Полная версия
Теория исторического познания. Избранные произведения
Суть познавательной проблемы состоит в противоречии – между структуралистскими ожиданиями точного знания и неопределенностью самого понятия структуры. Без структуры нет компаративистики.
2.1.3. Проблематика методологии истории как строгой наукиКомпаративистика ценна тем, что она возвращает к реальности окружающего мира. В мире есть системность, и, коль скоро она есть, она имеет свои проявления, а значит, может быть выявлена. «Систематика, присущая науке – конечно, настоящей, подлинной науке – есть не наше изобретение; она коренится в самих вещах, и мы ее просто находим и открываем»[58]. Это «просто» – и есть самое сложное. Как именно осуществляется логический переход от эмпирики объекта к абстракции научного понятия, и каким образом понятая «проблема» может помочь осмыслить другие эмпирические «вещи»? Отрефлексировать и логически проследить этот путь и есть главная задача феноменологии. Гуссерль отмечал, что это есть задача логики, как нормативной и как практической дисциплины, преодолевающей теоретическое несовершенство отдельных наук, наукоучения. Такое «наукоучение» для гуманитарного знания обосновано, объяснено и представлено в труде А. С. Лаппо-Данилевского «Методология истории». Его последователи первого поколения – непосредственные ученики – определяют это наукоучение как феноменологию культуры. В то же время они отмечают, что главный труд его был выполнен в методологическом ключе, системном ее раскрытии, что было (и остается, как показало последующее развитие гуманитаристики ХХ в.) наиболее актуальной задачей для исторической науки. «Методологические вопросы у А. С. Лаппо-Данилевского брали как бы верх над феноменологическими, – пишет А. Е. Пресняков, интерпретируя цельное мировоззрение ученого, – однако, не по существу, но в силу состояния данной науки, с ее неразработанными методами, с ее необоснованными предпосылками, с роковой неполнотой ея разработки, с ея зависимостью от интуиции историка, заменяющей строго методический путь анализа»[59].
Фундаментальный постулат концепции – представление о системном характере объекта научного исследования. Действительность представляется в виде единого целого, которое «вмещает в себя все ее части, связанные между собою, в котором каждая из них находит свое положение». Возникает возможность для гуманитария – рассматривать человечество как особую часть мирового целого, а для представителя естественных наук – мыслить о природе, в которой возникает жизнь («живое вещество» В. И. Вернадского) и человечество, воздействующее на мировое целое своим творчеством. Системообразующий признак человечества как эволюционного и коэкзистенциального целого – его сознание, которое реализуется в творчестве. Человек реализует себя, выражает свой внутренний мир как творец, создатель интеллектуального продукта. Через этот продукт он может быть познан, интерпретирован другим человеком. Созданный им интеллектуальный продукт реально существует, он доступен чувственному восприятию и в этом смысле представляет собой объект, независимый от создания исследователя. Принцип системной связи как системообразующий в изучении культуры является для данной методологии основополагающим. Это подчеркивает, в частности, Н. Д. Кондратьев – один из лучших философских интерпретаторов «Методологии истории» Лаппо-Данилевского, говоря о понятии «взаимосвязанности элементов изучаемого исторического целого»[60]. Продукт человеческого творчества – произведение, он реален как факт, доступный чувственному восприятию. В свою очередь, наличие реальных, эмпирически данных «вещей» выступает как залог познаваемости и в гуманитарных науках, при всем их отличии от наук о природе. «Казалось бы, это невозможно, – разъясняет значение этого принципа Л. П. Карсавин, – ведь история изучает прошлое, а прошлое нам не дано непосредственно: то, что мы имеем, это лишь реальные остатки, оторванные от того единства, в котором они находились»[61]. Но главное, им же сказано, эти «остатки», во-первых, реальны, а во-вторых, они есть часть системного единства, а значит, несут на себе его черты, его системные качества или свойства. «Через источники, как часть минувшего, мы втягиваемся в единство этого минувшего, – познав часть, познаем и целое». Теперь нам становится ясно, что направленное изучение этих частей прошлой реальности – самодостаточная проблема. А сам процесс их изучения логически распадается на два этапа: вначале «остаток» интерпретируется как часть конкретной реальности («источник как историческое явление»), а затем открывается возможность интерпретировать саму реальность, культуру, в которой подобное явление было целенаправленно задумано, творчески реализовано, приняло именно ту, а не иную форму, структуру.
