Каждый задаётся вопросом – «Что тебе дома не сидится? Зачем куда-то лезть и красть у руки, которая тебя кормит?». Ответ прост: Знаете, с приходом новых ощущений ты хватаешься за них, словно за глоток свежего воздуха, который ощутив один раз уже не в состоянии отпустить. Всё это про меня. А вот, еще один удар. Мой желудок пуст, как и истощены все органы. За мной следует глухой звук, отдалено напоминающий удар шин об тротуар. Руки привязаны к спинке деревянного стула, явно изживающий свои последние истязания моим присутствием. Еще пару ударов. О, лампочка. Спинка всё же надломилась, спасибо старик, что решил уйти на покой именно в мою смену. Все же мадам удача всё еще меня не позабыла. Что ж, господа, вот она вся, неуклюжая жизнь незатейливого любителя дам, выпивки и денег, ставящего всё на зеро.
IIЗвать, и пока еще зовут меня, как бы оно не было банально – Франческо. Имя этакого очередного парнишки на побегушках – «Подай, принеси»: все, что мне зачастую приходилось слышать. Возможно, роль бегунка передалась мне от родителей: отца, лицо которого я даже не помню, но зато басистый голос, перестающий в крик, во время очередной ссоры с мамой, я надёжно отложил у себя в задворках книги под названием «Воспитание». Точно. И сама мама. Её фотографию я храню зачастую, как первое и последнее напоминание, лежавшее тогда у меня в кармане брюк, где ни попадя не из-за ненависти к ней, а скорее моей бережливости. Как ни посмотри, в приюте вещи зачастую приходится перепрятывать от детворы, каждый раз пытавшейся умыкнуть, какую-нибудь вещицу. Вот только эта выцветшая дама вовсе не является чем-то материальным, а суть существования, задача которой: окунуть меня в омут, тех холодных объятиях, вспоминать, которые мне только и осталось, как первое и последнее напоминание, лежавшее тогда в кармане брюк. Зачем же дорожить, тем, что оставляет больные ссадины на теле? Ответ прост: не следует забывать, что ты с самого рождения и до самого прихода смерти всегда один.
Две ноги стояли на пороге одного из домов, когда мама решила сыграть в прятки со своим малышом. Неудивительно, что я её не нашел, по завершению пары часов поисков навзрыд. Мои родители хорошо умели от меня скрываться. Не подумайте, таить зло не в моих интересах. Отец дал хороший урок – лучший подарок, который может вручить ублюдок, так это его исчезновение. Что ж, его отсутствие пришлось мне по душе. А мама… мама научила: чем быстрее ты бегаешь – тем тяжелее тебя догнать. Вот и вся суть. Вдаваться в их тяжёлую судьбу я не вижу смысла, ведь так оправдается даже наихудший человек. Их выгораживать я не собираюсь. Только себя. Ведь это как ни крути моя история жизни, по крайнее мере её видимая часть, дозволенная узреть вам.
Ранее обговоренные, между нами, объятия стали бельмом на глазу. Почему-то «надзирательницы» приюта под названием «Двенадцать братьев», зачастую любили тискать особо, тех, кто был помладше. Да и до сих пор не вижу смысла в этом нелепом названии моего временного дома. Двенадцать братьев? Работали зачастую, там только женщины, да братьев в этом кирпичном гробу я не сыскал. В этом аспекте они явно подкачали. Наименьшая, по-моему, мнению их проблема, как Богадельного захолустья. Что было наиболее важно, так это свобода рук, передающие пламенные приветы под дых в душевых. Я ведь не глупец, сразу смекнул, что пары ударов хватит – для потребности избегать такой незабываемый опыт. Наверно не единственный, так как за ударами могли следовать и менее приятные ощущения. Говорю же: кромешная свобода действий.
Выпуск. Может в связи с безразличием или новыми нахлынувшими событиями такие мероприятия не имели для меня особого толка: как для памяти, так и выходок, искавшие очередную прибыль. Более ценной стала некая подкованность в сбыте наркотиков на улице и локальных уголках нашего приюта. Моя смышленость позволила не только избежать потенциальных потерь, как зубов, так и мужского достоинства, но и ещё обзавестись хорошим, в таких делах, куратором. Да, гордость меня не берёт за положение посыльного, бегающего туда – обратно. Зато быть шестёркой становилось почётной должностью, по сравнению с подстилками из душевых. И хоть какие-то деньги мне удавалось сберечь для путёвки в новую жизнь, после выпуска. Этот абзац и остаётся моим отпечатком пребывания десяти лет за пределами настоящего мира. Десять лет памяти мальчика на побегушках.
