Ведьмёныш

– Она рядом, не кричи, – удержать слёзы не мог и я. – Она говорит, что не от неё сны зависят. Ты снами сама управляешь. И перестань плакать. Тяжело ей. Душу больно.

– Я перестану, – мама быстро начала вытирать слёзы. – Я больше не буду. А я? Я могу тебя услышать?

– Нет, – передал я слова бабушки. – Дара у тебя нет. Не успели мы с отцом тебе дар передать.

– Дар? Какой дар?

– Мама, ушла бабушка, не её время сейчас. Я тебе дома расскажу. Пошли.

Я шёл и удивлялся: надо же, обычно стоит мне заплакать, как мама тут же хватала меня на руки и принималась успокаивать. Даже если ей больно, и она плачет, я при виде маминых слёз начинал плакать тоже – она, забыв о боли, успокаивала меня. А сейчас не обратила внимания на мои слёзы. Ей так плохо без своей мамы? Но она же уже большая… И мне без мамы, когда я вырасту, тоже будет плохо? Наверное, да. Не представляю себя одного. Хотя я с Васяткой, но всё же…

Я шёл, вспоминая ориентиры, которые запомнил ночью. Вот ветвистое дерево, вот памятник-глыба, тут должна быть дорожка. Ага, теперь налево. Где-то здесь. Я остановился, рассматривая могилы. Нет, не узнаю. Ночью всё видится по-другому, а сейчас день. Я не смог прочесть табличку, так бы запомнил.

Ещё раз: вон ветвистое дерево, глыба, дорожка и… ничего. На той могиле, что мне нужна, крест стоит, а здесь ни одного нет. Так, ещё раз: дерево, глыба, дорожка.

А вы замечали, что иногда, придя на кладбище, не можете найти могилу? Вот вроде и место знаете, и номер аллейки, а могила будто пропала. А всё просто: не хочет вас душа покойника видеть, вот и водит вокруг. В моём случае душа – это я, водить кругами некому. Праху всё равно, кто ходит, а кто нет.

Душа я… Значит, надо сосредоточиться. Как там Васятка учил заклинания запоминать? Просто сосредоточиться и дать душе вспомнить. Так и сейчас – дать душе вспомнить. Закрыл глаза, вслушался в шумы кладбища. Мама молодец, стоит, молча ждёт. Слева какая-то птица радовалась уходящему дню. Открыв глаза, понял, что мне направо, а не налево.

Интересно, кто меня водил? Путал? Хозяин кладбища? Проверял?

Вот она. Холмика уже давно нет, крест железный. Фото, конечно, тоже нет. А вот надпись есть. Можно прочесть:

– Здесь покоится Акимов Козьма Аристархович. Вечная память. 1836—1940 гг.

– Сколько? – Мама взяла телефон, открыла приложение «Калькулятор». – Сто четыре? Минька, ты не ошибся?

– Нет, мам. Не ошибся. Это здесь. Сработает дедово заклинание. Они опять с бабушкой встретятся.

– Откуда ты знаешь? – Мама внимательно посмотрела на меня. – И что за заклинание?

– Чувствую. Я не могу объяснить тебе, но это тут. – Я положил руку себе на живот. – Тут чувствую. А заклинание… Дед бабушку очень любил, в этой жизни с ней хочет быть. Какое-то заклинание на могиле оставил. Я ещё не знаю, как это делать. Не понимаю. – Постарался я объяснить всё маме.

– Господи, Минька, но ему же 104 года. А во сне такой молодой. Как так?

– Мама, это не он был, это заклятье сработало. Кого ты себе придумала, тот во сне и приходил.

– Никого я не придумывала, – почему-то обиделась мама. Развернулась и вышла на аллейку. – Ну, ты идёшь? – Она протянула мне руку.

Постояв ещё с минуту и больше не почувствовав ничего, я протянул руку маме. Всё, домой.

Домой с мамой мы шли молча. Я думал о дедовом заклятии, мама, скорее всего, об Акимове. А может, о родителях – лицо у неё уж очень грустное.

Нас встречала Белка. Сидела в прихожей и с интересом разглядывала меня и маму, наклоняя свою красивую головку то в одну сторону, то в другую.

