Спонтанная покупка

– Пока я ничего не знаю о наших планах и не хочу давать пустых обещаний. Но, возможно, могла бы украсить церковь на Рождество.

– Правда? – Мэтт просиял. – У меня бы гора с плеч свалилась. Честно говоря, украшение на Пасху было ужасным. Я бы мог сделать это лучше даже с закрытыми глазами.

Черри улыбалась, глядя, как он удаляется. Деревенская жизнь, подумалось ей. Все всё про тебя знают. Конечно, это может свести с ума, но было тут что-то, чего ей очень не хватало. Наверное, потому, что ты точно знал свое место в деревне. И свою роль. И каковы правила. В Эйвонминстере правил не было. Можно вести себя как заблагорассудится. Разумеется, это давало свободу, но также означало потерю себя, своей идентичности, которая ей необходима. Здесь она по-прежнему была дочерью доктора Николсона. Дочерью Кэтрин. Ей было приятно это чувство принадлежности.

Она встала, увидев, что прибыл рабочий с газонокосилкой, чтобы скосить траву на церковном дворе впервые в этом сезоне. Сейчас он потянет за шнур, и газонокосилка заревет, нарушив тишину.

Было еще одно место, где Черри должна побывать, прежде чем вернется домой.

Глава 8

Черри вышла с церковного двора и зашагала по переулку мимо ряда коттеджей, в которых когда-то жили работники фермы. Нынче это жилье стало не по карману любому, кто работает на земле. За последние несколько лет Сомерсет приобрел популярность места, где обязательно нужно жить, и коттеджи раскупили. Оконные рамы выкрашены в серо-зеленый цвет, в садах полно оцинкованных кадок с коллекцией луковиц от Сары Рейвен[7], перед домами красуются сияющие внедорожники.

Если центр Рашбрука выглядел престижным и ухоженным, словно сошел со страниц глянцевого журнала, переулки, идущие от него, рассказывали более интересную историю: обширные фермы на грани выживания, скопление муниципальных зданий, менее привлекательные дома, выросшие в семидесятые. И тем не менее деревня Рашбрук представляла собой единое целое. Никто особо не выделялся ни богатством, ни бедностью. Каким-то образом это просто не позволялось. Благодаря удачному сочетанию характеров. Приходской совет отличался широким кругозором и инициативностью. Безусловно, Мэтты вдохнули в деревенскую жизнь новую энергию, и по воскресеньям церковь заполнялась прихожанами, чего не было многие годы.

И помимо всего прочего, тут был так называемый главный дом – Рашбрук-хаус, принадлежащий семье Калбон, которая долгие годы переживала трагедию, а сейчас вновь возвращалась к жизни. Молодое поколение превратило поместье в модный глэмпинг с охотничьими домиками, приютившимися вдоль берега реки. Конечно, поначалу народ ворчал, в особенности по поводу полноприводных автомобилей, гонявших по бездорожью в хорошую погоду, но на самом деле туристический тренд обеспечил столь необходимую занятость и экономический всплеск. Дэш Калбон нанимал исключительно местных для ухода за домиками и территорией.

На границе с глэмпингом Лоррейн, владелица деревенского магазина, открыла лавку, в одной части которой продавали колбасы, местные сыры и хлеб на закваске, а в другой – фасоль в банках, таблетки для посудомоечных машин и лотерейные билеты.

Конечно, выиграл и деревенский паб, находящийся в пешей доступности.

Именно туда и направлялась Черри. В «Лебедь». Широкое и приземистое строение под соломенной крышей, с полукруглой лужайкой перед входом, с решетчатыми окнами и массивной дубовой дверью. Стены были выкрашены в кремовый цвет. Черри услышала, как позади паба бурлит река Рашбрук, и повеселела.

Нельзя дважды войти в одну реку… Она вспомнила изречение, которое прочитала в какой-то книге и которое запало ей в душу. Черри знала: ничто в жизни не остается прежним. Ничего нельзя принимать как данность. Но она также научилась не бояться перемен. И подстраиваться под них для своего же блага. Принимать изменения и пользоваться возможностями, которые они приносят.

Однако сегодня Черри вовсе не желала плыть по течению. Ей хотелось вернуться назад. В тот миг вчерашнего дня, когда она ничего не подозревала, была довольной и строила планы на будущее.