С приличной охапкой зелени, я, наконец, смог позволить себе съёмное жильё. Конечно, это были не царские хоромы, к которым стремился в будущем, но тоже ничего так. Особенно соседки женского пола. Вы не подумайте, ничего не имею против других предпочтений, дело вкусовщины, но как же они виляют бёдрами, а аромат, славный женский аромат вперемешку с духами «Joy Jean Patou». Они были писком моды, на дни моего выхода, как я прочитал в газете, которую я даже не украл. Мой стиль был достаточно юношеским, каким возможно и остался до сих пор: штаны от костюма, туфли, майка, выглядывающая из за пределов расстегнутой рубашки цвета бордо, которая могла меняться в зависимости от настроения, но чаще всего я был ей верен. Может тем броским дополнением, со временем, моего внешнего вида, стали часы неизвестной мне фирмы, так удачно найденные мною на кисти храпящего клерка, на лавочке. Морда такого бугая, сторожившего двери Райского места, под названием – клуб, напомнила мне, о моей достаточно привлекательной физиономии. Отбоя впервые дни явно не дававшая, дамские бегающие глазки так и раздевали меня, а я раздевал их в ответ. Конечно, пытавшиеся продолжить наши отношения более, чем на один день попадались редко, но такие были. Их первые действия становились объятиями, которых старался сторониться. Всё-таки первое правило, зарубившее мной же на собственном носу, после моего приземления в детский дом: не сближаться.
Образ «гангстера», пока скорее бунтаря, привлекал многих: как красивых девушек, не всегда приветливых мужчин и пары случаев с полицейскими. С последними у нас были достаточно натянутые отношения. Особенно их нелюбовь ко мне проявлялась во время наглого грабежа магазина антиквариата, посередине дня, на улице имени Гульельмо Маркони. А я им и говорю: Слушайте, мало того что с этим хрычем виделся всего лишь пару раз, да и того раза мне хватило, когда он назвал драгоценные фамильные сережки моей бабушки жалкой стекляшкой, упокой её душу. Нет, она не умерла, просто влюбилась в какого-то прощелыгу и уехала с ним и своим наследством в Испанию, оставив мне только эти переливающие камушки в достаточно красивой отделке. Купить бы не хотели своей жене такие? Нет? Понял, понял. Вот же они докопались в тот день, мало где эта улица может быть вообще, в каком городе, единичное наше сходство было в заурядности её названия и моего имени, как мне подумалось по-итогу. Промысел у меня был и достаточно законный, вы не подумайте: поиск потерянных животных, на улочке богатеньких разгильдяев, которые то и не попадя плутали в одиночестве. Если что речь идет о питомцах. Как безвозмездный самаритянин, практически по доброте душевной, отдавал хозяевам их любимчиков, за символическую плату, которую брал скрепя сердцем. На то и жил. Было несколько маленьких конечно мероприятий, также приносящий неплохой улов, но надолго их не хватало. Может вам покажется, что я побирался и искал малейшие источники подработки, но нет – счастье переполняло меня и мою свободную вальяжную жизнь.
Кстати помните Марко «Один глаз»? Ну, тот, который был со мной в приюте? Я вас еще представил, как – «Пара ударов под дых». Да-да, именно он. Как вы уже поняли звать его Марко, насчет прозвища наверно и так всё понятно. Может, что и стоит сказать, то, что он у него был, но с самого рождения был белым, белом, не видел короче. Ну, так вот. Встретился мне этот лиходей в кафе. Поутру приятно посидеть с неворованной газеткой, попить кофе и перелистывая странички увидеть знакомую, всё также немного пугающую рожу. Насчет того насколько это приятно, конечно, можно было поспорить, но для меня казалось, в тот момент, всё это навевающим воспоминания. Наверно такие встречи называют переломными, для кого-то даже судьбоносными, где моё предпочтение ложится на второй вариант. Просто не люблю переломы.
