
Полная версия
Я любил один
Серафим сдержал смешок, Розарий закрыл лицо рукой.
– Розанна… – начал он, но сестра уже схватила Милона за руку.
– Пойдём! Я тебе покажу наш город. И заодно проверю, какой ты на самом деле.
Милон бросил взгляд на Серафима, надеясь, что тот поможет. Но друг только пожал плечами и шепнул:
– Ну, удачи. Я знал, что ты справишься.
Милон ещё не понял, во что ввязался, но Розанна уже уверенно тащила его по коридору. Он краем глаза заметил, как Серафим и Розарий обменялись взглядами. Первый – с нескрываемым удовольствием наблюдая за этим представлением, второй – с усталой покорностью судьбе.
– Она всегда так? – спросил Милон, оборачиваясь к Розарию.
Тот чуть склонил голову, словно взвешивал ответ.
– Нет, только когда ей интересно. Но это даже хуже.
– Эй, не бойся! – Розанна отпустила его руку, но не отставала, шагая вровень. – Ты ведь всё равно не знаешь, что делать с сегодняшним днём, верно?
– Ну…
– Вот и отлично! Значит, проведёшь его со мной.
Она улыбнулась так искренне, что спорить не имело смысла.
– Куда мы идём?
– В старый центр. Там красиво. И ты сможешь потренироваться в немецком.
– Я и так тренируюсь.
– Нет, ты учишься. А тренировка – это практика. А практика – это стресс. А стресс – это развитие!
– Хм. Логично. Но почему ты так хочешь меня выгулять?
– Просто я люблю гостей. А ты пока ещё гость. Надо успеть насладиться моментом, пока ты не станешь скучным, как мой брат.
– Я не скучный, – раздался голос Розария из коридора, но Розанна только фыркнула и толкнула дверь общежития.
На улице было прохладно, но солнечно. Осень в этом городе была спокойной, мягкой, пахла сухими листьями и свежим кофе из близлежащих кафе.
Милон поёжился, засовывая руки в карманы.
– Если ты так любишь гостей, почему Розарий сказал, что это опасно?
Розанна чуть наклонила голову, словно примеряя ответ.
– Потому что я не люблю всех подряд.
Она улыбнулась, но её глаза оставались серьёзными.
– Так что веди себя хорошо, Милон. Может, мне и вправду стоит тебя оставить.
Милон промолчал.
Он ещё не знал, что Розанна станет первым человеком, который заставит его почувствовать себя частью этого города.
Милон не сразу понял, что маршрут, по которому его ведёт Розанна, слишком знаком. Узкие улочки, вымощенные камнем, тот самый антикварный магазин с позолоченной вывеской, кафе с уличными столиками, где он однажды пил кофе в одиночестве.
– Ты специально меня сюда притащила? – прищурился он, когда они свернули за угол и оказались перед площадью, где он уже бывал.
– Конечно! – с гордостью ответила Розанна. – Мне нравится показывать людям город. Ты ведь не знаешь его по-настоящему, пока не увидишь его через чьи-то глаза.
Милон скрестил руки.
– И что я тут не видел?
Розанна остановилась у стены дома и постучала по камню.
– Видишь этот след? Это от бомбардировки. Его специально не реставрируют, чтобы люди помнили.
Милон пригляделся. В каменной кладке действительно были выбоины, почти сросшиеся со временем, но всё ещё различимые.
– А вот этот дом, – она кивнула на высокий старинный особняк, – здесь когда-то жила писательница, которая придумала детскую книжку, которую я обожала в детстве. Ты её точно не читал, но она была классная.
– Почему ты так уверена, что я не читал?
– Ты же русский, а её не переводили.
Милон усмехнулся.
Они прошли ещё немного, и Розанна внезапно остановилась перед булочной.
– А здесь самые вкусные брецели в городе.
– Ты просто рекламу мне продаёшь?
– Нет, просто я люблю их с детства. Если что-то вкусное, почему бы не поделиться?
Она всё-таки купила себе брецель, а Милон отказался. Он прислонился к стене, наблюдая, как она с удовольствием ест.
– Ну, что? Вижу я город по-новому?
– Ты хотя бы стараешься, это уже хорошо.
Он закатил глаза.
Прогулка была неплохой. Даже приятной. Но когда они оказались у очередного переулка, Милон хлопнул себя по лбу.
– Чёрт, я забыл, у меня же работа!
Розанна вскинула бровь.
– А ты сразу не мог сказать?
