Синхрон

Евгений Южин

Синхрон

Асинхрон

1

Помнится, когда мы с Наташкой впервые ночевали в ипотечной двушке, еще пахнущей свежей краской, мне и в голову не могло прийти, что уже совсем скоро я вновь вернусь в крохотную однокомнатную хрущевку моей покойной бабушки. Однако, как выяснилось, жизнь охотно подкидывает такие выверты судьбы, что ни одному фантасту не сочинить.

Я вздохнул: где теперь та Наташка? Скоро начнется заурядная, судя по прогнозам, московская осень, полная воды, холода и наползающей тьмы, а значит, моя бывшая, скорее всего, опять где-то в теплых краях – на Мальдивах или Сейшелах, пережидает неприятные времена в компании нового мужа.

Не удержался, снова вздохнул, хотя прямо сейчас передо мной проблема гораздо более существенная, чем мучительные воспоминания о недавнем прошлом. Чтобы добраться до знакомого с детства подъезда, предстояло преодолеть небольшой пустырь, облагороженный районными властями парой футбольных ворот. Те от рождения не знали сеток, зато позволяли заинтересованным лицам с полным основанием отчитаться о спортивно-оздоровительных мероприятиях, успешно внедренных на окормляемой территории. С последним трудно спорить, делая вид, что увлеченно следишь за оживленной игрой небольших и, судя по всему, вполне равных команд, составленных из строителей неуклонно растущей поблизости новостройки, – если не врут, то вскоре все обитатели моей пятиэтажки будут праздновать там новоселье.

Над истоптанным полем порхали, тая в предвечерних сумерках, незнакомые гортанные имена, шарахаясь от соленых посконных комментариев и выкриков на великом и могучем. Счет восемнадцать – семнадцать – самый разгар матча за первенство общежития из вагончиков!

Впрочем, перипетии игры меня занимали мало. Проблема в том, что прямо там, где сейчас носятся спортсмены, в моих ошпаренных мозгах пролегает оживленная улица, полная прохожих и незнакомого транспорта. Я их не вижу, пока не приближусь метра на полтора-два, но для меня они абсолютно реальны и трудно отличимы от настоящих людей. Там, где я стою, делая вид, что увлечен игрой, отчетливо вижу каменную кладку, подпирающую мне спину и пропадающую из вида через пару шагов, – скорее всего, это стена какого-то здания, и прохожие, естественно, сторонятся ее, так что здесь относительно спокойно. По-настоящему же тихо в бабушкиной квартире: третий этаж, вездесущие пешеходы носятся понизу, высоченного транспорта, который мог бы дотянуться до моего убежища, нет, как и деревьев, в иных местах превращавших мое существование в настоящий кошмар, – благодать. Очень редко – я припоминаю всего пару раз – мелькнет птица или что-то подобное – не успеваю рассмотреть, а так – сплошная пустота и одиночество.

Восторженный рев смешался с руганью, сравнявшая счет команда ринулась обниматься и по новомодному стучать ладошками, пропустившие гол уныло брели к своим воротам, где азартно ругался довольно возрастной голкипер. Я воспользовался моментом и ринулся наперерез невидимого остальным проспекта. Рядом запрыгал отбитый в сердцах мяч, я отвлекся, и в следующее мгновение непроизвольно замер: на моем пути застыл молодой мужчина – чернявый, сухощавый, одетый в нечто, напоминающее разнокалиберные футболки, укрывавшие тела участников игры.

Прием для таких неожиданностей давно отработан: привычно закрыл глаза – пропали небо, знакомая пятиэтажка, пропала чахлая истерзанная трава под ногами, пропала пара незнакомых зевак – встречный остался, как и грубая мостовая под его ногами, он не двигался, будто поджидая кого-то, и время от времени оглядывался на что-то, чего я не мог видеть. Я потерял всего мгновение, сориентировался и, почти не запнувшись, уверенно зашагал сквозь призрака, заступившего дорогу.

Если не отвлекаться, то, конечно, перепутать выплывавших из невидимости встречных от реальных людей невозможно. Сначала ты видишь неясную тень, еще шаг – и она рывком обретает если не плоть, то ее облик – отражение чужого мира на сетчатке моих глаз. В последнем, впрочем, не уверен, но выглядит все так, как будто я просто вижу их город собственными глазами.

