Пленники Орсы

– Да… – в один голос вскричали Ольга с Надеждой.

Чаепитие продолжалось уже больше часа… Уже был съеден один ананас и два апельсина, а сам чайник был заварен раза три… Было весело от откровенных рассказов Варвары Ильиничны:

– А был еще один случай… – продолжала она дальше, – это уже с моим нынешним… Он тогда еще в анархистах ходил, а стояли мы на постое в одном хуторе, за два перехода до Крыма… И замечаю я, что Лукич сам не свой – ну не может он глаз отвести от моей задницы! А боится – Фрунзе самолично издал приказ, что если кто на меня посягать будет, сам расстреляет на месте!

– А у вас и с Фрунзе что-то было? – наивно спросила Ольга.

– Да нет… Фрунзе – человек серьезный! Он таким образом меня оберегал… Говорил: сама дашь – твое дело; а в армии – бардака не допущу! А мне, девки, эта война уже вот где… – Варвара Ильинична показала на горло. – А перед этим в штабе, прослышала я, что Шеера хотят направить в Москву, по мобилизационным делам… Вот, думаю, мой шанс и тогда я, как говорится, стала перед ним вертеть задом… То так подставлю; то дорогу перейду или разлягусь в интересном положении, а он тюфяк, реагирует на все, но решится на что-то боится… И тогда я начинаю ему капать на мозги… Говорю: мол я уже созрела для семейной жизни, но в мире так мало надежных товарищей, с которыми бы я могла жить счастливо, мужа любить и деточек растить… А он – а я?

По входной двери больницы кто-то забарабанил…

– Я слышала шум подъехавшей машины… – сказала Зоя Антоновна.

– Значит, по мою душу… – отреагировала Варвара Ильинична. – Вы сидите, а я выйду и сама с ними поговорю… Она вышла из кабинета, прошла вестибюль и прильнув к входной двери, спросила:

– Эй, кто там? Отзовись…

– Открывайте, немедленно… – потребовал глухой женский голос. – ВЧКа!

– Что-то голос больно знакомый… – засмеялась Варвара Ильинична, откидывая щеколду. – О, боже! Никак ты, Александра Николаевна? Что тебя сюда принесло, на ночь глядя? Никак, мой нажаловался?

– Нет, попросил выяснить! – ответила Токарева, входя в предбанник больницы. За ней сразу, протиснулись два чекиста, стоящих сзади. – Кто там еще? Что вы здесь устроили?

– Ничего. С медперсоналом решили чайку попить… А скажи-ка ты лучше, любезная, что, конкретно, решил выяснить товарищ Шеер с твоей помощью? – Варвара Ильинична решительно перегородила собой вход в вестибюль.

– А нужно нам узнать, уважаемая Варвара Ильинична, – немного помешкав, заявила Токарева, – откуда вы взяли, что в город завезли апельсины и ананасы? Это ваш бред или досужие контрреволюционные сплетни? Нам нужно решить, как с вами поступить в дальнейшем: арестовать или отпустить из-за отсутствия преступления?

– Меня арестовать? – мгновенно передернуло Варвару Ильиничну и она взорвалась… – Ах, ты подстилка царской охранки! Я тебя, сучку, из Крестов вызволяла, а ты меня – потомственную пролетарку, арестовывать собираешься? А не хочешь ли сама туда отправиться? Распустились, сволочи, после отъезда правительства в Москву! Сегодня – же дозвонюсь до Феликса Эдмундовича – пусть он вам мозги вправит!

– Ну зачем ты так, Варвара Ильинична! – пошла на попятную Токарева. – Мы просто хотели выяснить, откуда пошли такие слухи? Ты же сама понимаешь – таких фруктов в Петрограде нет! Империалисты нам объявили полную блокаду, а у наших соседей, нигде ананасы не растут? Что же это тогда? Слухи? А кто их распускает и с какой целью? И насчет "ареста" извини… Я просто не задумываясь, ляпнула по форме… Ты только скажи, что это за история? Откуда она взялась?

