Ань-Гаррен: Жрица – Расплата за удачу

Еле оторвавшись от завораживающих движений его пальцев, я невольно взглянула на его губы. Этот чертяка прекрасно знал, какое впечатление стал производить, и теперь его мошенническая полуулыбка откровенно издевалась над моим воспаленным этим зрелищем мозгом. Дыхание, кажется, вернулось лишь тогда, когда он снова заговорил.

– Может, поэтому вампиры и стали жрать гномов, когда людской ресурс иссяк. А может, гномам не нравились темные, паразитирующие на самой драгоценной жиле в мире, да еще и на руинах их предков. Но сначала надо было уничтожить самое страшное оружие – магов крови.

– Да уж, после такого немудрено, что темные не простили людям и гномам. Насколько я помню, темные несколько гномьих городов вырезали, тех, что были ближе всего. Слишком уж хорошо они стали в пещерах ориентироваться. Благо война была скоротечной, – я, почувствовав, что слишком долго зависала взглядом над губами Саурона, резко встала и, спустившись в кабинет, схватила первую попавшуюся карту местности.

– Тут зона отчуждения, – водила я пальцем по разложенной на кофейном столике карте. – Считай, магический Чернобыль. Как раз в центре этой зоны когда-то стояла Вабрихия. Но теперь там растут лишь ядовитые растения. Возможно, остались ядовитые насекомые или земноводные после применения массовой чумы магии крови. Я так понимаю, сама война была лет 100-150 назад. Потом из-за нее этот лес и стал бандитским. А потом Ди явился сюда со своей особенной бандой и подмял под себя все.

– А ты подмяла его… – расхохотался Саурон, наслаждаясь произведенным эффектом.

Внезапно он вскочил, приблизился, и навис надо мной.

– Давно я не видел Стеллу, куда дела? – небрежно вскинув бровь, он резко дернул меня за подбородок, заставляя смотреть прямо в его глаза.

– Она… самоотстранилась. На неопределенное время, – я попыталась отвести взгляд, но куда там! Он был слишком близко.

– Почему? – допытывался эльф, прожигая меня взглядом своих разноцветных, наглых глаз.

– В последнее время она слишком уж… эмоционально реагировала на присутствие одного небезызвестного эльфа, – я попыталась смягчить углы, уйти от прямого ответа.

– То, что я ей нравлюсь, я понял, – ухмыльнулся он. – А тебе я нравлюсь?

Он смотрел прямо на мои губы, обвел большим пальцем контур нижней губы. Это было пыткой.

Да как можно так издеваться?!

– Нравишься. Но гораздо больше мне нравится то, что мы можем вот так вот говорить на русском, понимать друг друга с полуслова… И я не хочу это портить. Слишком много мне пришлось пережить ради этого, – просипела я, едва слышно.

Сглотнув, я попыталась высвободиться из его хватки.

– И что же тебя так пугает? – спросил он.

– Понимаешь, даже если я смогу совладать со своими эмоциями, я не уверена, что ты сможешь после этого относиться ко мне так же. Что мы сможем вот так вот просто остаться друзьями. Я боюсь, что после, ты будешь презирать меня. Вдруг тебе настолько не понравится, или, наоборот, слишком уж понравится… И ты начнешь требовать верности, а ты же понимаешь, я не могу. Я слишком давно живу со Стеллой в симбиозе… Если бы можно было оставлять все в спальне, выходя из нее, но ведь мы не будем делать вид, что это возможно?

Я буквально задыхалась от каждого нового слова.

– И это все? А если я дам тебе клятву, что смогу оставлять в спальне все, что в ней будет происходить? Представь, как только закроется дверь, мы станем другими людьми, пока не покинем эту комнату, – шептал он жарко, прямо в мои губы.

Боги, да что с ним сегодня?!

– Я не выпущу Стеллу, это слишком опасно. Ты же хочешь поступить в Магическую Академию через полгода?

– Я и не говорил, что хочу Стеллу, – многозначительно хмыкнул он и отстранился. – Покажешь мне свою пыточную?

Я проиграла. Поняла это по тому, как сильно повело меня, когда я вставала с дивана.

– Пыточной нет, у меня есть игровая. Как в "50 оттенках серого", помнишь? – игриво спросила я, пытаясь разрядить обстановку.

– Я не смотрел эту чушь, но теперь мне интересно, – он провел рукой вдоль моей спины, пока я открывала дверь.