На меня никто не обратил внимания, так что я благополучно добрался до асфальтированной дорожки, огибающей дом, всего пару раз разминувшись с быстрыми силуэтами и однажды вздрогнув, когда сквозь меня пронеслось нечто большое, полное людей и металла. Дальше – проще. Невидимый проспект уходил наискось в сторону муниципальной помойки и узкого проезда между похожими, как близнецы, пятиэтажками, пронзая их навылет. Именно по этой причине я старался ходить по кратчайшему пути – через спортплощадку – вместо того, чтобы, как все, спокойно двигаться от автобусной остановки по заботливо асфальтированным дорожкам.

Пейзаж у свежеокрашенного подъезда портил унылый вид моего авто. Купил его, как только покончили с ремонтом, переездом и обвыклись в новой реальности: платежи за ипотеку, работа, командировки, Наташкины мелкие развлечения, друзья, деньги на летний отпуск. Еще не выветрились из памяти радость первой поездки, досада от случайной царапины, я еще помнил, как хвастался перед друзьями новой адаптивной подвеской и расширенной панелью мультимедиа в комфортабельном салоне. Сейчас моя гордость выглядела жалко – вся в пыли, потеках какой-то грязи, окна заляпаны, переднее колесо спустило, и, похоже, сдает еще одно, теперь уже сзади. Вряд ли я скоро сяду за руль – не с моим диагнозом, пусть даже и неокончательным. Шизофрения – это серьезно, и водительские права – не самая крупная потеря в череде моих несчастий. Я замер на несколько мгновений, раздумывая, как поступить: рядом с подъездом относительно спокойно, прямо там, где соседки, накрывшие меня сочувственными взглядами, полируют деревянные доски лавочки, расположен угол большого здания – увы, видимый только мне; призраки огибают его, глубоко заходя на газон, и основная масса движется прямо через детскую песочницу. Отсюда их, конечно, не видно, но мне туда лучше не соваться.

Слева надвинулась неясная тьма, и я торопливо, забыв про машину, шмыгнул в подъезд, ежась под любопытными взглядами, пулей взлетел на пару этажей, пока то, что отбрасывало тень, не настигло мой измученный мозг.

Ф-фу, я дома – можно расслабиться. Старая дверь – между прочим, настоящий дуб, когда-то верх крутизны – смотрелась среди бронированных соседей пришельцем из далекого прошлого. Дерматин держался, из последних сил доказывая родство со шкурами загадочных животных из времен, когда двери делали из дерева, а мужчины регулярно ходили на охоту. Вот только табличка с номером подвела – треснула, обнажив пластиковую сущность. Будь она из кости или рога, трещина лишь подчеркнула бы ее аутентичность, а так – жалкая дешевка.

Отпирая, придавил плечом – старые замки пришлось поменять, а новые почему-то работали туго. Заниматься подобными мелочами последнее время нет ни сил, ни желания.

Прохладный коридор прихожей – два шага до поворота, полшага в ширину – встретил сумраком и тишиной, слегка разбавленной далеким урчанием холодильника.

Небрежно бросил на тумбочку под зеркалом пакет с лекарствами, которые регулярно выписывал врач-психиатр. Сегодня к вечеру зайдет Толик – он выкупает у меня все это химическое богатство по двойной цене. Мне удобно, и я не интересуюсь, куда все эти пилюли уходят потом. Ни при каких обстоятельствах не собираюсь травить ими собственный организм. Тем более что прецедент уже был. Поначалу, немного напуганный врачами и измотанный видениями, я аккуратно следовал назначениям, ровно до того момента, пока не убедился: вся эта химия, с легкостью превращая меня в лунатика, совершенно не делает того, что от нее ожидалось, – видения никуда не исчезают и даже не становятся более редкими или менее реальными. Немного менялось лишь мое отношение к привидениям – я как бы занимал позу стороннего наблюдателя, равнодушно ждущего, когда же сдвинется тот или иной призрак, заступивший дорогу. Пусть мне никто не верит, но трезвый рассудок – единственное мое богатство, и я его не собираюсь скармливать в угоду любопытству не очень-то грамотного, как мне кажется, врача. А я имею право судить: за этот год проштудировал немало литературы и просмотрел кучу видеороликов на больную тему – личная заинтересованность, как ни крути!

