Карта перекрытых дорог

Дарина Леднёва

Карта перекрытых дорог

Сегодня я уезжаю.

Не первый раз подолгу смотрю на расписание автобуса № 12, выбирая время для отъезда, не первый раз проверяю содержимое собранной сумки – всё ли взяла.

В этот раз в сумке всё почти как обычно. А в мыслях… Прочно утвердившегося размытого образа восемнадцатилетнего парня, живущего в полутора тысячах километров от меня, там точно раньше не бывало. Этим, в основном, теперешний мой отъезд и отличается от всех предыдущих.

Из-за этого образа нынче и уезжаю. Сбегаю на время. Хочу очиститься: каша в голове слишком густая. Много лишнего, и почти всё оно вокруг этого «утвердившегося образа» и сконцентрировано. Но сам «образ» – не лишний, и от него всё равно ведь не очиститься.

Ни-ког-да… Ни-ког-да… Прыгаю вниз по ступенькам в такт этому слову, разбитому на три части и растерявшему свой начальный смысл. Вахтёр, наверное, заметила мою улыбку.

Сейчас конец марта. Снег уже успел подтаять и превратиться в слякоть. Я люблю слякоть – естественное предшествие поздней, «зелёной» весны. Всякой грязи под ногами действительно много, но под ноги нужно только смотреть, а не всматриваться.

Огромные нерастаявшие сугробы вгрызаются в свежее светло-синее небо. Хоть сейчас надевай солнцезащитные очки – щурюсь так, что почти ничего уже и не вижу. Умерить бы шаг – кажется, так долго ещё идти до автобусной остановки… Так долго, что можно успеть надышаться, уловить неуловимое и объять необъятное.

Я уезжаю на три дня. Не беру с собой ничего, кроме белья, учебника биологии (надо же начинать готовиться к экзамену) и телефона с обычной симкой Tele2, а не МТС с безлимитным интернетом.

Возможно, и не очищаться я еду, а «делать паузу». Боятся же все «заслушать» любимые песни или объесться любимой колбасой настолько, что к вечеру не останется места для любимых эклеров. Вот и я боюсь «объесться». Переобщаться.

На три дня в свой старый, не меняющийся мир, в котором никогда не слышали о «размытом образе», в котором белые двери в комнатах и солнечные блики на потолках. От этих потолков отскакивает вся принесённая мною извне информация. Даже о том, что мне и впрямь интересно и дорого. Я проношу её сюда аккуратно и всегда держу при себе. Всегда молчу.

И успокаиваюсь. Моментально успокаиваюсь на время и действительно очищаюсь… на время же.

***

Лилька всё-таки пришла. Стоит, как обычно, в начале коридора, ведущего в начальную школу, подпирает спиной стену. Пряди крашеных в иссиня-чёрный цвет волос закрывают пол-лица: так она скрывает свои «ужасные прыщи». А по-моему, самое ужасное в её сегодняшнем облике – набрякшие синие мешки под глазами. Ещё бы, после вчерашнего-то… Наверное, у меня самой почти такие же. При том, что я ничего не пила, не считая пары глотков из Анькиной бутылки – просто для того, чтобы убедиться, что её содержимое отвратно ровно настолько, насколько я себе представляла.

– Ну, привет. Всё-таки решила прийти?

– Привет… – едва слышно ответила Лилька. – Слушай, а чего вообще вчера было?.. Я вечером у забора своего проснулась… Отец растолкал…

– Так ты совсем ничего не помнишь?

– Видимо, совсем…

– Окей, – вздохнула я и начала рассказывать, параллельно переодевая сменку. – Пошли мы с вами вчера на трубы. Ты уговорила Грязина купить два каких-то коктейля. Он так и сделал, но ты всё равно не захотела, чтобы он сидел с нами. Ну, бедняга обиделся, отдал бутылки и ушёл сразу. А вы с Анькой упились до беспамятства. Соревновались, кто дальше плюнет. Ты падала постоянно…

Лилька со вздохом выругалась и закрыла лицо руками. Мы пошли к раздевалке сдать куртки, оттуда – к кабинету русского.

– Ну, часам к шести до меня наконец допёрло, что дело всё-таки совсем плохо, и я вас уговорила выдвигаться оттуда. Вот тогда начался вообще кромешный… Здравствуйте, Юлия Сергеевна!

– Здравствуйте, девочки, – сухо ответила классная и прошла мимо.