Посреди комнаты стоял кожаный диван, закругленный со всех сторон, мягкий и ослепительно белый. В двух углах – странные конструкции. Одна напоминала стойку для сервера с одним местом и двумя алыми, мягкими полумесяцами-ручками. Другая – слишком короткий стол для массажа, с упорами для ног, свисающими кожаными ремнями и поручнем, торчащим над серединой. Под кожаным ложем скрывались секционные механизмы, ручки наклона и регулировки высоты. Потолок украшала россыпь цепей, прикрепленных к рейлингу на правой стене. Дальнюю стену занимал шкаф во всю длину, скрытый за калейдоскопом зеркал, каждое из которых красовалось на фасаде отдельного шкафчика.

Он прошел туда, оставив верхнюю одежду в коридоре, медленно и внимательно осматривая каждый предмет интерьера. Развернулся, сел на диван, проверяя мягкость подлокотников.

– Ты там долго? – поинтересовался он холодно.

Я вошла в комнату, алея, как малина.

– Дверь! – внезапно рявкнул он. – Это, конечно, не спальня, но в нашем договоре фигурировала закрытая дверь, – усмехнулся он с какой-то жестокостью.

Сердце оборвалось и рухнуло в пропасть, оглушенное внезапной сменой его настроения. Тем не менее, отступать было поздно. Захлопнув дверь, я на ходу сбросила верхнюю одежду, оставляя ее валяться прямо так, на каменной мозайке пола.

Он улыбнулся приглашающе, и я приблизилась, начиная освобождать его от рубашки. Пуговица за пуговицей, я открывала все больше бледной кожи. Его торс пересекала причудливая линия – граница света и тьмы. Начавшись где-то в районе печени, она скользила под пупком и исчезала в складках брюк, уводя взгляд в запретную область. Я провела ладонью по его шее, затем по груди, опускаясь все ниже, стремясь ощутить каждый изгиб, каждую мышцу, каждый бугорок кости и пульсирующую жилку, пока не достигла таинственной границы на его боку.

Он не был истощенным, как большинство высокордных, которых мне доводилось встречать. В его фигуре не было болезненной угловатости юноши. Может быть, потому что ребра не выпирали под кожей, а ключицы не топорщились острыми углами. Может быть, потому что его тело было совершенно пропорциональным, наделенным всеми необходимыми тканями в нужных местах.

Я залюбовалась лаская эту границу, пытаясь определить на ощупь, отличается ли одна кожа от другой. Внезапно он перехватил мое запястье, сжав его до боли.

– Щекотно? – выдохнула я.

– Конечно щекотно, делай это ниже, – приказал он.

Даже не заметила, как, пока я раздевала его, он раздевал меня. В мгновение ока осталась без верха.

Опустившись на колени, расстегнула его штаны и медленно стянула их до пола, обнажая всю черноту его плоти. Он притянул мою руку к себе и положил над лобковой костью, туда, где алебастровая кожа встречалась с бархатом ночи. Никакой разницы я не почувствовала. Спустилась вниз, но и там все было довольно нормально, хотя цвет немного светлел уходя в фиолет. Я посмотрела в его глаза, и он, перешагнув через свои штаны, подхватил меня под ягодицы. Сделав пару шагов, он опустил меня на диван.

– Теперь моя очередь, – произнес он с хитрецой и притянул меня попой к краю. – Посмотрим, есть ли там что-нибудь уникальное.

О Боги, что?!

Одним резким движением он сорвал с меня штаны вместе с трусиками и первым делом спросил:

– Почему не бреешь?!

Я задохнулась от возмущения, смущения и неожиданности. Прерывисто выдохнув, злобно процедила:

– Никто еще не жаловался… Да и оральный секс меня не прельщает ни в каком виде.

– Ладно, – буднично согласился он.

– Я так понимаю, в этом мире нет презервативов? – спросил он без особой надежды.

– Тут и о болезнях таких не слышали. Лекари все исцелят, даже если…

– А беременность?

– Какая беременность? Я вампир! – возмутилась я.

– Ок.

Он перетек ко мне, уперев левую руку в спинку дивана и заставляя установить зрительный контакт. Улыбнувшись как удав, он облизнул большой палец правой руки и вдруг прижал его с силой прямо к моему клитору, провел медленно вниз.

От неожиданности я выгнулась в дуге и кажется застонала, потеряв зрительный контакт. Громко. Он дождался, когда я верну свой взгляд на место, и провел пальцем в обратном направлении, так же сильно прижимая. Второй раз я лишь закатила глаза.

