
Полная версия
Жизнь после сказки
– Елена, здравствуйте! Извините, пробки, – затараторила она. – Я Наташа. Вот мои рекомендации.
Взяв протянутую бумагу, я мельком просмотрела ее. Няня. Высшее педагогическое образование, опыт работы пять лет. Наташа между тем продолжила:
– Давайте я возьму сумку, такси уже ждет. В квартире все приготовлено.
Благодарно улыбнувшись, я поднялась и пошла следом, надеясь, что дома моя амнезия благополучно пройдет.
Выйдя из стеклянных дверей больницы, мы подошли к белому шевроле, ожидавшему нас за черными ажурными воротами недалеко от шлагбаума. Положив сумку в багажник и открыв пассажирскую дверь позади водителя, Наташа взяла у меня ребенка и положила в детскую люльку. Затем мы сели рядом, и машина тронулась.
Автомобиль ехал около получаса по залитому солнцем осеннему городу. Деревья, обрамляющие улицы, уже начинали сбрасывать золотые, красные и оранжевые листья, образуя под собой яркий ковер. В сквере беззаботно гуляли прохожие, наслаждаясь свежим воздухом. Дети радостно играли в опавших листьях, а бабушки сидели на скамейках, наблюдая за природой. Мы проезжали мимо различных зданий: от старинных домиков до современных высоток. Осеннее солнце эффектно подчеркивало детали их фасадов. В некоторых местах работали уличные кафе, где люди, сидя за столиками, радостно беседовали, укутанные в теплую одежду или пледы.
Я смотрела в окно на мир за ним и тихонько ужасалась полному отсутствию хоть каких-то воспоминаний. Даже когда машина свернула во двор, попетляв в лабиринте пятиэтажек, и остановилась около одной из них, я не опознала ее как свой дом. Наташа тем временем вышла из машины, вынула из люльки ребенка и, приняв из рук водителя мою сумку, выжидающе встала у подъездной двери. Пришлось тоже выйти и, наудачу нашарив в кармане ключи, поднести бело-синюю карточку на шнурке к окошку домофона.
– Дверь открыта, – сказал приятный мужской голос. – Спасибо, что передаете показания приборов учета с двадцатого по двадцать пятое число.
Пройдя вслед за няней в подъезд, я поняла, что ни день, ни месяц, ни даже год рождения моего чада мне совершенно неизвестны. Равно как и мои. То же и с именем – не назвали бы Еленой, не узнала.
Наташа поднялась на третий этаж и остановилась около коричневой двери с золотистой ручкой. Без номера. Поправив лежащего на руке ребенка и поставив сумку себе на ногу, няня вопросительно на меня посмотрела. Мысленно выругавшись (могла бы хоть сумку сама донести, бестолочь пустоголовая!), я принялась копаться с замками.
Войдя в распахнутую дверь, няня уместила сумку на тумбочку справа от двери и, ловко скинув ботинки, ушла в комнату. Там, положив ребенка на пеленальный стол-комод, она принялась сноровисто его распаковывать. Скинув розовый болоньевый комбинезон на пол вместе с вязаной шапкой в тон, а также шерстяной кофточкой и штанишками, няня аккуратно взяла ребенка на руки и, приговаривая: «А кто тут нас такой красивый, а кто такой сладкий?» – положила в кроватку досыпать. Включив мобиль, она вернулась ко мне. Все еще бестолково стоящей у распахнутой двери. По-своему истолковав мое замешательство, девушка, протиснувшись мимо меня, дотянулась до ручки и закрыла дверь, сказав:
– Завтра Костика заберете, сейчас поздно уже, да и мне через час убегать надо – не успеете обернуться. Отдохните, пока есть возможность.