– Да как-то вылетело из головы.
Он достал телефон, делая вид, что в панике проверяет время.
– Я опаздываю. Давай, я тебя провожу и побегу.
Розанна не выглядела расстроенной.
– Ну, хоть что-то! Может, в следующий раз ты скажешь, что я не зря старалась.
– Посмотрим, – усмехнулся Милон.
Он довёл её до общежития, коротко попрощался и, как только она скрылась за дверью, быстрым шагом ушёл в сторону своей работы, на самом деле никуда не опаздывая.
День тянулся липкой лентой, как букет из цветов, что Милон машинально перевязывал, не особо вникая в узор. Магазин был небольшим, но уютным: светлые деревянные полки, стеклянные вазы, мягкий аромат земли, срезанных стеблей и сладковатого жасмина. Милон стоял за стойкой, в пальцах покачивалась ленточка, а взгляд его скользил к владелице – невысокой, аккуратной женщине с руками, знающими, как держать и цветы, и жизнь.
Она подбирала свежие пионы, двигаясь с той неторопливой уверенностью, что бывает у людей, живущих в ритме природы. Время с ней будто замедлялось. Милон смотрел, как она касается лепестков – так же, как он сам касался скальпеля, – бережно, с трепетом. В голове прокручивались слова, которые он так и не сказал.
И в этот момент дверь влетела в стену.
– Солнышко, ты чего тут стоишь, как заброшенный одуванчик? – загремел голос Серафима.
Милон моргнул.
– Работаю.
– Ой, да ладно тебе. Всё, хватит играть в цветочную фею, пошли.
– Серафим…
– Потом поблагодаришь.
Милон даже не успел вникнуть в смысл этой угрозы, потому что Серафим уже схватил его за предплечье и поволок к выходу.
– Я ещё не закончил… – попытался сопротивляться Милон, но Серафим, не снижая скорости, резко развернулся, одарив его ослепительной улыбкой.
– Ты закончил, как только я вошёл.
На выходе Милон всё-таки рискнул оглянуться. Владелица подняла голову, встретилась с ним взглядом и мягко улыбнулась, как улыбаются тем, кто живёт внутри своих мыслей и не знает, что их давно разгадали.
Он открыл рот, но Серафим снова потянул его за собой.
– Не оглядывайся, мой юный флорист. Сегодня мы цветём в других местах.
Улицы, освещённые фонарями
Шли они быстро, шаг Милона всё ещё был в ритме рабочего дня, шаг Серафима – в ритме жизни, которую тот намеревался ему подарить.
– Откуда ты вообще узнал, что я здесь работаю? – наконец спросил Милон, прищурившись.
Серафим фыркнул:
– Я тебя вычислил.
– Как?
– Как первокурсник на стипендии вычисляет скидки в супермаркете.
– Очень содержательный ответ.
– Милон, я владею искусством дедукции, как Шерлок Холмс, но ещё и с харизмой. Сначала я понял, что ты исчезаешь на несколько часов в одни и те же дни, потом заметил, что твоя одежда иногда пахнет цветами, а потом, когда ты однажды пришёл с крошечным пятном земли на рукаве, я сложил два плюс два и получил цветочный магазин.
Милон недоверчиво покачал головой.
– Ты просто за кем-то следишь, чтобы развлекаться.
– Конечно. Что мне ещё делать? Увлекаться учебниками?
Он драматично всплеснул руками, но затем добавил, сужая глаза:
– Хотя, признаюсь, твоя флористическая тайна была сложной головоломкой. Но мне нужно что-то для тренировки интеллекта, а то он у меня слишком мощный, держать его без работы – преступление.
Милон фыркнул.
– Ты невозможен.
– Нет, я совершенен. А теперь, хватит болтовни, нас ждёт вечер, который я искусно для тебя подготовил.
Они свернули к освещённому бару, и Милон понял, что вечер действительно только начинается.
Бар оказался уютным, пропитанным ароматами жасмина и бергамота. Воздух был тёплым, а свет – мягким, будто кто-то разлил по стенам растопленный мёд. Здесь не тараторили громко, не размахивали руками, не стучали по столу. Всё было таким размеренным, что даже ложечки звенели в чашках с благоговейным почтением.
И только за их столиком разгоралась буря.
– Милон, – начала Розанна с энтузиазмом человека, который вот-вот откроет кому-то глаза на истинный смысл жизни, – тебе обязательно нужно попробовать белый чай с розами!