Есть у них лёгкая схожесть с теми самыми объятиями, затрагивающие моё детство. Проказников никто по головке не гладит, может, поэтому играя в прятки, уже заведомо проиграл партию. Самое мерзкое состояние, когда ты оказываешься в дураках, стоя руки в карманы и пустыми глазами от растерянности. Такие ситуации пробуждают некий будоражащий выплеск адреналина, практически доводящую до экстаза – но не меня. Человек всё же существо смышленое, грешащее алкоголем и женщинами на одну ночь, но точно не своей гордостью. Я считаю именно так, и это уже дело вовсе не вкуса. Прав и точка. Подобное мне приключилось ощутить и во время представления, посвященное моему «собеседованию» в семью, путем, предоставленным Марко, на фоне которого и остальных горилл позади: ты явный красавчик. Может это и сыграло мне на руку, или же мой прожигающий насквозь взгляд, желавший: денег, успеха и признания. С повышением. Был никем, но для себя, а стал опять «бегунком». Немного иронично, не находите? Хорошо, что мед книжка не нужна – явные плюсы данного заведения. Водить мне раньше не приходилось, но говорить о таких вещах, думаю не стоит, в глазах низко стоящий и без того парнишка, руля в руках не держал: нонсенс. Практика и еще раз практика, стремление и щепоточка предвкушения оборачивающихся взоров, мимо проходящих юбок – секрет успеха, ребята. В такие тяготы жизни вновь встречаешь старых товарищей, полицейских. Спору нет, влечет их ко мне, что аж будь здоров. К счастью, после безуспешных притязаний на мою свободу, мы снова расходимся: я с улыбкой до ушей, а они… да кого это волнует вообще.
Миновавшие пару лет немного меня причесали, погладили рубашку, всё ту же красную и что наиболее важно, так это мою новую должность. Филиал, конечно, не давал точное официальное определение моим обязанностям и квалификации, но прочерчивал грань, достаточно ясно статусом. Входивший еще в ряды солдат, не был уже бегунком, а уверенным претендентом на роль Капо. За парой кружечек пива в баре, с проставляющимся Марко, уже получившего эту должность, узнал и, о возможном личном продвижении по карьерной лестнице.
– Главное будь, как и всегда: в своей манере, только не перегибай. – Не ставя кружку, словно это был лечебный эликсир для уст, пропузырил через п
оступающие реки алкоголя, сказал одноглазый собеседник.
– Ни разу не перегибал. – Взмах рук, без наглости, ради экспрессии, выразительности.
– Серьезно? А как же перестрелка на заброшенном угольном заводе? – Кружка всё же встала на столик бара, уже пошарпанного временем и револьв
ерами не самых жданных посетителей.
– Обошлось же.
– По случайности. Той, по которой, эти хреновы ворюги, тебя не изрешетили.
– Удача всегда была на моей стороне. – Перекладывая с пальца на палец монету, грациозно, как свой девиз, произнес я.
– Как знать, твоя эта удача, она не всегда будет с тобой. Рано или поздно разойдетесь в каком-нибудь злосчастном переулке: ты с пулей между глаз, а она в поисках нового владельца. – Нил выпивки вновь полился к тянущимся губам моего товарища.
– Мы с ней идём бок обок. Любит она, лишь меня – а я её.
Дела на сегодня подошли к концу: патруль, сборы, несколько непримечательных поручений. Всё как обычно. Прицениваясь к аппарату, сидя на соседнем месте от Марко, в его автомобиле, подъехали всё к той же квартире, где исправно вносил ренту на протяжении пары лет.
– Ты не думал сменить жилье?
– Да оно мне как дом родной. И речь идет, не о приюте или прошлых четырех стенах. Хоть и съемное, но как никак первое личное пространство. Понимаешь? Жизнь с чистого листа.
– Не понимаю. Давно бросил эти попытки понять, что у тебя в голове. Может это и к лучшему.
– Может. Бывай. – Хлопнувшая дверь ознаменовала моё возращение к моим любимым заблеванным ступенькам, потёртым стенам и конечно квадратной квартиры. Апартаменты: моё почтение.
Планы по будущему распределению новых капиталов не позволяли мне уснуть. Вот зараза. Теперь же глаз не сомкнуть, для чего стоило намекать. Признаться честно: всё неизведанное, обаятельной мордашкой, смотрящей на проезжающие машины в окно, боялось неизведанности. Черта не самая почетная, где в главной роли выступает гордый человек. Борьба, бурлящая в моём сознании, отдавала в живот, вызывая тошнотворный эффект. Стоит прогуляться. Всё пропахло сигаретами.
Утро кричало о наступлении нового дня, пытаясь привлечь внимание клерков идущих по одинаковым дорожкам к своим до скуки одинаковым работёнкам. Не волнуйтесь, этой песней я наслажусь за вас.