Теперь мы получаем типологию объектов культуры, а следовательно, и принципиальные возможности компаративных подходов – в глобальных масштабах, в исторической длительности, в сопоставлении общностей и различий.
Подчеркнем еще раз, какой основополагающий принцип лежит в основе данной, феноменологической парадигмы изучения человека и культуры. В гуманитаристике ХХ в. более полно раскрыты (до сих пор) два другие: это, прежде всего, постоянство параметров жизнеобеспечения человека (инстинктивно ощущаемые как общечеловеческие, и потому, вообще говоря, не требующие подтверждения; на них основаны компаративные исследования антропологии – способов питания, спорта, здоровья и т. п.). Другой подход основан на общечеловеческой способности понимания языка как средства общения, на которые опирается структурная лингвистика и соответствующие компаративные подходы; феноменологическая парадигма кладет в основу творческую деятельность человека и тем самым создает основу структурного источниковедения с соответствующими возможностями компаративистики как сопоставления типов, видов и разновидностей продуктов интеллектуальной деятельности, – обычно называемых историческими источниками[62].
Историческое источниковедение возникает в рамках исторической методологии и в сознании научного сообщества не отделено от нее.
Развиваясь как нормативная дисциплина, источниковедение разрабатывает познавательные модели для выявления типологии культурных объектов. Произведение создается целенаправленно. Единство цели создания формирует структуру произведения, выражает себя в ней. В определенном смысле оно есть реализованный продукт человеческой психики. Как известно, таким образом определяет произведение, исторический источник Лаппо-Данилевский. Но произведение есть и явление культуры, часть системного целого, условия появления и функционирования в ней шлифуют его структуру, формируют видовые свойства, сходства и различия.
В динамике современного гуманитарного знания компаративный подход выступает как своего рода опознавательный признак, выявляющий моменты выхода на метадисциплинарный теоретико-познавательный уровень. В принципе компаративный подход устремлен к постижению системного единства человечества в его коэкзистенциальной и эволюционной целостности. От эмпирики конкретных объектов, изучаемых отдельной дисциплиной, осуществляется переход к новому качественному уровню – пониманию универсалий, интерпретации структурных свойств объектов, через которые эти универсалии дают о себе знать. Так, антропологическая общность человека создала возможность компаративных исследований глобального разнообразия условий человеческого существования и жизнедеятельности – здоровья, способов питания, спорта, структур родства и социокультурных общностей. В свою очередь, при переходе от наук о языках к науке о языке, основанной на общечеловеческой способности речи и ее понимания, сформировались компаративистские направления, охватывающие процессы эволюции человечества в глобальных рамках. Мы обозначили аналогичный процесс восхождения от эмпирики первичного объекта к пониманию общечеловеческих универсалий. В рамках исследовательских методик исторических наук, а затем все более целенаправленно в рамках структурного подхода в источниковедении, – выявлялись типологические свойства культурных объектов – произведений человеческого творчества, исторических источников в их видовой специфике. Структурная модель, созданная на основании характерных видов источников, имеет познавательное значение, она дает возможность идентификации культурной общности, важна и для ее самоидентификации. Возможность источниковедческой компаративистики на основе видовых структур источников основана, как мы стремились показать, на общечеловеческой универсалии фундаментального характера. А именно – способности к целенаправленному осознанному творчеству, созданию произведений, которые затем в процессе функционирования формируют типологические свойства. Начав с выявления видовых свойств культурных объектов и специфики возникновения, функционирования и распространения этих видов, мы приходим к более глубокому пониманию фундаментальной универсалии – способности человека к созидательному творчеству. Универсалии источниковедческого подхода к человеческой деятельности и культуре дают возможность системно рассматривать профессиональные проблемы междисциплинарных взаимодействий наук в условиях междисциплинарности. В практике междисциплинарности речь идет не о суммировании различных методов или использовании методов «другой» науки. Междисциплинарность требует от специалистов выхода на более высокий, метадисциплинарный уровень, т. е. на уровень теории познания, эпистемологии: возникает вопрос общего объекта, на который направлены методы различных наук. Ведь только в этом случае возможно эффективное использование междисциплинарных подходов, с помощью которых этот объект (например, корпус исторических источников) может быть наиболее глубоко и разнообразно интерпретирован специалистами разных наук. То, что специалисты постигают и отрабатывают в совместной исследовательской практике, методами «проб и ошибок», становится еще более серьезной проблемой, когда вырабатывается стратегия современного гуманитарного образования. Необходимость существенных переориентаций в представлениях историков о своем профессионализме, о его логической природе, его фундаментальных общих основаниях, о новой образовательной модели становится вполне очевидной.