Милон уже собирался ответить, что ему, в общем-то, всё равно, но тут вмешался Розарий.
– Может, дадим ему выбрать самому?
Розанна замерла, её рука зависла над меню.
– Что?
– Ну, пусть человек сам решит, что ему хочется, – Розарий откинулся назад, скрестив руки.
– Ты сейчас шутишь?
– Вовсе нет.
Она медленно положила меню обратно на стол и сложила руки на груди.
– Ты всегда так делаешь.
– Как?
– Вот так! – она резко махнула рукой. – Ломаешь мне планы.
Розарий сделал непроницаемое лицо.
– Неужели твои планы рушатся из-за того, что человек сам выберет себе чай?
– Да! Потому что я продумала всё! Этот чай идеально подходит новичкам, он лёгкий, нежный, с цветочными нотами…
– Милон не новичок в чае.
– А ты почёсывал его за ушком, пока он пил пуэр, да?
Милон кашлянул, прикрывая рот.
– Успокойся, – невозмутимо ответил Розарий.
– Вот! Ты всегда так! – Она воздела руки к потолку. – Вот, например, два дня назад!
– Что два дня назад?
– Я хотела купить круассаны, а ты сказал, что булочки с изюмом полезнее!
– Они действительно полезнее.
– Но я не хотела быть полезной! Я хотела быть счастливой!
Розарий устало потёр переносицу.
– Это не одно и то же?
– Нет! – Она постучала пальцем по столу. – А неделю назад!
– Что неделю назад?
– Ты сказал, что куртка, которую я выбрала, не подходит мне по цвету!
– Потому что она была горчичного цвета.
– И что?
– Ты ненавидишь горчицу.
– Но это другой горчичный!
– Они все одинаковые.
– Нет! – Она притопнула ногой. – Ты старше меня всего на пять минут, но строишь из себя мудреца!
Розарий посмотрел на неё, вздохнул, явно не желая больше спорить.
– Хорошо, Розанна. Давай закажем белый чай с розами.
Она ещё секунду смотрела на него, потом резко вскинула подбородок.
– Два. И чтобы мой был вкуснее.
Милон молча наблюдал за ними, в этот момент осознав, что их отношения – это бесконечный сериал без финального сезона.
III
День выдался холодным, но ясным. Ветер срывал с деревьев последние листья, кружил их в воздухе, и Милон машинально подтянул шарф выше, шагая к академии. Внутри было тепло, пахло кофе, бумагой и чем-то металлическим – словно смесь дождя и стерильных кабинетов.
Он изменился. Уже не тот зажатый парень, который боялся сказать что-то не так, а человек, который мог шутить с Серафимом, не зацикливаться на чужом мнении и не бояться ошибиться в немецком. Но особенно он это чувствовал, когда появлялся Серафим.
Сейчас, например, Милон только-только успел сменить обувь в раздевалке, как дверь распахнулась и Серафим влетел внутрь с видом человека, который живёт по своим законам.
– О, а вот и ты, – протянул он с довольной улыбкой.
– Меня не надо искать. Я не терялся.
– Да? А то я уже начал думать, что ты ушёл в подполье.
– Что тебе нужно?
– Что за вопрос? Просто хочу вытащить тебя в люди.
– Я работаю.
Серафим склонил голову набок:
– Ты работаешь слишком много. Когда ты в последний раз развлекался?
– Вчера. Сном.
– Это не считается.
Милон глубоко вздохнул, понимая, что спор бесполезен.
– Я не собираюсь куда-то идти, – твёрдо сказал он.
– Отлично, – кивнул Серафим. – Значит, пойдём.
И прежде чем Милон успел возразить, он уже схватил его за плечо и потащил за собой.
– И куда мы идём?
– Навестить Розария.
– Зачем?
– Потому что я классный друг.
– А я при чём?
– Потому что ты теперь тоже его друг.
Милон тихо вздохнул, но спорить не стал. Розарий и Розанна уже стали частью его жизни, и он к ним привык. Особенно к Розарийскому сарказму и Розанниной тихой упрямости.
Чайный бар, куда они пришли, был небольшим, с мягким светом и ароматами жасмина, кардамона и меда. Тёплые деревянные стены, полки с банками чая и официанты, движущиеся неспешно, будто и время здесь текло иначе.
За их привычным столиком сидели Розарий и Розанна.
– Вы опоздали, – сразу заметил Розарий, даже не поднимая глаз от книги.