Она подняла голову и посмотрела на раскачивающуюся на ветру вывеску. Знакомая картина: одинокий белый лебедь, скользящий вниз по реке. Вывеска никогда не менялась, сколько Черри себя помнила. Было время, когда паб стал чуть ли не ее вторым домом. Когда она здесь работала, Морис, владелец, его жена и все постояльцы были ее второй семьей. Она научилась подсчитывать в уме стоимость нескольких напитков, отшивать непрошеных ухажеров, относиться ко всем одинаково – от хозяина особняка до местного уборщика.

Паб еще не открылся, но Черри знала, что Алан на месте. Она толкнула дверь, и ее сердце сжалось: она не была здесь всего несколько недель, но уже повсюду чувствовался упадок. Пустой паб казался заброшенным и жалким; все нуждалось в хорошей уборке или чистке. На грифельной доске почти все блюда зачеркнуты. Пахло прогорклым маслом для фритюра и затхлым пивом. Несмотря на май, тянуло холодком. Черри попыталась вспомнить, каким жизнерадостным и оживленным было когда-то это заведение. Теперь тут никто не захотел бы задержаться и посидеть подольше.

Черри всматривалась в полумрак. Ни один светильник не горел. Наконец она увидела Алана – вооружившись шваброй и ведром, он мыл пол в лаунж-баре. Какое-то время она наблюдала за ним, пытаясь понять, что случилось. Его поникший вид был достаточно красноречив, и ее охватил страх.

– Привет, – произнесла она, и Алан обернулся.

– О! Не ждал тебя. – Он попытался улыбнуться.

– Понимаю. Я и сама не собиралась приезжать. – Черри поцеловала его в щеку. – Вот небольшая благодарность за все, что ты сделал для мамы. – Она достала мягкий сверток из сумки и протянула ему.

– Не надо было беспокоиться, – сказал он.

– Хотелось повидать тебя. Ты был так добр. Так поддерживал ее.

В последние несколько лет Кэтрин стала слабеть на глазах, и по воскресеньям, если Черри не могла приехать в Рашбрук к матери, Алан относил в Вистерия-хаус кусок ростбифа. Он беседовал с Кэтрин и отчитывался потом перед Черри. Конечно, преподобный Мэтт тоже навещал старушку, но заботиться о прихожанах – это его работа. Алан же был владельцем оживленного паба, однако всегда находил время для визита. И Черри понимала, что никогда не сможет отплатить ему тем же.

Алан ткнул швабру в ведро с мутной водой и вскрыл сверток. Внутри был синий шелковый шейный платок в желтый горошек. Алан всегда носил шейный платок под джемпером. Униформа владельца сельского паба.

– Превосходный, – похвалил он подарок.

Повисло молчание. Очевидное больше нельзя было скрывать.

– Как дела? – спросила Черри.

– Хуже некуда.

Она обняла его и стиснула изо всех сил. Они постояли так с минуту, молча, поскольку слов просто не находилось. Потом Черри отпустила его и распрямилась. Она взяла его лицо в ладони и стала гладить щеки большими пальцами. Он зажмурился от удовольствия.

«У него серая кожа», – подумала Черри. Мешки под глазами стали еще заметнее по сравнению с последним разом, когда она его видела. Он будто усох. Перестал походить на большого добродушного медведя.

Милый Алан. Любимый всеми хозяин паба. Благодаря ему «Лебедь» был самым популярным заведением в округе. Пока не вмешался рок.

– Я решил его продать, – сообщил он. – Маркус Дрейкотт сделал хорошее предложение. Завтра даю согласие. Я не справляюсь.

– Да как ты можешь поступить так после всего, что было сюда вложено?

– Я старался как мог. Чертов шеф-повар уволился месяц назад. Его переманили в «Перья» в Хонишеме. Пытался уговорить Табиту Мельхиор вернуться, но у нее теперь бизнес по производству сидра на ферме «Стрекоза», и поговаривают, что она выходит замуж за Дэша Калбона. Сейчас из завсегдатаев остались несколько местных жителей. Порой какой-нибудь фермер заглянет, чтобы выпить пинту пива. Ну и Клайв, конечно. Благодаря ему я еще на плаву. – Алан вымучил улыбку.

Клайв приходил в паб каждый вечер ровно в семь и заказывал пирог и два бокала «Шатонёф-дю-Пап», бутылку которого Алан держал для него за стойкой. По слухам, Клайв сколотил состояние, торгуя марками в крохотном магазинчике в Хонишеме. Некоторые говорили, что он отмывает деньги. Определенно, он был загадочным человеком.