ЗаключениеОбращение к исторической мысли и коллективным представлениям историков в реальности конца XIX – начала ХХ в. выявляет три различных подхода к проблеме истории как строгой науки. Речь идет, разумеется, о тенденциях – потому что в исследовательской и других социальных практиках гуманитария эти тенденции не выступают в чистом виде. Они постоянно корректируются и взаимодействуют.
Но теоретически важно выделить и определить их смысл.
В любой науке, и историческая наука не является исключением, различаются три основные компонента. Это, прежде всего, метадисциплинарные (теоретические, эпистемологические) представления о реальных общих объектах, наличие которых и создает возможность их изучения со стороны различных научных дисциплин. Второй компонент – те свойства объекта, которые рассматривает в качестве своего предмета именно данная дисциплина, – те основания и те методы, которые они при этом используют, соответственно им выстраивая критерии и нормативы, позволяющие представить научные результаты своему дисциплинарному сообществу профессионалов-специалистов. И, наконец, третий компонент – это те методики, исследовательские техники и приемы, которые позволяют научному коллективу вести изучение отдельных вопросов и достигать при этом возможности суммирования полученных результатов.
Каждый из этих компонентов может выступать как системообразующий для того или иного направления, подхода. Существенно общим для научного сообщества, для коллективных представлений историков остается – воля к знанию. Однако, различаются они тем, что именно берется в качестве системообразующего, определяющего нормы сообщества.
Позитивизм (опираясь на стабильность своей европоцентристской концепции и ее информационной базы) выдвигает в качестве нормирующего – третий, методический компонент – уровень умений и приемов. Методологи общегуманитарного знания начиная с середины ХХ в. выходят на первый компонент – междисциплинарные, и далее – метадисциплинарные подходы. Импульсы общегуманитарных подходов поступают прежде всего от литературоведения, осмысления интеракциональных взаимодействий и других областей, в которых эти взаимодействия реализуются. Историки остаются дольше других в области изучений собственного объекта (второй компонент). И тогда достижения общегуманитарных подходов проецируются на историческую область исследования (например, на исторический нарратив). Тем самым они побуждают историков к метадисциплинарному диалогу. Но для историков главное – не текст, как для литературоведа. Их объект – историческая реальность, и потому для исторической науки выход на метауровень более эффективен через рефлексию собственных профессиональных проблем. Что и подтверждает источниковедческая парадигма, дающая оригинальную модель выхода на метауровень.
Публикуется по изданию: Медушевская О. М. Методология истории как строгой науки // Точное гуманитарное знание: традиции, проблемы, методы, результаты. Тезисы докладов и сообщений научной конференции. Москва, 4–6 февраля 1999 г. М.: РГГУ, 1999. С. 15–23.
Теория и методология истории как университетская дисциплина
Наука как особая сфера деятельности, социальная функция которой состоит в предоставлении нового, систематизированного и надежного знания о действительности, соответственно реагирует на изменения этой действительности, и особенно, на актуализацию в общественном сознании тех или иных ее аспектов. В подвижном пространстве взаимодействий социума и профессионального сообщества выявляются приоритетные направления, систематически обогащается и расширяется сфера достоверного знания в информационном пространстве эпохи. Историческая наука не является исключением. На общем конфликтном фоне противоречивого развития процессов глобализации важно выявить ключевые ситуации, позитивные векторы взаимодействий науки и социума, открывающие возможность позитивного воздействия научного знания на ситуацию в целом. Обнадеживающей с данной точки зрения предстает происходящая на уровне массового сознания актуализация проблематики образования, с которым связываются определенные надежды и перспективы, прослеживаются связи поколений. Особенно важен интерес к гуманитарному, прежде всего, историческому в широком смысле, образованию. Важно, что вопросы историко-антропологического характера оказываются востребованными обществом.
Для профессионального сообщества ситуация в данном смысле относительно благоприятна, – ее можно интерпретировать как призыв обращения к историческому опыту в процессе гражданского становления. Поиск исторических прецедентов, соответствующих историко-сравнительных аналогий и аргументов выступает как характерная особенность повседневного информационного обмена. В принципе обращение к информационному ресурсу исторического опыта в ситуациях принятия решений на повседневном уровне, в ситуациях отношений индивида и социума, народа и власти, представляет собой важную тенденцию, способствующую становлению гражданского сознания и формированию ответственного поведения индивида. Новые общественные запросы должны, поэтому, активизировать деятельность профессионального сообщества. В центре внимания должна постоянно находиться проблематика теоретико-методологических средств для получения новой исторической информации.
