Оберег

А немецкий самолёт, сделав круг, развернулся и вновь стал снижаться. Габидулла приподнял голову, недалеко стонали и кричали люди, кому-то осколки попали в спину, кому-то оторвало ногу, лежал мёртвый солдат, глядя застывшими глазами в небо.

Габидулла пополз к товарищам. Вот лежит, корчась от боли Мишка-гармонист. Разорванная на части гармонь валяется в стороне. Габидулла подполз к нему.

– Что у тебя?

– В руку ранило, кровища хлещет, – Мишка держал правой рукой рукав на левой руке, пытаясь остановить кровь.

Габидулла, расстегнув шинель, поднял рубашку и оторвал от нательного белья кусок ткани. Стянул руку Мишке.

– Лежи пока! Разберёмся, что дальше делать…, – и пополз дальше.

Раненых и убитых было много. Немецкий лётчик, ещё немного покружив над рассеявшейся колонной, улетел. Кто мог, стали вставать, отряхиваясь от земли и стерни, оглядываться. В живых осталось меньше половины. Часть бойцов лежали раненые. Командир взвода погиб.

«Ещё до фронта не дошли, а уже погибаем, – хмуро подумал Габидулла. – Когда же фашистов бить начнём?»

Он огляделся, люди стояли в растерянности, не зная, что делать дальше.

– Что смотрите? Командуйте кто-нибудь, – сказал Габидулла.

Один из бойцов крикнул:

– Слушай мою команду! Раненых подобрать и погрузить в машину. Отправить в госпиталь. Остальные – вперёд! Шагом марш!

Машина, на которой до этого ехали бойцы, развернулась. В неё погрузили раненых. Грузовик поехал в тыловой госпиталь. Остатки взвода снова двинулись в путь и через несколько часов дошли до расположения части.

Январь 1915 г. Северо-Западный фронт.

Петруша выполнил обещание, брошенное Устинье на прощанье. Сразу после свадьбы он ушёл на фронт. Хотя казаки-первогодки, только поступившие на службу, от мобилизации освобождались. Как ни отговаривали его отец и мать, как ни рыдала молодая жена, Петруша был непреклонен. Он решил, что раз не дали ему жениться на Устинье, так и не жить ему теперь. А на фронте – будь что будет!

Тем более, что газетные сводки радовали. «Оренбургские губернские ведомости» писали, что Российская 1-я армия Северо-Западного фронта разгромила в Гумбиннен-Гольдапском сражении германскую 8-ю армию, правда газеты умалчивали, что, своевременно не развив достигнутый успех, Российская армия потеряла результаты сражения, завоёванные с таким трудом.

И вот он уже там, где вершилась история России. Восточно-Прусская операция 1914 г. завершилась для российских войск крайне неудачно. Некоторые успехи были достигнуты на Юго-Западном фронте. В ходе Галицийской операции, которая охватила около четырёхсот километров фронта, нанесли тяжёлое поражение австро-венгерской армии, заняли Галицию и вышли в предгорья Карпат. И опять развить достигнутый успех из-за отсутствия стратегических резервов командование Юго-Западного фронта было не в силах. К этому времени были истрачены и разворованы интендантами материальные запасы. На Восточно-Европейском театре военных действий бои пока продолжались. В Варшавско-Ивангородской операции российская армия отразила удар германских войск западнее реки Висла, затем перешла в контрнаступление и отбросила противника на исходные позиции. В Лодзинской операции была сорвана попытка врага разгромить российские войска на территории Царства Польского. Но в декабре 1914 г. из-за больших потерь, понесённых обеими сторонами, и истощения материальных запасов активные боевые действия на Восточном фронте также временно приостановились.

Петруша вместе со старшими односельчанами попал на Северо-Западный фронт. Долго туда добирались в военном поезде, он постоянно присматривал за своим конём, на всех остановках приносил ему воды и подкладывал сена, хотя дежурные казаки отгоняли его, чтобы не мешал. Вскоре прибыли на место дислокации. Петруша первым делом побежал проверять коня. С Огоньком всё было нормально. Начались долгие дни тренировок. И хотя на сборах он уже кое-чему научился, всё же многое узнавал впервые.

Лёжа на стрельбище среди других солдат, он распластывал свои длинные ноги по снегу, опершись на один локоть, прицеливался и, затаив дыхание, нажимал на курок. Пули не попадали в самое «яблочко», зато ложились кучно, почти в середину мишени.