Подняв один уголок рта в какой-то победной гримасе, он прижал тот же самый палец еще сильнее и медленно провел по всей окружности костей входа сквозь все мягкие ткани, внимательно и серьезно наблюдая за реакцией. Его игра имела самый действенный эффект, я задрожала всем телом.

– Что ж, пора заглянуть внутрь, – произнес он с дотошностью какого-то лаборанта и погрузил в меня два пальца, внимательно ощупав верхнюю стенку.

Я округлила глаза потеряв суть происходящего. Но он заставил меня выгнуться еще сильнее, спина повторила изгиб мягкой обивки дивана. Когда первый стон стих, он вошел в меня, заполнив до предела.

Внезапно меня прошил оргазм, резкий и короткий и эльф тоже замер.

– Продолжай, – хрипло попросила его.

Он вбился в меня резко, еще и еще, запрокинул мои ноги себе на плечи. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем меня снова захлестнула волна наслаждения. Эльф тоже кончил.

Это что, блин, было такое?!

Он отсел от меня на диван, положив одну руку на подлокотник, а вторую на спинку с такой элегантностью, словно не был полностью обнажен.

– Сходи в ванную, и мы продолжим, я думаю, – неуверенно сказал он.

Все еще содрогаясь, я побрела в ванную. Ополоснувшись и накинув висевший там пеньюар, застыла в дверном проеме, любуясь его фигурой, полулежащей на моем диване. Он закинул ногу на ногу, такой расслабленный и чужой.

– Ты помнишь наш договор?! Иди сюда и закрой дверь, – приказал он. Тон не терпел возражений.

Подошла к нему. Он снял ногу с ноги в приглашающем жесте, и я села сверху. Его пальцы скользнули по моей коже от подбородка до соска, приоткрывая запах пеньюара. Вытянув шелковый пояс, обмотала его три раза вокруг ладоней и обхватила его шею, выгибаясь с каждым новым прикосновением.

Он медленно распахнул пеньюар и отбросил его на пол. Опустил ладони на мои ягодицы, сжал и провел по спине вверх. Добравшись до затылка, крепко ухватил волосы одной рукой, грубо запрокидывая мою голову. Заставил меня встать и навис надо мной.

– Попробуем, – прошептал он и коснулся моих губ языком.

Неосознанно дернулась, почувствовав острую боль в затылке.

– Нельзя, – выдохнула я, едва слышно.

– Почему это? – нарочито невинно поинтересовался эльф.

– Потому что я могу нечаянно тебя убить, увлекшись. Один эльф уже умер от моего яда.

– О! Это даже… будоражит, – как будто согласился со мной эльф, хотя никаких вопросов я не задавала.

Не давая мне отстранится, он провел языком по моим губам, раскрывая. Внимательно, почти благоговейно, исследовал языком каждый зуб, потрогал язык.

– Пожалуй, стоит узнать, что тут за игрушки, – вдруг произнес он, отпуская мой затылок.

Одним движением подхватив меня под бедра, он отнес и усадил на "массажный стол". Уложив под поручень, зафиксировав ноги в упорах, в мгновение ока отрегулировал высоту, всего за пол минуты разобравшись, как это устройство работает. Исследовательский азарт в его глазах не отступал.

– Неплохо, – кивнул он сам себе, оценивая результат.

Подвинув меня ближе к краю, буднично сообщил:

– Приступим.

Его стремительная смена эмоционального фона начинала пугать, но мне не дали времени подумать о такой странности. Он медленно, мучительно медленно ввинчивался в меня, миллиметр за миллиметром, вынуждая выгибаться дугой, вжиматься грудью в жесткий поручень. Нескончаемый стон сорвался с моих губ, и, кажется, это его позабавило. Когда он вошел до конца, он вышел и повторил это, чуть быстрее. Стремительно наращивая темп, он неожиданно довел меня до еще одного оргазма.

– Итак, попробуем кое-что новое, – предупредил он. А я похолодела.

Не вынимая члена, он протянул руку и засунул мне большой палец в рот, внимательно ощупывая поверхность каждого зуба, каждый изгиб, касаясь неба. Я отчетливо почувствовала, как его член во мне начал увеличиваться, без каких-либо движений с его стороны, пока, наконец, горячая волна его семени не выстрелила в меня.