Машин сегодня было на удивление много. Все стояли будто наспех, никакого стиля. Дверь хлопнула за мной, виляя по пятам. Вот и он: славный кабаре, напыщенный разными изысками интерьера, при входе в который многие ценители искусства начали бы трепетать. Осуждать, за что, было бы неприемлемо, ведь и в первый раз моего посещения я заходил с открытым ртом. Впечатление производили и ноги танцовщиц, так элегантно торчащих из-под своих нарядов: изгибающихся, то вперед, то назад. Роскошью веяло отовсюду. Особенно от особы по имени Шарлотт. Глазами с которой, мы встречались с самого моего первого визита сюда, еще мальчиком, будучи несмышленышем на побегушках.
Зайдя в «закулисье», отдался в моих перепонках удар, всё тот же удар под дых. Марко убили. Нашли бедолагу в его машине, на полпути к дому. Видимо остановился выпить, может, хотел подцепить девочку. Мнение разделилось. Одна часть говорила, о его сговоре с другой семьей, за что тот и получил пулю, как уже ненужный свидетель. Вторые так яростно защищали достоинство убитого Марко, говоря – «Как у вас язык поворачивается? Он был одним из нас. Им и останется. Эти ублюдки подкараулили его и воспользовались моментом, не иначе».
Процесс убийства не занял больше пяти минут. Парковочное место, практически уходящее в бесконечный переулок, давало понять: злоумышленник, скорее всего, вышел оттуда, после чего прикончил двумя выстрелами сидящего за рулем Марко. Больше всего в этом происшествии смущал факт только одного разбитого от выстрела окна. Значит, тот, кто сделал это, сидел рядом? Или он просто открыл дверь, изображая пьяного дурака, перепутавшего машины? Возможно было всё. Даже факт, который никто не хотел признавать – наличие крысы, пачкающей достоинство нашей семьи. Гильзы находящиеся: одна на сидении авто, другая на улице рядом с дверью, ничего не сказали толком полезного, кроме самого распространенного вида оружия – Кольт М1911. И на том спасибо. Наверно.
Моё мнение не отличалось от большинства. В наше время гонка за господство задевает всё больше разных фамилий. Неудивительно, что один из её владельцев дал указку прихлопнуть приближенного члена противоположного клана. Все мы должны давать себе отчет, о потенциальных потерях, не привязываясь ни к кому так близко, как это возможно. Такой вариант, одиночки вроде меня, находили привлекательным.
Глаз за глаз. Так вроде говорят. Когда произносишь подобное на фоне горящего здания, по отмывке денег своих конкурентов, мстя за члена семьи: вольно не вольно, чувствуешь, что твой долг выполнен. Вот только щекотание внутри печенки, может сердца всё же спустя пару часов, вновь не даёт покоя, напоминая, что когда-то раньше человеческая жизнь для тебя не ровнялась купюрам. Проглоти, просто проглоти всё это и забудь – ты сделал всё что мог, то, что должен был. Повторял эти слова всю дорогу, по непривычке комфортной, из-за более удобного автомобиля на этот раз. Сами излишки такого транспорта ориентировались естественно не на такую пешку как я, а скорее на присутствие более значимых чинов. Еще один Капо по имени Боско и правая рука дона – Карло сказали сесть в машину с ними, ну я и сел. Первые минуты мы ехали в тишине, пока ведущий авто Боско не произнёс – Соболезную насчет Марко.
– И я. – Выглядя глупо по причине нежданности сожалений от верхушки.
– Он был исполнительным, о тебе говорил то же самое. Только имеешь некий напалм, который не переставал удивлять. Мы, конечно, любим
инициативных, но когда тебе даются указания – ты им следуешь. Запомнил?
– Да.
– В таком случае поздравляю с повышением.
Явно всё прошло не так, как ожидалось. Долгожданная работа принесла не сказать, что много удовольствия. Такая реакция была достаточно ожидаема от меня в глазах моего начальства. Может они, и хотели её увидеть, рассчитывая на узы, которые в идеале должен продемонстрировать, каждый участник нашей организации.
– Спасибо. – Слишком сухо, не отрывая глаз от мчащихся на встречу машин и идущих людей навстречу, издала новая страница жизни вашего знакомого Франческо.