– Походу, она уже всё знает… – удручённо пробормотала Лилька.

– Скорее всего, – хладнокровно поддакнула я.

Весьма вероятно, что классная и впрямь всё знала. Вряд ли инспектор по делам несовершеннолетних вчера позвонила только мне.

Но этот момент я решила разъяснить Лильке чуть позже. Зачем же нарушать логику повествования?

Поэтому Лилька узнала и о том, как долго я тащила их на себе по району, как сильно она ударилась головой, упав на раскатанной ледяной дорожке… Как на одном из перекрёстков мы встретили компанию, душой которой оказался незаслуженно отшитый Грязин. Как они – Грязин и две его спутницы – великодушно впустили нас в квартиру, из которой сами вышли не так давно за «добавкой». «Просто им надо минералочкой желудок прочистить! Тогда им сразу станет лучше! И всё будет окей! – со знанием дела заявила одна из девушек, рыжеволосая Арина в милом голубом беретике. – А ты одна здесь, похоже, трезвая, да? Сколько тебе лет? 15? А мне 16! Ничего страшного, понимаю тебя, тоже совсем недавно оказалась в первый раз в такой ситуации…» Потом Арина узнала, что у меня не было с собой денег даже на минералку, и метнулась за ней в ближайший магазин сама.

Поведала я подруге и про квартиру. Наверное, о том, что происходило именно там, ей хотелось бы узнать меньше всего. Но я рассказала всё, не упуская деталей. Рассказала, как Лилька без памяти рухнула на пол в зале. Как Арина позвонила своему парню и попросила вызвать к тому дому такси. Умолчала разве что о том, как я стояла на древнем балконе и едва не ревела, глядя на свет немногочисленных оранжевых фонарей и мерцающие вывески ближайшего ТЦ. И ещё о том, что Анька вела себя куда пристойней (если здесь вообще уместно это слово): всё время ожидания такси она проспала одетая в кресле, свесившись на подлокотник. Лишь минут на пять выходила за мной на балкон и извинялась. «Не плачь!» – просила она тогда. «Я не плачу». «Нет, я вижу! Я вижу огни… Я вижу твои глаза…» Нет уж… Об этом с Лилькой не буду. Она и так за что-то сильно не любит Аньку. Скрывает это лишь потому, что я-то люблю их обеих и не хочу «делать выбор» или «метаться между двух огней». Хотя, честно говоря, именно так я себя и чувствую. Между двух огней. Очень часто. А пожаловаться на это могу только…

– Так а таксист нас прямо по домам развёз?

– Прямо по домам. Только вот я уж не выходила проверять, дошли ли вы до самых дверей. Извините…

– Нет, ты чего, спасибо тебе… Без тебя мы бы и из района того не выбрались…

– Да, вас нашёл бы вечерний патруль. Грязин сказал, они как раз где-то в такое время обычно ездят. Так что мы на эту компашку очень удачно наткнулись.

Лилька снова вздохнула и выругалась.

– Но вот Аньку я бы могла проводить… Тогда бы и Ю.С. ничего не узнала…

– В смысле?

– Да короче, её бабушка потеряла и пошла ко мне домой. Расспросить, что, где и как, когда последний раз виделись. На звонки ведь Анька тоже не отвечала… До меня-то бабушка дошла. Я ей наврала там всякого, конечно… Но вот именно в то время, когда её не было дома, Аньку и привезли. Ключ-то к домофону она кое-как приложила, а вот в квартиру попасть уже не смогла. Стучалась там, буянила, видимо… Ну, добрые соседи и вызвали кого надо. А мне потом инспекторша звонила… Там тоже пришлось выкручиваться. Я даже с телефоном на лестницу вышла, чтоб мама не слышала ничего.

О да. Один из немногих моментов в жизни, когда мне показалось очень удачным жить с мамой-преподавателем на «семейном» этаже студенческой общаги. В случае таких вот телефонных разговоров, например, можно сделать вид, что уходишь всего-навсего в места общего пользования в конце коридора…

– Ну и Ю.С. она наверняка потом звонила. А вас, скорее всего, на комиссию потом позовут. Так что будь готова.

– Да меня ж мать тогда убьёт! Или я сама вскроюсь! Анька наверняка уже там всё разболтала… Не могла она себя потише вести, а! – разнылась Лилька.