Вместе с другими солдатами отрабатывал Петруша и удары штыком по мешкам с соломой. Ударял мешок машинально, но в голове мелькала мысль: а сможет ли он вонзить лезвие штыка в живое тело?

Петрушей его никто из новых товарищей не звал. Величали Петром Ивановичем, несмотря на то, что Петруша был младше многих из них. Но мужики, многие из которых вышли из крестьян и рабочих с уральских заводов, уважали его за грамотность и серьёзную натуру.

Петруша никогда не играл с ними в карты, предпочитая читать книги или писать домой письма. Некоторые мужики просили его и им помочь написать письмишко домой, и Пётр Иванович с удовольствием брался за перо, подсказывая товарищам, что можно написать родным.

Вот и сейчас Петруша лежал на своём соломенном матрасе и перечитывал письмо. Целая пачка неотправленных писем скопилась у него под матрасом. Пока не было возможности отправить почту. И были ещё письма Устинье, которые так и лежали, он перечитывал их, писал новые, но так и не решался отправить.

«Здравствуй, милая моя Устюша! Душа моя, радость моя! Как же я скучаю здесь без тебя.

Служба идёт своим чередом. На фронте пока затишье. И немец немного прижал хвост. Дали мы ему жару! Конечно, и нам досталось, что уж тут говорить. Не всё получилось у генералов, как задумывалось, много нашего брата полегло в сражениях.

Здесь зима, Устюша, совсем другая. Снега совсем мало, поля голые стоят. Как я скучаю по нашим сугробам, по ледяным горкам, даже по нашим буранам и метелям скучаю. Здесь ветра такие злые, пронизывают до костей, словно и нет никакой шинели.

На Рождество батюшка Иннокентий служил здесь молебен, здесь в полевом лагере есть молельный дом, многие туда ходят помолиться, поставить свечку за здравие родных и близких да за упокой товарищей погибших.

Так и идут день за днём, а всё без тебя, Устюша. Ты уж прости меня. Не смог я отца ослушаться. Ну да что теперь говорить. Ты не жди меня, выходи замуж, я уж, наверное, отсюда не вернусь…»

Петруша ещё раз перечитал письмо, немного подумав, свернул его и положил вместе с другими письмами под матрас. Он хотел немного поспать, но Спиридон, который сидел рядом с мужиками, играющими в карты, кашлянув в ладонь, спросил:

– А что, Пётр Иванович, не слыхать, почему мы так долго топчемся на месте-то. Что отцы-командиры говорят?

Петруша присел на кровати и потянулся. Как бы попроще мужикам объяснить всю сложность обстановки на фронте.

– Вот хотели наши генералы немца с двух сторон зажать в клещи, – начал он рассказ, показывая руками, словно в театре, ход военных действий.

Мужики заинтересовались. Отложили карты, прикурили свои «козьи ножки» и навострили уши.

– Одна наша армия пошла слева от Мазурских озёр, а другая справа. Они должны были ударить немцу по флангам и разгромить его. И француз бы помог сзади, тоже пинка бы немчуре дал.

– Что ж не получилось-то? – ухмылялись мужики.

– Так немец тоже не лыком шит оказался. Одной армии заслон поставил на пути, задержал её, а на другую напал со всей прыти, так что пришлось нам драпать самим. Да вы и сами это знаете лучше меня, много ваших товарищей там полегло. Я ведь позже прибыл.

– Так что теперь-то? Будем наступить али нет? – не унимались мужики.

– Как генералы решат, так и будет. А нам – как прикажут, так и сделаем.

Петруша снова сделал попытку прилечь, но мужики не отставали.

– Оно-то понятно. Но хотелось бы домой вернуться, к семье родимой.

– Кто вернётся, а кто и сложит головушку на чужой стороне, – вздохнул Петруша.

Он вспомнил об обереге, который возвратил Устинье. Здесь бы он ему пригодился. Ну да что теперь сожалеть. Что сделано, не отменишь. Петруша встал с кровати, снял шинель, повесил её на гвоздик, торчавший из стены. Пыльная шинелька его выглядела уныло. Он оглянулся. Как всё же подтянуто и справно выглядят мужички. Шинели у них всегда вычищены, ни соринки, ни пылинки.

Петруша вздохнул, взял щётку и стал чистить одёжку. В самом низу подола он нащупал что-то твёрдое. «Опять что-то под подклад завалилось, – подумал он. – Надо зашить, наконец, эту дырку в кармане».