– Ладно… – смилостивилась Варвара Ильинична. – В общем-то никакой истории и нет… Пришли две посетительницы навестить свою подругу, а на ту уже и рукой махнули – не жилец! И принесли они ей передачу – сплошные апельсины и ананасы! Я как почуяла аромат и все… Появилось такое желание их попробовать, что мочи нет… Я прошу их – продайте, а они в никакую… Ну вот тогда я и позвонила Василию Лукичу, ну и, конечно, наговорила ему всяких глупостей… Сейчас, конечно, жалею…Они все таки меня угостили: и тем, и другим!

– А откуда они приехал? – поинтересовалась Токарева.

– Как я поняла, они здешние… А посылку им передал курьер из Москвы, от мужа… Он там работает у Красина…

– Интересно. А он им здесь передал передачу или ее уже принесли подруги?

– Откуда я знаю? Я лично курьера не видела… Мне, просто, одна из подруг сказала, что это от курьера… Что муж помнит ее и передает передачу…

– Получается, что курьера никто не видел… Что бы сказал по этому поводу товарищ Горький? А был ли, мальчик? Может, никакого курьера и не было? Тогда вопрос, Варвара Ильинична! Где же все таки, могли отоварится, эти барышни? Не сами же они по плантациям бегали? А фрукты, все равно появились? Где они сейчас?

– В приемной, чай пьют… – сбитая логикой Токаревой, призналась Варвара Ильинична.

– Веди… Агапов и Кузьмин за мной… – Токарева решительно отстранила Шеер от двери и ринулась вперед… Чекисты быстро достигли кабинета и встали у дверей, пропустив Токареву вперед. Та, интуитивно, сразу опознала, по рассказу Шеер, и бывшего коллеги Зотова, разыскиваемых ВЧКа подруг…

– Гражданки! Позвольте полюбопытствовать – откуда вы здесь появились? – невинно обратилась она к ним.

К ней подошел Агапов и что-то нашептал начальнице на ушко… Токарева, сразу выпрямилась и многозначительно посмотрела на этих женщин…

Надежда погладила Ольгу по руке и приказала:

– Сиди! Им ни слова!

Токарева, смакуя, предполагаемый эффект, выжидательно продлевала паузу, но ее перебила Надежда, обращаясь к Зое Антоновне:

– У вас есть свободная палата?

– Да. – ответила та… – Рядом с больной Струве…Она не закрыта…

– Тогда проводите нас туда, вместе с гражданкой Токаревой… У нас с ней возникли серьезные разногласия – надо кое-что выяснить! Правда, Александра Николаевна? – спросила Надежда, обращаясь к Токаревой.

Токарева удивилась, что эта незнакомка знает ее инициалы, но возмутиться не пожелала, а лишь кивнула головой в знак согласия… Так они все: Зоя Антоновна; Надежда с Токаревой и чекисты прошли к свободной палате…Дежурная открыла палату, зашла в нее и встала со свечой в углу… Надежда пригласила чекистов и Токареву последовать ее примеру… И тогда она обратилась к ним:

– Товарищи! Я не согласна с вашими действиями! У меня абсолютно другие планы! Вот вы, – Надежда обратилась к Агапову, – уже встречались со мной, но видно урок вам не пошел на пользу… Вместо того, чтобы промолчать, вы стали на меня кляузничать своей начальнице и что в результате? Приходится выяснять отношения… А я так это не люблю! Вы, наверное, устали и хотите отдохнуть? Что ж, воля ваша! Располагайтесь поудобнее…

Чекисты прошли вперед и завалились на не застеленные кровати, а Токарева легла прямо на пол, у кровати Агапова. Через секунду они захрапели…

– Как же так, – заволновалась Зоя Антоновна, – все-таки начальница… Может ей какой-нибудь матрасик принести?

– Не надо… – отсоветовала ей Надежда. – Ей так удобно… Она еще со времен, службы в трибунале, привыкла из ничего, делать людям неприятности, и никого не жалеть… Неудобства-это нормальное ее состояние!

Когда Надежда с Зоей Антоновной вернулись в кабинет, то отсутствием чекистов, в грубой форме, поинтересовалась только Варвара Ильинична:

– А куда это подевался наш надзор?

– Спать захотели, там в палате и улеглись… – пояснила Зоя Антоновна. – Теперь до утра не заявяться… Можно еще раз поставить чайник! Кто еще будет? Поднимите руки? Ясно – все, за’’! Придется опять заваривать! Там заварка еще осталась?