– Мне очень жаль, – со вздохом сказала Черри.

Это так несправедливо…

– Если продам паб, смогу заботиться о ней постоянно. Не хочу, чтобы кто-то еще это делал. Я люблю ее безумно, и мне больно на нее смотреть. Если продам заведение сейчас, мы, по крайней мере, сможем устроить все, как хотим, и, может быть, еще немного попутешествуем, пока… – Алан осекся, и Черри увидела, как у него задрожал подбородок. – Пока ей не станет совсем плохо, – закончил он.

Черри ощутила нестерпимую боль. Прямо сердце разрывалось. У жены Алана Джиллиан три года назад диагностировали рак кишечника. Она прошла курс лечения стойко и с достоинством, и Алан был рядом с ней, насколько позволяла работа в пабе. В течение шести месяцев все анализы были в норме. Но после Рождества обследование показало, что рак вернулся. Прогноз был неутешительным.

Черри переполняло сочувствие к этой паре. Как они переживут несколько следующих месяцев? Лето – самое оживленное время для паба. Неудивительно, что Алан решил его продать. Маркус Дрейкотт обхаживал Алана годами, собираясь превратить «Лебедь» в люкс-апартаменты на реке, предназначенные для пенсионеров.

Она огляделась. Стены бара были почти такими же родными, как в Вистерия-хаусе. Мысль о том, что Маркус Дрейкотт лишит это место сердца и души, была невыносима. Черри представила маленькие кроличьи норы, которые он построит внутри этих толстенных каменных стен. И начнет выдаивать выгоду из крошечных квартирок, замаскированных под элитное жилье, – можно подумать, расположение на берегу реки оправдывает заоблачные цены! Перед внутренним взором Черри предстал рекламный проспект: престижный жилой комплекс у реки в привлекательной деревне Рашбрук – последнее слово в домостроении… Ее бросило в дрожь.

Как деревня обойдется без «Лебедя»? Наравне с церковью паб был жизненно важным органом Рашбрука. Его отсутствие могло привести к немыслимым последствиям. Сюда приходили отдохнуть, выпить, поесть, отпраздновать важное событие все жители, от Калбонов из главного дома до молодых ребят, которые в день восемнадцатилетия покупали здесь первую легальную пинту. Это было место, куда можно было прийти одному, где тебя тепло встретят, поболтают с тобой, угостят пивом и не будут обсуждать, отвергать или атаковать.

– За сколько продаешь? Приблизительно? – Алан назвал сумму, и Черри глянула на него в изумлении. – Так мало? Он стоит намного дороже, это же ясно.

– Сам бизнес ничего не стоит, – пожал плечами Алан. – Приносит одни убытки. По сути, всего лишь груда кирпича и раствор. Это хорошее предложение. Больше никто бы не дал.

– Но «Лебедь» – чудесный паб. В умелых руках он будет приносить доход.

– А работы сколько! Знаешь, есть анекдот: как заработать миллион, управляя пабом? Для начала вложить в него два миллиона. – Он устало улыбнулся. – Ты только посмотри – тут нужен нешуточный ремонт. Паб старенький и обшарпанный. Люди в наше время хотят большего.

Черри обвела взглядом знакомое пространство. Да, в данный момент паб выглядит неухоженным. Но костяк замечательный. Каменный пол. В стеклянных витринах – рыбы, выловленные в реке Рашбрук за последние сто лет. Толстые стены. Огромный камин в углу. Не так давно Черри видела паб в лучшем виде: жизнь била здесь ключом, в камине пылал огонь, бокалы были наполнены вином, веселые голоса и раскаты смеха отражались от стен. Люди обязательно будут сюда приходить.

Неожиданно она почувствовала знакомое покалывание. Оно возникало всякий раз, когда Черри находила недвижимость, которую стоило купить. Прилив эндорфинов сопровождался игрой воображения – она понимала, как можно преобразить дом, как привнести сюда магию. Это чувство никогда еще не подводило ее и в данную минуту было необычайно сильным. Черри практически слышала голоса посетителей, их смех и звон бокалов, скрип отворяющейся двери, впускающей нового гостя и вечерний холодок.

Это было захватывающее ощущение. Она никогда не могла перед ним устоять.

– А лодочный сарай тоже продается? – спросила она.

В конце сада на самом берегу реки был маленький каменный домик. Когда Джиллиан заболела, супруги перебрались из него в новый современный одноэтажный дом на окраине Хонишема.