Петруша сквозь толстую ткань пощупал предмет. Непонятно, что это. Чуть подпорол ножичком край подклада, сунул руку. Нащупав маленькую вещицу, достал её. И оторопел. В руках его был тот самый оберег, который он возвратил Устюше при расставанье. Но как он мог снова к нему попасть?

Петруша призадумался. И вспомнил. Тогда на окраине, когда его провожала семья, и он стоял, обняв матушку, кто-то толкнул его. Оглянувшись, Петруша увидел тогда только спину удалявшейся Наташки, работницы Ерёминых. Подумал, что торкнула она его плечом от обиды, что бросил Устинью. А она видно успела сунуть ему в карман этот оберег. Значит, всё же любит его Устюша по-прежнему! «Вернусь с войны, уговорю Устюшу, уедем вместе куда-нибудь, – подумал он.– Вот только бы вернуться живым! Ну дай Бог Николай Чудотворец защитит!»

Июль 2021 года. Посёлок в Нагайбакском районе

Алёне снова снился тот же сон. Она приходит за матерью, которую должны выписать из больницы. Вот она стоит в своём сером плаще, повязав на голову платок. Мама тянет к ней руки, делает шаг и оседает, словно ей становится плохо. Алёна бежит к матери, хочет подхватить её, удержать. Но мамы уже нет. Только пустой больничный коридор.

Алёна проснулась. Вздохнув, присела на кровати. Сон этот снился ей уже больше года. Она ходила церковь, поставила свечку за упокой души матери, провела в годовщину смерти, как и положено, поминки. Но мама всё снилась и снилась.

– Что-то не так может мы сделали? Может на что-то обижается мама? – думала Алёна, прибирая постель.

Был выходной, на работу идти было не надо, и Алёна, подоив корову, занялась домашними делами. Митя тоже проснулся и вышел в сарай покормить поросят, напоить корову и телят. Алёна вскипятила чайник и стала печь оладушки. По маленькому телевизору, стоявшему на холодильнике, показывали новости.

– Десятки беженцев с Украины прибывают в Россию, всех их размещают во временные пункты пребывания, – рассказывал диктор.

Алена глянула на экран. Мелькали кадры мамочек с детьми, сидящих на кроватях, вот пожилая женщина испуганно смотрит в экран. Алёна вздрогнула. С экрана телевизора на неё смотрела мама!

– Как такое может быть? Митя! Бабушку показывают!

Зашедший из сарая Митя подумал, что мама сошла с ума. Ну какая бабушка, она же умерла.

Диктор ещё что-то говорил про беженцев, которых расположили в студенческих общежитиях Ростова-на-Дону. А Алёна села на стул и плакала.

– Она! Это была она!

– Мама, ну как это может быть? Сама подумай, – Митя пытался успокоить Алёну. – Тебе, наверное, показалось, просто похожая женщина. Бабушки они все, как платочек наденут, похожи.

– Нет, это была она! – настаивала Алёна.

– Давай в интернете этот выпуск передачи найдём и снова посмотрим, – предложил Митя. Он был уверен, что его мать, конечно, ошиблась, и сейчас он ей это докажет.

Митя достал свой телефон и поискал сайт канала, на котором прошли эти новости. Нашёл нужное видео.

– Ну вот, сейчас посмотрим.

Зазвучала громкая заставка новостей. Появилась диктор на экране. Вновь послышались слова:

– Десятки беженцев с Украины прибывают в Россию, всех их размещают во временные пункты пребывания.

Кадры беженцев, ещё кадры. И вот она – та бабушка. Митя с удивлением глядел на экран телефона. На него смотрела живая и здоровая его бабушка Полина.

Он растерянно посмотрел на мать, не зная, что сказать.

– Ну, я же говорила!

– Но как такое может быть? Может, просто очень похожа? Может у неё была сестра? – предположил Митя.

– Нет, бабушка была единственной у родителей.

– Говорят, у каждого человека в мире есть двойник. Вот и эта бабушка просто похожа на нашу бабу Полю.

Алёна с сомнением посмотрела на сына. В глазах её загорелся огонёк.

– Надо ехать туда!

– Куда? – не понял Митя.

– В Ростов, туда, где эти беженцы.

– Зачем? – пытался отговорить Митя. – Ну, приедешь ты, увидишь чужую бабушку и что?

– Она осталась одна, и мне без мамы очень плохо, я привезу ей к нам! – решила Алёна.

Митя только пожал плечами. Если уж мама что-то задумала, то отговаривать её бесполезно.