– Осталась! – обнадежила Варвара Ильинична.

– Тогда я сейчас! – Зоя Антоновна взяла чайник и вышла на кухню.

Через несколько минут, уже все, снова сидели за столом и вспоминали нежданных гостей:

– И чего они приперлись? – недоумевала Варвара Ильинична. – Начали с меня, а сами завалились спать? Я всегда их считала идиотами, а они и на самом деле, оказались такими! Плевать я хотела на них…

И вдруг она замолкла, устремив свой взгляд на застекленную перегородку, выходившую в коридор.

– Там кто-то есть? – прошептала она.

Послышался скрип открываемой двери и в кабинете, из-за стеллажей появилась растрепанная, в одной нижней рубашке, женская фигура. Она пошла вперед к столу:

– Здравствуйте, девочки! – тихо поздоровалась женщина, а затем удивленно уставилась на Ольгу. – Олечка?

Ольга выскочила из-за стола и повисла на ней, приговаривая:

– Верочка, милая! Я здесь, все будет хорошо! Как ты, милая?

Вера обняла свою подругу и расплакалась:

– У меня все хорошо! А там я была одна и никому не нужная… Олечка, а я могу у тебя попросить?

– Что, родная? Проси, что хочешь!

– Олечка! А у тебя не найдется кусочка хлеба?

Ольга от такой просьбы разрыдалась, а Надежда удовлетворенно хмыкнула, понимая, что теперь у Веры все будет нормально…

Часть вторая

Лавка Свенсона

1922 год. Охотск. Лавка Свенсона. Есаул Яныгин, его брат – вахмистр Яныгин, есаул Сентяпов и казаки: Тимка Козлов, Степан Крошин и Веремей Бусыгин сидят за длинным столом. Они уже изрядно выпили.

– Фарт не каждому дается… – рассуждает Бусыгин, – Без ума в этом деле не подфартит… Одному мужику самородки сами под ноги валятся, а другой пройдет мимо, ни одного не заметит…

– Лучший самородок – у соседа жена! – смеется Крошин, – Такая, как у Сеньки Левады… Помните?

– Тебе Степка все хиханьки… – встревает Козлов, – А люди зависят от Бога: хочет даст, хочет отнимет… Люди бывает годами состояние сколачивают, а Бог их раз и наказал, и все прахом пошло… Помните, Митяй Барабаш богачом слыл, лучше его никто не мог жилу заприметить, да видно Бог, из-за ентова золота, у него рассудок и отнял… С красными связался…

– Больше не сколотит… – замечает Яныгин, – Я этому гаду на Аллах-Юньской башку снес… Сука! Ваньку Козина подстрелил.

Яныгин – младший спрашивает у брата:

– Я понимаю, скоты они порядочные, но скажи, братан, честно: есть среди них хорошие люди?

– Нет, Сема! Нет среди краснопузых людей…Я эту сволочь бил и буду бить, пока Россию не возродим…

– Эк, тебя занесло, братишка? Что возрождать будем? Мы и так уже на самом краю России…Куда далее?

– Замолчи, гаденыш! Хоть ты мне и братан, а лучше помолчи…

– Будя, будя, казаки! – примиряет их Сентяпов, – Нашли из – за чего ерепениться? Никуда ваша Россия не денется, а вот мы… Тикать надо, а куда? Без золота пропадем…

– Да, золотишко нам бы не помешало… – соглашается Бусыгин, – Где б такую жилу найти? Тогда бы и Свенсон нас в Америку увез…

– А ты у Блаунта спроси… – подсказывает ему Козлов. – Ему все золото несут.

– Дик! – кричит Бусыгин.

К нему подбегает Дик Блаунт – приказчик Свенсона.

– Еще водки?

– Погодь! Ответь нам, казакам, кто из старателей самый удачливый?

– Гришка – Хохол! – не задумываясь отвечает Блаунт. – Артель столько не добывает, а он один…

– Хохол? Эт чё, фамилия такая?

– Не-е… Кличка.

– Откуда он такой взялся?

– Пришлый. Когда-то, говорят, с Сахалина пришел… Живет где-то на Ульбее… Бабу взял из эвенков. Здоровый такой… А где жилу нашел, не знает никто… Он одиночка.