– Минька, давай чайку попьём, – предложила мама, когда мы вошли в квартиру. – И Васятку с Евграфычем позовём, я с ними поближе познакомлюсь. Всё же в одной квартире живём.

– Давай, – нехотя согласился я. Вот зачем ей поближе с домовым знакомиться? И с Васяткой? Надо как-то вежливо объяснить, что это не люди и не кошечки-собачки.

– Ты тапочки обуй и ручки помой, а я стол пока накрою.

Мотнув головой, снял кроссовки, сунул ноги в тапки и… ёлки-палки!

– Белка! – завопил я, снимая тапок и носок, при этом стараясь бежать за кошкой, которая после моего вопля рванула с пробуксовкой в мамину спальню.

На крик выскочила мама, всплеснула руками, подхватила меня под мышки, встряхнула.

– Что случилось? Ты чего орёшь?

– Белка мне в тапок нагадила! – со слезами на глазах начал объяснять я.

– Что? Дай сюда тапок. – Мама подняла обувь к глазам, понюхала, сморщила нос. – Написала, – констатировала она. – Мы же сами виноваты, туалет закрыли. Что бедному животному делать? Она больше не будет.

– Ага, откуда ты знаешь? – недовольно буркнул я. – Она тебе сказала?

– Ну нет, конечно. Я прикреплю записку на дверь со словом «туалет». Нет, не очень… – Мама задумалась. – Просто напишу: «Белка». И будем помнить, что когда уходим, дверь в туалет надо открывать. Да, моя милая, – наклонилась мама к кошке, которая вышла из спальни, и подхватила её на руки.

– Она говорит, это за идею напоить касторкой, – прошептал мне Васятка.

– Ведьма, – буркнул я, усаживаясь за стол.

– Минька, не ругайся, – нахмурилась мама. – Ты чай с чем будешь?

Васятка и домовой от чая вежливо отказались.

– Неудобно как-то, – наклонившись через стол, шепнула мне мама. – Мы кушаем, а они? – Она неопределённо махнула головой.

– Мам, они не люди. У них своя жизнь. Не надо им навязываться. Живи, как жила. Ты в дом переехала, а Евграфыч здесь уже жил. Тебя же это не смущало?

– Я этого не знала, – парировала мама.

– Васятка появился на первом году моей жизни. Они здесь давно. Живи, как жила, – не обратил я внимания на её реплику.

– А кстати, как Васятка твой узнал, что именно в нашу квартиру надо приходить? – задала мама вопрос.

– Ты его со мной в коляске привезла, – широко улыбнулся я, уже представляя мамино удивлённое лицо.

– Я? – И я не ошибся. Мамины глаза расширились, лицо вытянулось, рот чуть приоткрылся.

– Мам, заклятие предусмотрело всё. Я тоже хочу так уметь.

– Зачем? – почти шёпотом спросила мама, сложив молитвенно руки на груди.

– Мама, я ведьмак, судьба у меня такая. Давай сегодня бабе Нюре поможем? – решил я начать свою деятельность.

Чтобы вспомнить все заклинания, мало их читать. Их надо делать – тогда из памяти души все нюансы всплывут. А так… Что толку, что знаешь рецепт, ну, например, перегонки самогона? А пока делать не начнёшь, как правильно, не поймёшь. Хоть наизусть все пропорции знать будешь.

– Чем мы ей поможем? Она вроде ни о чём не просила.

– Она и не попросит. Откуда ей знать, что мы её сынка вылечить можем?

– А мы можем?

– Думаю, да. Васятка водоросли уже растёр в ступке. Осталось зелье сварить. – Я специально употребил местоимение «мы». Мамина помощь мне ой как нужна.

Во-первых, я сам не могу прийти к бабе Нюре и предложить ей бутылочку для сына. Представьте такую картину: заходит к вам сопливый школяр и говорит: «Вот водка, дайте её выпить вашему оболтусу, и он перестанет бухать». Ваша реакция? В лучшем случае посмеётесь, в худшем – школяр подзатыльник получит.