Октябрь 1941 г. Фершампенуаз.

Федосья помыла несколько крупных картофелин и положила их в чугунок. Поставила в русскую печь, которую только что растопила. В дом забежал старшенький Андрюшка, вывалив у печи охапку дров.

– Вот, мамка. Это на утро. Пусть пока подсохнут около печки.

– Помощник ты мой. Чтоб я без тебя делала!

Младшие Серёжка с Матвейкой, не спросясь у матери, убежали порыбачить, очень уж хотелось мальчишкам покушать рыбки. Речка протекала сразу за огородом, поэтому ходить далеко не надо было. Закинув удочки, они тягали маленьких окушков, предвкушая, какой будет вкусной из них уха.

– А где младшие? – спросила она Андрюшку.

– Да сейчас придут, немного погодя, на речке рыбачат, – махнул рукой Андрюшка.

– Вот ведь шалопаи! Говорила я им воды принести.

Федосья, охнув, присела на табуретку.

– Да принесут, не переживай. Они вёдра с собой взяли, порыбачат немного и принесут.

Андрюшка оглянулся на мать. Федосья, скорчившись, сидела на табуретке.

– Тебе плохо, мама? Что с тобой?

– Да, кажется срок пришёл. Рожу, наверное, сегодня.

– Так в больницу надо, мам, – Андрюшка взял мать за руку.

Федосья привстала, пошла в кровати, стоявшей в горнице.

– Раньше сами все рожали и ничего, а теперь всё в больницу, да в больницу!

Андрюшка кинулся за ней.

– Так давай я врача приведу.

– Так ушёл же Глеб Иванович на фронт, вместе с нашим папкой уходил. Кто там сейчас остался, неизвестно.

Федосья отодвинула наложенные пирамидкой на кровати подушки, оставив одну, и прилегла.

– Давай тогда я тебя в больницу уведу, – настаивал Андрюшка.

– А вдруг я не дойду? Что, потом на улице рожать что ли? – пыталась возразить Федосья.

– Два переулка только пройти до больницы!

– Я и два не пройду, уже прижало меня, – отмахнулась Федосья.

– Тогда мы на тележке тебя повезём!

В дом зашли младшие сыновья.

– Серёга, Матвейка, освободите ту маленькую тележку, на которой мы воду в бидонах возим. Мамку в больницу повезём, – скомандовал Андрюшка.

Мальчишки тут же выбежали на улицу без лишних вопросов. Через несколько минут по улицам райцентра прокатилась интересная процессия – трое мальчишек тащили за верёвку тележку, на которой полусидя-полулёжа стонала Федосья. Вскоре показался домик, где располагалась больница. Подъехав к калитке, мальчишки приостановились. Андрюшка забежал внутрь. Через некоторое время из здания выбежала, всплёскивая руками, одетая в белый халат медсестра.

– Осторожно, давай потихоньку, потихоньку, – она, взяв под руки Федосью, завела её в больницу. На пороге оглянулась:

– Бегите домой. Молодцы! Вовремя доставили! Завтра приходите!

Мальчишки, ещё немного постояли около больницы, заглядывая в окна. А потом побрели домой. На следующий день рано утром пришли снова. Дёрнули дверь, она была закрыта. Андрюшка деловито постучался.

Через некоторое время дверь открылась, в неё выглянула голова медсестры.

– Что случилось?

– Нам бы про мамку узнать, про Федосью Петровну, – спросил Андрюшка.

– Родила ваша мамка! Сестрёнка теперь у вас! Полина! – улыбнулась медсестра.

Братишки радостно заулыбались. Вот ведь как. Сестрёнки у них ещё не было.

– Может, что принести надо мамке?

– Бульон куриный ей бы сейчас неплохо, а то у нас только каши.

– Спасибо, тётя Настя, – мальчишки радостно побежали домой.

Февраль 1915 г. Северо-Западный фронт.

Петруша чувствовал, что обстановка на Северо-Западном фронте ухудшалась. В конце января 9-ая немецкая армия попыталась начать наступление, но их остановила плотная оборона, которую организовали российские войска. После чего было предпринято контрнаступление русской армии, но Мазурские озёра снова стали непреодолимой преградой для российских войск, их снова зажали между ними.

В одном из боёв Пётр потерял коня, и теперь вместе с пехотинцами залёг в окопах. Шинелишка не спасала от разыгравшейся сильной метели. Но согреться было негде, надо было оборонять занятый рубеж.