– И много приносит?

– Много. Большие деньги от нас получал…

– А на что тратил? Зачем ему деньги?

– На разное… Продукты, чай, водка… Оружия всякого… Он еще пушниной занимается.

– Понятно…Ну и хрен с ним… Мы тоже будем большие деньги иметь. Правда, казаки?

– Ага-а-а… – смеются казаки, – Вошь на аркане, да шиш на кукане…Сапоги и шашка – вот наша рубашка!

В лавке появляется казак Глухов. Он подходит к Яныгину и что-то шепчет ему на ухо. Яныгин разворачивается и в упор смотрит на него недобрым взглядом.

– С каких пор, мой казак стал прислуживать Бочкареву?

– Упаси Бог, Иван Степанович! Встретил он меня на дороге и попросил…

– То-то… – Яныгин встает и кивает Сентяпову. – Выйдем. Бочкарев гутарить хочет.

Бочкарева, ожидающего на улице, Яныгин встретил в штыки:

– Ты чё, Григорий Потапович, брезгуешь? С казаками не посидишь?

– Не до посиделок мне, Вань! Пепеляев со своей дружиной готовят поход на Якутск. Вы как?

– А никак… Еж ли ему охота, пущай готовит. Нам и здеся хорошо…

– А вы думаете, господа есаулы, что краснопузые ждать будут? Мы одни на побережье! Ежели не вместе – раздавят нас, как клопов! – Взорвался Бочкарев. – Надо друг дружки держаться…

– А Пепеляева с его офицерским сбродом, не раздавят? С самой Сибири гонят, а ему нейметься? Якутска ему захотелось? Да, там регулярные войска! Пятак так начистят, что и шкур не соберете… Нам с ними не по пути, Григорий Потапович! – отрезал Яныгин.

Бочкарев обращается к Сентяпову:

– А ты как?

– Я с Иваном Степановичем… – решает Сентяпов.

– Эх, вы… – презрительно сплюнул себе под ноги Бочкарев. – Себе шею свернете и с нас перья полетят…Поодиночке нас же, как куропаток перещелкают… Думаете здесь отсидитесь? Учат вас дураков, учат… А все одно дурачье, дурачьем… Калмыков поумнее вас был, а как кончил?

– Да пошел ты… – не выдержал Яныгин, – Тоже мне командир выискался… Ты есаул, я есаул и Григорий есаул… Ты нам не указ! Да и Калмыковым неча нас попрекать… Мы знаем, как Иван Павлович кончил…Неча было Хабаровский банк грабить, да китайцев обижать, можа и остался бы жив… А нас не агитируй, мы уже ученые… Когда надо подмогнём, а так, ни за понюшку табака умирать, накось выкуси…Мы сейчас при деле – Меркуловскую контору охраняем! Хоть какую-то, но копеечку он платит! А с вами, на какие шиши жить будем? Не баламуть!

Яныгин взял Сентяпова под руку, и они вместе пошли в лавку Свенсона. Бочкарев хмуро посмотрел им вслед, сломал пальцами потухшую самокрутку и со злостью бросил ее себе под ноги… "Из – за таких сволочей и своя голова целой не останется!"

Казаки

По тайге движется отряд казаков. Впереди есаул Яныгин с братом – вахмистром Яныгиным.

– Слышь, братан! Далеко еще? – спрашивает Семен.

– Верст пятнадцать, а можа, двадцать… Кто их считал?

– И там никого не было в этом году?

– Не было… Бочкарев в Охотске, Сентяпов на Арке… Мы одни на всем побережье! Вся пушнина наша! – Иван оборачивается и кричит казакам:

– Запевай, робята!

– Повстречалась у сарая, —

запевает Глухов.

Девка-писана краса… —

подхватывают казаки.

Я от края и до края,Щупал ейны телеса…Эх, ядрен твое копыто…Под калиной борозда…Ничего не позабыто,Моя девонька-краса!Кто ж таперь нас поцалует,Кто к груди своей прижмет?Если пуля нас обдурит?То и шашка не спасет?

– А бабы как?.. Какие они? – интересуется Семен.