Кто такой Костик и откуда его надо забирать, пока, увы, не вспоминалось. Разувшись и сняв черную кожаную куртку, я через силу улыбнулась, повесила одежду на крючок над тумбочкой и, пройдя в комнату, опустилась на кровать. Кроме нее, комода и еще двух кроваток в комнате обнаружился только зеркальный трехстворчатый шкаф-купе во всю стену.
Наташа между тем, повесив свое пальто рядом с моей курткой, начала отчет-инструктаж, сопровождая реплики указательными жестами:
– Подгузники я купила, лежат во втором ящике, банка смеси на всякий случай на кухне, бутылочки и стерилизатор там же. Мне через час надо убегать, поэтому идите в душ, пока я тут.
Молча проследовав в направлении последнего жеста, я прошла в ванну и, закрыв за собой дверь, повернулась к зеркалу. Оттуда на меня смотрела уставшая, осунувшаяся женщина лет сорока. Короткие светлые волосы частично заправлены за уши, а частично закрывали лицо. Увы, собственное изображение ситуацию не поправило. Я не стала разговаривать с отражением, решив, что еще не настолько сошла с ума. Хотя подлая мыслишка расспросить его проскальзывала. Но я лишь опустилась на черный резиновый коврик, прислонившись спиной к стиральной машинке. В голове роилась все та же куча панически-страшных мыслей, но, увы, ни одного воспоминания. Проведя руками по лицу, я стянула водолазку, потом джинсы и включила душ. К слову, после него дама в зеркале скинула лет восемь.
Когда через четверть часа, завернутая в желтый флисовый халат, с тюрбаном на голове, я вошла в комнату, Наташа качала на руках плачущее дитя:
– Проголодалась, – сказала она мне.
Взяв ребенка, я села на кровать и развязала пояс халата. Прильнув к груди, кроха умильно зачмокала. Наташа отошла к окну и, деликатно отвернувшись, занялась созерцанием осеннего пейзажа.
Посмотрев на нее, я, повинуясь внезапному порыву, выпалила:
– Я ничего не помню.
– Ожидаемо, – пожала плечами девушка, не поворачиваясь. – Леонид Денисович предупреждал, что, скорее всего, так и будет, но просил меня не начинать этот разговор первой.
В душе зажглась искорка надежды:
– А Леонид Денисович это…
– Ваш врач, – продолжила за меня Наташа. – График приемов висит на дверце холодильника. Следующий у вас послезавтра, поэтому лучше поговорите с ним на эту тему. Я боюсь навредить. С завтрашнего дня я у вас каждый день с девяти утра до шести вечера. Сегодня буду еще полчаса, потом убегу закрыть вопросы на предыдущей работе. Чтобы, так сказать, с чистой совестью взяться за новую. Вы же без меня справитесь?
На последней фразе девушка развернулась и встревоженно посмотрела мне в глаза.
– Конечно, – улыбнулась я, чуть натянуто. – Разум у меня вроде бы на месте. Памяти только нет.
– Хорошо, – кивнула Наташа и вновь отвернулась к окну.
На следующий день она помогла мне забрать Костика из Дома малютки. Милого черноволосого двухлетнего мальчугана. Сына. Однако и он никаких воспоминаний с собой не принес.
В итоге Наташа стала просто незаменимой жизненной опорой на ближайшие полгода. Однако недешевой. Конечно, на банковской карточке у меня, как выяснилось, были деньги, правда, совершенно неизвестного происхождения. Опасаясь, что их оставил мне муж-мафиози перед смертью, как и временное жилье, и рано или поздно за ними придут и отнимут, я старалась зря в кубышку не лазить, рассчитывая на свои силы в плане заработка. С выбором которого мне очень помогло случайно увиденное в сети объявление с требованием написания текстов. Эта работа давала мне хоть минимальный, но все же доход, покрывающий базовые бытовые нужды. К тому же, благодаря тому что часть ее делали нейросети, отнимала не слишком много времени. Поэтому альтернативно я писала статьи о материнстве для популярного онлайн-журнала. И тут нейросети уже не помогали нисколько. Выдаваемые ими тексты были пусты и безжизненны. Для рекламных карточек или описаний товаров – еще нормально. А вот что-то человеческое для людей приходилось писать самостоятельно. Иначе получался не текст, а пустая жвачка.