– Приходи вечером на улицу Виа Галантилота в бар Круцио. – Дополнил, словно передразнивая меня за прошлый безразличный ответ, с таким же безразличием, по большей части, походящее на распоряжение голове стоящей ниже, произнёс уже сам Карло. – Отметим твоё повышение, расставим приоритеты, думаю тебе есть куда расти. Мне же не стоит произносить вслух, что твоё появление там не обсуждается?
– Конечно. Благодарен за возможность проявить себя.
Оставшееся время, под звуки мотора, мы провели безмолвно. Или мне так показалось. Голова была забита вовсе не тем, а смешанными эмоциями, то охватывающие меня в мгновение, то тут же отпускающие. Пытаясь прийти к общему итогу таких чувств, все, что пришло мне в голову: потеря уверенности в себе и во всём меня окружающем.
– Приехали.
Фраза последовала, по всей видимости, по истечению минуты простоя на парковочном месте, так как после моего пробуждение из сверления одной точки, на меня уже были повернуты две головы, озадаченные моей выходкой.
– Тогда до вечера, Франческо.
Слова улетучились с захлопыванием двери, воздухом, пролетавший как символ начало моего восхождения по пищевой цепи. Передо мной стояла, что и картина утром: распластанные автомобили, всё тот же кабаре при входе, в который меня встречали, такие же опечаленные глаза Шарлотт, как и мои. Беглый кивок, лёгкая натянутая улыбка. Больше ничего и не нужно было, кроме этого, как блажь за мою кислую мину, редкостной красавицы пытавшейся её приободрить. Я был ей благодарен.
Пробыв по всяким мелочевкам, не вступив официально на новую роль, спустя час возни: я с гордостью перекинул пиджак через плечо и направился в сторону моего дома. Что-то со временем меняется, как жизни проносящихся в этой квартирке мечтателей, о чем-то большем, канувшие в небытиё, но стены несмотря ни на что вновь пропускают через себя новых авантюристов, видевшие многое, ожидая и своего конца в век модернизации. Когда-нибудь заменят и меня, как Марко, как мои апартаменты наполнятся живыми голосами, после известия, об аренде старенькой квартиры, где будущие жильцы, мелком слышавшие, что здесь жил «мальчик на побегушках» одной из банд решат переехать в вариант получше, перед новостью сноса пока еще моих хором. Обо всём забудет все и каждый. Исполнение солнца в исполняемой роли лампочки моей квартиры сошло к завершению – начинается ночная жизнь. Душ и на выход.
Несмотря на мой яркий образ, помятость никуда не пропала. Послушай. – Сказал сам себе. – Бар хорошая возможность восстановить твой настрой, твой так называемый «напалм». Кому стало бы легче от того, что ты тут философские темы мусолишь? Явно не мне. Решено, мы идём в бар. Но не из-за обязательности, как ниже стоящего в иерархии, а как весельчака демонстрирующего надёжность и энтузиазм, в меру горящий.
Вроде был выходной, не особо слежу за днями, но судя по весёлым, немного выпившим людям, улыбок встречавшихся мне по пути – настала именного его пора. Тем более нет повода сковывать себя будничной рутиной, отдайся потоку и плыви по нему. Вывеска указала, что моё приключению по улочкам степных земель, захваченные освободившимися жителями на двадцать четыре подошли к концу. На этот раз меня встречала развратная сторона жизни, к которой особой ненависти я не питал. Вот и оно, заведение «Круцио», вроде в приглашении было сказано, что это бар, а не…да и не важно.
Первое, что бросалось в глаза, так это раскрепощенные дамы, обвивающие свободного усача в шляпе или пальто, в попытках снять их как можно скорее. Картина походила на мир диких джунглей, где от людских принципов оставалась та малая крупица, не заметная для невооруженного глаза. В таком месте будет проще сойти за своего. Грубые взмахи руки, были выбивающимися из обстановки неспешности данного заведения.
– Эй, Франческо, иди сюда, мы здесь.
Как дальний родственник, прибывший на пирон к своей нелюбимой родне, стоя в раскорячку посреди заведения, более легкими шагами, чем был жест дозволения приблизиться, ноги понесли прямиком в сторону элитной части помещения. Закончив с формальностями подразумевающие под собой крепкое рукопожатие и малозаметный поклон, лишь с моей стороны: я приземлился на мягчайшие в моей жизни шёлковые подушки, красного цвета, как и само ложе.
– Еще раз с повышением.
– С повышением.
– Поздравляем.