То ли дело, если подойдёт знакомая женщина и скажет: «Вот, досталось по случаю, говорят, помогает», – и расскажет, как надо пить и что при этом делать.

– Ну, хорошо. Что мне делать? – согласилась мама, слишком уж быстро. Значит, не верит в меня. Решила, что это игра. Ну и ладно. Чуть позже поймёт, что всё очень серьёзно.

– Я зелье сейчас приготовлю, его свежим пить надо. А ты бабе Нюре отнесёшь. Скажешь, что приобрела по случаю, потому что бабу жалко. Себе у травника настойки брала, всё проверено, не отрава. Сынок её дома, я видел, зашёл в подъезд. Злой, денег на опохмел у него нет. – На самом деле эту информацию мне домовой выдал.

– Бабе Нюре скажешь, чтобы зелье не давала сыну – он его утащить должен. Пусть она скажет, что это настойка из трав на спирту, ноги растирать. Только вот, мам, мне водка нужна, а у нас дома нет. Купишь?

– Куплю. Много? А мы просто так отдадим настойку? – О, я и не знал, что мама такая меркантильная. Или экономная. Жалко бесплатно раздавать.

– Просто так. Ты ей скажешь по секрету, чтобы про это лекарство никому не говорила. Тебе тоже по большому секрету дали настойку, так, из любви.

– Хорошо, – мама пожала плечами. – Я в магазин?

– Ага, – утвердительно кивнул я.

Мама – в магазин, а мы за работу. Память души будить.

Вот вы, наверное, удивляетесь: почему «по секрету»? Если я решил на этом зарабатывать? А вы попробуйте сами рассказать своим друзьям что-нибудь, при этом, не упомянув слово «по секрету». Ну, рассказали и рассказали. Все про это сразу и забыли. А теперь добавьте волшебное слово «по секрету» – и об этом узнает весь мир. И все – по секрету.

Теперь баба Нюра позаботится, чтобы у меня… нет, у мамы клиенты на это зелье появились.

Пошёл я работать.

Глава 7

Валерия

Я шла в магазин и удивлялась, как у сына получается мной манипулировать. Он же ещё такой маленький. Я его должна воспитывать.

А если разобраться… Зачем его воспитывать? Он у меня разумный. Иногда только пугает.

«Ведьмак».

Верить в это или нет? Ну, пришла на кладбище, ну, успокоила женщину. А может, Минька услышал от кого-нибудь про этого несчастного ребёнка и про серьгу? А от кого? Он от меня не отходит. Может, в больнице?

Бред. Я просто не хочу верить в очевидное. Мой сын – гений! Надо с этим смириться.

С такими мыслями я дошла до магазина и встала у витрины. Опа! А какую брать?

Нет, ну я не совсем трезвенник. До декрета и в компаниях была, и скидывались на выпивку. Но сама, дожив почти до сорока, водку ни разу не покупала.

А нет, вру. Брала один раз – целый ящик. Нам тогда на работе подешёвке предложили. Но тогда не надо было выбирать – что привезли, то и купили. Мне она при ремонте квартиры помогла – жидкая валюта.

А вот теперь… Как из такого разнообразия выбрать?

Подошёл опрятного вида мужичок, наклонился, взял бутылку с самой нижней полки.

– А какая хорошая? – обратилась я к нему.

– А тебе зачем? – хриплым голосом задал он встречный вопрос.

Что у людей за манеры – вопросом на вопрос отвечать. Раз спрашиваю, значит, нужна помощь.

«Купаться буду», – почему-то захотелось ему ответить. Но он меня опередил.

– Если сама хочешь насладиться – вон ту бери, – указал он на полку, что наверху.

Увидев цену, мне аж дурно стало. Откроешь такую, нальёшь в рюмку и будешь сидеть, нюхать, наслаждаться, вспоминая, сколько за неё отвалила.

– Если друзей набухать – вот эта пойдёт, – продолжал между тем мужичок. – Кому подмазать – и эта сгодится. Дрянь редкостная, но алкаши берут – по башке бьёт здорово. Ну, а если дружка приятно сделать… – он противно заулыбался, – тогда из этих выбирай. И не так дорого, и не болеешь потом. Ну что, помог?

