Кадет

– Здравствуйте, господин профессор, – немного скованно проговорил кадет, а Зиц поспешил представить его своей супруге:

– Погляди, Ирма, вот тот молодой человек, о котором я тебе рассказывал. Это кадет Дагон.

Ирма Зиц – пышнотелая, добродушная и совершенно домашняя кивнула маленькому мальчику

– Здравствуйте, молодой человек, прошу вас, проходите, сейчас мы станем пить чай.

Дан в замешательстве поглядел на профессора Зица.

– Ничего-ничего, – успокоил тот, – чашка чая перед партией в шахматы ещё никому не повредила.

– Конечно-конечно, – вторила мужу мадам Зиц, – если мужчины садятся за свои шахматы, то уже и не замечают ничего, а всё думают и думают.

Она поставила на чайный столик красивые, саксонского фарфора чашечки, а на маленьком серебряном подносике – пирожные. Холодный маслянистый крем пирожных таял во рту, доставляя невиданное удовольствие. Чай оказался удивительно ароматным, с каким-то травяным привкусом, уж точно, такой в корпусе не наливают в стаканы.

Дан сделал комплимент по поводу пирожных и чая хозяйке и очень обрадовал мадам Зиц. Она расплылась в улыбке, её круглые щёки стали ещё круглее, на них появились ямочки, которые обычно бывают у маленьких детей. С таким вот совершенно детским выражением, мадам Зиц исчезла из гостиной, а профессор указал рукой на шахматный столик. Ах, какие у профессора были шахматы – костяные, тяжёлые, с золотистым ободком по низу каждой фигуры, даже в руки брать приятно. По яшмовой доске, которая сама по себе представляет произведение искусства, фигуры скользили бесшумно, благодаря подклеенным снизу замшевым кругляшкам.

– Ну-с, – задорно проговорил Зиц и потёр руки, – давайте посмотрим, что вы можете.

К девяти часам профессор завершил разгром юного противника и светился от сознания победы.

– Неплохо, Дагон! Очень недурно для человека, овладевающего шахматными премудростями лишь год с небольшим. Не расстраивайтесь своим проигрышем.

– А я и не расстраиваюсь, – кадет второго приготовительного отделения огорчённым не выглядел. Играть с кем-то всегда интереснее, чем самому с собой. – Спасибо, господин профессор.

Зиц совершенно по-стариковски засуетился и достал с полки средней толщины книгу:

– Вот, возьмите почитать, кадет. Это позволит вам продвинуться в игре.

Дан с восторгом прочёл на обложке – «Как играть в карты, шашки и шахматы» и крайне довольный откланялся.

Едва он вернулся в казармы, его немедля окружили приятели и принялись выспрашивать, как Дан провёл время в логове врага.

– Мы в шахматы играли, меня угостили чаем и пирожным, – объяснил им Дан, – книжку профессор дал почитать. Ничего особого.

– Пирожные он ел, – проворчал сердито Тим. Его снова засадили без увольнительных. У него-то как раз с профессором Зицем всё сложилось печально. Он никак не мог выбраться из проклятых «чрезвычайно плохо». – Тебе хорошо, ты дроби щёлкаешь как орехи, а нам вот дроби ни за что не сдать этому зануде. Весь экипаж пороть будут, а ты в это время в шахматы с Зицем играть станешь.

Дан вздохнул, он возился с этими проклятыми дробями и Равияром постоянно, к ним бывает подсаживался Артур Лендэ и слушал, что объяснял Дан своему рыжему приятелю. У Артура тоже в математике грустно и печально, но он делал так, как объяснял Дан, а вот Тим не хотел. В отличие от Тима, Артур был молчалив и строг, его хорошее воспитание так и выглядывало из всех складочек одежды. Из-за его излишней воспитанности и сдержанности, ему ошибочно приписывали заносчивость и высокомерие. Но Артура это трогало мало, даже в весьма юном возрасте он был человеком рассудительным и самодостаточным. Он никогда никому не завидовал, не хвастал, никому замечаний не делал, никогда не жаловался, полагая, что во всём следить должен только сам за собою. Только с математикой у него никак не ладилось. Однажды он, немного тушуясь и испытывая неловкость, попросил Дагона о помощи. Тот ему не отказал, и Артур Лендэ с готовностью присоединился к парочке приятелей. Со стороны казалось, что он уравновешивает пронырливость и хитрость одного и неуёмный, буйный нрав другого. Хорошо, что Лендэ не вопил так, как это делал Равияр.