– Да. Мы планировали его подремонтировать и сдавать, но у меня руки не дошли. Маркусу не терпится его получить. Думаю, он хочет оставить его себе.

Черри почувствовала острую зависть.

– Я пройдусь немного, – сказала она. – Вернусь через минуту.

Позади паба стояло несколько обшарпанных столиков для пикника, зонтики с рекламой пива были закрыты. На земле валялись окурки, а сквозь кирпичное покрытие патио проросли сорняки. Черри вынуждена была признать, что все это выглядело малопривлекательно. Неудивительно, что люди не выстраиваются в очередь, чтобы поесть тут и выпить. За ужасающе короткое время паб превратился из веселого, оживленного места в унылую, безликую развалину. А ведь после похорон Кэтрин, когда всех собравшихся в церкви пригласили на чай в «Лебедь», в нем царило воодушевление, несмотря на печальный повод. Черри помнила, что тут негде было яблоку упасть. Серебряные подносы с пирожками с мясом передавались по кругу, а Алан не успевал откупоривать бутылки с игристым вином, чтобы присутствующие могли помянуть женщину, которая повлияла на жизнь многих жителей Рашбрука, с тех пор как приехала сюда в молодости.

Черри пошла дальше через сад. За столиками лужайка спускалась к реке. Чистые, прозрачные воды текли, пузырясь над поросшими мхом валунами. На противоположном берегу раскинула ветви плакучая ива, вдали виднелся каменный мост. Кругом кипела жизнь. Мышки-полевки, стрекозы, лягушки, жирная коричневая форель… Черри вспомнила, как в детстве перед ее глазами мелькнули яркие крылья зимородка. Ходили слухи, что выше по течению водятся выдры.

Когда она была маленькой, здесь стояли качели. Отец приводил ее сюда по воскресеньям до ланча. Себе покупал пинту горького пива, а ей – стаканчик лимонада. Она взмывала вверх и летела вниз, думая: если отпустить цепи, то взовьешься над рекой и помчишься по воздуху через поля к далеким холмам.

А ритуал на День подарков, когда в пабе собирались охотники! Знакомые улыбающиеся лица, дымящийся глинтвейн и прощальный кубок на посошок; пересуды, разговоры, смех и поздравления, все тепло одеты, светит декабрьское солнышко. Конечно, то было другое время, но она до сих пор слышит цокот копыт и видит колечки пара, выходящего из конских ноздрей. Чистить и оседлывать лошадей на конюшне было ее работой, и она помнит запах кожи и сена, как будто это было вчера.

Когда она выросла и начала работать за стойкой бара, местный парень с грубыми руками и мягкими губами поцеловал ее в коридоре у туалетов. От него пахло сидром, и его кожаная куртка поскрипывала, когда он прижимал ее к себе. Джим? Джек? Она чувствовала огонь, который он зажег внутри ее, и по сей день.

Ну и конечно, здесь она в первый раз поцеловала Майка. На следующее утро она проснулась в своей спальне и вновь пережила это чувство, наслаждаясь его сладостью, и ее тело переполнилось ощущениями, волнением и желанием, но она не понимала, что с ней происходит. Единственное, что она знала, – это то, что хочет большего, ей необходимо большее.

А когда росла Мэгги, сколько раз они с Майком сидели в этом саду, ели креветки с картофелем фри, макая их в пакетики с кетчупом, или воскресный обед, которым когда-то так славился «Лебедь». После смерти мамы они часто приходили сюда с Тоби. Миска супа по-быстрому с хрустящим хлебом. Цветная капуста в сырном соусе, посыпанная крошкой из бекона. Или какой-нибудь из «лебединых» знаменитых пирогов. Ее любимый – с курицей и луком-пореем: разламываешь блестящую корочку, а внутри сливочная начинка. От этого воспоминания у Черри потекли слюнки.

Она подошла к притулившемуся над рекой лодочному сараю. Перед ним росли яблони. Он был построен из того же серого камня, что и паб, и переделан под жилье. Внизу – гостиная открытой планировки, наверху, под самой крышей, – спальни. Домик тоже переживал нелучшие времена. Сосновая облицовка на внутренних стенах, модная, когда сарай перестраивали под жилье, была вопиюще оранжевой; в кухонных шкафчиках из меламина цвета бургундского вина заедало раздвижные дверцы. Как и паб, домик нуждался в любви и внимании. И в игре воображения. Его расположение на излучине реки было идиллическим. Черри представила, как просыпается под журчание воды и пение птиц.