Да ёшкин кот! Какого хрена?! Он что, извращенец?!

Я посмотрела на него, он вышел, и так же буднично спросил:

– Тебе помочь?

Неловко кивнула, ожидая, что он поможет мне выбраться из этой конструкции, но он встал, слегка развернувшись, и его рука переместилась ко мне на промежность. Всунув два пальца внутрь и установив большой ровно на клитор, он сделал что-то немыслимое, яростное и нежное одновременно. Я извивалась и стонала, казалось, до хрипоты и остановки дыхания. Его руку забрызгало его же жидкостями, смешанными с моими, но его это, кажется, совсем не заботило.

– Я в ванную, – сказал он и вышел.

Сползла трясущимися ногами сама и еще полчаса сидела на каменном полу, пытаясь осмыслить происходящее и как-то привести двигательные функции в порядок.

Меня отрезвил лишь звук хлопнувшей входной двери.

Какого черта, а?!

В последующие недели я отчаянно пыталась отстраниться от произошедшего. Хрупкий баланс между дружелюбием, неприязнью и реакциями организма на Саурона трещал по швам. А он, словно ничего и не было, продолжал упражняться в своих приемах обольщения, испытывая мое терпение на прочность.

Вдобавок ко всему, он прочно закорешился с магистром Кигораном. Тот ещё в первую неделю после моего возвращения, перекрасил, бесчувственного тогда эльфа, в классический чёрный цвет. Обнаружив на своей голове странные полосы, Саурон был вынужден познакомиться с магистром лично. Теперь он исправно посещал его, чтобы обновить маскировку. В сущности, перчатки в тон кожи и краска превращали эльфа почти в обычного светлого, если бы не клыки. Предложение по спиливанию клыков Саурон воспринял с оскорблением, и я перевела все в шутку.

С Иридией Саурон познакомился на одной из бесконечных пьянок, которые устраивали мои друзья. Теперь он пил за меня с ними.

– И что с ней не так?

– Она какая-то… странная, – хмыкнул он.

– Пока я была самым странным существом в Гермесе. Это точно.

– Она не реагирует ни на какие сигналы. Я для нее как червяк, вроде и полезный, но в весьма отдаленной перспективе. Меня не трогают, а просто отодвигают подальше от грядок. Пускай там землю удобряю…

– Пойми, Иридию я очень уважаю, она профессионал до мозга костей, но мы с ней не подруги. Она видит во мне пользу, и я в ней тоже. Будем пытаться сохранять такие отношения, но по душам с ней не поговорить. И тебе я не советую с ней связываться. Она, конечно, красотка, но во второе нападение мне на миг показалось, что она готова весь мир расколоть ради своей собственности. Там от нападающих практически только фарш остался. У Вовки спроси, если не веришь.

– И как это было? – Саурон загорелся.

– Она расколола свет и осколками поразила бандюков и магов крови! Как меня не укокошила вместе с ними, диву даюсь!

– Расколола свет? – удивился Саурон. – Лазер что ли?

– Я в вашей магии не разбираюсь. Красиво и страшно. Выжила – и слава всем богам.

– Так если это второе нападение, в первый раз она тоже магичила?

– Да там вообще писец был. Она небеса прямо на нас обрушила. Купол защитный разломала, чудом весь город не угробила. Благо, заклинание было ограничено, и пострадали в основном деревья.

– Как можно обрушить небеса? – не понял он.

– Как-как… Вес, видимо, облакам придала, как гирям. Они упали с небес вместе со всей водой. Сам разберешься в академии.

Он закивал, но в глазах его зажегся нездоровый огонек, как у сумасшедшего ученого.

После того как Вовка разрешил Саурону пользоваться бытовой магией, я уже четыре раза меняла управляющие кристаллы. В копеечку, кстати, вышло. Он их сначала перегружал и разрядил так, что восстановлению они не подлежали, потом два раза перенастроил так, что после хлопка из ванной вытекал поток кипятка, а после двух стирающий шкаф сжег комплект постельного белья. В последний раз он пытался сам зарядить кристаллы. Уже заряженные практически на максимум, и они взорвались к чертовой бабушке. Почему-то все сразу во всем доме.

Я откровенно боялась момента, когда он пойдет в академию притворяться эльфом, потерявшим память. Мне кажется, они ему какой-нибудь фаербол покажут, и не будет больше никакой академии.