Разулся, повесил так и не понадобившийся дождевик, постоял с сомнением пару секунд, поглядывая на кажущийся посторонним в этом интерьере холодильник – наследие недолгой супружеской жизни, но заходить на кухню не стал, миновал разложенный диван с неубранной постелью и упал в любимое кресло перед компьютером.

Стеклянный стол с парой мониторов и дорогущей клавиатурой на нем, как и недешевое кресло, были еще одним оазисом, наряду с холодильником, промелькнувшей жизни, занесенным в одряхлевшие хоромы, полные мебели советских времен, пыли и запахов старой бумаги.

Я – программист. Но не тот новомодный бородач в клетчатой рубахе, привычно врущий про новые сроки релиза долгожданной игрушки, а программист микроконтроллеров – вездесущих крохотных компьютеров, скрывающихся за оболочками почти всех современных бытовых приборов – от кофемолки до посудомойки. Если на вашей овощерезке больше трех кнопок, гордитесь: вы – владелец полноценного компьютера, и – будем знакомы – я один из тех, кто наполняет жизнью куцые мозги вашей гордости.

Слава богу, болезнь, если это она, никак не повлияла на спрос на мои услуги. Я потерял семью, пусть и неполноценную – детей у нас не было, но и не остался доживать обещанную врачами инвалидность, влача одинокое существование забытого всеми психа. Родители погибли в жуткой аварии довольно давно, и я еще до брака обвыкся и почти не скучал по ворчливому сарказму отца и едва сдерживаемой к единственному чаду любви мамы. Бабушка пережила их на восемь лет и успела спеть на моей свадьбе. После чего я остался единственным наследником двух крохотных хрущевок, одну из которых, родительскую, продал, использовав деньги как первый взнос в ипотеку. Этой квартире повезло – слишком маленькая и неудобная, денег за нее давали так мало, что не хватило бы даже на тот стартовый взнос, а сдавать в аренду не видел смысла – хорошо зарабатывал, да и жалко было пускать в свое детство посторонних. Как чувствовал!

Загудел телефон. О! Васька! Старый друг и, наверное, единственный, кто не отвергал с ходу мои рассказы о призраках, хотя и старательно избегал этой темы в разговорах.

– Здорово, Василий!

Тот звонил по видео, поэтому я видел деревья за его спиной и краешек знакомого всей стране здания – Васька работал в МГУ лаборантом. До денег он был совершенно не жадный, а учитывая, что происходил из очень небедной семьи, мог себе это позволить. Чем его привлекало ежедневное мытье пробирок, я не понимал, но, в свою очередь, никогда не спрашивал об этом.

– Здоров, Стёп! Слушай, я кратенько.

– Давай кратенько, чего уж.

Васька хмыкнул:

– Помнишь, ты говорил, что смотрел ролики Сосновского?

– У меня с памятью порядок, Вась. Помню, конечно.

Сосновский был университетским профессором, доктором наук и, среди прочего, читал лекции для публики по физиологии нервной ткани, головного мозга и иммунитета. Ролики с этими лекциями были довольно популярны, несмотря на обилие научной лексики и сложность самой темы. Я, по очевидной причине, сделался весьма дотошным его слушателем, хотя и сугубо заочно. Ваське как-то пожаловался, что не с кем даже обсудить свои проблемы – врачи тупо следуют протоколам, и, во всяком случае, мой персональный эскулап на отвлеченные темы общаться не желает. «Вот бы поговорить с кем-нибудь вроде Сосновского», – мечтательно заявил я другу при очередном разговоре, и, как оказалось, он мои слова не забыл.

– Стёп, я правда тороплюсь. Коротко: приходил к нам в лабораторию этот профессор, я ему возьми да и расскажи про тебя. Он, ясен пень, в отказ – я, мол, не врач, и все такое! Ну я и говорю: «Владимир Александрович, как вы думаете, я адекватный человек? Вы что, решили, что Степану врачей мало? Поверьте, он вменяемый товарищ, мой друг, ему просто поговорить на эту тему не с кем. Вы же знаете, я генетик, а не физиолог. Сделайте мне подарок, пообщайтесь полчасика. Никаких обязательств! А я вам стенд на неделю раньше соберу».

– Купился?

– А то! Без меня он этот стенд и за месяц не увидит! – Васька принял гордую позу и демонстративно выдвинул челюсть.

– И что, он сегодня ко мне на чашку чая?

– Ага, на две! В субботу он читает очередную свою попсу в каком-то ДК или чем-то подобном – я тебе ссылку кину. Начало в пять. Обещал: если придешь за полчаса, он тебе минут двадцать подарит с барского плеча.