– Ты головой-то думай, – рассердился однажды Дан, раздосадованный невнимательностью Тима, – что ж ты только орёшь ею и вертишь!

В конце концов Тимоти Равияр оказался-таки в караулке, оттуда вернулся совсем грустный и печальный и бесконечно потирал зад. А рубежная работа всё ближе, тучи сгущались над рыжей кудрявой головой. После обыкновенных дробей появились десятичные, и бестолковый Тим запутался окончательно. Дан даже в увольнение взял с собою учебник, чтобы позаниматься с Тимом, но дома того снова баловали, и все печали исчезли.

– Иди к чёрту, Дагон, со своей арифметикой, ты такой же зануда, как и твой Зиц. Иди лучше к нему… играть в шахматы.

Дан обиделся. Нет, ну в самом-то деле, ему что ли неуды лепили один за другим? Даже Радагаст понимал его объяснения, а Тим нет. Просто потому, что не хотел. Всегда ему весело. Дан сразу развернулся и, сославшись на неотложные дела, извинился, вежливо попрощался с его превосходительством и герцогиней Равияр. Он ушёл в Пригорье и весь выходной провёл в приятных делах: помогал Отто в саду, читал книжки, пока ещё тепло сбегал искупаться на Синий камень, так называли крошечный пляжик в самом Пригорье. Про Тима старался не думать. К чёрту, так к черту! Воскресным вечером Дан ни о чём не спрашивал ни у Тима, ни у весело болтавшего с ним Артура Лендэ. Сидел и читал себе книжку про шахматы, его снова обожгло одиночеством. Вот и письмо для Фреда в Тумаццу вернулось обратно с пометкой: «адресат не найден». Странно, как можно не найти принца? Наутро Тим виновато сопел и призывно смотрел, но Дан словно не замечал и на пробежку с ним вместе не встал. И во время вечерних классов Дан быстро выполнил задания и ушёл на берег к серым камням. Все в экипаже сообразили, между закадычными друзьями случилась размолвка.

Беда грянула на следующий день, когда доведённый до белого каления тупостью Равияра, его нежеланием вдумчиво заниматься и бесконечным весельем, профессор Зиц отправился с докладом к адмиралу. А вечером в корпус прибыл губернатор. Уже от адмирала взбешённый старший Равияр стремительно прошёл в расположение и при всех взял непутёвого сына за ухо, повёл его к экипажу. Тим растерялся и побледнел.

– Тупица, марш домой, – не выдержал его высокопревосходительство, – пока все учатся, ты только зубы скалишь, словно паяц в бродячем цирке. Ты забыл, какую фамилию носишь?!

Тима стало жалко, он испуганно молчал и готов был удариться в слёзы. Дан выскочил из расположения и помчался догонять их обоих.

– Господин губернатор, ваше высокопревосходительство! – закричал он. – Подождите! Мы позанимаемся, он всё поправит по арифметике! Пожалуйста, не забирайте его из корпуса.

Но герцог Равияр даже слышать ничего не желал.

– Мы позанимаемся, – маленький Дагон решительно встал на пути у герцога и бесстрашно преградил дорогу рассерженному губернатору, – мы позанимаемся. Не забирайте его, я обещаю, что он сдаст проклятые дроби, сдаст! Пожалуйста!

– Слушайте, Дагон, – воскликнул герцог, – как у вас с арифметикой?

– У меня отлично, но дело-то не во мне.