– Да Анька-то тут при чём… И из-за чего вскрываться? Вас даже на учёт вряд ли поставят, у меня мама знает всю эту процедуру. И саму эту инспекторшу знает. С такими-то студентами…

Спустя два урока от тяжких дум и затянувшихся последствий алкогольной интоксикации Лилька уснула прямо на геометрии.

– О, смарите, Лисицына дрыхнет! – гоготнул сидящий позади нас Лосев, парень с наглой смуглой мордашкой и с серьгой в ухе.

– Так, Саша! – слегка прикрикнула на него учительница.

– Гы, – ткнув Лильку линейкой в спину, выдал сосед Лосева, Белугин, парень с отчаянной пустотой в светло-голубых глазах.

– Чё те надо, придурок?!! – взорвалась Лилька, резко развернувшись к парням. По-гиеньи захихикали на «камчатке» «гламурочки» в ярких кожанках, с лицами на несколько тонов темнее шей. Усиленная гримировка, она такая.

– Лиля! – удивлённо воскликнула учительница.

– Так а я-то чего? – справедливо возмутилась подруга, но уже не столь рьяно, потому что парни отстали. Отстали, быстро перейдя на новую тему. Вернее, вновь обратившись к извечной.

– А где Анька-то у вас? – заёрзал на стуле Белугин.

– Не, я её вчера у «Койота» видел! Каждую пятницу зажигает там, наверно!

Снова смехоподобное скрежетание с камчатки.

– Да ты чё, её туда уже и пускать перестали поди!

Мне показалось, что Лилька даже улыбнулась.

***

– Привет.

– Привет.

– Как дела твои нынче? Как настроение?

– Дела отстойно. Предвижу, что скоро будут ещё хуже. Настроение соответствует. А ты-то как там?

Хм. Похоже, ты впрямь поругался с девушкой. Я так и подумала, когда прочитала её статус на страничке в ВК… Да, любовь на расстоянии – это, наверное, сложно. А ведь ты познакомился с ней на том же музыкальном форуме, что и со мной. Там я, в общем-то, и нашла ссылку на её страничку. Только вот зачем, интересно, искала?..

– И я не очень. Вчера был отвратнейший вечер. Тащила двух в стельку пьяных девчонок чуть ли не через полгорода. Случайно нашла того, кто вызвал им такси…

И я постепенно пересказываю всю вчерашнюю историю. Ты говоришь, что подруги явно мне теперь должны.

Я улыбаюсь. Но вскоре едва начавшее снисходить на меня спокойствие снова нарушили сообщения от Аньки с убеждениями в том, что их всё-таки собираются ставить на учёт, и сообщения от Лильки о том, что она отправляется «спать навсегда».

– Обязательно. Пусть только вначале выпьет успокоительного.

– Самой скоро придётся его пить с такими друзьями.

Ты, читая моё сообщение, по всей видимости, упустил слово «его». Потому что в ответ мне пришло неожиданное:

– Не стоит травиться этим из-за тех, у кого мозгов хватает только на то, чтобы напиться.

Я снова улыбаюсь, теперь от внезапности. Решаю сделать вид, что никакой несостыковки не произошло, и просто печатаю:

– Всё-таки не буду.

– Вот и правильно. А они пусть хоть сопьются, если нет ума.

– А ведь так и будет, если после этой истории не перестанут…

– Да. Поэтому лучше и не начинать вовсе.

– Вот это нам и пытались вдолбить как-то на неделе, согнав в актовый зал смотреть ролики про разлагающуюся печень. Парни вначале ржали так бодро, а потом стали домой проситься.

– «На горшок и в люльку».

– Точно. Главное, чтобы не наоборот. А то в мокрых штанах и придётся в школу идти. В них же и курить по-быстрому за гаражами. Потом оправдываться тем, что якобы дежурили в раздевалке. Ловить на себе влюблённые взгляды королев гламура…

– Нет. Сидеть, вонять и слышать насмешки. Шикарная жизнь у этих самых «парней».

Мне действительно смешно. И, кажется, теперь уже достаточно спокойно для того, чтобы суметь уснуть.

– Сегодня следи за луной. Сегодня она будет большая, – вдруг меняешь тему ты. Поэтому перед тем, как попрощаться с тобой, я обещаю, что постараюсь последить и хоть что-то разглядеть на небе, уже затягивающемся плотными облаками.

На самом же деле я засыпаю. Не знаю, следил ли ты сам за луной этой ночью, о чём и как долго говорил потом с милой синеглазой девушкой с Дальнего Востока, но наутро я обнаружила пропажу СП на твоей странице в ВК. «Лишь бы не проснуться», – значилось у тебя в статусе.