Для того, чтобы активно использовать эту возможность, профессиональному сообществу необходимо перестраивать одновременно структуру науки и ее профессиональную образовательную модель. Общественный запрос на точное историческое знание актуализирует проблематику теории и методологии, путей своевременного и адекватного приращения такого знания. При таком подходе актуализация теории и методологии, которая повсеместно ощущается в настоящее время, особенно в университетской среде, является важной новой тенденцией, проявляющей себя с конца прошлого и начала нынешнего века. Это важный индикатор происходящих в сообществе продуктивных и перспективных перемен.
Дело в том, что включение теоретико-методологического комплекса дисциплин в структуру науки и особенно в учебную практику университетского преподавания имеет принципиальное значение. Независимо от степени полноты и подробности изложения конкретных проблем, методологический комплекс, выступающий в качестве предмета науки и преподавания, изменяет всю ее концепцию. Образовательная модель уже не может оставаться традиционно транслирующей, воспроизводящей уже достигнутое знание. Осуществляется переход на обучение методам добывания нового, только что полученного, ранее неизвестного знания. Происходит переориентация на достижение нового научного результата, формируются критерии оценки качества этого результата, его новизны, доказательности и системности в его отношении с существующей научной картиной мира.
При любом конкретном содержании или объеме курса теории и методологии истории, его ориентированность на новый исследовательский результат, – выступает как основная структурообразующая компонента. Соответственно, данный подход обусловливает необходимость наличия следующих ключевых проблемных полей: теория, история науки, методология создания структурированного научного труда историка. Концепция курса определяется, как видим, его целеполаганием. Поскольку социум ожидает от науки надежного, точного, нового знания, то данный университетский курс соответственно должен быть ориентирован следующим образом:
• обоснование теории (возможности достижения такого знания средствами исторической науки);
• анализ истории науки с целью раскрытия основных методологических достижений на конкретном материале становления научного метода;
• определение параметров интеллектуального продукта – произведения, структурные свойства и параметры которого отвечают поставленной цели;
• представлению нового надежного системного знания по конкретной проблеме.
Первый, теоретический раздел, рассматривает систему основных философских идей, обосновывающих принципиальную возможность достижения точного знания о человеческой деятельности, реализовавшей себя в ходе исторического процесса. Так реализуется феноменологический подход: исторический процесс во всем его эволюционном и глобальном единстве предстает в виде универсального проявления человеческой деятельности. В ходе этой деятельности возникают целенаправленно создаваемые, реализованные (в вещественной форме физических объектов) интеллектуальные продукты. Историческому процессу на всем его протяжении адекватно соответствует реализованный в вещественной форме совокупный общественный информационный ресурс. Его изучение дает возможность преобразования данного информационного ресурса в новое научное знание. Наука о человеке призвана превратить эту возможность в действительность путем его выявления, введения в научный исследовательский процесс, теоретического и системного интерпретирования.
Подчеркнем принципиальную важность системного обращения к истории науки. На ее конкретном материале можно проследить, каким образом происходило становление и развитие практического, индуктивного, а затем и теоретического системного знания о методах научной истории. В новое время поиск обоснования национально-государственной идентичности инициировал становление нового направления в методологии исторического исследования. Так, например, были сформулированы такие предметные области как изучение источников. В дальнейшем системное изучение информационного ресурса всеобщей истории стало осуществляться не только на уровне практических исследований, но и на уровне теории. Особую тему в истории науки представляет вопрос о формировании теории и методологии истории как университетской дисциплины в России и Западной Европе. Данный подход к проблеме составляет содержание второго раздела курса.
Второй раздел курса – история становления исторического метода. История гуманитарного знания новейшего времени позволяет показать, как ключевые проблемы теории и методологии истории стали рассматриваться на метауровне. Это можно проследить, привлекая, в плане истории науки, теоретико-методологические дискуссии по следующим проблемам: соотношение достоверности и мифа; текста и читателя; текста и автора, речи и письма, слова и вещи, возможности извлечения из текста дополнительной информации.
Третий раздел курса – посвящен проблеме создания интеллектуального продукта – исторического произведения. Интеллектуальный продукт исторического знания формируется, как и любой другой продукт осознанной человеческой деятельности, через целеполагание, в соотношении структуры и функции. Если, как уже отмечалось, его целью является представление обществу нового знания об историческом опыте человечества, то такое произведение должно иметь определенную структуру, отвечающую данной социальной функции. В курсе рассматривается, каковы те структурные модели, которые позволяют отличить научное произведение от других жанров.