– Я тоже полагаю, что дело не в вас. Я этого тупицу дома велю выпороть. Если не хочет приобретать основы наук через голову, пусть вкладывают через…

– Не надо через… – продолжал спорить Дан, – не надо! Мы головой воспользуемся, мы разберёмся. Пожалуйста, дроби – это трудно.

Герцог немного успокоился.

– Ладно. Пусть остаётся, но, если работу не сдаст и за ум не возьмётся, я прикажу пороть вас обоих.

– Хорошо, – быстро согласился Дан, – мы справимся, вот увидите. Обещаю!

Тим был подавлен и унижен. Ещё вчера всё казалось ему сущими пустяками. Он бездумно отмахнулся от друга и его настойчивых приставаний с этой проклятой арифметикой. Дан, которым он так лихо пренебрёг, спас его от отцовского гнева. Защищал, рискуя собственной репутацией и даже шкурой. Они медленно брели в расположение под любопытными взглядами старших кадет. Занятное всё же было зрелище. Дан шагал впереди, Тим плёлся следом. Ему стыдно было даже смотреть на веселившихся от забавного зрелища однокашников.

– Ушко не болит? – смеялся Дик Стентон, – а попка? Нет? Ну, так заболит. Не понятно, за что Дагон свой зад собрался подставлять. Дагон, тебя давно не пороли, ты по розгам заскучал?

– Заткнись, Дик, – огрызнулся Дан, – лучше заткнись.

Тон у него нехороший, Дик заткнулся, чтобы не схлопотать от разозлённого Дагона. Все знают, если его взбесить, то лучше сразу уносить ноги. Одно, что ростом маленький, а драться умеет ловко.

Тим смотрел на приятеля с благодарностью, раскаянием и преданностью.

– Только попробуй завтра на арифметике получить «плохо», – не меняя тона предупредил Дан. – А теперь садись, задачник открывай и решай примеры на всей странице. Правило, если надо, я тебе ещё раз объясню. И ты Лендэ, садись и решай, что рот раскрыл.

Три часа до самого отбоя Тим и Артур кряхтели над проклятыми дробями, иногда что-то несмело спрашивая у Дагона. Тот правда, уже не злился на приятелей и терпеливо исправлял их ошибки.

Наутро он посоветовал Тиму:

– Ты, Равияр, руку-то подними в начале класса, в самом начале примеры всегда лёгкие, глядишь у доски на «удовлетворяет» наотвечаешь.

– Ты что, я к доске, да ни за что… – в панике шептал Тим, его глаза снова округлились, веснушки на носу сбежались в тревожную линию, а рот приоткрылся в испуге.

– Ты трус? – в упор уже спросил Дан.

– Что ты, нет, конечно, я пойду, как ты мог подумать, – оправдывался Тим и на математике несмело поднял руку.

Зиц хитро сощурился, он догадался, кто дал бестолковому Равияру дельный совет. И Дан отправился под присмотр коридорного надзирателя с удивительной формулировкой: «Пойдите, Дагон, подышите свежим воздухом в коридоре минут десять». Он спокойно выбрался в коридор, за первым столом за спиной у преподавателя подавал чёткие знаки Тимоти Равияру на предмет правильности решения Флик Нортон. Дан договорился с ним за пару румяных яблок, принесённых из увольнения. И все ушли на перерыв довольными: Равияр получил в кои-то веки «вполне хорошо», Дан десять минут болтался в коридоре на законных основаниях, а Флик разжился вкусными яблоками. А профессор Зиц никак не мог решить головоломку, как же хитрющий Дагон умудрился помочь приятелю.

На естествознании для Дана наступили сладостные моменты. Началось изучение астрономии. Он извлек из своего нехитрого имущества сокровище – карту звёздного неба, которую тайком выдрал из небесного атласа ещё в Торгенземе. Всё равно атлас никто кроме него не открывал, а карта ему пригодилась, как оказалось. Дагон сидел за первым столом, подперев рукой щёку и вдохновенно слушал Альфреда Стуруа, не скрывая восторга и восхищения. Слова о звёздах, кометах и созвездиях звучали для него как музыка. А старый добродушный библиотекарь в очередной раз отбивался от требований настырного кадета выдать ему что-нибудь по астрономии.