– А как я его там найду? Телефон дал?

– Не. Телефон шифрует. Я его знаю, но обещал не давать, извини. Сказал, что предупредит администратора. Подойди к тому, тебя проводят. Если что, звони мне.

– Спасибо. Сам придешь?

– Зачем? Я свое уже отслушал, да и дома дел выше крыши. Или ты хотел, чтобы я помог? – встрепенулся друг.

Честно говоря, именно на последнее я очень надеялся – незнакомая территория могла преподнести весьма неприятные сюрпризы, но решил, что просить об этом – перебор. Васька и так сделал то, о чем я и не мечтал, так что сам, все сам.

– Не, справлюсь, просто поинтересовался. Еще раз спасибо!

Васька на мгновение замер, вглядываясь в меня, взгляд метнулся, он кому-то кивнул и торопливо протараторил:

– Все, Стёп. Давай! Я побежал.

– На связи, – бросил я потухшему экрану и замер, переваривая новость.

Однако сегодня был явно необычный день – одинокий затворник внезапно стал популярен, телефон требовательно загудел в руке. Ну, кто еще? Наташка?!

– Привет! – бывшая смотрелась как законченная инстаграмщица – тщательный макияж, небрежно наброшенный дорогущий шелк халатика, переливающийся закатом фон – точно где-то на островах.

– Здорово! Не ожидал. Какими судьбами? – иронично поинтересовался, тщательно скрывая неожиданное удовольствие от ее звонка.

– Ты как? Смотрю, опять дома сидишь. У вас что, уже вечер? Темно как-то.

– Типа да. Вечер. Но темно, потому что занавески с утра не открывал, а теперь уже поздно – чего зря старую ткань мучить?

– Хотя бы для того, чтобы тебя видеть. Сидишь, как сыч, в темноте. Похудел. У тебя еда-то есть? Хочешь, я тебе доставку на дом закажу?

– Спасибо, Наташ. Я, может, и псих, но с головой все в порядке, и телефон у меня не отобрали, как видишь, доставку сам заказать могу, – я хитро прищурился. – Потом, худеть же модно и полезно! Ты чего, диверсию под мой новый облик подводишь? Конкурентов изничтожаешь? Ты сама-то что в последний раз ела? Пятнадцать граммов лечебного йогурта на завтрак?

– Прекрати! Я о тебе забочусь! – она сменила позу, поводила пальцем рядом с камерой – вероятно, рассматривала себя на экране смартфона, и тут же без всякого перехода выдала: – Что, сильно похудела?

– Да кошмар! – притворно ужаснулся я.

Наташка нахмурилась, не зная, как реагировать – то ли обидеться, то ли обрадоваться, дернула красивыми губами и решила сменить тему, продолжая играть роль заботливой мамы:

– Совсем не изменился, ничего прямо сказать не можешь! – и без паузы продолжила: – Чего врачи говорят? Есть улучшения?

– Врачи в сомнениях. С одной стороны, у пациента глюки, депрессия – это они так считают, подавленное состояние, дезориентация, с другой – я вменяем, помню их имена и охотно говорю всякие гадости, что, очевидно, абсолютно нормальное поведение – заметь, по их мнению – для человека. Более того, нахватался заумных слов и порчу ясную клиническую картину. Они меня не любят.

– Так диагноз, что, не подтвердили еще?

– Ага, – довольно кивнул я. – Инвалидности мне не видать, а вот ограничений навалили кучу. На учет поставили, права аннулировали, на охоту не пускают, в полицию и армию не берут, даже продать машину – проблема. Одна радость – укокошить кого-нибудь. Я же псих! Что с меня возьмешь?!

– Если бы не видела, как это начиналось, сказала бы, что ни фига ты не изменился. Балабол и пустомеля.

– Хорошо, что ты вовремя от меня избавилась! Представляешь, ходит по квартире натуральный псих, посматривает искоса и эдак задумчиво спрашивает: «Как думаешь, кого укокошить для начала?»

– Дурак! – неожиданно выдала бывшая, изображение смазалось, что-то на той стороне упало, и звонок прервался.

Я почувствовал запоздалое сожаление – вечно меня несет. Ведь был же рад ее видеть, хотелось узнать, как она, где, что нового? Вместо этого сплошное ерничанье.