Исторический профессионализм состоит в понимании теоретических оснований научного произведения, умении создавать такой продукт и умении применять профессиональные критерии его оценки.
Публикуется по изданию: Медушевская О. М. Теория и методология истории как университетская дисциплина // Народ и власть: исторические источники и методы исследования. М.: РГГУ, 2004. С. 393–396.
II. Источниковедческая парадигма в системе современного гуманитарного знания
Источниковедение: теория, история и метод
Постановка проблемыДискуссии новейшего времени в качестве центральной выдвинули проблему специфики наук о культуре и их альтернативности, с точки зрения исследовательской методологии, наукам о природе. Однако, вместе с тем очевидно, что если речь идет о возможностях научного познания как человеческого взгляда на мир, то эпистемология наук о жизни, о природе и о культуре представляет собой единый и целостный феномен. В любом случае главной остается проблема субъекта и объекта и их взаимодействия в ситуации исследования, познания и самопознания. Методология гуманитарных наук XX в. в процессе преодоления позитивистского подхода уделяла особое внимание проблеме субъекта. В центре внимания данного направления – гуманитарий, историк, который на основе своих мировоззренческих и профессиональных постулатов и представлений, личного опыта и способности к интерпретации исследует сложные структуры отношения человека к миру природы и миру культуры. Поэтому целесообразно более пристально рассмотреть парадигму, которая вновь обращает нас к феномену объекта гуманитарного познания. Взгляд с иной точки зрения всегда способствует более полному представлению о целом, в данном случае – о соотношении субъекта и объекта в гуманитарном познании. В этом состоит смысл современного обращения к парадигме источниковедения или, точнее, источниковедческой парадигме методологии истории. Источниковедение связано с формированием объективных оснований гуманитарного познания с позиций строгой науки. Оно обращено к реально существующим феноменам и к методу, с помощью которого логически выводится знание о том, что стоит за ними. «Сущность исторического, – писал Л. П. Карсавин, – легче и лучше всего улавливается в ограниченной области источниковедения, где нет соблазна отдаться на волю легкомысленных и шаблонных схем»[63]. Источниковедение, конечно, с тех пор стало иным, но потребность в объективном познании сущности исторического несомненно не стала менее острой.
Размышления об основаниях строгой науки начинаются с определения ее объекта. В условиях становления науки о человеке, интеграции дисциплин этот вопрос особенно важен. Работа на стыке дисциплин, которой в науке придают сейчас важное значение, не может быть результатом простого сопоставления различных специальных знаний, справедливо отмечал Р. Барт, наблюдая процессы, происходившие в гуманитарных науках второй половины XX в.: в основе интеграции – вопрос об объекте, о новом языке, новом видении всего пространства гуманитарных наук[64]. Представители разных наук отвечают на этот вопрос по-разному, и лишь постепенно формируются общие методологические основания единой науки о человеке.
Наука по определению как достоверное и систематизированное знание о действительности не может обойти молчанием вопрос о своем объекте. Предполагается, что он познаваем научными средствами, если существует как явление, имеющее определенные свойства: доступность наблюдению; стабильность (обусловливающая возможность повторного обращения); независимость от исследователя (процедура исследования не влияет на эти свойства). Разумеется, представитель любой науки исходит из общих методологических предпосылок относительности познания, но тем не менее в науках о природе реальность вещи в себе не оспаривается, а путь к познанию прокладывается благодаря совершенствованию методов и техники исследования. Не столь однозначна познавательная ситуация в науках о человеке. Что, собственно, может выступать в качестве реального явления, доступного для научного анализа? В исторической науке, как известно, непосредственному наблюдению доступно весьма немногое. Что же касается явлений человеческого общения, к которым широко прибегают науки, пользующиеся данными полевых исследований, то даже при условии фиксации явлений общения (устная история) или целенаправленного эксперимента (опросы, интервью и пр.) существуют огромные трудности познания, связанные и с интерпретацией полученных данных, и с возникающим взаимодействием субъекта и объекта (подчас, как отмечают этнологи, меняющихся местами). Вопрос о внешних проявлениях внутреннего мира человека – самый сложный вопрос гуманитарного познания, к которому со времен В. Дильтея не перестают обращаться наука и теория познания. И он сводится отнюдь не только к проблемам интерпретации.