– Что ж такие окопы неглубокие-то вырыли, ведь даже во весь рост не встанешь, – думал Петруша. – Приходится на корячках передвигаться, чтобы не схватить пулю в лоб.

Несмотря на сильную метель две германские армии начали наступление. Петруша наблюдал, как приближаются серые фигурки германских солдат, на головах которых блестели остроконечные каски.

– Без команды не стрелять! Подпускаем поближе! – крикнул командир.

Петруша передёрнул затвор и, прижав щеку к прикладу, прицелился. Но германцы, не доходя до наших позиций, залегли, словно чего-то ждали. В российских окопах тоже ничего пока не предпринимали. Наступила тишина.

И вдруг гулкий свист раздался в воздухе. На окопы полетели тяжёлые ядра снарядов, которые с грохотом разрывались от удара с землёй. Одно, другое, третье, десятки пушечных ядер обрушились на позиции российских солдат. С грохотом разлеталась земля и разорванные взрывами тела. Артиллеристы работали чётко, направляя снаряды прямо в окопы. Мужики пытались спрятаться, вжаться в землю, но это не помогало, ядра настигали их везде. Многие уже держались за голову и кричали, получив контузию, ещё больше было тех, кто сразу погиб, ничего не успев почувствовать.

Петруша подумал, что находится в аду. Не так он представлял себе эту войну. Думал, будет стрелять из винтовки, убивая врага, бодро скакать на коне в атаку с криком «Ура!». А война – это кровавые тела его товарищей, которые только что шутили рядом с ним.

– Отступаем! – крикнул офицер.

Петруша оглянулся, надо ли кому-то помочь. Но не увидел рядом живых. Надев на плечо винтовку, стал выбираться из окопа. Хлестал по щекам сухой колючий снег. Теперь вой метели был заглушён воем снарядов, которые продолжали падать на российские позиции. Петруша хотел привстать, но рядом засвистели пули, и он, упав на снег, перемешанный с землёй, стал ползти. Огибая воронки от снарядов, оглядывался по сторонам, невдалеке двигались параллельно с ним несколько солдат. Некоторые тащили раненых.

Петруша увидел, как впереди пытается ползти раненый солдат. Это был Яшка-гармонист, который никогда не расставался со своей «Тальянкой», он и сейчас её пытался тащить, накинув ремешок на плечо вместе с винтовкой. Но ползти не получалось. Потому что левую руку Яшки оторвало снарядом. Извиваясь и крича от боли, он пытался отталкиваться другой рукой, но мешали гармошка и винтовка. Петруша подполз к нему.

– Брось ты гармошку, Яшка, – Петруша пытался помочь товарищу. – Давай я тебе руку перетяну, а то кровью изойдёшь.

Петруша, вытащил из кармана платок, разорвал его на две части, которые связал друг с другом, получилась небольшая верёвка, которой он стянул Яшке руку. Приподняв товарища, он перехватил его здоровую руку, перебросив себе через плечо, и потащил Яшку. Пули так и свистели около них, то тут, то там раздавался грохот снарядов. «Только бы выжить!» – подумал Петруша. Кругом были разбросаны исковерканные взрывами тела солдат, попадались и части тела. «Вот и нашли пристанище солдатушки на чужбине»,– подумал Петруша.

Громкий взрыв прервал его печальные мысли, он раздался совсем рядом, и взрывной волной их свалило в чёрную воронку. Острая боль пронзила ногу, в глазах потемнело, и Петруша потерял сознание.

Очнулся он уже в госпитале. Страшно болела нога. Петруша приподнялся на локтях, огляделся. Кругом кровати. Лежат перевязанные солдаты. Кто-то спит, кто-то тихонько стонет. Подошла сестра милосердия в белом платке.

– Очнулись, Пётр Иванович. Всё уже позади. Жить будете! – ласково сказала она, присев на край кровати.

– Пить хочу! – только и смог произнести сухими губами Петруша.

Девушка пошла к стоявшему между кроватей баку с водой и, зачерпнув воды в железную кружку, подошла к Петруше. Приподняв ему голову, тихонько поднесла кружку к губам. Петруша жадно глотал холодную воду, пытаясь напиться впрок.

– Где я? Что с товарищами? Что с Яшкой? – схватил он за рукав сестру милосердия.

– Яшка – это который гармонист? Посекло его осколками сильно, не выжил. Много полегло твоих товарищей, – вздохнула медсестра.