А он всё выпрашивал себе одного из чудищ. Так настойчиво и с такими намёками в стиле водяного, что пришлось пообещать: получит, если без приключений академию закончит. В успехе этого предприятия я сомневалась. Как, впрочем, и в согласии самих чудищ на подобную рокировку.

Разумеется, стоило бы посоветоваться с Водяным, но меня из города не выпускали. Ни под каким предлогом. Гномий совет, на который меня не допустили, зато Саурона пригласили, постановил: сидеть мне в городе и ждать его возвращения из академии. И только под его чутким присмотром, да и то, если он докажет, что способен контролировать свою сестрицу, они мне разрешат путешествия.

Да, не самые приближенные, вдруг стали считать Саурона моим братом. Логика ускользала от меня. Иридия утверждала, что магические потоки, навязанные магистром Дархентени, видны даже не самым проницательным магам, и отрицать очевидное бессмысленно. Но поскольку только верхушка Давриэлии знала о моем усыновлении, мы особо не беспокоились.

Полгода до его отъезда я наслаждалась обществом Саурона. Его косноязычный общий язык вполне годился для простого общения, но в вопросах магии его словарный запас превосходил все ожидания. Он выпытывал все что мог у каждого, кто хоть что-то смыслил в этой науке.

Академия влетела в копеечку. Мало того, что обучение стоило баснословных денег, так еще и приходилось постоянно тратиться на камни телепортации, покупать Саурону горы магических гримуаров и утвари. Уговорить ректора оказалось почти нереально. В академиях, где у нас были связи, братца могли узнать учителя. Поэтому пришлось дать огромную взятку ректору самой дальней академии. Две недели пути по Облентии, и то с заменой скакунов и почти галопом.

Но самого Саурона это совсем не смущало. И да, пришлось еще и дом снять, чтобы его разноцветность не шокировала соседей по общаге. За это я была бесконечно благодарна Карлу.

Я просто попросила снять дом, описала цели, а уже через два дня там хозяйничала домоправительница, связанная магическим контрактом на шесть лет. Он даже лишних вопросов не задал. Будто Карл ждал где-то у академии с документами, нотариусом, деньгами и всем прочим, что требуется в таких случаях.

Повинуясь всеобщему помешательству, мы с Сауроном начали называть друг друга братцем и сестрицей на все лады и демонстративно обниматься при каждой встрече и расставании. Иногда он слишком уж затягивал объятия, и мне приходилось бороться с диким желанием укусить его в самом что ни на есть вампирском смысле.

Он уехал в первый день священного месяца, и я будто потеряла частичку себя. Хоть мы и переписывались, изредка, но все-таки это не то. Да и занят он был вечно. В его занятость верилось безоговорочно: счета за бодрящие отвары и всякие восстанавливающие напитки от тамошнего аптекаря приходили с завидной регулярностью. Но к моему удивлению, за первые полгода ректор ни разу не пожаловался.

В последнюю неделю осени Саурон прибыл на каникулы. Первые в его обучении. Еще более бледный, чем обычно, потерявший часть физического великолепия, но с таким фанатичным взглядом, что мне стало не по себе.

– У тебя много твоих переделок песенок и всякой другой рифмованной хрени? – как бы между делом поинтересовался он.

– Много, но процентов семьдесят недописано. Я просто балуюсь этим иногда.

– Копию подаришь?

– Что? Куда тебе это?

– Они мне пригодятся, – уклончиво ответил он.

– В куда? Я тебе тут маг-академию оплачиваю, а не театральное училище! Хочешь на сцену – вон там Лёшка, завтра уже каким-нибудь Ромео выступать будешь, – я махнула рукой в сторону стены.

– Не, на сцену мне не надо, – поморщился братец. – Тут такое дело… Я понял, почему твой плагиат тут успех имеет. Я вообще за эти полгода многое чего понял. Библиотека в академии шикарная, да и магистры падки на вино. Короче, дети, обладающие хоть каким-то магическим потенциалом и вдруг решившие в процессе пубертата стишки сочинять, сразу в академию отправляются. Заклинателями.

– Ну, заклинатели, и чего? Пускай заклинают.

– Заклинатели не заклинают, заклинатели сочиняют заклинания. И там правил выше крыши, конечно, но основная фигня – в стихосложении. Потому и сочинителей обычного контента так мало. За заклинания платят тупо больше. Особенно за личные. Телевизора и интернета нет, свои песенки продавать тоже не вариант. Не заработаешь особо. Так, в деревнях на какой-нибудь попойке выступить – и то хлеб. А ежели талант какой-то – и в менестрели можно. Но это редкость. Так вот, я разобрался с этими правилами. Пару песенок, которые ты тут перевела, под правила подстроил, и дело пошло. Стихослагатель я такой себе, а вот с готовым материалом легко справлюсь.