Невзначай, отвлекаясь от женских прелестей и алкоголя, поддержали остальные участники застолья. Пододвинув ко мне наполненный бокал вина, по всей видимости, красного полусладкого, прозвучал тост. – «За семью». Показалось смешным спросить его – «О какой семье идёт речь? Случаем не о вашей, живущей на задворках Рима, тёти Бьянки или дяди Джузеппе непонятно для чего пугающего своими дряхлостями, детвору на пляже?» Лучше не стоит. Пусть эти наглые шутки останутся при мне.
Странное ощущение: пока я шёл сюда, мне казалось, что свет не имеет границ, выбор велик, и он остаётся лишь за мной. Вот только зайдя в эти пропаханные стены иной жизни, других ценностей, напоминающие о напыщенности каждого здесь, лицемерно говорящих: о памяти, чести, в глаза которую даже не видели, и конечно о самом Марко, в лике которого я видел и будущего себя, принадлежность моего сердца не могло склониться к ним. Оно рвалось наружу, туда, к кричащим улицам и танцующим от беспечности народу. Корни дали, о себе знать.
– Если не опустошишь содержимое, то эти балбесы сделают это за тебя. – Предупредил Карло, толкнув в плечо, с улыбкой, не скрывающей пару серебряных зубов.
– Не дадим им такой возможности. – Отринув печаль, и очередные бессмысленные раздумья позволил всему хранящемуся в стенках бокала выдержанному «Barbaresco Marchesi di Barolo» прямиком из Пьемонта, обволочь меня изнутри. Дело пошло куда веселее. Разговоры не о чём, позволяющие лить не только вина, но и воду в уши слушателей были для меня родной средой. Открытость, но без излишеств – держи в голове.
– Знаете, у нас в приюте был некий Кристоф. Во время дежурства в столовой, он относил стаканы на подносе, а как вы знаете, что-то да перевернется и эта бурлящая жижа, бултыхающаяся об края, ходила туда-сюда. И вот он берёт еще один стакан, наклоняется, и вся эта жижа прямиком на помытые полы нашей воспитательницы. Он оборачивается и видит её разъяреннее выражение лица, со шваброй в руках закончившие нудное протирание старых досок. Парень он был неловкий, но не глупый – прямиком ринулся бежать, вот только вся эта лужа сыграла с ним в плохую шутку. Упал в плашмя. Весь вечер этой же тряпкой, которой он вытирал полы, хлестали по заду. С тех пор на кухню путь ему был закрыт. – Я понимал, чтобы понравится публике, необязательно говорить правду, на деле будет достаточно какой-нибудь нелепой истории, где опьянённое состояние сделает своё, вознеся и без того забавную поэму о проступке Кристофа на пьедестал комичного идеала. Ведь правда, где Кристоф на самом деле обчистил кошелек монашки, лежавший у неё на тумбе никого не раззадорит, и тем более брав в учёт все последствия, понесенные им в новом доме, за пределами приюта.
Оказалось, если тебе не симпатична твоя компания, то изображать, того кем ты не являешься становиться куда проще, ведь угрызений совести за это ты не испытаешь. К концу моей игры, в заинтересованное лицо, к нам подошёл картеж из девяти девушек, каждая из которых соответствовала самый привередливый вкус: брюнетки, пару блондинок, рыжая и это я еще не подымал голову выше пояса. Самих красавиц привела управляющая заведением, по виду уставшая от всего, что с ней происходит. Подобное мнение сложилось из-за попыток принизить свой возраст за счёт косметики и наряда, так сильно выбивающихся из неподходящего ей образа. Синяки под глазами и потёртая помада вокруг рта, только преувеличивали эффект пребывания в элитном заведении за былые заслуги. С каждой попыткой разобраться во всей этой несуразности, ко мне поступал снизу-вверх, идущий от пяток испуг, граничащий с неловким исступлением. Знакомое чувство, знакомое лицо. Хоть глаза, устремленные на своих гостей, не узнали меня, но всё стало понятно в одночасье: это была она, чемпионка по мировому спорту – оставление детей на пороге неизвестных домов. Слова не подходили к горлу, как и всё остальное. Холодный пот стал чем-то наподобие оболочки змеи, остававшаяся в одиночестве после линки. Мой взгляд видел перед собой только руки, мои руки, сжатые в замок. Вот бы провалиться сквозь землю. Эхом шум стал возвращаться вместе с моим положением, в котором мне приходилось пребывать до коматозного открытия.