С досадой бросил телефон на стол и поднялся – пятнадцать капель моего йогурта – это двадцать – тридцать пельменей, но они себя сами не накапают, их еще варить надо.

Однако уйти от телефона не удалось – новый звонок.

– Извини! Телефон уронила, – бывшая слегка изменила позу, и теперь я видел половинку белой стены позади с католическим крестом из прутиков на ней.

– Да ладно! Это ты извини! Несет меня иногда.

– Это точно! Если бы не похудел, я бы решила, что старый Стёпка вернулся.

Я почему-то немного обиделся, буркнул:

– Я никуда и не уходил.

– Как у тебя дела? Деньги есть? Если что, могу помочь.

– Наташ, ты даже не представляешь, сколько денег у одинокого программиста без жены, машины, ипотеки и друзей! Мне их тратить некуда! Даже в ресторан не сходить!

– Я про другое. Володя говорил, что у него есть знакомый – отличный психиатр. Очень дорогой! К нему очередь на полгода, но он может переговорить, и тот тебя примет.

Вообще-то я не ревнивый, но имя ее нового мужа резануло слух, как будто напомнили о чем-то гадком.

– Спасибо, Нат, – ответил, наверное, слишком сухо, – я уже договорился с одним специалистом. В субботу встречаемся.

– Дорого?

Всегда бесила эта ее американская манера все измерять в деньгах. «Это дорогая картина, машина, зубная паста?» – любимый вопрос, универсальное мерило ценности.

– Капец сколько! – закатил я глаза, сам не зная зачем. Видимо, этот «Володя» меня все же достал.

Наташка не зря со мной прожила несколько лет – фальшь и мое раздражение почуяла, надулась:

– Не хочешь – как хочешь! Я о тебе забочусь!

– Ценю. Не обижайся.

Но настроение у бывшей уже сменилось:

– Ладно, живи как хочешь! Давай! Пока!

– Да подожди ты! – бросил я застывшей картинке, но продолжать не стал – звонок оборвался. Эх, так и не спросил, где она, как? Все о себе любимом.

Короткий разговор, несколько фраз, а телефон откладывал с совершенно другим чувством, чем до этого, – исчезли досада и сожаление, откуда-то появился просвет в будущее. А, точно! У меня же встреча с капец каким дорогим нейрофизиологом. Я хмыкнул – еще и бесплатная! Настроение неуклонно улучшалось, и я ринулся на встречу с пельменями, как на долгожданное свидание. Одно дело – уныло поглощать безвкусную пищу в тоскливом беспросветном одиночестве, другое – наслаждаться долгожданным ужином, баюкая проснувшуюся надежду.

2

Не знаю, есть ли у «них» метро, но в своем родном я чувствовал себя в такой же безопасности, как и в собственной квартире. Никаких видений, никаких призраков, стоит только спуститься под землю. Может, тоннели где-то и пересекали тот, виртуальный мир, но пока я этого ни разу не встретил и, честно сказать, не искал.

Если бы не подземка, перемещения по городу превратились бы в настоящий кошмар. Рядом с домом метро не было, и пока добирался до конечной на автобусе, уже почувствовал себя измотанным. Тот город абсолютно не совпадал с Москвой – в быстро движущемся автобусе еще было терпимо: стены, головы, непонятные конструкции выскакивали из небытия, лупили наотмашь по застывшему лицу, ногам, задевали руки и исчезали из вида, время от времени даря отрезки блаженной реальности, когда ничто не оскверняло привычный мир вокруг. Но стоило автобусу остановиться или притормозить в пробке, иллюзия смешивалась с действительностью, неуклонно пожирая запас надежности моей нервной системы.

Особенно неприятной была третья остановка. Там, видимо, был оживленный перекресток, народ скапливался, подолгу стоял, чтобы затем ринуться хаотичным потоком из ниоткуда в никуда. Если не закрывать глаза, картина была пугающе фантасмагорическая – обрезанные полом чуть выше колен люди в незнакомых нарядах вплывали, торча обезноженными памятниками, в салон, пока автобус тормозил, вертели головами, не обращая внимания на ноги земных пассажиров, безжалостно топчущие их тела, и затем неожиданно срывались, торопясь покинуть мою реальность, чтобы новые лица и новые незнакомцы могли занять освободившиеся места.