Услуги няни я оплачивала с карточки. Благодаря Наталье с сыном я общалась только вечерами, что меня немного расстраивало, однако давало работать, не сильно уставая. Дочь пока не требовала много внимания, а печатать на ноутбуке можно было и на лавочке в парке. Правда, эффективность этого была сомнительной, но не нулевой. Иногда Наташа забирала обоих детей на прогулку, тогда я могла позволить себе поработать чуть больше и интенсивнее. В периоды пика заказов приходилось работать и ночами. Но за это меня ругал врач, говоря, что недосып крайне вредно сказывается на разуме и память в таком случае не восстановится вовсе. Однако когда я в такие дни стала пропускать приемы, чтобы наверстать упущенный ночью сон, – перестал. Меня очень радовало, что в итоге совокупного дохода мне хватало на оплату коммуналки, еду и даже игрушки детям. Под ногами ощущалась пусть еще не очень твердая, но уже почва. В какой-то момент я даже перестала бояться, что кто-то придет и выгонит меня из квартиры. Потому что начинала верить, что если что – справлюсь. Врач за свою работу денег не брал, объяснив, что его курс – часть социальной программы.
На первый прием к нему мы с Наташей зашли по ходу прогулки с детьми. Оставив меня у двери в подвальное помещение, няня укатила двойную коляску по направлению к парку, обещав через час вернуться. Идея о безвременно почившем муже-мафиози, оставившем меня на попечение своей шайке, снова засвербела в мозгу. Ибо что за врач будет принимать пациентов в подвале одной из пятиэтажек спального района? За дверью без вывески. Интересно, какой он специализации? И есть ли хотя бы диплом?
Видимо, размышляла я неприлично долго, потому что дверь внезапно распахнулась, и на пороге возник, надо полагать, сам Леонид Денисович. В черных брюках и полосатой синей рубашке без галстука, без белого халата и бейджика. На вид ему было не больше сорока, однако виски уже тронула седина. Его прическа и элегантная эспаньолка показались мне смутно знакомыми. Как и глаза. А вернее, взгляд со смесью боли и радости.
– Добрый день, – улыбнулся он, протянув мне руку. – Пойдемте, не будем терять время.
Чуть помедлив, я все же ухватилась за шершавую ладонь и аккуратно спустилась по пыльным ступенькам вслед за врачом. Который между тем продолжал разговор:
– В моем основном офисе потоп, поэтому пока его последствия будут ликвидировать, пришлось временно обосноваться тут. Для вас и еще одного пациента пропуск консультаций критичен, так что извините за антураж.
Я незаметно выдохнула: наличие основного офиса несколько снизило тревожность. Хотя справедливости ради надо отметить, что за весь период полугодовой терапии я его так и не увидела. В конце ступеней оказалась вполне крепкая деревянная дверь, за которой расположилась уютная светлая комната с диваном, столом, кожаным креслом и фикусом в кадке. Последний подействовал на меня успокаивающе.
Галантно повесив мою куртку на вешалку у входа, рядом с кожаным плащом, доктор указал на диван, а сам прошел к столу. Дождавшись, пока я сяду, он достал блокнот и поинтересовался:
– Как дочь?
– Хорошо, – улыбнулась я, заправляя за уши мешающиеся пряди.
– Не передумали еще Миленой называть? – продолжил светскую беседу он.
Признаваться, что об имени я пока вообще не думала, было стыдно, поэтому ухватилась за предложенное:
– Не передумала.
Что-то чиркнув в блокноте, мужчина откинулся на спинку кресла, сцепив руки в замок, и спросил:
– А что вообще вы помните?