Но ты проснёшься. Даже если будешь мешать алкоголь с транквилизаторами. Проснёшься, насколько бы ни было сильным твоё нежелание.

Потому что моё желание всё перевесит.

***

Как радостно знать, что существуют в этом мире собеседники, которые не жалуются на своё горемычное бытьё изо дня в день, которые не грозят вскрыть себе вены, не обижаются на то, что у тебя «нет проблем» – когда, по факту, ты просто о них не рассказываешь. Кому рассказывать? Не занимать же эфирное время страдальцев, в самом деле.

В конце концов, жилетку для плача иногда нужно снимать и вешать на плечики.

Ох уж эти любимые плечики…

Спасибо тебе, друг. За то хотя бы, что у меня есть право так о тебе думать. За то, что не присоединяешься к страдальцам и не лезешь в карман за резким словцом по поводу их однообразных излияний и тем более претензий ко мне. Спасибо за то, что с тобой мне нет нужды о чём бы то ни было спорить. За то, что ни разу ещё не приходилось за что-либо извиняться – а потому, что ты и не вынуждаешь меня язвить, грубить и прочее. Спасибо за то, что теперь у меня есть человек, с которым я полночи могу без скуки и утомления обсуждать всякие нелепицы, осознанно доводя их до абсурда – и смеяться над этим всем. Знать, что существует другое и другие, кроме всего того пошлого, плоского и тупого, что я, увы, постоянно вижу и слышу в своём окружении. Чувствовать, что мы немного выше. Мне после этого легче.

У человека В. с утра болит нога. «Опять грёбаный сустав. Легче отпилить её», – повторяет он про себя уже энный раз за день и жаждет не обезболивающей мази – успокоителя.

Ему кричат: «Да это ещё фигня! Мазью помажь какой-нибудь, и всё».

Но есть человек А.

Поговорить с ним человек В. спешит теперь каждый день, считая часы. И есть в каждом дне час заветный, когда занавешиваются окна (человек А. тоже не терпит солнце), прибавляется громкость музыки (звучат The Doors), заваривается свежий чай (в обеих кружках – с лимоном).

– Сегодня опять колено с утра покоя не даёт, – наконец делится, будто вскользь, человек В.

– Вот блин. А у меня голова трещит просто. Грёбаное давление. Легче отрубить уже её, – отвечает человек А. и делает глоток чая. И человек В. почему-то тут же забывает и о своём колене, и о тех, кто твердил: «Фигня».

Одна проблема: комнаты с занавешенными окнами, где звучат песни The Doors, и чашки, наполненные чёрным чаем с лимоном, находятся более чем в полутора тысячах километров друг от друга.

***

Я не знаю, чем буду заниматься по вечерам всю следующую неделю. У нас сломался компьютер, а «аську» на мой телефон не скачать. Так что нет возможности общаться с тобой пока. Чёрт, а я так привыкла.

Так что буду фиксировать свои мысли здесь. Ты говоришь, что это бессмысленно – «записывать всё, происходившее ранее, вместе с мыслями».

А я делаю не это. О происходившем ранее – ни слова. Только те мысли, которые прямо сейчас в моей голове. И о тебе. Я не могу не думать о тебе. Фраза за фразой в творческом беспорядке, но я же просто убиваю время.

О тебе уже хотели «писать книгу». Но те, кто говорил об этом, вряд ли бы смогли: у них даже нет склонности к бумагомаранию. У меня она есть. Так что если бы ты помог мне, я бы написала эту книгу. Такое вот соавторство.

Книгу я бы подарила тебе.

Ведь я приеду туда. Думаю, что лет через пять, плюс-минус два года. Теперь я уже уверена в том, что мы прогулялись бы вместе. Дружеская встреча. Наверное. К сожалению.

Где ты сейчас? Дома? На улице? В гостях? Главное, чтобы не какое-нибудь там застолье с родственничками. Это жесть.

И не пей. Не надо ни алкоголя, ни транквилизаторов. Ещё будет легче. Повезёт ещё. «Крупно?» «Крупно». «Вау, значит, исполнится моя мечта».

А для исполнения моей мечты нужно, чтобы она стала ещё и твоей. Когда-то я случайно прочла подобную цитатку на чьей-то стене ВКонтакте, или мне кажется?.. Стыд-позор в любом случае. Но здесь ничего уже не поделать.