Она вновь почувствовала теплое покалывание внутри. Смесь возбуждения и риска. У нее руки чесались от нетерпения начать осуществлять свой план и пустить в ход свою магию. Палитры красок и тканей пронеслись у нее в голове. Образцы досок для пола и каталоги дверных ручек.

Черри знала, что деньги, которые оставила ей мать, предназначены для нее. Ее заначка. Кэтрин сказала: «Сделай что-нибудь для себя. Для себя, не для Майка или девочек. Ты и так отдала им много».

Для Черри «Лебедь» имел особое значение. Он так долго был частью ее жизни. Ей было невыносимо думать, что его превратят в жилой комплекс. Ей вскружила голову идея вернуть ему былую славу, восстановить его роль в жизни Рашбрука, снова сделать паб сердцем деревни. Черри видела его процветающим. Потенциальные посетители были на месте. Никуда не исчезли. Просто ходят куда-то еще. Их можно заманить обратно.

Именно такой вызов ей необходим. Дело, в которое она окунулась бы с головой после потери мамы, то, чем она могла бы гордиться, что послужило бы памятником обоим ее родителям. Она прикинула, что ей понадобится не больше двенадцати месяцев, чтобы привести паб в порядок. Как только он станет приносить стабильную прибыль, можно будет его продать. Стоящему покупателю, разумеется. Пока это в ее силах, она никогда не допустит, чтобы «Лебедь» достался Маркусу Дрейкотту.

Черри пошла обратно. Алан доставал чистые бокалы из посудомойки и расставлял их на полке, хотя выражение его лица говорило, что в этом нет никакого смысла.

– Я хочу купить у тебя «Лебедь», – сказала она. – Не могу видеть, как его превратят в апартаменты. Это совсем не то, что нужно деревне.

Он распрямился и нахмурился:

– Что?

– Время от времени мне будет нужен твой совет. Думаю, я справлюсь. Мне досталась заначка от мамы. Полагаю, она бы одобрила мою затею. На самом деле, я уверена, она бы настаивала на этом.

У Алана был совсем ошарашенный вид.

– Черри… Не могу представить здесь у руля лучшего человека, но это разрушит твою жизнь. Этот паб – прожорливое чудовище. А если не будешь поспевать, смотри, что случается. – Он сокрушенно окинул взором мрачный интерьер.

– Я долго думала, – призналась Черри, – о том, как я люблю Рашбрук. Сколько он для меня значит. Мне бы хотелось вернуться в сердце нашей деревни. Я не знала, что буду делать, после того как продам Вистерия-хаус, и вот идеальный ответ.

– А Майк?

Повисла пауза. Черри подняла руку и с вызовом отбросила назад волосы.

– У Майка полно своих дел. – Она попыталась выкинуть из головы навязчивое воспоминание о сцене на вечеринке.

Алан нахмурился:

– Но вы двое… – Он скрестил пальцы, изображая близость.

Черри заколебалась, прежде чем сказать правду:

– Кое-что случилось вчера. Не то чтобы значительное. Однако я чувствую, что назрели перемены.

– Ох! – Алан смотрел на нее во все глаза. – Ты в порядке?

– Да. Я слишком стара, чтобы принимать это близко к сердцу или расстраиваться. Двадцать лет назад, возможно, была бы другая реакция. Но мне почти семьдесят. Не стану же я биться в истерике. – Она улыбнулась.

– Знаешь, не нравится мне все это. Вы с Майком всегда были неразлучны.

Черри махнула рукой:

– Все будет хорошо, уверена. Просто недоразумение. У всех пар случаются недоразумения, так ведь? Но впервые я поставлю себя на первое место. Буду делать то, что хочу. Я хочу сделать это для себя. – Она положила руки на плечи Алана. – И для тебя тоже. Вы с Джиллиан можете быть свободны и делать то, что необходимо.

Алан прочистил горло. Он не был уверен, что может говорить.

– Послушай, пойди подумай хорошенько. Это большая ответственность. Нельзя вот так заявиться поутру в понедельник и купить паб…

– Можно, черт возьми! Чему я научилась в жизни, так это доверять своей интуиции. К тому же нашей деревне нужен «Лебедь».

– Мне так стыдно, что я запустил его.

– Ты не должен стыдиться. – (На безутешного Алана было больно смотреть.) – Сейчас самое главное – Джиллиан. Это не провал. Ты сделал все, что мог, с теми картами, которые тебе достались.

