль и слабый, тошнотворный запах чего-то протухшего. Я пошарил по углам, заглянул под прилавки. Пусто. Даже консервные банки, если они здесь и были, исчезли. Или их содержимое давно стало пищей для червей.

В следующем доме – бывшей аптеке – та же картина. Лекарства, бинты, даже пузырьки от зеленки – все исчезло. Остались только пустые стеллажи и запах дезинфекции, смешанный с пылью веков. Кто-то очень методично зачистил это место. Или очень отчаянно.

Я заглядывал в квартиры. Вскрытые двери, следы поспешного бегства. Разбросанные вещи, фотографии незнакомых, улыбающихся людей на стенах – призраки прошлой, немыслимой теперь жизни. Иногда я находил еду. Вздувшиеся консервные банки, от которых несло так, что слезы выступали на глазах. Пакеты с крупой, превратившиеся в рассадник плесени и насекомых. Один раз нашел почти целую плитку шоколада в блестящей обертке. Старый, довоенный. Откусил кусочек. На вкус – горькая земля. Выплюнул. Даже мой вечно голодный желудок отказался это принимать.

Вода. Самая большая проблема. Все открытые источники были либо пересохшими, либо превратились в ядовитые лужи. В одной из квартир, на кухне, я нашел несколько пластиковых бутылок с водой. Запечатанных. Сердце екнуло. Но, присмотревшись, я увидел, что вода в них мутная, с каким-то осадком. Пить такое – все равно что играть в русскую рулетку с шестью патронами в барабане.

Часы шли. Желудок сводило все сильнее. Во рту пересохло так, что язык прилипал к небу. Я чувствовал, как силы покидают меня. Голод пустоши оказался куда безжалостнее привычного голода Башни. Там всегда была хоть какая-то надежда на украденный кусок. Здесь – только пустота и тлен.

В одном из подвалов, заваленном гнилым тряпьем, я наткнулся на скелет. Человеческий. Рядом валялся ржавый консервный нож и пустая, вскрытая банка из-под тушенки. Бедняга умер от голода, так и не успев насладиться своей последней трапезой. Или его застали врасплох те, кто не хотел делиться. Мрачный символ этого мира.

Я уже почти отчаялся, когда в одном из заброшенных офисных зданий, в дальнем углу пыльного кабинета, за опрокинутым шкафом, я увидел их. Несколько банок. Жестяных. Без этикеток. Тяжелых.

Я подцепил одну из них кончиком ножа, который подобрал в развалинах. Проткнул крышку. Понюхал. Запах был… нейтральным. Не тухлым. Не химическим. Просто запах консервированного чего-то.

Риск? Конечно. Но другого выбора не было.

Я вскрыл банку. Внутри – какая-то серая, однородная масса. Похоже на мясной паштет. Или на то, что когда-то было мясным паштетом. Я зачерпнул немного ножом. Проглотил. Вкус… никакой. Просто безвкусная, чуть солоноватая масса. Но желудок принял ее с благодарностью.

Находка придала сил. Я нашел еще две такие же банки и одну запечатанную бутылку с водой, которая выглядела подозрительно чистой. Решил рискнуть и с ней.

Возвращаясь в свое временное убежище – тот самый подвал склада – я чувствовал себя почти победителем. Небольшой запас еды и воды. Это было больше, чем ничего. Это был еще один шанс. Еще один день.

Но когда я уже подходил к складу, я заметил кое-что, отчего мой скудный обед едва не попросился наружу. На стене соседнего здания, там, где раньше ничего не было, кто-то или что-то оставило свежий след. Огромный, кровавый отпечаток пятерни. И рядом – несколько глубоких царапин, будто кто-то с нечеловеческой силой пытался проломить бетон.

Тени были где-то рядом. И они, похоже, тоже были голодны.

Мой пистолет снова оказался в руке. Аппетит как рукой сняло. Голод пустоши принимал разные формы. И не все из них можно было утолить консервами.

Глава 14. Шепот Прошлого

Кровавый отпечаток на стене был плохим знаком. Очень плохим. Он означал, что твари близко. И что они, возможно, сильнее и умнее, чем я успел предположить. Мой подвал-убежище мгновенно превратился из крепости в мышеловку. Нужно было убираться. И быстро.

Я доел одну из банок с безвкусной серой массой, запил драгоценной водой из найденной бутылки. Остальное – в рюкзак. Каждый грамм на счету. Каждая калория – это еще несколько шагов по этому проклятому городу.

Выбирался я с осторожностью раненого зверя. Прислушиваясь к каждому шороху, вглядываясь в каждую тень. Улица, еще недавно казавшаяся пустой, теперь дышала затаенной угрозой. Мне чудилось шарканье за каждым углом, булькающий стон в каждом темном провале окна. Паранойя снова становилась моим лучшим другом. Или худшим врагом.