– Мы не договаривались о времени, – парировал Серафим, усаживаясь напротив.
– Это не отменяет факта.
Розанна улыбнулась:
– Я заказала тебе чай, Милон.
– Спасибо, – кивнул он.
Сидеть с ними было легко. Даже когда Розарий и Серафим начинали пикироваться, даже когда Розанна в какой-то момент начала спорить с братом о чём-то настолько нелепом, что Милон потерял нить разговора.
– Ты просто не помнишь! – возмутилась она.
– Конечно, не помню, потому что этого не было.
– Было!
– Сомневаюсь.
– Ты всегда так! Думаешь, что ты старший, значит, знаешь лучше!
– Я старше тебя всего на пять минут.
Розанна надулась, скрестила руки и отвела взгляд.
– Всё равно бесит.
Розарий устало вздохнул, как человек, который уже привык к подобным диалогам.
Милон смотрел на них и вдруг понял – Розанна изменилась. Больше не играла идеальную девушку, не пыталась быть вежливее, чем нужно. Она просто была собой.
И это было правильно.
– Милон, у тебя лицо, будто ты вот-вот скажешь что-то умное. Это пугает, – заметил Серафим, лениво мешая ложечкой чай.
– Я просто думаю, что Розанна изменилась.
Розанна вскинула брови, чуть наклонив голову.
– Я всегда была такой.
Розарий оторвался от книги, посмотрел на сестру, потом на Милона, потом снова на сестру и, кивнув, вернулся к чтению.
– Спасибо за подтверждение, – саркастично бросила Розанна.
– Всегда рад помочь, – отозвался Розарий.
Милон улыбнулся, отпивая чай. Он действительно менялся. Раньше он чувствовал бы себя чужим среди них, молчал, потому что боялся сказать что-то не то. Теперь он чувствовал себя… частью этого хаоса.
– Кстати, Милон, ты сегодня чем занят? – спросила Розанна, убирая волосы за ухо.
– Работаю.
– Опять?
– Мне надо зарабатывать.
Розанна задумалась, склонив голову набок.
– Тогда я провожу тебя до работы.
– Не надо.
– Надо.
Он только вздохнул. Спорить с ней – пустая трата времени.
Они шли по улицам города, где Милон уже был тысячу раз. Те же витрины, те же выцветшие объявления, тот же запах кофе и свежей выпечки из булочной на углу.
Но всё казалось другим.
Розанна указывала на детали, которых он раньше не замечал.
– Видишь этот балкон? Когда-то там жил человек, который каждый день играл на скрипке. Теперь он переехал, но иногда его слышно по радио.
– А здесь раньше продавали лучшую шаверму в городе. Потом владельцы поссорились, и теперь тут какой-то скучный магазин свечей.
– Вон та вывеска – самая старая в этом районе. Её не меняли с 60-х.
Милон слушал, делая вид, что ему неинтересно, но в голове всё фиксировал.
Розанна рассказывала не просто о местах, а о городе, который она знала. О том, что сделало его домом.
И Милон невольно задумался: а есть ли у него дом?
Когда они дошли до общежития, Розанна повернулась к нему.
– Я знаю, ты не любишь, когда тебе лезут в душу, но… тебе точно нормально?
Он замер, но потом кивнул.
– Конечно.
Она не выглядела убеждённой.
Но не стала настаивать.
– Ладно. Тогда удачи на работе.
Милон кивнул, а потом, когда она скрылась за дверью, быстрым шагом направился в другую сторону, будто действительно опаздывал.
Хотя на самом деле – просто не хотел оставаться наедине с мыслями.
Флористика была странным делом.
С одной стороны, в ней было что-то почти медитативное – тишина, запах свежих растений, движения рук, когда ты поправляешь букет, будто собираешь воедино разбросанные детали пазла.
С другой – это был театр абсурда, полный клиентов с самыми неожиданными запросами.
– Мне нужен букет, который говорит «я не скажу, что люблю тебя, но, возможно, ты сам поймёшь».
– Лаванда, фиалки и немного незабудок.
– А если «я хочу признаться, но боюсь испортить дружбу»?
– Ромашки и гортензии.
– А если «ты мне нравишься, но только на один вечер»?
– Тогда купите бутылку вина.
Владелица лавки тихо хихикнула. Милон не был уверен, что его манера общения соответствовала профессиональной этике, но, по крайней мере, клиенты это ценили.
Он уже собирался разобрать новый ящик с цветами, когда дверь резко распахнулась.