– Что за малявка во втором экипаже такой, – спросил после первых занятий Альфред Стуруа в преподавательской, – глаз с меня не сводил, полон интереса и внимания.

– Малявка очень неглуп, – отозвался Зиц, – но я бы всё же был осторожнее в выражениях, ибо дядей ему приходится его величество Фредерик Карл Дагон. Но вы правы, мальчик обладает пытливым умом.

– Это верно, – подтвердил Флорен, – кажется, ему интересно абсолютно всё. Надолго ли хватит ему такого запала?

– Подождите, господа, – пообещал многоопытный Зиц, – подрастёт, осмелеет окончательно, хотя и сейчас уже не робкого десятка, такое тут нам выкручивать примется. Сегодня, например, он умудрился вытащить своего бестолкового приятеля Равияра на «вполне хорошо» у меня на математике. Как – не понимаю, я его даже в коридор выпроводил, а всё равно умудрился.

Поздно вечером Дан торопился в библиотеку, пока старик Тирпик не ушёл. В коридоры учебного корпуса уже опустели, только возились с тряпками и вёдрами уборщики и дежурный наряд. Дан влетел в длинный коридор и, словно по льду, заскользил по мокрым от мытья плитам пола. Весело. Сегодня из-за сильного дождя отменили строевую, с вечерними классами он справился быстро и успел дочитать книжку про гладиаторов. Он понёс её в библиотеку. Внезапно он остановил свой бег. Ух ты! Дверь в преподавательскую была широко открыта, а в комнате никого нет! В дневные и вечерник часы сюда даже подходить боязно, а сейчас вот, смотри – не хочу. Дан, конечно, тут же шмыгнул в открытые двери и ничего особенного не обнаружил – шкафы, столы, стулья. В шкафах за стеклянными дверцами книжки, тетрадки. Дан в задумчивости постоял, его постигло разочарование. Он ещё раз оглядел стены, и глаза его вспыхнули радостью. На большом щитке в строгом порядке расположились ключи от всех-всех учебных классов. Отдельно висела парочка ключей…от…? От чего? Дан встал на цыпочки и тихонько снял один такой ключик. Аккуратно выглянув в коридор и убедившись, что он пуст, вставил ключик в замочную скважину. Да, так и есть! Это ключ от преподавательской! О, с ключами у него своя отдельная история была когда-то в Торгенземе. Рука сама, не слушая никаких доводов рассудка о порядочности и благородстве, осторожности и воровстве, опустила заветный ключик в карман форменных брюк. Владея им, он получит доступ в святая-святых. Так же аккуратно кадет Дагон вышел в коридор и набрал скорость. Во-первых, подальше от места преступления, во-вторых надо всё же успеть в библиотеку.

На обратной дороге он раздумывал, как можно использовать такую бесценную вещь, настоящее сокровище. Ключ надо бы куда-то спрятать, чтобы он был всегда под рукою, и в то же время, никто его не увидел. Никакой мысли, чтобы рассказать кому-то о своём ценном приобретении Дан даже не допускал. Об этом никому ни слова, тем более Тиму, он такой болтун. Наконец нашлось подходящее местечко – полая ножка кровати. Улучив момент, когда в казарме никого не оказалось, Дан перепрятал ключ в тайник. И можно было спать спокойно, применение ключу он найдёт обязательно. Единственное, что немного смущало – пропажа одного их двух ключей может стать заметной. Но прошло несколько дней, и всё осталось спокойным. Никто не подумал на приготовишку, они в учебный корпус заходили редко и со страхом. Один Дагон вечно бегал в библиотеку, расположенную в правом, дальнем от входа крыле.