От девушки Петруша узнал, что своей смертью Яшка спас его. Когда взрывная волна свалила их в воронку, Яшка упал прямо на Петра, и все осколки вонзились в него, изрешетив спину гармониста. А Петруше раздробило кость на ноге.

– Вот пришлось Вам, Пётр Иванович, из-за этого ногу ампутировать, – показала медсестра на край кровати.

Петруша снова приподнялся на локтях, посмотрел на ноги. Вернее на то, что он них осталось. Вместо правой ноги был провал на кровати.

– Как же так? Ведь она болит у меня! – Петруша не хотел верить в случившееся.

– Так бывает. Как будто болит, а на самом деле нет уже ноги Вашей.

Петруша устало откинулся на кровати. По лицу его побежали слёзы.

«Как же так? Ведь он хотел воевать за Россию, как же теперь без ноги воевать? Что же делать теперь?»

Петруша представил как его, такого вот теперь ущербного, отправят домой. «Навоевался»,– будут судачить в селе. А что скажет молодая жена, которую он бросил сразу после свадьбы, уйдя на фронт? Сестра милосердия взяла его за руку.

– А Вы письмо напишите родным, а то они беспокоятся, наверное.

– Да! Напишу! Может, обрадуются, что живой, – ухватился за мысль Петруша. – Только вот посплю чуток, уж больно утомился.

Петруша попытался повернуться на кровати, но боль в отрезанной ноге сковала его. Сестра милосердия помогла ему, потом поправила одеяло и пошла к другим солдатам. А Петруша почти сразу уснул тяжёлым сном.

Июль 2021 г. Ростов-на-Дону.

Ростов-на-Дону встретил Алёну гулким шумом транспорта. Проходя по длинному коридору сектора прибытия аэропорта, она, везя за собой сумку на колёсиках, видела в окне огромные лайнеры, выкатывающиеся на взлётную полосу. Вот и выход. Назойливые таксисты, предлагающие «почти бесплатно» отвезти по любому адресу.

Во время полёта Алёна всё думала, с чего ей начать поиски. Билет она взяла в один конец, так как не знала, сколько времени займут поиски этой неизвестной бабушки. Поэтому на всякий случай предупредила и на работе.

Сначала хотела пойти в офис телеканала, по которому показали эти новости. Но потом передумала. Журналисты прицепятся к ней, им захочется снять продолжение сюжета. А огласка пока не входила в планы Алёны. Вдруг бабушка не захочет ехать на Урал. Может она вообще уже переехала к каким-нибудь родственникам.

Уже в аэропорту пришла идея. Общежитие! Ведь в сюжете сказали, что беженцев разместили в общежитии университета. Посмотрев в интернете высшие учебные заведения города, Алёна остановила выбор на Донском государственном университете. Это был самый крупный ВУЗ города, решила ехать туда.

Центр города благоухал многочисленными клумбами. Разноцветные астры, циннии и колеусы разных цветов и сортов делали город ярким и праздничным. Около университета слонялись стайками абитуриенты и их родители, шёл приём документов на поступление. Видимо поэтому охранник у входа не обратил на неё никакого внимания.

Широкий холл также был полон людей. Алёна прошла по коридору, обдумывая, к кому бы обратиться. Она увидела, как навстречу идёт солидная пожилая женщина в строгом тёмно-синем костюме.

– Здравствуйте, извините, пожалуйста, Вы не могли бы мне помочь?

Женщина приветливо улыбнулась.

– Вам в приёмную комиссию? Это Вы уже прошли, вернитесь назад, вот в том кабинете, – показала рукой строгая старушка.

– Нет. Понимаете. Я приехала с Урала. Я по телевизору увидела сюжет про беженцев, которых разместили в общежитии. Там я увидела одну свою знакомую, – Алёна решила немного соврать, чтобы её история не показалась людям странной.

Преподавательница задумалась.

– Не знаю, чем могу Вам помочь.

– Может, подскажете, к кому обратиться.

Старушка ещё раз задумалась.

– Поднимитесь на второй этаж, спросите Валерия Петровича.

Поблагодарив женщину, Алёна направилась к лестнице. Широкие мраморные ступеньки лестницы окаймляли массивные перила. Она поднялась на второй этаж. В коридоре было пусто. У кого же спросить? Алёна пошла по коридору. Пыталась открыть одну дверь, закрыто. Заглянула в другую. В кабинете за офисным столом сидела девушка в белой блузке.

– Здравствуйте. Не подскажете, как мне найти Валерия Петровича?