Я смыкал веки, если была возможность, и оставался висеть бесплотным духом, лишенным собственного тела, над кучкой странно выглядящих пешеходов, не обращавших на меня никакого внимания. Закрытые глаза дарили не просто облегчение, но и вполне комфортное положение незаметного наблюдателя за чужой жизнью. К сожалению, реалии общественного транспорта нечасто позволяли это, и мозг судорожно бился, пытаясь сохранить для окружающих вид нормальности, пока я уступал место капризной тетке, вознесшейся прямо из груди нереального толстяка, одетого в нечто вроде ризы почему-то зеленого цвета, при этом пытаясь нащупать неуверенной ногой пол в бедрах симпатичной женщины.

Представляю, как это выглядело со стороны – молодой, судя по всему, вполне себе здоровый парень, нервно озираясь и постоянно жмурясь, неуверенной шаркающей походкой ползет по проходу автобуса, время от времени натыкаясь на окружающих. Еще бы не натыкаться, если ты постоянно ходишь с закрытыми глазами! Ненормальный или наркоман? Откуда случайным встречным знать, что за последний год я сдал несчетное число анализов на наркотики. Одно время даже сомневаться стал – может, и правда какой-то неведомый злодей что-то добавлял мне в пищу?

Рядом с метро поспокойней – вся площадь накрыта громадным зданием, на уровне земли открывающимся моему взгляду чередой толстенных стен, опутанных трубами, и пустых коридоров. К неподвижным объектам я приспособился и почти не замечаю, а если учесть, что наш асфальт выше уровня призрачных полов, то и вообще хорошо – бредешь, уставившись под ноги, почти так же, как и добрая половина обычных прохожих.

Ехать пришлось долго, но это даже радовало – последнее время толкучка подземки превратилась для меня в одно из немногих мест, где мог насладиться привычным с детства многолюдьем большого города. Полагаю, что призрачный мир никуда не девался и здесь, просто непроглядная вечная тьма недр ничем не могла побеспокоить. Даже дома, при всем его безмятежном спокойствии, я ощущал присутствие иного. Можно было, например, запереться в туалете, выключив лампочку, и прекрасно воспринимать свет невидимого мне чужого солнца, который, правда, совершенно не помогал в реальности – обстановку сортира я не видел, несмотря на яркий отблеск чужого неба в глазах. Так что да, под землей я чувствовал себя абсолютно обычным. Полгода назад, бывало, намеренно часами катался по кольцевой или бродил по станциям, пытаясь вернуть уходящее ощущение нормальности. Потом забил – пустая трата времени, рождавшая надежды, потеря которых по пути домой становилась еще болезненней.

По счастью, незнакомый мне выставочный центр, куда привел адрес, сброшенный Василием, располагался непосредственно рядом со станцией, нависая над ней неуклюжими бетонными кубами из поздних девяностых. Чужой мир дремал, расчерченный непонятными для земного взора решетчатыми металлическими фермами, исчезающими над головой лестницами и переходами. Один раз мелькнул мужчина в темной одежде, но он быстро двигался навстречу, пронесся мимо, и подробностей я не рассмотрел, да и не пытался. А так тихо, хорошо. При желании даже можно идти, не врезаясь в чужие отражения, аккуратно обходя редкие конструкции и мельтешение металла. Гораздо больше суеты наблюдалось в реальности – станция, несмотря на отдаленность от центра, оказалась весьма оживленной, потоки людей сходились в обширном сквере напротив, ныряя в запутанную сеть подземных переходов. Пришлось поплутать в этих толпопроводах одинокой молекулой, пока меня не выбросило потоком прямо на широкие ступени Центра.

Обширный холл пустовал. Неподалеку от входа обнаружился скучающий охранник, не сделавший ни малейшей попытки остановить меня. Я направился к фигуре в характерной униформе, одиноко съежившейся на старом стуле за таким же древним столом. Широкая ферма из металла, грубо окрашенная черной краской, выплыла из небытия, отгораживая от вахтера. Пришлось сделать усилие, шагнув навылет, но от этого я оказался слишком близко к столу, буквально нависнув над озадаченно вскинувшим голову пожилым дядькой, до того внимательно следившим за группой молодых девушек, карауливших лифт.

– Здравствуйте.

Тот кивнул, не поднимаясь, хотя ему и пришлось далеко откинуться назад, чтобы рассмотреть мою нависающую фигуру.

– Мне нужен администратор. Не подскажете?