– До выписки из роддома – ничего, – честно ответила я, по его примеру откидываясь на спинку дивана.
Кивнув, Леонид Денисович придвинулся к столу, положив подбородок на все еще сцепленные в замок руки, и сказал:
– К сожалению, в вашем случае я не могу рассказать ничего из прошлого. Память должна восстановиться самостоятельно.
– А что значит «в моем случае»? – поинтересовалась я.
– Есть много разных видов амнезии. Ваша – результат крайне травмирующих событий, – тщательно подбирая слова, ответил врач. – Ваш разум должен сам решить, когда он будет готов принять все и в каком виде. Но вы можете задавать любые вопросы. Отвечу на уровне да-нет.
Мысль об умершем муже-мафиози снова возникла в голове. Ведь если его застрелили (или что похуже) на моих глазах, то вполне понятно, почему вспоминать об этом не хочется.
Озвучив догадку, я слегка удивилась реакции врача, если не сказать обиделась. Он искренне рассмеялся.
– Нет, Елена, – наконец отсмеявшись, ответил он. – Ваш муж мафиози не был. Но меня радует, что ваш разум вам верен.
– А кем он был? – спросила я.
В ответ Леонид Денисович покачал головой:
– Увы, я могу отвечать только да или нет.
За весь остаток того приема мне удалось лишь узнать, что мой муж жив. Однако где он и кто, выяснить не получилось. Как и за весь прочий период терапии. Которая всегда проходила одинаково. Минут десять играли в да-нет, потом мне выдавался лист бумаги и восковые мелки. Оставшееся до конца приема время я рисовала. Все, что в голову приходило. Обычно – абстракции. Редко – домик с солнышком. Врач все это время просто на меня смотрел. И так три раза в неделю на протяжении полугода.
В общем, для себя я в итоге уяснила, что муж в принципе где-то есть, но меня искать не собирается. В полицию заявление о пропавшей себе не подашь. В списках я не числюсь. Хоть в «Жди меня» пиши. Но страшно. Ведь обычно не ищут потому, что не нужна. Но пока точного ответа нет, можно забавляться отговорками: плохо ищут или пока не искали, но вот-вот начнут, ибо безмерно заняты чем-то другим.
* * *Погасший свет возвестил о полуночи, вырвав меня из воспоминаний. Сколько тут живу, всегда так: едва часы обнуляются – скачет напряжение. Правда, обычно все ограничивается морганием, а сегодня – наступила тьма. Причем, похоже, во всем районе: фонари за окном тоже потухли. Лишь экран ноутбука продолжал невозмутимо светиться. Выдернув его из сети на всякий случай, я хотела сохранить рабочий файл, но выяснилось, что все намертво зависло. Что ж, есть благо и в ненаписанном – не потеряется, не потреплет нервы.
– …она!!! – звук из включенных на полную динамиков весело разнесся по квартире, и тут же ему в ответ из комнаты взвыла двухголосая сирена.
Чертыхнувшись, я захлопнула крышку ноутбука, запихнула его под подушку на подоконник и понеслась убаюкивать разбуженных чад. Убила бы того, кто придумал внезапно включающийся звук в рекламных баннерах. Ведь на зависшем ноутбуке от него не так-то просто избавиться.
Ликвидация внезапного ЧП съела пятнадцать минут времени и пару порций молока. Милу пришлось перевести на смесь где-то полмесяца назад, поэтому ночные кормления стали проще. Помыв чашку и бутылочку, я осторожно убрала подушку с ноутбука: надо ж его все-таки выключить, раз с работой не клеится.
Открытая крышка явила сюрприз: на мониторе вместо текстового редактора развернулся браузер со злополучной вкладкой, занимавшей весь экран. С него на меня смотрел, улыбаясь, весьма симпатичный, остроухий, обнаженный как минимум до пояса брюнет.