– Да, спасибо. – Но легче не стало.

– Так тебе зачем? – уставился на меня мужик.

– Лекарственную настойку сделать.

– Тьфу, голову мне морочишь, – разозлился дядька. – Я тут распинаюсь, лекцию целую читаю, а ей на ерунду… Во! Эту бери, подойдёт. – Он ловко подхватил бутылку водки с самого низа и сунул мне в руку.

– Ага, спасибо, – пробормотала я, направляясь к кассе.

И мне вдруг стало стыдно подходить с одной бутылкой к кассиру. Что она подумает? Надо ещё что-то купить.

Минька суп с консервы любит – пару взять. Хлеба булочку. Ну и колбаски – Васятка бутерброды любит.

Я выложила покупки на ленту, ожидая очереди.

– Хех, настойку, – раздалось за спиной. – Так бы и сказала – бухнуть решила.

– С чего вы взяли? – покраснела я.

– Классический набор: бухло и закусь. Чего только тютю такую за водярой послали – непонятно.

Кассирша внимательно вслушивалась в наш разговор, пробивая товар, ехидненько улыбалась.

А я, делая непроницаемое лицо, думала: что тут такого? Ну, купила водки. Надо мне!

Этот дядька с пятью бутылками стоит – и ничего, а меня за одну на смех подняли.

Подхватив покупки, выскочила из магазина

Ну вот, теперь чувство стыда будет терзать меня долго. Что же я такого сделала? Водку купила. Да полстраны пьёт – и ничего. Мои, детдомовские, почти все спились. Нас, кажется, всего четверо смогли жить нормальной жизнью. Им же не стыдно покупать водку. Чего я себя накручиваю? Кому какая разница, что мне нужно купить в магазине? Вот дура!

Выругав себя и немного успокоившись, я зашла в подозрительно тихую квартиру. Обычно, если я уходила в магазин без Миньки, он встречал меня радостным воплем, забирал пакеты и тащил их на кухню. Уж очень он любил разбирать покупки. Но сегодня меня никто не встречал. Лишь тихое «бубубу» доносилось из кухни.

Пройдя на цыпочках к двери, я заглянула внутрь. За столом сидел Миня, перетирая что-то в ладошках. По правую руку от него устроилась Белка, периодически нюхая его руки, после чего мяукала, и Миня снова принимался тереть. По левую руку сидел Васятка, доставая засушенные травы из запасов Мини и подсыпая их по щепотке в его ладони.

В этот момент казалось, что Минька сидит между двух котов. Мне на секунду даже померещилось, что так и есть… пока Васятка не взял щепотку сухих листьев своей лапкой. Он и правда походил на кота – если бы не огромные глаза-блюдца, умение ходить на двух ногах и привычка носить одежду. Ну, и отсутствие хвоста, конечно. Хотя… я не думаю, что Васятка прячет хвост под джинсами.

– Мы знаем, что ты дома, – не оборачиваясь, проговорил сын.

– Да? А я думала, тихо вошла… – Меня это слегка огорчило. Мне никогда не удавалось напугать сына – даже в шутку. Он всегда говорил: «Я знаю, ты за дверью» или «Я знаю, ты за углом». – Я что, так сильно шумела?

– Нет, мам, – Минька наконец закончил перетирать что-то, отряхнул руки и повернулся ко мне. – Евграфыч предупредил.

– Да? И он всегда… – я неопределённо махнула рукой.

– Нет, только когда я прошу. Купила? – Минька соскочил со стула и кинулся к пакету. Заглянув внутрь, улыбнулся. – Спасибо.

Повернувшись к Васятке, он протянул ему бутылку:

– Можно заканчивать.

– Ты уж сам, хозяин. Твоя сила нужна, – проворчал тот.

Миня покрутил бутылку в руках.

– А как её открыть?

– Не знаю… – Я взяла бутылку у сына. – Будем пробовать.

Вооружившись ножом, я сняла с пробки плёнку, попыталась её открутить – но она не поддавалась. Отвалился лишь маленький колпачок, открыв небольшое отверстие. Покрутив пробку туда-сюда, я убедилась, что снять её не получается, и виновато посмотрела на Миню.