– Я… я не очень хороший каллиграф, ну, и не старалась я, когда делала… Там подчерк – писец.

– Ничего, я потерплю, – хмыкнул он. – Если что, вручную под диктовку перепишу.

– Блин.

Пришлось отдавать. Ну, вернее, сначала копировать с помощью какого-то хитровыдуманного сундука, который был в ходу у студентов академии и стоил как табун коней, хотя процесс всё равно был не быстрым. Потом Саурон, между бесчисленными попойками, выкраивал каждую минуту, чтобы переписывать и конспектировать под диктовку. То ему с Кигораном нужно было "по-братски" опрокинуть кружку-другую, то на совет к гномам, то просто "с мужиками". Гномы, к слову, как-то особенно прониклись к Саурону.

Однажды я застала мастера Фидхука в стельку пьяным, а Саурона – относительно трезвым, уговаривающим гнома устроить военный переворот в Давриэлии. И гном, осоловев от выпитого, вполне серьезно поддакивал. Правда, наутро открещивался, бормоча что-то невнятное.

– Мастер Фидхук, ну вот смотри, – шептал Саурон, сверкая безумным взглядом. – Самого крутого мага там больше нет. Что, мы магов не найдём за золото?! Да половину населения можно скормить принцам, не за одним так за другим потянутся. А воинов мы как-нибудь уговорим, ну или прирежем, если что. Сестрица говорила, король там – шут гороховый. Им вертят, как хотят. Отвоюем вашу гору, а потом откопаем какой-нибудь камень… суперкамень! Станешь королём гномьим, самым крутым!

У меня глаз задёргался от этой картины. Гном же согласно кивал, жадно прикладываясь к запылённой бутылке.

Между курсами, братец явился на второй день священного месяца, ещё более исхудавший и, к моему изумлению, почти достигший стандартных эльфийских пропорций. Я с мимолетным отвращением скользнула взглядом по его фигуре, но он лишь беспечно пожал плечами.

– Я с твоим зрением разобрался, – выпалил он с порога, едва мы закончили обниматься.

– Ты бы со своим телом разобрался. Орки тебя в щепки превратят.

– Короче, – отмахнулся он. – Когда маг рождается, он видит нити. Потом зрение адаптируется и отфильтровывает их, как ухо – белый шум.

– Что за нити?

– Сам еле разобрался. Но если упорно тренироваться, можно их увидеть. Некоторые даже заморачиваются. За такую работу неплохо платят, – хмыкнул он.

– Какие-нибудь потоки магии?

– Да не совсем… Скорее, это эффект, который наблюдается в эксперименте с двумя щелями.

Я напрягла память.

– Помнишь, когда есть наблюдатель, частица ведёт себя как частица, а когда нет – как волна?

Я не очень помнила, но согласно кивнула.

– Так вот, нить – это наблюдатель.

– Нихрена не понятно, если честно.

– Да, это непросто. Но, короче, когда нить пронизывает магическое тело значительной плотности…

– Что? – опешила я.

– Когда кто-то колдует, или артефакты работают, или заклинания окутывают объекты и существ, можно увидеть или почувствовать магические поля. Они и так постоянно присутствуют, но, переступая определенный порог, становятся плотнее нитей, что ли… – он запнулся. – И тогда они становятся значительными. Потому что нити на такое поле дают погрешность, которую можно зафиксировать.

У меня уже голова шла кругом.

– Вот в твоём зрении ты видишь рефракцию от столкновения значительных магических полей с нитями.

Ничего не поняв, я согласно кивнула. Толку-то мне от этого?

– А с учётом того, что есть рефракция, которую обычно никто не учитывает, я тут хочу один эксперимент провести с твоими глазами.

Пока я пыталась отодвинуться в ужасе, он, как ни в чём не бывало, выудил из сумки какую-то жутковатую железку.

Слава богам, железка оказалась всего лишь огромным, супер-пупер сложным штангенциркулем, которым он измерял поля соприкосновения с нитями. Куда, как и с какой скоростью они расходятся, и так целых семь дней. А потом он взорвал свою же спальню.