Незаметно подошла к концу осень в бесконечной шагистике, классах, нарядах и увольнениях. Всё оказалось проще во второй год учёбы. Так казалось Дану, но не Тимоти Равияру. Перед ним непреодолим препятствием встала математика, и профессор Зиц никак не снисходил к его трудностям. Уже лучше стало у него получаться, благодаря бесконечной помощи Дана, но всё же никакой уверенности не было, что он напишет переводные зимние экзамены. Их никто не любил, зимой пересдача экзамена в случае отметки «чрезвычайно плохо» не предусмотрена, а перевод ступенью ниже возможен. Это неприятно и стыдно. Тим сам смеялся над парой неудачников из второго отделения в прошлом году. В этот раз, похоже, сам станет посмешившем. Никто больше него математикой не занимался. Дагон вздыхал, глядя на не всегда удачные попытки друга. Ему осточертели проклятые дроби, он злится на бестолковость Тима, но упрямо помогал ему и Артуру Лендэ. Неудачи Тима и Артура по математике сблизили их. Дан бесконечно ломал голову над тем, как помочь им во время экзамена. Его интерес был личным, он не желал расставаться с Артуром и тем более с Тимом.

Дан всё же придумал и решился на отчаянный поступок накануне зимнего экзамена по математике. Все от мышат до гардов видели, как полковник Артон, отвечающий в корпусе за учебную часть, вышел из главного здания с пачкой пакетов. В них рубежные работы по математике для экзамена. Все так же хорошо знали, кроме робких пока мышат, что пакеты поутру разберут, достанут из конверта работу и перепишут её на доску. А лежать пакеты будут в преподавательской, которую обязательно запрут на ключ.

Но у маленького приготовишки Дагона был ключ. Дан ночью, представив казарменному надзирателю, что ему срочно нужно в уборную, тайком выбрался из корпуса и почти голый помчался в учебное здание. Скорость не отменила скрытность, он пробирался хитрыми путями. Дан уже высмотрел, что если парадные двери запирают, то маленькая дверь ночной сторожки всегда открыта. Он дождался, когда глухо покашливая, ночной сторож отправился проверять этаж за этажом, и быстрой тенью взлетел на второй этаж. Ему нужно было: дрожащими от холода и волнения руками отпереть дверь, закрыться изнутри преподавательской, очень осторожно и быстро зажечь свечной огарок, найти нужный конверт. Их не заклеивают! Он обратил на это внимание. Дальше: достать из-за пазухи лист бумаги и карандашный огрызок, быстро списать условия задач. Потребовалась четверть часа времени. Так: теперь придать стопке конвертов первоначальный вид, погасить свечной огарок. Он вдруг выскользнул из пальцев и ускакал во мрак. Чёрт! Найти на ощупь ключ в замке. И снова, той же дорогой проскочить в здание приготовительного отделения. Хитрость удалась!

Никто даже не заметил, когда он шмыгнул в кровать. Казарменному надзирателю не хватило воображения, чтобы представить мечущегося зимой в одном нижнем белье по территории корпуса приготовишку. Дан крепко замёрз и с большим трудом лишь к рассвету согрелся. Внутри он ликовал от мысли, что поможет друзьям на экзамене!

Сонный Равияр и такой же сонный Лендэ хныкали, не желая проснуться значительно раньше, чем положено. Дан отвесил обоим крепкого пинка, вытолкнул в читальную комнату и заставил решать написанные на листочке серые карандашные примеры.

– Решайте, тупицы, чертовы – приказал Дан без всякой деликатности, – это вам надо, а не мне. Ты, Равияр, забыл, что за твоё «чрезвычайно плохо», розги полагаются мне?

Друзья старательно сопели, решали примеры, а пробирались обратно в койки уже перед самой побудкой.

– Дан, – прошептал Тим, – откуда у тебя эти примеры?

– Приснились, – хмыкнул Дан.