– Ну чтоб тебя!!!! – самопроизвольно вырвалась у меня реакция от осознания ловли вируса. Похоже, Костя днем наработал, кликая во все подряд до моего вмешательства.
– Привет! – уже не так громко донеслось из динамиков.
– Вот только тебя мне и не хватало! – сквозь зубы процедила я в ответ, безуспешно пробуя все комбинации клавиш, включая кнопку питания. Но увы. Мертвый блок. И не факт, что вытаскивание аккумулятора поможет.
– Ты меня помнишь? – изумился виртуальный собеседник.
– Ты мне технику испортил! – захлопнув крышку, я убрала ноут обратно на подоконник и полезла в мобильник искать координаты компьютерного мастера, чтоб утром не терять на это времени. Однако с разблокированного экрана смартфона на меня уставилась та же брюнетистая физиономия:
– Нам нужно поговорить!
От неожиданности я выронила телефон, и он грохнулся экраном вниз прямо на кафель. Однако не замолк.
– Пожалуйста, послушай меня!
Аккуратно подняв аппарат, я горестно обозрела паутинку трещин, покрывающую весь экран все с тем же типом. Сетевые вирусы ловко разлетаются по всему, что подключено к вайфаю.
– Блин! Вот сколько раз зарекалась не подпускать ребенка к технике!
– Он тут ни при чем! – отозвались из телефона. – Ты готова меня выслушать?
– А не пошел бы ты!.. – зло прошипела я, довершив фразу заковыристой неприличной конструкцией, обращаясь скорее к миру, чем к вирусу, и попутно зажимая кнопку питания.
Телефон, к счастью, перезагрузился без фокусов, а вместе с ним вернулся и свет. Плюнув на всю Вселенную и еще раз знатно ее обматерив, я щелкнула выключателем и побрела спать, решив, разобраться с проблемами на свежую голову. Но, как ни странно, утром сложностей ни с техникой, ни с прочим не обнаружилось. И ноутбук без проблем заработал, и трещинки на телефоне оказались не такими уж страшными, и дети мирно собрались с няней на послеобеденную прогулку, и даже текст дописался и отправился. Так и захотелось сделать вывод: вот что мат животворящий делает. Однако в полночь вновь началась свистопляска.
Я заканчивала написание довольно большого отрывка, как моргнул свет, и мой ноутбук сперва завис, затем погас вовсе, а затем вновь отобразил вчерашнего брюнета, выдавшего в наушники:
– Привет! Не пугайся, нам надо поговорить.
Порадовавшись, что вирус на этот раз не разбудил мне детей, я зажала кнопку питания, надеясь выключить ноутбук. Но, увы, не помогло.
– Вот чего ты ко мне привязался, вирусня гадкая?! – безнадежно вздохнула я, собираясь захлопнуть крышку.
– Вообще-то я твой муж, – обиженно отозвались из ноута. – Бывший.
Услышанное заставило меня остановиться и пристальнее вглядеться в лицо, смотрящее с экрана. В мыслях промелькнуло «Ворон», и в тот же миг в затылок будто стальную спицу воткнули. Глаза заволокло красной пеленой, и, уже падая, я услышала в наушниках истошное:
– Лиона!!!
А дальше темнота.
В чувство меня привел Леонид Денисович, подсунув под нос пузырек с чем-то весьма едким. Я лежала на кровати, а с кухни доносилось Наташкино: «Летит самолетик, открывайте ротик, дайте посадку, летит самолетик». Видимо, она кормила детей завтраком.
– Ты как? – встревоженно спросил доктор, видя, что я открыла глаза.
– Да вроде ничего, – неуверенно ответила я, пытаясь оторвать от подушки чугунную голову, но тщетно.
– Наталья нашла тебя на кухне, на полу, и позвонила мне, – Леонид Денисович посветил мне в глаза фонариком. – Что случилось?
Кое-как припомнив и пересказав историю с вирусом, я снова откинулась на подушку и закрыла глаза. К головной боли прибавилась тошнота.
