Светлое Время. Начало

А потом стена трамвайного депо стала прозрачной. И за ней – хаос. Всё переворачивалось, ломалось, горело. Как в фильме – катастрофе: грязная вода, огонь, люди в панике.

Потом увидел их.

Между стеной дома и белым забором депо, в тёмной массе, начали проступать фигуры. Люди… или то, что от них осталось.

Одни – переломанные пополам. Другие – с вылезшими глазами, с руками, сжимающими горло. У одного – железный прут, торчащий из груди. У другого – голова, расплющенная, как блин. Кто-то болтался, как тряпичная кукла, с руками и ногами, превратившимися в кисель. Некоторые – просто куски мяса, разорванные на части.

А ещё… те, кто задохнулся. У них от рта до лёгких тянулись чёрные потоки – будто их лёгкие были залиты грязью.

Они двигались рывками, неестественно, будто в старом черно -белом кино, но с мерзким флюоресцентным свечением. То ли от уличных фонарей, то ли они сами светились – тускло, жёлто -зелёным, как разряды перед грозой.

А звуки…

Грохот, скрежет, удары. Крики, стоны, плач. То громко, то приглушенно, будто из-под толщи воды.

Я стоял, парализованный ужасом. Не мог пошевелиться. Это длилось… секунды? Минуты? Очнулся только тогда, когда сигарета прогорела до фильтра и обожгла пальцы.

Встряхнулся. Стою, держусь за угол дома, весь в поту. Хотя на дворе – конец мая или начало июня, не помню. Но меня трясло, как в лихорадке.

Вернулся в квартиру. Все спали. Лёг, но сон не шёл. В голове – обрывки увиденного.

Утром, когда все разошлись, наконец уснул.

А потом – решил идти в церковь.

Уже тогда был религиозным. После ножевого – что-то во мне сломалось. Стал другим: тихим, задумчивым, без прежней злости. Только под алкоголем – снова превращался в того, кем был раньше.

Вышел на улицу. Пересёк трамвайные пути. Слева – спорткомплекс, поле для регби. Справа— дорога в гору.

А впереди – Кирилловская церковь. Одна из самых старых в Киеве. Место, где дышит сама история.

Шёл туда, чтобы молиться. Чтобы забыть.

А ещё знал, что рядом – больница имени Павлова. Та самая, которую в народе называют «психушкой».

Но в церкви, в этом намоленном месте, страх отступал. В молитвах, в покаянии, в религиозной эйфории – всё, что видел, казалось далёким кошмаром.

Хотя…

Кто знает, что было реальнее – этот мир или те тени, что преследовали меня той ночью?

28.08.2023 Золотые копи.

Я вышел на дорогу, поднял руку, и почти сразу же передо мной замерла отрёпанная жизнью «Лада». За рулём – парень, коротко стриженный, с усталыми, но добрыми глазами. Предложил подвезти. Услышав, что я странствую, кивнул без лишних вопросов.

Машина пахла бензином и старой кожей. Мы ехали, болтая о пустяках, и он рассказал, что работает машинистом электровоза, но из-за плавающего графика подрабатывает таксистом. В его владении ещё пара машин – видимо, человек привык крутиться. Говорил спокойно, но в голосе чувствовалась усталость.

Потом разговор неожиданно перешёл на дочь. Он описал симптомы – сбивчиво, нервно, будто боялся произнести что-то вслух. Я слушал, а перед глазами, будто кадры из чужой жизни, всплывали картины: больничные коридоры, белые халаты, девочка, сжимающая кулачки от боли. Я подстроился под его ритм, вник в суть и объяснил, что нужно делать. Он кивал, впитывая каждое слово.

За окном мелькали пейзажи: сначала горы, потом – бескрайняя степь, редкие перелески, одинокие деревни с покосившимися заборами. Чем ближе к посёлку, тем чаще попадались пятиэтажки, серые и облупленные, а между ними – частные дома с резными ставнями.