– Мне будет не хватать «Лебедя». Он был моей жизнью… сколько? – Алан прикинул. – Двенадцать лет прошло, с тех пор как я его приобрел?

– Не волнуйся. Так легко не отделаешься. Будешь у меня на быстром наборе, как условие контракта.

– Работы будет много. Тебе нужна лицензия. Тебе нужен шеф-повар. – Алан глянул на мутную воду в ведре. – И уборщик.

Черри рассмеялась:

– Не беспокойся. У меня есть пара резиновых перчаток. Я не боюсь запачкать руки.

– Знаю.

– Если договорились, я могу приступить к делу сразу. Не будем терять время.

Поскольку времени не было. Она это знала. Они оба это знали. Алан протянул свою лапищу. Когда Черри вложила в нее свою руку, он сжал ее с такой силой, что она чуть не вскрикнула.

– Мне кажется, я теперь справлюсь. Слишком переволновался. У меня было чувство, что я подвожу деревню, продавая паб Маркусу Дрейкотту. На лучшее я и не надеялся… – Он опустился на высокий табурет у бара. – Могу забронировать этот круиз. В Хорватию. Она хочет побывать в Хорватии. Я был в ужасе, что не могу ее туда отвезти.

Черри оглядела помещение и не почувствовала ни малейшей паники из-за того, что сделала. Перед ее глазами встала картина: паб полон народа, как когда-то. Из кухни просачиваются восхитительные ароматы. Деревня вновь приобрела сердце. Знаменитая викторина, прославившая паб, возродилась. Треск дров в камине. Повсюду цветы. Барбекю летом, песнопения на Рождество.

– Мне всегда нравились спонтанные покупки, – сказала она. – Потому что совершаешь их, слушая свое сердце, а не разум. И мне кажется, это моя лучшая покупка.

Глава 9

Черри направилась к машине, оставленной у Вистерия-хауса, ощущая, как внутри у нее от волнения поднимаются пузырьки. Но они были вызваны радостью, а не паникой. Она всегда считалась королевой спонтанных покупок, но обычно ограничивала себя ковриками или торшерами. Покупка паба выводила ее на иной уровень.

Однако это была не совсем спонтанная покупка. Как и во многих подобных случаях, за импульсивным поступком таилась глубоко обоснованная логика. Черри давно рисовала в мечтах, как управляет «Лебедем». Каждый раз, приходя туда, она давала волю воображению, представляя, как сделала бы то-то и то-то, если бы паб принадлежал ей. Когда Черри бывала в местах, которые ей нравились, она всегда думала, как сохранить там все хорошее и в то же время приложить к этому собственную руку. К тому же они с Мэгги часто говорили о покупке ресторана, которым управляли бы вместе. Несколько лет назад они были близки к покупке крошечного бара в Маунтвилле. Они сделали все расчеты, составили бизнес-план, поговорили с парой шеф-поваров, которых знала Мэгги, и оформили кредит. Но потом умер Фрэнк, и, естественно, планы нарушились…

Интересно, что скажет Мэгги насчет приобретения матери? Звонить ей еще не время, сперва Черри должна поговорить с Майком. Но она надеялась, что дочь обрадуется. Черри, безусловно, потребуется ее помощь. Мэгги была непревзойденной в области обновления брендов и неформальной рекламы. И она поможет найти шеф-повара. Это, пожалуй, самое главное.

Черри взглянула на часы. Без четверти двенадцать. Она набрала номер и, ожидая, пока ее соединят, посмотрела на Вистерия-хаус, словно тающий в лучах полуденного солнца. Конец эпохи. Длинной эпохи. Ее родители купили этот дом через несколько лет после окончания войны. Сначала сбегали из Лондона в деревню на выходные, а потом, когда отец получил место в Хонишеме, стали тут жить постоянно. Идеальное место, чтобы растить детей. Черри представила, как папа и мама стоят на дорожке, взявшись за руки, и смотрят на свой идиллический дом в маленькой забавной деревушке в Сомерсете. Найджел и Кэтрин, доктор и его хорошенькая розовощекая жена. Готовые к жизни, о которой мечтали…

Черри вздохнула. Сначала она хотела выкупить у брата его долю и оставить дом, куда можно было бы приезжать на уик-энд, как в свое время делали родители. Но Майк сказал, что она сошла с ума.

– Какой загородный дом, если до него ехать меньше часа?

– Будет для меня проект. У дома большой потенциал.