– Та-ак, – озадаченно протянул врач и ушел на кухню.
Через пару минут вернулся и, осторожно приподняв меня, протянул стакан:
– Выпей.
Я заметила, что руки мужчины немного дрожали. Однако о нем мне думать было особо некогда. Ибо было очень плохо.
Кое-как проглотив лекарство, я легла обратно на подушку, собираясь снова закрыть глаза. Но увидев, как доктор забирает мой ноутбук и телефон, явно собираясь уходить, попыталась приподняться и возмутиться. Не вышло.
– Спи, – глухо сказал Леонид Денисович и вышел из квартиры.
Весь этот день, а заодно следующий, и даже дольше, я была в полузабытьи. Мне снились кошмары. Тюремная камера, цыгане, пираты, эльфы, русалки, звон мечей и прочий подобный мрак. Лишь редкое прикосновение ко лбу шершавой ладони дарило недолгий покой.
На четвертый по ощущениям день кошмары ушли, стройно уложившись и запершись в подсознании. Мне стало настолько хорошо, что я смогла доползти до ванны, а потом и до кухни. Там обнаружился только Лео за моим ноутбуком. Ни Наташи, ни детей, ни Эрла, ни Ворона.
Крайне непривычно было видеть Леонарда в черной-белой клетчатой рубашке поверх синей футболки и джинсах в тон. Но, нужно признаться, ему шло. Экран стоящего перед ним ноутбука освещал его лицо мягким светом. Леонард внимательно рассматривал наши с сыном фотографии. Его поза выдавала сосредоточенность.
Когда я увидела Лео, в груди защемило от нахлынувших эмоций. Я не помнила, но точно знала – он был важной частью моей жизни, и его присутствие наполнило душу теплом и надеждой. Я почувствовала, как радость переполняет меня. Мне захотелось броситься к нему, обнять и никогда не отпускать. Но внезапно возникшее непонятное липкое чувство сомнения удержало меня от поспешных порывов. Какая-то часть подсознания отчаянно закричала: «Жди подвоха!» – остальная же напомнила, как, наверное, замечательно я выгляжу в бесформенном фиолетовом халате. Очень захотелось сбежать обратно в комнату и надеть что-нибудь посимпатичнее. Хотя бы джинсы с водолазкой. Но, увы, не успела.
Повернув голову на звук шагов, Леонард быстро поднялся и, подойдя ко мне, обнял за плечи, заглянул в глаза и встревоженно спросил:
– Ты как?
Опасаясь, что сейчас опять засветят фонариком, я, опустив голову, чуть отстранилась и ответила:
– Нормально. А где все?
– Гуляют с Наташей, – ответил он, мягко направляя меня к столу. – Есть будешь?
Секунду подумав, я утвердительно кивнула и, опустившись на стул, более четко сформулировала вопрос. Ибо вряд ли с Наташей гуляли все.
– Где Эрл и Ворон?
Видимо, это прозвучало очень неожиданно – мужчина чуть не выронил красную цветастую тарелку, взятую с полки. Подскочив ко мне, он опустился передо мной на колени, обнял за плечи и, глядя в глаза, прошептал:
– Ты все вспомнила?!
– Наверное, – мотнула я головой. – Не знаю. Но тебя помню. Себя помню. Конора помню. Эрла помню. Ворона помню. Все остальное – на уровне маловразумительной каши из фактов и образов.
– Не старайся вспоминать, – Лео обнял меня и поцеловал в макушку. – Пусть само аккуратно восстанавливается.
Когда я оказалась в его объятиях, в душе осталось только ощущение тепла и безопасности. Я с наслаждением вдохнула запах его кожи, знакомый и родной, смешанный с приятным ароматом бергамотового парфюма. В его объятиях я почувствовала себя защищенной, понимаемой и любимой. Я закрыла глаза и просто наслаждалась этим моментом. Мне стало так легко, так спокойно, что я могла бы остаться в этих объятиях навсегда, забыв обо всем на свете. Однако он тихо прошептал:
– Я так боялся, что потеряю тебя.