– Молодые, еще ничего… – со знанием дела, отвечает Иван, – А как перевалило за двадцать – уже старухи… Ты, главное, не суетись… Напьются, сами полезут… Слабаки…

– А где там с ними? Место есть?

– Ну ты даешь, братан! Лес большой, места всем хватит! Чё уже не втерпеж?

– Дык давно с ими не баловался…

– Еще набалуешься… Они на передок падкие… Так что, Семка, конец помочишь! А почто в Охотске к Аньке-кривой не сходил или Баранихе? Девки молодые, и берут недорого?

– Брезгую я, Ваня! Не люблю, когда до меня целый взвод кобелей побывал и там свою нужду справил…

Оба рассмеялись. К ним подъехал Степка Крошин.

– Иван Степанович! Погутарить надо?

– Гутарь… О чем нужда?

– Мы, то… – начал Крошин, – то есть: Тимка, Веремей и я отлучиться желаем… Завернуть на Ульбею охота?

– На Ульбею? – усмехнулся Яныгин, – Думаешь, не знаю, зачем она вам? Блаунта наслушались?

– Так мы, Иван Степанович, и не скрываем… Зачем какому-то сиволапому хохлу столько золота? С тобой поделимся… Неужто обманем?

– Дурачье вы… Блаунт с ним хочет счеты свести – перестал Гришка им золото сдавать! Японцы больше дают! А где ён живет? Не знаете… И дорога туда неведома? Заплутаете и вернетесь ни с чем…

– А мы поспрошаем…

– У кого? У лешего? Здеся до самой Арки живой души не сыщешь… Вот что, казаки! Придем в стойбище, сведаем у чумазых про Гришку и тогда, скатертью дорога… Дён пять хватит?

– Хватит.

– Ну тады молчок… Тольки иноверцам не проговоритесь… У него жёнка из ихних… Потихоньку… Так, мол и так… Вразумел?

– Вразумел, – и Степка Крошин отъехал к своим.

Стойбище

Стойбище Годы. Посредине стойбища, приехавших казаков, встречают эвенки – старшина Карамзин и шаман Суринай.

– Здравствуйте, господа казаки! Здравствуй, Иван Степанович! – кланяются эвенки.

– Здравствуй, Василий Егорович! Здравствуй, Суринай! – приветствует их Яныгин.

– Как доехали? Кто дорогу перебегал? – спрашивает Карамзин.

– Слава Богу, все было тихо и мирно, – отвечает Яныгин.

– Тогда, однако, в мой чум пошли… Считаться будем…

– Погодь, Василий Егорович! Сруб пустует?

– Пустует. Там чиста, чиста… Целый зима там никого не был…

– Направь туда своих баб… Пусть помоют, приберут…

– Хорошо, однако… – согласился старик Карамзин и пошел отдавать приказание.

Казаки, получив есаульское одобрение, стали расседлывать лошадей, поглядывая на местных женщин, стоящих в стороне.

– Чудно как-то… Иноверцы, а имена русские!

– Они крещенные… – поясняет казак Глухов, уже бывавший здесь, – У них и фамилии русские… Батюшка, как раньше крестил? Рубаху выдаст, покрестит и рюмку водки подает… Так они, после первой, второй раз становились в очередь…

Казаки смеются:

– Мы и сами так можем…

– Батюшка им имена дает, – продолжал Глухов, – а они еще и фамилию требуют… Батюшка, с пьяных глаз, им свою фамилию называет, а они думают, что это он им фамилию присваивает… Так все под одной фамилией и ходят… А в другом стойбище другой батюшка… Вот так и получилось: здесь Карамзины, там Слепцовы…

– Вот бестолочь… – хохочут казаки.

Есаул с братом, Карамзин и Суринай, в чуме ведут подсчет ясака.

– Итак, Василий Егорович, вы должны за год сорок соболей, сто белок, восемьдесят лисиц, двести оленей. Правильно?

– Однако, правильно, Иван Степанович!

– Они есть?

– Лисицы мало… Мало ходил лисица в тайге… Возьми белкой, немножко соболь?

– Ладно. Только я сам определю: сколько за сколько? Олешек заберем осенью? Согласен?

– Определяй, Иван Степанович! Ты, шибко, умный… Однако выпить бы надо…