– Милон! – торжественно провозгласил Серафим, широко раскинув руки.
Милон замер с розами в руках.
– Ты… что ты тут делаешь?
Серафим хитро улыбнулся.
– Я обладаю магической способностью узнавать, где находятся мои друзья.
– Как ты запомнил, что я здесь работаю?
– Ты забыл? Я же твоя фея-крёстная.
– Серафим…
– Ладно, ладно, – он отмахнулся. – Однажды проходил мимо, заглянул в окно и увидел тебя, страдающего среди роз. Ты выглядел, как печальная картина эпохи Романтизма. С тех пор я слежу за тобой.
– Ты следишь за мной?
– Называй это заботой.
Владелица лавки снова хихикнула, наблюдая за этим представлением.
– Ты не занят? – спросил Серафим.
– Я на работе.
– Да? – Он оглядел пустую лавку. – Ну, раз покупателей нет, пошли.
– Нет.
– Да.
– Нет.
– Милон.
– Серафим.
– Если ты не выйдешь, я начну распевать O Sole Mio прямо здесь.
– Ты не…
Но Серафим уже сделал глубокий вдох.
Милон схватил его за рукав.
– Ладно.
– Вот и славно.
– Только мне надо предупредить…
– Уже не надо. Я сказал, что ты срочно понадобился по королевскому указу.
Милон бросил последний взгляд на владелицу, которая только усмехнулась и махнула рукой: иди уже.
И он вышел.
Всё равно сопротивляться было бесполезно.
– Я надеюсь, на этот раз нас хотя бы не отравят, – пробормотал Милон, когда они снова вошли в чайный бар.
– Милон, не будь таким холодным, – ухмыльнулся Серафим, хлопнув его по плечу. – Чай – это искусство. Надо чувствовать душу заварки.
– Ещё немного, и ты начнёшь разговаривать с чайными листьями.
– Что, если я уже это делаю?
Милон только закатил глаза.
Бар ничуть не изменился с их последнего визита: мягкий свет, аромат свежезаваренного чая, деревянные полки с десятками банок. В углу за привычным столиком сидели Розарий и Розанна.
– Опоздали, – заметил Розарий, едва взглянув на них.
– Это всё Милон, – тут же сказал Серафим.
– Конечно, – усмехнулся Милон, присаживаясь.
Розанна подпёрла подбородок рукой и внимательно посмотрела на него.
– Ты изменился.
– С чего ты взяла?
– В прошлый раз ты был мрачным, как декабрь в Берлине. А сейчас… – Она задумалась. – Не таким мрачным.
– Вау. Спасибо.
– Всегда пожалуйста.
Официант принёс чай. Розарий, как обычно, выбрал что-то традиционное – зелёный с жасмином. Розанна взяла что-то сладкое, похожее на десерт в чашке. Серафим, не моргнув глазом, заказал самый крепкий пуэр, а Милон – что попроще.
– У тебя вкус, как у ребёнка, – прокомментировал Розарий, отпивая свой чай.
– А у тебя, как у пенсионера, – парировал Милон.
Розарий только усмехнулся.
Розанна, казалось, хотела что-то сказать, но вдруг нахмурилась, уставившись на брата.
– Почему ты всегда ведёшь себя так, будто старше?
– Потому что я старше.
– На пять минут!
– Всё равно старше.
– Ты не имеешь права этим пользоваться!
– Но я и не пользуюсь.
– Пользуешься!
– Не пользуюсь.
– Пользуешься!
– …Розанна.
– Вот, видишь?! Даже сейчас!
Розарий устало потер переносицу.
– Это бессмысленный спор.
– Нет! Он очень даже смысленный!
Милон молча наблюдал за этим спектаклем, попивая чай.
Серафим же выглядел абсолютно довольным.
– Это даже лучше, чем я ожидал, – прошептал он, пододвигая поближе свою чашку. – Как фильм, но вживую.
– Я бы не сказал, что мне это нужно в жизни.
– А мне нужно, – самодовольно протянул Серафим.
Розарий, видимо, понял, что спор никуда не ведёт, и просто вздохнул.
– Ладно, ты победила.
Розанна довольно хмыкнула и вернулась к своему чаю, будто ничего не было.
Милон почувствовал что-то похожее на лёгкое удивление. Она действительно изменилась. Была бы прежняя Розанна, этот спор мог бы длиться вечность.