Он никому ничего не скажет, ключ – только его секрет. Он поторопился сунуть в ножку кровати даже задания, чтобы никто не увидел. Потом бросит бумажку в огонь, а ключ отнесёт в Пригорье к Отто. Единственное, что обжигало его страхом – мысль о свечном огарке, который улетел на пол в преподавательской.

Утром на плацу перед всеми отделениями господин адмирал что-то говорил об уме и знаниях, но его слушали плохо. Экзамен по математике – самое трудное, что можно придумать, причём, для всех курсов без исключения. Озадаченные лица были даже у гардемарин.

В классе царили страх и напряжение. Первым, увидав записи на доске успокоился Стентон. Дик сразу принялся за дело, он – хороший математик. Тим поглядел на доску и онемел от восторга. Они с Артуром решали те же примеры под тычки и ворчание Дагона тремя часами раньше. Он всё знал, прямо всё-всё! С лица у Дагона тоже сбежали забота и тревога, он заметил на физиономиях своих невезучих приятелей радость и довольно улыбался. Ему профессор Зиц выдал другую работу, на отдельном листке. Дан недолго смотрел на него, вдруг профессор придумал хитрость, от которой голова кругом пойдёт. Нет, всё понятно и знакомо.

Уже на обеде Равияр и Лендэ насели на приятеля.

– Дан, – удивился Тим, – откуда? Откуда ты узнал?

– Говорю же, приснилось и стал вас будить. И вот.

Артур Лендэ не верил в россказни и смотрел на веселящегося Дагона с подозрением.

– Что-то ты нам не открываешь, Дагон.

Даже губернатор к вечеру приехал, чтобы узнать результаты экзамена бестолкового сына.

– Вы можете быть спокойны, господин губернатор, – негромко с улыбкой сказал ему в кабинете адмирал Массар, – профессор Зиц поставил кадету Равияру за экзамен «довольно хорошо».

– Я даже сам удивлён – недоумевал профессор Зиц, – но тут уж ничего не поделаешь, всё честно, ваша светлость. Молодой человек мой экзамены сдал.

Сам Зиц вдруг подумал, что не зря у шельмеца Дагона была настолько довольная рожица. Явно без его участия «довольно хорошо» Равияра не получилось бы. Он пробовал узнать об этом во время очередной партии в шахматы.

– Давайте, кадет, сегодня сыграем на желание, – предложил профессор вечером в субботу, – кто выиграет, тот озвучит своё желание проигравшей стороне.

Мальчишка блеснул улыбкой, но покачал головой, не соглашаясь.

– Я у вас ещё ни одной партии не выиграл, господин Зиц, хитрый вы какой.

– А вдруг. Бывают же чудеса, Дагон. Вот ваш приятель Равияр написал зимний экзамен по математике на «довольно хорошо».

Не-е-т, Дан не дурак, сразу понял откуда заходит профессор. И он, глядя ему в глаза, с наивным выражением объяснил:

– Я его, господин Зиц, каждый день считать заставлял, а в день экзамена вообще поднял в пять утра. И мы занимались.

Он, правда, не уточняет, что́ они решали, а для правдоподобности добавил:

–Я обещал его светлости герцогу Равияру, что Тим экзамен сдаст, если же нет, то меня ждали розги… Вот и всё.

Зиц рассмеялся, его номер не прошёл. Определённо, Дагон его перехитрил.

А когда настали Рождественские праздники, то Дан их по большей части провёл в доме у губернатора. Тим, избавившийся от бесконечной тревоги и неуверенности, всячески превозносил своего друга и не скрывал, что если бы не Дан, то он бы экзамен пренепременно завалил. Что и говорить, Даниэля окружили заботой и вниманием. В доме было шумно и весело, снова приехали Тадеуш и Эльга. Мальчишки в своих играх носились то по дому, то по улице. Однажды они пробегали мимо устроившихся за шахматами взрослых мужчин. Дан замедлил бег, приостановился, окинул взглядом доску и что-то шепнул Тадеушу на ухо. И почти сразу же помчался за кривлявшимся Тимоти. Пока Тадеуш удивлённо обернулся, от пары озорников уже и след простыл.