Жаль, что я никак не могу тебя поддержать в этой ситуации с расставанием. И не только потому, что у меня совершенно нет опыта и я не знаю, каково быть преданным или просто по какой-либо причине остаться одному. Самое страшное, самое гадкое в том, что это не единственная причина. О другой тебе лучше не знать вовсе.

Эта другая причина в том, что я отчасти рада. Хоть мне и самой больно видеть, как ты мучаешься и пытаешься пережить, больно читать про алкоголь и таблетки, больно догадываться, что «мечта», о которой ты говоришь, имеет те же корни, что и желание не проснуться.

Как же у тебя с ней всё так получилось?.. Ещё пару недель назад я видела милые граффити от неё на твоей стене ВК, в графе «Интересы» в твоём профиле её имя (и ничего больше), ваши комментарии под записями и фотографиями друг друга… Читая эти комментарии, я не думала о том, что мне стоит прекратить это делать я только чувствовала з а в и с т ь.

И куда это всё, что побуждало вас настолько открыто говорить о бесконечно глубоких чувствах друг к другу, так резко исчезло? Из-за чего оно оборвалось? Из-за чего удалены с ваших страниц все совместные фотографии, сделанные в тот месяц, когда ты прилетал к ней? Из-за чего ваши романтичные статусы изменились на то самое твоё «Лишь бы не проснуться» и её «С чистого листа…»? Для чего этот чистый лист, откуда взялась необходимость в нём, если ты потом с такой горечью проговариваешься мне о том, что теперь не подаришь ей её любимые конфеты, которые уже успел купить?..

Будто что-то резко изменилось буквально за одну ночь. Хоть я и понимаю, даже со своим отсутствием опыта, что на самом деле так не бывает.

Но ведь теперь действительно начался другой период. А я и не ждала уже. Разве что в глубине души надеялась.

Только почему надеялась, неизвестно. Ведь у нас не будет так, как было у вас, и от этого мне очень грустно. У нас мало что есть. Мы только обсуждаем всё подряд в этом мире, будто бы говоря одним голосом и продолжая фразы друг друга, и наш диалог часто выглядит как разорванный на реплики монолог наверное, поэтому тебе и нравится со мной общаться. Ты называешь меня очень сообразительной и умной, говоришь, что таких людей можешь посчитать по пальцам одной руки и что я «единственный представитель женского пола в этом списке». Больше нет ничего. И ещё мне ты просто выговариваешься. Как и я тебе, только никогда не касаясь самого главного, а самое главное теперь то, что у нас не будет так, как было у вас.

Пусть так. Пусть. Но всё-таки, может быть, этот «чистый лист» начался и впрямь не случайно и не зря?..

***

Очень тяжело без тебя. Некому даже и рассказать о том, что сегодня выбесило. Хотя, вообще-то, есть кому, но я больше всего хотела бы рассказать тебе.

Было бы круто, если б ты жил где-нибудь неподалёку. Я бы тебе позвонила и договорилась о встрече. Только куда в этом городишке идти, неясно.

Вчера мастер приходил. Обнаружил, что развалился кулер на видеокарте и забрал её домой. Буду ждать, когда принесёт теперь. К воскресенью, надеюсь, должен.

Кстати, он забыл у нас отвёртку. Каждый раз забывает что-нибудь! Вот и приходится-таки возвращаться. Если верить тому, что это «плохая примета», то, значит, ещё что-нибудь с компом сделается. Только лучше бы как можно позже. Да и верить в приметы – это, на самом-то деле, совсем уж дико.

Храню историю сообщений. Всю, от шестого марта сего года. Интересно, что я буду делать с этой историей лет через десять или хотя бы семь?..

Я точно приеду, но не знаю, когда. Посмотреть город.

Так я себе говорю и так скажу остальным, когда у меня будут деньги на дорогу туда-обратно и проживание.

А что будет там, я даже не стану загадывать.

Пока что, пока что – до воскресенья.

***

– Таисия, после урока останься, пожалуйста, – проходя мимо нашей с Анькой парты и почти не взглянув на меня, попросила учительница химии, Инна Александровна.

Наверное, она хочет что-то сказать по поводу экзамена. Её предмет, как и биологию, я сдаю по выбору просто потому, что ко всем остальным (кроме русского, который и так обязательный) мне пришлось бы готовиться гораздо дольше и с бóльшим трудом. Об университете и будущей специальности я пока не думала, до этого в любом случае ещё несколько лет буду учиться на делопроизводителя в техникуме, где работает мама.