– Евграфыч! – позвал он. – Поможешь?

Из щели между мойкой и стеной появился домовой. Как он туда помещался? Я и то ленилась отодвигать мойку – занятие не из лёгких, хозяйки меня поймут, – а он вот запросто вылез.

– Чем? – отозвался тот.

– Вот, как пробку снять?

– У-у-у, а что, простой водки не было? – Домовой посмотрел на меня.

– Мне эту посоветовали, я не знала, какую надо… – попыталась я оправдаться.

– Понятно. Алкашу и дешёвая сойдёт – ему всё равно. Ждите, сейчас.

Домовой снова нырнул в щель и через пару минут вернулся с пустой бутылкой из-под водки. Кое-как перелив содержимое из одной бутылки в другую, Миня принялся засыпать туда перетёртые порошки, что-то нашёптывая и поминутно сплёвывая через плечо.

Я взглянула на сына – и ахнула. Его всегда свежее личико осунулось, щёки побледнели, глаза покраснели.

– Миня! – воскликнула я и попыталась подойти к нему. Но Васятка обхватил мои ноги, не давая сделать шаг, а Белка встала рядом, вздыбив шерсть. – Что происходит?!

– Тихо! – зашипел слуга. – Не мешай, всё испортишь!

Глава 8

Миша

Отправив маму в магазин за водкой, наша весёлая компания принялась за дело. Васятка уже истолок водоросли, превратив их в бурый порошок. Теперь очередь за душицей, зверобоем, полынью и щепоткой дурман-травы. Все ингредиенты нужно смешать.

– Руками, руками мешай! – передавала мне Белка через Васятку. – Хозяин, ты должен почувствовать, как сила переходит в порошок.

Но я ничего не чувствовал. Просто мял травы, превращая их в труху. И вдруг меня осенило: нужно растирать их в ладонях. Откуда пришла эта мысль? Я прислушался к себе – и ощутил, как тонкий ручеёк тепла перетекает из рук в порошок.

Именно за этим занятием меня и застала мама. Пока домовой с ней переливали водку в подходящую тару, я решил зарядить зелье ещё сильнее. Всё-таки травы собраны в городе – они слабые.

Заканчивая заклинание, я понял, что перестарался. Вложил слишком много сил в своё первое зелье, а черпать энергию больше неоткуда. Надо бы на хутор…

С трудом поднявшись со стула, я увидел любопытную картину: Васятка висел на маминых ногах, а Белка ощетинилась, готовая броситься.

– Вы чего? – опешил я, удивившись, насколько слабым стал мой голос.

– Прости, хозяин, – Васятка отпустил маму и подошёл ко мне, низко опустив голову. – Ты творил заклинание, а она могла сбить тебя. Так нельзя.

Я молча потрепал его по голове – и вдруг почувствовал прилив сил. Прикоснулся снова – и снова ощутил поток энергии. Но, взглянув в глаза Васятке, отшатнулся: в них читалась боль. Он делился со мной силой – и молча страдал!

Зато теперь у меня хватило сил подойти к маме. Она стояла, зажав рот руками, видимо, чтобы не закричать.

– Мамуль, всё уже хорошо.

Она отрицательно мотнула головой.

– Говорю же, всё в порядке. Я посплю – и пройдёт. Ты сходи к бабе Нюре, отдай ей зелье.

Мама снова покачала головой.

– Мам, ну что ты? Зря, что ли, я силы тратил? Иди.

Я сунул ей бутылку и быстро спрятал руки за спину, чтобы она не отказалась. Главное – чтобы не выронила. Неужели я выгляжу настолько плохо? Ладно, это потом. Сейчас важно отдать зелье.

– Иди к соседке, пусть выпьет всё до капли. Но предупреди: предупредить не забудь, он выкрасть её должен. Бабе Нюре, скажи, плохо ему будет, очень. Пусть не трогает его. Как полегчает ему, пусть опохмелится, предложит. Ему ещё хуже станет. Он ещё раз выпить попробует. И всё. Больше в рот не возьмёт. – Я глубоко вздохнул. – Иди, мам. А я… я спать.