Это заставило меня отстраниться и, посмотрев ему в глаза, спросить:
– Поэтому и не говорил ничего?
– Да, – ответил он, не отводя взгляда. – Насильное возвращение прежней сущности в семидесяти случаях из ста дает летальный исход, а в девяноста – полную потерю разума.
– Прежней сущности?
Еще раз прижав к себе на несколько секунд, Леонард выпустил меня из объятий, поднялся и сказал, направляясь к холодильнику:
– Давай ты поешь, а я пока тебе все расскажу. В Вайнере ты что последнее помнишь?
– Как мы были на пляже, как закричал Конор, как я взяла его на руки.
– Ага, – кивнул мужчина, накладывая мне рагу.
Я снова поймала себя на ощущении диссонанса, когда Леонард поставил тарелку в микроволновку и запустил разогрев. Затем набрал кому-то сообщение на телефоне, поставил передо мной дымящуюся еду и лишь тогда начал рассказ.
Отважно в новый мир
– Только начну я, пожалуй, не с пляжа, а с общего контекста, – сказал Леонард, параллельно занимаясь чайником. – Оказывается, наш с тобой родной мир – всего лишь один из многих миров, кружащихся вокруг центра Вселенной. Для мира, в котором мы сейчас находимся, это общеизвестный факт, поэтому, думаю, твоя нынешняя сущность примерно поймет, о чем я.
Дождавшись моего неуверенно кивка, он продолжил:
– Когда мы появляемся на свет в каком-либо мире, он вкладывает в нас соответствующую себе сущность. Это естественный процесс рождения. Однако если появление в мире происходит… как бы помягче выразиться… не как положено, то происходит конфликт сущностей. Информационное поле мира вкладывает знания согласно возрасту, времени и месту. Для детей это безвредно. Однако если взрослое существо внезапно попадает в мир, то вызывает аномалию, которую инфополе старается сгладить как можно быстрее. Оно обрушивает на него все знания, которые теоретически могли бы быть им получены от рождения до его возраста. При этом, если существо выживает, происходит обычно полное уничтожение прежней сущности по прошествии некоторого времени, если не удается провести правильный процесс симбиоза. Про насильственный вариант я тебе уже говорил. К сожалению, твое появление в этом мире произошло…
– Как обычно у меня все и происходит? – усмехнулась я. – То есть в моем случае ты рассчитывал на первый вариант?
– Да, – кивнул он. – Рассчитывал на реальность, даже прикидывал, как снова отношения выстраивать буду. Но на чудо все-таки надеялся, потому что если бы твоя истинная сущность исчезла совсем, ты бы думала, что помнишь и детство, и юность, а не только выписку из роддома.
И сжав кулаки, Леонард добавил:
– Но твоего бывшего все равно прибью, когда достану!
– А где он? – встревоженно спросила я, положив вилку на стол.
Лео, поставив передо мной дымящуюся чашку с чаем, ответил:
– Давай все по порядку, ладно? Итак, думаю, теперь можно начать с пляжа.
* * *Когда Конор закричал, а вы с Вороном кинулись к нему, я осмотрелся в поисках угрозы. В нескольких шагах от нашего костра стоял, как мне тогда подумалось, маг в блестящих одеждах и шарообразном затемненном шлеме, сжимая в руках амулет. Бросившись на него, чтобы разбить чары, я случайно… скажем так, активировал не ту функцию амулета… Да, коряво вышло, но, думаю, понятно. Нас окутало золотистое свечение, и мы переместились в комнату, светящуюся пестрыми огнями. Там я наконец отобрал у него амулет. Он же, упав на колени, схватился за голову, сбросил шлем и завопил: