Юнион

– Кто посмел?! – вскрикнул взбешённый Дил Ширер.

Взяв на себя командование парисаями, заместитель убитого командира отдал приказ:

– Приготовиться к бою!

Три сотни бойцов залегли.

– Огонь по направлению выстрела!

Шквал огня обрушился на те деревья и папоротники, в которых схоронились аргунцы. Им в ответ прозвучало несколько выстрелов, которые не могли причинить вреда парисайскому отряду. А вот среди аргунцев появились убитые и раненые.

– Отступаем в лес! – крикнул Дил Ширер. – Не стрелять!

Последний приказ был напрасен: двустволки Альмера Криса и Шина Гарта стали бесполезными: в них не осталось патронов.

Группа отходила в заросли, но парисаи вопреки ожиданиям принялись преследовать аргунский отряд, и через некоторое время бывшие пленники услышали сзади себя хруст сухих веток от множества бегущих ног.

– Я знаю эти места! – сказал Старший Прилат. – Невдалеке есть ещё одна дорога, которая тоже ведёт в Номаниши. Всем отрядом трудно уйти незамеченными, поэтому разбегаемся в разные стороны, кто не может бежать – прячьтесь, вас могут в темноте не заметить! Встречаемся у старого кирпичного игуанодонника, это чуть ближе к нашей столице, как выйдете на дорогу, поворачивайте влево и по ней прямо.

Сам Дил Ширер и с ним тринадцать ординарных ринулись вперёд. Ветви били по телу, болели раны, но страх и желание выйти к своим гнали аргунцев всё дальше. Никто из них не предполагал того, что буквально на днях Равиль продал Парисаю неведомое аргунцам техническое новшество – переговорные устройства, и что теперь парисайские воинские подразделения могли связываться между собой, находясь вдалеке друг от друга. Аргунцы не могли даже предположить, что в то самое время, когда их отряд подходил к новой дороге, состоялся разговор между двумя парисайскими подразделениями:

– Шестой, шестой, я восьмой! Только что диверсионной группой Аргуна обстрелян наш отступающий с фронта отряд! Убит командир! Диверсанты в количестве нескольких десятков человек следуют в вашем направлении. Будьте начеку, они могут внезапно появиться! А мы ударим им в тыл.

– Восьмой, вас понял!

Вдоль дороги, к которой должны были выйти сбежавшие пленные, выставили посты парисаев. Спрятавшись за густыми папоротниками, парисаи принялись ждать «диверсионную группу армии Аргуна».

Через несколько минут Дил Ширер с товарищами осторожно вышли на казавшуюся пустынной дорогу, ведущую в Номаниши. Справа от дороги чернел силуэт заброшенного игуанодонника, считавшегося когда-то успешным сельскохозяйственным предприятием.

Дил Ширер подождал, пока последний боец его группы выйдет на шоссе и скомандовал:

– Идём к игуанодоннику. Ждём наших, кому удастся вырваться и встретиться с нами. Там проведём светлое время суток. Следующей ночью двинемся к своим, – и грустно добавил: – Там же будем судить того, кто выдал наш отряд врагу…

В это время с другой стороны дороги раздалась команда:

– Огонь!

Раздались выстрелы, закричали раненые, упали убитые.

– Прекратить огонь, брать врагов живыми!

Десятки парисаев выскочили из-за укрытий, набросились на оставшихся в живых аргунцев, смяли их, связали лианами руки за спиной и, изрядно избив, устроили допрос.

Во время допроса к вновь плененным присоединили остальных бежавших, которым посчастливилось не угодить под пули. А потом в сопровождении конвоиров заметно поредевшая колонна отправилась в невесёлый путь – обратно в неволю. По дороге от истощения, ран и побоев умерли ещё более десятка аргунских воинов.

Казнь

Рассвет измождённые аргунцы встретили на центральной площади небольшого городка в шестидесяти километрах от своей столицы. Несмотря на последние успехи аргунской армии, сейчас эта аргунская земля оставалась глубоким вражеским тылом…

Посреди площади стояли орудия казни.

Недалеко от железной решётки размером три на три метра в специальном «мангале», а точнее, просто яме квадратной формы, разгорались угли. Возле них «колдовали» два исполнителя. Рядом стояли вёдра с водой и ковшики для того, чтобы время от времени заливать излишне разгоревшееся пламя. Вокруг «арены» устанавливали временные трибуны, которые уже начинали заполняться зрителями.

Метрах в двадцати от решётки была вырыта яма, которую по краям обрамляли скользкие стёкла, куда ещё одна группа исполнителей, одетая в прорезиненные комбинезоны, носила плотно закрытые вёдра с чем-то шевелящимся, и сваливала это на дно ямы. Пленным не было видно – что там делают исполнители и их помощники, но они догадывались: в яму сваливают огромных хищных насекомых, обитающих в болотах на западе Арпариса и привезённых оттуда специально для мучительной казни аргунских пленных.

Неожиданно раздался страшный вопль. Один из исполнителей схватился за руку, с ужасом и отвращением отбросив ведро с хищными многоножками в сторону. На его рукаве висела особо крупная особь, каким-то образом сумевшая выползти из ведра, прокусить защитный костюм и впиться в руку. Показалась кровь, многоножка чуть ли не с локоть величиной рвала тело парисая жвалами до тех пор, пока другой исполнитель не пришёл на помощь и не оторвал отвратительное животное. Между тем с ведра, инстинктивно брошенного исполнителем, слетела крышка, а само ведро покатилось к трибунам. Многоножки, как будто не веря освобождению, медленно выползли наружу, но потом мигом разбежались в разные стороны. Истошно заверещала полная дама из первого ряда: одна из хищниц укусила её за ногу. Из казарм выскочил отряд военных и принялся стрелять в отвратительных насекомых, топтать их сапогами, и довольно быстро порядок был наведён. Удивительно, но этот неприятный эпизод не остановил жаждущих крови зевак, и трибуны продолжали заполняться. В основном теми, кто пришёл в аргунские земли за армией Парисая: снабженцы, маркитанты, проститутки, тыловые служащие, писари и штабные. К ним с особой радостью присоединялись выздоравливающие раненые… Местное аргунское население категорически игнорировало подобные зрелища.

Троих пострадавших – исполнителя, полную даму и старика, который приехал издалека полюбоваться казнью и не заметил, как к нему подобралась многоножка и вцепилась в левую кисть, – забрала команда хилеров, но вскоре все трое, перевязанные и принявшие противоядие, вновь восседали на зрительских местах.

Народ заполонил трибуны, окружавшие площадь, а те, кому не хватило места, стояли в проходах, мешая разносчикам фаванов делать свой маленький гешефт.

Наконец появился Принципиал Кин Риск и вместе со свитой важно проследовал на трибуну почётных гостей. Толпа приветствовала его восторженным топаньем ног. Когда топанье прекратилось, на плац в сине-жёлтом одеянии торжественно выступил Главный Гаер. Подойдя к усилителю звука, купленному у Равиля, он начал речь:

– Досточтимый Принципиал, досточтимые граждане Парисая, досточтимые военные, защитники наших духовных и материальных ценностей! Парисай – величайшее и древнейшее государство, славившееся такими достижениями, которыми гордится вся Гамма! Именно парисаи вырыли Зелёное море, омывающее нашу страну, именно парисаи возвели знаменитые пирамиды на островах древнего Каура, именно мы, парисаи, освободившись от гнёта совместной с аргунцами страны, построили независимое государство! Никакие козни врагов не сломят нашего стремления к свободе! И вот сегодня у нас на нашем новом, импровизированном майдане торжественный день! Мы отправляем в мир теней заклятых врагов, которые несли смерть и разрушения нашей прекрасной родине. Смерть аргунцам!

– Смерть! – повторила с восторгом толпа и затопала ногами.

– Смерть аргунцам! – повторил Главный Гаер.

– Смерть! – вновь возопила толпа и затопала ещё сильнее.

– Первым, вдоволь намучившись за содеянные злодеяния, отправится в мир теней негодяй, который посмел осквернить форму наших охранников, надев её на своё смрадное тело! Этот аргунец провинился столько раз перед народом Парисая, что заслуживает смерти четырежды! Он воевал против нас, убивая солдат Парисая, убивая ваших братьев! У кого убили на войне брата, пусть крикнет – что заслуживает эта нелюдь?!

– Смерть, смерть аргунцу!! – визжали доведённые до истерики зрители.

Главный Гаер поднял руку, успокаивая толпу.

– Всем известна гуманность парисайского народа. Когда наши доблестные воины взяли в плен подлых тварей и пожелали накормить их, проявив невиданную доброту… чем ответили аргунские свиньи?! Они убили наших охранников! Они их убили, вот чем ответили на нашу доброту! Что сделать с ними, граждане Парисая?! Вы знаете, у нас демократия, что вы решите, то и будет!

– Смерть аргунцу!!

– Убив тех, кто пришёл их накормить, аргунцы трусливо сбежали из плена. Увидев наш отряд, который… занимался передислокацией, аргунцы попрятались по кустам. Они не могут честно воевать! Один из них, самый подлый негодяй, которого только знал свет, выстрелил в темноте и убил командира нашего отряда. Безутешная мать потеряла сына! Потом эти «смельчаки» вновь ринулись убегать, но были пойманы, обезоружены и приведены сюда, к вам! Чтобы вы смогли насладиться святой местью. Сейчас этого подонка, который носит имя… Альмер Крис…

– Смерть подонку Альмеру Крису! – раздалось со всех трибун.

– Выходи сюда, подлец!.. Вот он, вот он, Альмер Крис – убийца, трус и ничтожество! Исполнители! Испросите разрешения у Принципиала и приступайте к своим обязанностям!

Принципиал слегка приподнялся и сделал жест рукой, указывая на зрителей, мол, против народа он идти не будет и разрешает провести обряд мщения.

Альмера Криса выволокли из ряда пленных и начали раздевать. С трибун раздались насмешки. Альмер Крис, славившийся своей неимоверной физической силой, сопротивлялся, а когда, чтобы снять гимнастёрку, палачи вынуждены были развязать его, схватил за горло исполнителя и стал душить. Палач захрипел, дёрнулся и с переломанной шеей свалился на гамму. Исполнители рассвирепели, Главный Гаер пришёл в негодование:

– Свяжите его! Не раздевайте! Одежда всё равно сгорит! Всё равно он сдохнет голым!

Кое-как исполнители справились со своей задачей, подтащили аргунца к середине решётки, бросили его сверху и накрепко прикрутили руки, ноги и шею Альмера железной проволокой. Альмер Крис не мог теперь даже пошевелиться. Взявшись за ручки, приваренные к бокам решётки, «носильщики» подтащили конструкцию с привязанным к ней Альмером Крисом к «мангалу», в котором бушевало пламя. Согласно традиционному ритуалу, «носильщики» остановились перед «мангалом», а исполнители притушили водой разгоревшийся огонь. Когда пламя утихло, «носильщики» поднесли решётку к краям «мангала» и медленно опустили её вниз. Ужасный жар опалил тело несчастного Альмера.

– Простите, братья! Я вас погубил! Я мстил за поруганную и замученную Аланту Тал! Простите за всё! Слава Аргуну! Слава Патрону Двенадцатому! Будьте прокляты вовеки, подонки парисаи!

На нём вспыхнула одежда. Вокруг отвратительно запахло горящими человеческими волосами и тлеющей кожей игуанодона, из которой были сделаны сапоги аргунского воина.

Видеть, как заживо жарится человек, их товарищ, пусть и тот, из-за которого отряд снова попал в плен, было невыносимо даже для бывалых ординарных. Кто-то пытался закрывать глаза, но связанными за спиной руками невозможно было закрыть уши!

Огонь вновь разгорелся. Видя, что несчастный вот-вот погибнет, и казнь закончится слишком быстро, команда исполнителей принялась заливать угли водой. «Дымовая завеса» из пара на время скрыла из виду несчастного, были слышны только его стоны и проклятия. Но вот налетел шквал ветра, разогнал пар и раздул уголь с новой силой. Исполнители не ожидали такого и не успели подскочить с вёдрами, чтобы вновь притушить пламя. Альмер последний раз осыпал проклятиями палачей, сделал глубокий вдох и задохнулся раскалённым воздухом. Напрасно исполнители пытались заливать угли, желая продлить его мучения!

С трибуны раздался свист: исполнители, по мнению публики, сработали грубо, испортив зрелище, к которому все так долго готовились.

– Можно было ещё минут пять жарить аргунца!

– Вам только сапоги шить из шкуры дохлого игуанодона!

– Исполнителей на мыло!

– Пусть идут клубни жарить на кухню вместо повара!

Дождавшись, пока стихнет свист, Главный Гаер вышел на середину площади.

– Понимаю ваше недовольство, граждане Парисая! Давайте простим нашим неопытным исполнителям их оплошность! Они впервые занимаются таким важным государственным делом. Но мы постараемся компенсировать эту неудачу! В бою под Номаниши в наши руки попала крупная дичь… которая редко попадается в сети, эту дичь берегут и охраняют враги. Но воины-парисаи совершили подвиг и подарили нам редкую возможность увидеть, как в мир теней отправляется…

Трибуны оживились, предвкушая настоящий праздник. Неужели и вправду такое счастье им выпало?

– Итак, в мир теней отправляется… аргунский… ша…

– …ман!!! – восторженно заорала толпа зрителей.

Действительно, шаманы редко попадали в плен. Их берегли и при отступлении спасали первыми. Но в том роковом для аргунцев бою, когда отряд был прижат к океану, шаман остался без защиты и был найден за песчаным барханом, куда спрятался в самом начале боя. Содержали его отдельно от других пленных, хорошо кормили и поили, чтобы приготовить настоящий сюрприз к празднику.

И вот из помещения, стоявшего за трибунами, вывели шамана во всей своей шаманской красе. Роскошное расписное одеяние, сделанное не из шкуры игуанодона, а из кожи редкого вида варанов шестиметровой длины, которые водятся только на юге Аргуна и на которых охотиться крайне опасно. Вараны были уникальны не только размерами, но и тем, что меняли окраску в зависимости от цвета тех предметов, по которым передвигались, и были незаметными, если останавливались и замирали. Частенько они не просто прятались от своих врагов, но и нападали на охотников сами, возникая буквально ниоткуда: из-под ног, с ветвей папоротников, из речек и озёр, в которых ловили гигантских крабов и крупную рыбу. Нападали вараны так внезапно, что охотник мог не успеть поднять копьё или ружьё и бывал схвачен огромными челюстями, в которых вместо зубов торчали острые роговые наросты. Руки и ноги он перекусывал или сжимал так сильно, что людские кости крошились так же легко, как яичная скорлупа игуанодона в зубах хищного зверя.

Кожа варанов после специальной обработки становилась мягкой и нежной изнутри, а снаружи переливалась ярким разноцветным перламутром. Стоил такой наряд столько, сколько простой аргунский рабочий зарабатывал за восемь лет тяжкого труда, и шаманы, которым удавалось обзавестись таким роскошным одеянием, особенно гордились своим внешним видом. Даже злобно настроенные парисаи и то восхитились шикарным видом аргунского шамана.

В руках шаман держал идола – Молоха Войны – и бубен. Коварство парисаев заключалось в том, что шаману обещали свободу сразу после того, как он закончит камлание в честь победы Парисая над Аргуном. Шаман с радостью согласился, и сейчас в окружении парисайских военных шёл к месту камлания с высоко поднятой головой.

– Приготовьте мне стол и отойдите в стороны, мне нужно пространство для ритуала! – важно скомандовал шаман, и тут же ехидно улыбающиеся исполнители принесли ему столик и отошли в сторону.

– Сейчас досточтимый шаман исполнит камлание во славу парисайской армии! – сообщил радостной публике Главный Гаер.

– Вот предатель! – гневно прошептал Дил Ширер. – Если вырвусь отсюда, не жить тебе!

Шаману принесли миску с кровью игуанодона, поставили на столик, и началось камлание. Шаман проклинал Аргун, восхвалял Парисай, плясал вокруг столика, брызгал на одежду исполнителей кровью игуанодона, произносил заклинания и умолял Молоха Войны ниспослать победу доблестному народу Парисая. Он так увлёкся, что даже не замечал, как над ним потешалась «почтенная публика».

– Ну всё, всё, довольно для первого раза! – заявил Главный Гаер и задал вопрос собравшимся: – А не отблагодарить ли за доставленное удовольствие аргунского шамана?

– Надо! – зарычала жаждущая зрелищ толпа и отчаянно затопала.

– Исполнители! Желание народа для нас закон! Приступайте!

Четверо исполнителей схватили шамана, принялись срывать с него шикарное шаманское одеяние, его гордость и главное богатство. Один из исполнителей вылил кровь игуанодона в яму с насекомыми, чтобы те, почувствовав вкус крови, стали ещё более неистовыми.

– Вы обещали мне свободу! – кричал возмущенный и испуганный шаман, – вы обещали!

Исполнителей нисколько не смутили крики обреченного на смерть и они продолжали срывать с него ритуальные одежды. А перед зрителями вновь с кратким словом выступил Главный Гаер:

– Этот аляповатый клоун решил, что мы его отпустим за блестящий цирковой номер! Но мы не забыли, что именно этот деятель вдохновлял армию аргунских убийц! Так чего заслуживает шаман Аргуна?!

– Смерти! Смерти! Смерти!

– Но мы против самосуда! Досточтимый Принципиал, слово за вами!

– Благо народа – высшая цель! Слово народа – закон!

– Ну вот… Сам Принципиал сказал, что голос народа для нас закон. Исполнители, продолжайте!

…Посреди трибун стоял совершенно голый шаман. Он был жалок и испуган до смерти. Обезумевшие его глаза бегали по трибунам, встречались с глазами тех, кто жаждал его крови, и в которых он не находил ни доли сострадания. Тот, кто ещё пять минут назад кичился своим видом и положением, оказался низвергнутым на грешную Гамму и испивал чашу позора. Над шаманом глумились, а он в ответ скулил, подвывал и умолял о пощаде. Он успел забыть о своём величии и всем своим существом жаждал одного – спасения любой ценой.

– Хотите, я прямо сейчас загоню армию Аргуна обратно в Номаниши?! – исступлённо орал шаман, но толпа в ответ только потешалась.

И вот крепкая лиана намертво обхватила поясницу шамана, другой конец лианы перекинули через специально изготовленную перекладину, находящуюся над ямой, кишащей гигантскими многоножками, и несколько самых ответственных исполнителей, стоящих по иную сторону перекладины, осторожно потянули лиану на себя. Шаман был поднят в воздух и только тут окончательно понял весь ужас происходящего. Повиснув метрах в трёх над ямой и увидев готовых растерзать его мерзких насекомых, он взвыл от ужаса, умоляя палачей избавить его от страшной участи. Однако его мольбы ещё пуще раззадоривали публику.

Желающие реабилитировать себя за то, что почти сорвали представление при казни Альмера Криса, исполнители решили, что на этот раз продлят мучения жертвы как можно дольше.

Рыдающего и визжащего шамана опустили почти до ямы, но тут же вновь подняли в воздух. Ни одна из тварей не успела ни запрыгнуть на его тело, ни впиться в него жвалами. Такую операцию проделали несколько раз под одобрительное топанье толпы.

– Ну вот, стали грамотно работать, приятно смотреть! А теперь пора и чуть ниже опустить! – наставляли исполнителей наиболее опытные зрители.

Гордые похвалой, исполнители опустили шамана чуть ниже. Многоножки, раззадоренные кровью игуанодона, которую, дерясь между собой, мигом выпили, яростно тянулись к жертве, приподнимались на задние ножки, поднимая кверху отвратительные жвалы. Шаман опускался всё ниже, он в ужасе дёргал ногами и руками, но что он мог поделать против желания хищных насекомых насытиться…

Первая атака насекомых оказалась неудачной: шаман ловко ударил по повисшей на ноге твари и сбросил покалеченную многоножку вниз, где её тут же с урчанием сожрали сородичи.

Его опустили ниже, тем самым дав возможность сразу четырём тварям взобраться на его тело. Многоножки сию секунду впились в плоть несчастного, и шаман буквально захлёбнулся криком! Чтобы зрители лучше видели первые успехи многоножек, несчастного подняли как можно выше. Трибуны были в восторге! Шаман смог сбросить вниз двух из них, но две другие нещадно грызли его спину. Дав народу вволю налюбоваться мучениями, шамана постепенно опускали прямо в яму. Не спешили. Дали народу вдоволь насладиться зрелищем. Наконец наглые и шустрые животные облепили всё его тело, и крики несчастного превратились в стоны и хрипы. Всё затихло, слышны были только хруст и чавканье хищных жвал.

– Хоть и предатель, а даже его жалко, – произнесла Лима Ярт, молоденький ординарный, стоявшая рядом с бледным как смерть Дилом Ширером, который знал, что скоро наступит его очередь погибнуть такой же ужасной смертью.

– Продолжение представления – после перерыва на трапезу! – произнёс довольный Главный Гаер. – Сейчас будут продавать вафаны, пламенную воду и сало игуанодона! Приятного аппетита почтенной публике!

…Когда перерыв закончился, Дил Ширер, до этого стоявший молча, попрощался с подчинёнными.

– Ничему не удивляйся, – шепнул он Паку Леуну.

Пак молча кивнул. Он хотел броситься на шею Дилу, но связанные за спиной руки и субординация, строго соблюдавшаяся в армии Аргуна, остановили его порыв и не позволили обнять смелого командира и отзывчивого боевого товарища. Открытые выражения чувств были несвойственны аргунским воинам, но Дил Ширер увидел в глазах Пака Леуна такую неподдельную братскую любовь, смешанную со страданием, что командир, нарушая армейский этикет, склонился к ординарному и произнёс:

– Ты настоящий воин, Пак… И хороший человек. Я полюбил тебя.

В это время Главный Гаер вновь появился в центре внимания.

– Надеюсь, граждане хорошо перекусили и никто не хватил лишку пламенной воды, но зато вволю вкусил сала игуанодона! Ну что ж, праздник продолжается! Ведь вы-то покушали, а многоножки заждались своего обеда! Ну что такое один шаман на такую дружную ораву?!

На трибунах раздался смех, больше похожий на лошадиное ржание.

– У нас в гостях Старший Прилат аргунских войск! Он был труслив в бою, посмотрим, как он выдержит более сложное испытание!

Дила Ширера швырнули к ногам Главного Гаера. Старший Прилат упал, подполз на коленях к Главному Гаеру и, целуя тому руки, стал громко молить о пощаде.

– Я готов перейти на сторону Парисая, только оставьте мне жизнь! – он причитал так громко, что его стенания слышали все вокруг. В ответ трибуны разразились громким свистом в знак презрения к такому позорному поведению.

– Отдать его на съедение!

– Пусть его помучают подольше! – требовала публика.

– Тьфу, какая мерзость! – не выдержал даже важный Принципиал, – смотреть противно. Я думал, он хотя бы для вида похрабрится…

Исполнители принялись срывать с него одежду. Оставшись в одном нижнем белье, Старший Прилат дрожал от страха, вставал на колени, пытался целовать руки исполнителям и умолял сидящих на трибуне сохранить ему жизнь за «ценные военные сведения, которые он может предоставить прямо сейчас».

– Я знаю, какая ужасная смерть предстоит Старшему Прилату, но даже я вела бы себя не так позорно! – с гневом прошептала Акина Мирта.

– Подожди, у тебя ещё будет возможность проявить свою доблесть! – одёрнул подругу Пак Леун.

– Ну, хватит! – крикнул Главный Гаер. – Надевайте-ка на него лиану!

Исполнители с длинной и крепкой лианой в руках лениво подошли к пресмыкающемуся перед ними аргунцу и стали обматывать ей талию приговорённого, затем развязали ему руки, чтобы тот «смог побороться за свою жизнь в борьбе с насекомыми». Однако Дил Ширер неожиданно увернулся и ринулся бежать вдоль трибун. Исполнители понеслись за ним. Трибуны засвистели и заулюлюкали. Даже старожилы не помнили такого забавного случая при отправлении аргунцев в мир теней. Зрители были в восторге!

Когда аргунец пробегал между южной трибуной и застеклённой бочкой, в которой ползали и шипели насекомые, он резко остановился, подхватил налетевшего на него с разбега самого быстрого из исполнителей и, используя инерцию его тела, перекинул его через стеклянное ограждение прямо к жаждущим крови многоножкам! В стеклянной бочке началась дикая возня и грызня. Исполнитель не успел даже крикнуть, как был растерзан заживо. Остальные исполнители остановились как вкопанные, трибуны замолкли, Главный Гаер остолбенел, на какое-то время наступила полная тишина, прерываемая урчанием и чавканьем, доносящимся из стеклянного резервуара. В это время из помещения, где располагался временный штаб парисайских войск, на «арену» выбежал порученец, держа в руках рацию.

– Господин Принпипиал! Господин Принципиал! Вас! Срочно! Сам Верховный Наварх!

– Слушаю, господин Верховный Наварх!

– Ты что там за цирк устроил?! Аргунская армия в семи километрах! У них бронеходы, пушки, многопулевые ружья! Через час они будут у тебя!

– Так мы, господин Верховный Наварх… – попытался что-то сказать в своё оправдание Принципиал.

– Молчи, слушай, исполняй! Быстро сворачивай балаган, моментальная эвакуация! Пленных – с собой на каторжные работы, двигаться в самом быстром темпе, в столкновения с противником не вступать, отступаем срочно! Даю двадцать минут! Выполнять!