Остановились у столовой. Над входом – вывеска с подтрёпанными буквами, но само название тронуло: простое, честное, из детства. «Столовая» – потому что здесь кормят, как дома.

Внутри пахло борщом и свежим хлебом. Заказал жидкое – в дороге оно как бальзам, да пару пирогов с картошкой, румяных, с хрустящей корочкой. Пока ел, гаджеты заряжались у розетки в углу. Женщина за стойкой, полная, с добрым лицом, то и дело поглядывала – видимо, редко тут видят путников.

Поблагодарил за обед, вышел.

Вышел из села – и сразу на федеральную трассу. После сытного обеда тело обмякло, идти не хотелось. За последние дни немного сбросил вес, и организм, ещё не привыкший к новым условиям, слабо сопротивлялся. Но это не просто слабость – это перестройка.

Я давно научился чувствовать своё тело изнутри. Не просто как оболочку, а как сложный, тонко настроенный механизм. Каждый орган – будто отдельный инструмент в оркестре. Сердце – глухой, ритмичный гул. Лёгкие – плавные волны вдоха и выдоха. Печень, почки – тихие, но важные вибрации. Даже кожа, кости, волосы – у всего есть свой оттенок, своя частота, своя «мелодия».

И я умел её настраивать.

Ускорить – когда нужно идти без устали. Замедлить – когда требуется выдержка. Дать отдых – когда тело кричит о помощи. Этому не учат в книгах – это познаётся только через опыт, через боль, через пределы возможного.

Едва вышел на трассу, даже не успел снять рюкзак – машина остановилась сразу. Так теперь часто бывало – с тех пор, как под Читой заключил Договор с собственной Душой. Мир стал откликаться быстрее.

Проехал немного, километров 30–40. Водитель высадил на остановке – вокруг уже поднимались сопки, суровые и молчаливые. Сделал пару шагов – и снова машина. Женщина за рулём – тренер по карате, ехала к матери за ребёнком. Разговаривали о жизни, о спорте, а за окном мелькали промзоны, какие-то серые строения, склады.

И вдруг – внутри всё сжалось.

Тяжесть.

Давление сверху и снизу, будто невидимые тиски. С годами я стал тоньше чувствовать окружающий мир – не только глазами, а чем-то глубже. Седьмым чувством? Шестым? Десятым? Названия нет – это нельзя описать словами. Это надо пережить.

А за окном – разрезы в горах.

Огромные территории, будто содранные заживо. Верхний слой почвы срезан, земля переворочена, изуродована техникой.

– Это золотые прииски, – пояснила женщина.

Но меня не интересовало золото.

Меня давила энергия этого места.

Тяжёлая. Густая. Пропитанная чем-то древним, почти злым.

Будто сама земля стонала под ковшами экскаваторов.

Я молча смотрел в окно, чувствуя, как эта тяжесть оседает в костях, в крови, в лёгких.

Не все места на Земле – добрые.

Некоторые помнят слишком много.

Посёлок встретил меня тишиной. Дома здесь другие – не такие, как в моих краях. В России каждый регион будто дышит по-своему, и в этом – её тайна, её притяжение.

Вышел на федеральную трассу. После еды тело налилось тяжестью, двигалось лениво. За последние дни немного похудел, и организм, ещё не привыкший к новому весу, слабо сопротивлялся. Но это – часть игры.

Я давно научился чувствовать своё тело, как часовой механизм. Каждый орган – шестерёнка в единой системе. Сердце – глухой, ритмичный гул. Лёгкие – плавные волны. Печень, почки – тихие, но важные вибрации. Даже кожа, кости, волосы – у всего есть свой оттенок, своя частота.

И когда нужно, я настраиваю этот механизм: ускоряю, замедляю, даю передышку. Это знание пришло не сразу – годы наблюдений, проб, ошибок. Но теперь я слышу своё тело, как музыку. И если надо – меняю её ритм.