– Мелкий, – весело спросил за обедом Тадеуш, – ты играешь в шахматы?

– Он играет, – засмеялся Тим, – он с профессором Зицем каждую субботу играет, и тебя быстренько обставит, за пол часика. Вечно со своими шахматами сидит, что-то придумывает, уставится на доску и бормочет. И как только ему не надоедает, мне это кажется ужасно скучным занятием.

Тадеуш не поверил:

– Так уж и за пол часа?

– Давай заключим пари, – взвился Тим, – Дагон, сыграй с ним, чтобы он убедился!

– Да нет, что вы, – смутился Дан, – я плохо играю. Ещё ни одной партии с профессором даже в ничью не свёл, всегда проигрываю.

– Турнир, – вдохновился Тимоти и завопил от восторга, – ура, турнир! Давай, Дан, я с тобой!

Освободили место в гостиной, выставили шахматный столик, и фигуры на нём. Зрители заняли места за спинами игроков. Стих шум и Дан передвинул свою белую пешку. Тадеуш великодушно разрешил Дану играть белыми… Это он, конечно, зря, нельзя недооценивать противника. Благодушно снисходительный Тадеуш проглядел всё, что мог. Дан стремительной атакой разбил его за десять ходов. И пока Тадеуш осознавал свой разгром, Тим заскакал по гостиной и громко завопил:

– Пятнадцать минут, пятнадцать! Дагон – ты гений, ура!!!

– Ах, ты, Мелкий! – восхитился Тадеуш, – надо же! Молодец!

Все громко смеялись, потому что высокому Тадеушу Дан едва доставал до подмышки, и когда молодой герцог его обнял, то весело выглядывал у него из-под руки

Глава 4. Молнии

Глава 4. Молнии

Отличное вышло Рождество. Единственное, что огорчало Дана – полное отсутствие снега. Он вспоминал снежный Торгензем, горы, катки и крепости, деревенские гуляния и ярмарки, фейерверк в дворцовом парке и Фреда. Как ему не хватало Фреда, однажды он даже решился задать вопрос герцогу Равияру.

– Ваше светлость, может быть вам что-нибудь известно о младшем сыне его королевского величества Фредерике Александре?

– Нет, мой дорогой, – вздохнул герцог, – ничего не знаю, напиши отцу. Он, возможно, знает и ответит.

Ответит, как же. Одного воспоминания о тихом, бесцветном голосе хватало, чтобы отвергнуть подобную идею, а если вспомнить пустые рыбьи глаза, наполненные пренебрежением и брезгливостью, так тем более. Нет, он ни за что не станет писать этому человеку. Тот хотел его забыть и никогда не видеть и, похоже, забыл. Так думал Дан, но он ошибался.

С вечерней строевой его отправил дежурный офицер, был он почему—то бледен и излишне взволнован.

– Быстрее, Дагон, – сквозь сжатые зубы выдохнул лейтенант Риканто, – чего копаешься, бегом к адмиралу.

Дан поторопился, уж очень взволнованным выглядел Риканто, обычно вальяжный и неторопливый. Таким же взволнованным выглядел и адъютант адмирала. Дан поспешно перебрал все свои грехи, и выходило, что узнали о его взломе преподавательской. Но нет…

– Кадет второго экипажа приготовительного отделения Дагон – чётко проговорил он уже в кабинете, – явился.

И увидел брезгливую усмешку на губах у эрцгерцога Морейского. В глубоком кресле сидел его отец, всё такой же равнодушный, холодный и недобрый. Он протянул Дану для поцелуя руку, тот быстро наклонился и так же быстро коснулся губами холодных твёрдых пальцев. На безымянном, как всегда, злой искрой блеснул синий камень. И как всегда, от этого блеска в груди начала нарастать какая-то обморочная пустота. Ничего в лице эрцгерцога не изменилось с их последней встречи.