После звонка я подошла к кафедре, и Инна Александровна действительно прокомментировала возможные затруднения, которые могут возникнуть при выполнении одного из заданий части B, а потом вдруг проговорила нечто, для меня прозвучавшее мощно, глухо и абсурдно одновременно, как для чего-то пересыпаемая в какой-нибудь мешок груда камней:

– А вообще я тебе настоятельно советую не заниматься ерундой и пойти в десятый класс. И причём не в универсальный, а в профильный.

Значит, в естественно-математический.

Вот так наслоение! Я даже не начала выдавать свои уже заученные аргументы против десятого класса в принципе, потому что была огорошена тем, что Инна Александровна позвала меня именно в профильный. Так ещё никто из слышавших мои аргументы не делал. И правильно не делал, потому что какой мне естественно-математический может быть… Где я, а где математика!.. Да и естественность где…

Кажется, я ответила что-то вроде упрямого «вряд ли» и ушла.

В коридоре меня ждала Анька почти так же, как это обычно делает Лилька, опираясь на стену, с тяжёлой сумкой через плечо.

– Чего она от тебя хотела?

– Да по заданиям там кое-что… – попыталась отговориться я.

– В десятый класс предлагала? – как ни в чём не бывало и, казалось бы, спокойно спросила Анька.

И я молчу. Я уже не знаю, что лучше заново и заново всё выяснять или уходить от разговора. С недавних пор мне кажется, что начаться может в любой момент, вне зависимости от того, что было или не было сказано до.

Да впрочем, делай как знаешь. У тебя всё равно всё всегда будет в шоколаде, а я в полной заднице.

Ну вот, пожалуйста, началось.

И закончилось, потому что после своих слов Анька ускорила шаг настолько, что можно было понять она не хочет, чтоб её догоняли.

Я и сама не хотела этого делать и доплелась одна до общаги, в очередной раз перебирая мысленно свои «аргументы», как те самые засыпанные в мешок камешки.

Во-первых, в университет спокойно можно будет поступить и после техникума, плюс у меня к тому моменту уже будет профессия.

Во-вторых, неизвестно, кто будет классным руководителем вместо Ю.С.  она насчёт будущих десятых классов всегда робко отвечала что-то из разряда «скорее нет, чем да», а кроме неё в такой роли я никого не хочу воспринимать.

В-третьих, я не представляю, что смогу привыкнуть к новым одноклассникам. Я плохо знаю параллельные классы (а из нашего останется от силы человека четыре), но, насколько могла замечать, там учатся в основном прилизанные «мажоры» с масштабными амбициями. И кем я буду на их фоне, и как они смогут принять меня?

В-четвёртых, я предам Аньку. И Лильку, наверное. Ведь все девять лет до этого мы всегда были вместе. Правда, этот аргумент я никому не озвучивала. Потому что, пусть и не могла сформулировать для себя, уже чувствовала, что он построен только на внушённом мне, хоть и не специально, беспочвенном чувстве вины.

Я обсуждала свою дилемму с тобой. Как ни странно, ты сказал: «Зато после одиннадцати классов можно сразу в институт». И ни на кого не смотреть. И никого не слушать, естественно.

Очень сложно. Что слушать, что не слушать. Что себя, что других.

Через пару недель я пришла в школу забирать документы.

– Может быть, всё-таки ещё передумаешь? – спросила Ю.С. напоследок.

– Уже нет…

– А если я буду классным руководителем? – и Ю.С. даже слегка покраснела от смущения, непонятно из-за чего взявшегося.

Я печально улыбнулась и покачала головой. Это, конечно, многое меняет, но всё уже взвешено столько раз и вот наконец-то решено…

Осталось только дойти до завуча и директора, поставить все необходимые подписи, или что там ещё нужно, и…

– Так, подождите, – завуч, Елена Николаевна, посмотрела на меня, на фамилию в документах и снова на меня, – кто уходит?

Я моментально напряглась.

– Я, конечно, знаю про такую схему: девять классов техникум вуз, и когда-то она была вполне рабочей… – Елена Николаевна замолчала и бесконечно утверждающе посмотрела мне в глаза, – …но не сейчас. И за годы обучения в техникуме можно очень многое потерять! А тебе есть что терять, – снова взгляд, будто бы и давящий, и вместе с этим вселяющий огромную уверенность. – Мы с большой радостью следили за твоими успехами…