Он отпил чай и вдруг осознал, что в этом месте ему спокойно. Почти по-настоящему.
Но ровно до тех пор, пока он не вернётся в общежитие и не найдёт письмо.
В общежитии было тихо.
Слишком тихо.
Милон шагнул в коридор, закрыл за собой дверь и только тогда увидел его – белый конверт, аккуратно оставленный на столе.
Обычный, стандартный, но почему-то он сразу понял, что это не просто письмо.
Он подошёл ближе, взял его в руки.
Откуда-то изнутри поднялась дрожь.
Он знал, кто мог написать. Знал, что там будет.
Но всё равно вскрыл.
«Милон, родной…»
Он застыл, пробегая глазами по строчкам.
«Мы нашли тебя.
Мы не знаем, правильно ли поступаем, но так больше нельзя.
Мы скучаем.
Ты для нас – не призрак.
Ты жив.
И мы хотим увидеть тебя.
Не упрекнуть, не осудить, просто обнять и сказать, что ты есть.
Ты всегда есть.
Напиши нам. Или хотя бы дай знать, что ты прочитал это письмо.
Папа и мама».
Он дочитал до конца, но взгляд всё равно снова метался по словам, застревая на каждом.
“Ты жив. Мы скучаем. Ты есть.”
Что-то внутри свело в узел.
Ему вдруг стало душно.
Как будто стены комнаты съёжились, потолок стал ниже, а воздух загустел.
“Мы скучаем.”
Скучают? По кому?
По тому Милону, которого он вырезал из своей жизни? По тому, кто теперь для него так же далёк, как любое другое прошлое, которое не хочется вспоминать?
Пальцы сжались на бумаге.
“Ты для нас – не призрак.”
Значит, для него они – призраки.
Всё так просто.
Так просто…
Но что-то внутри всё равно не отпускало.
Он встал и начал ходить по комнате, как лев в клетке.
В груди медленно нарастало чувство, с которым он не знал, что делать.
Вина? Нет. Он же ничего плохого не сделал.
Грусть? Тоже нет. Прошло слишком много времени, чтобы грустить.
Только голос где-то на дне сознания.
“Ты всегда есть.”
Слабый, тихий.
Но его нужно было заглушить.
Он вдруг резко развернулся, схватил письмо и сунул обратно в конверт.
Потом бросил его в ящик стола.
И закрыл.
Встал.
Взял куртку.
Вышел.
Отрезать себя от прошлого окончательно.
Здание бюрократического центра встретило его привычной стерильной тишиной. Очередь. Медленный, вязкий поток людей, которые тоже что-то хотели от этой системы.
Он подошёл к стойке.
– Чем могу помочь? – девушка с замученным взглядом даже не подняла головы.
– Я хочу сменить имя.
Она устало кивнула и достала бланк.
– Причина?
Милон сжал пальцы.
– Разрыв связей с семьёй. Полный.
Она посмотрела на него внимательнее, оценивая.
– Вам придётся доказать, что у вас на это есть веские причины. Документы о смене места жительства есть? Финансовая независимость? Вам известно, что процесс займёт минимум месяц?
Он кивнул.
– Я всё подготовил.
Это было не совсем правдой.
Но он подготовит.
Следующие дни прошли в постоянном беготне. Справки, заявления, новые счета, доказательства. В какой-то момент он чуть не сорвался. Где-то в глубине души голос совести твердил, что это неправильно.
“Ты всегда есть.”
Но когда он, наконец, снова сел за бюрократический стол, перед ним лежал готовый пакет документов.
Ручка в пальцах.
Имя.
Лоран Монтелл.
Подпись.
– Когда всё будет готово?
– Ожидайте минимум месяц.
Он кивнул.
Вышел на улицу.
“Ты всегда есть.”
Но теперь – нет.
Милон не привык.
Но он старался.
Он перевёз вещи в другую комнату, которая ничем не отличалась от старой: те же стены, та же кровать, те же жалюзи на окнах. Но ощущение было другим – будто он вырвал себя из прошлого, оставив там прежнюю версию себя.
Его новый телефон лежал на тумбочке, выключенный. Симку он сменил сразу, но ещё не мог заставить себя вставить её. В груди сидело странное чувство, как будто он совершил что-то преступное, даже если сам не мог сформулировать, что именно.
Когда в дверь постучали, он знал, кто это.
– Милон! – Серафим, конечно, не стал ждать ответа, просто вошёл. – Точнее, уже не Милон. А кто ты теперь?