Жизнь

И снова помог доступ к базам данных. Поскольку у Юджина немного была набита рука и он мог делать те же процедуры с огромными массивами гораздо быстрее, то смог обработать невероятный объем информации.

Было поднято колоссальное количество данных, ключевые факторы и различные показатели как больных и пожилых людей, которые проходили через данную корпорацию, так и у тех, у кого опасения не подтвердились.

Через несколько недель напряженной работы с океанами информации Юджин с удивлением увидел, что его изыскания привели примерно к тому же, о чем и так знало человечество во все эпохи. Первым спутником, ускорявшим развитие болезней старости, было переедание и последовавшее ожирение. У тех пациентов, которые имели нормальный для своего строения тел вес, гораздо ниже, иногда в разы, вероятность букета болезней. Так что решение было уже готовое, оставалось только немного доработать его и интегрировать с остальными блоками.

Осталось последнее направление. Это социоэмоциональное здоровье. Вот здесь как раз он зашел в совершенный тупик, потому что даже не знал, как подступиться к теме, а что она важна и чуть ли не перевешивает все остальные, Юджин ни на секунду не сомневался.

Проблема усугублялась тем, что никаких данных об этом в личных делах не было или затрагивались мельком. И действительно, что может написать врач? Что человек по жизни всем недоволен и даже в солнечный день жалуется на солнце, а в пасмурный – на его отсутствие? Человеку же не залезешь в голову и не увидишь, как построен его разум и настроена душа.

Он долго думал, как подойти к этому вопросу. Скорее всего, и жизненный опыт ему подсказывал, что люди, которые настроены на негатив, каким-то образом – или через мысленные тонкие миры, или общим угнетенным состоянием – не дают в полной мере мобилизовать внутренние силы организма на борьбу со сбоями, но личный опыт и факт, что «все знают» же, не может быть положен в основу его научной работы, а то, что выклевывается именно научная работа, он осознавал все более отчетливо.

Перебирать самому тысячи данных о пациентов в Сети, изучать их социальные сети и электронный след никакой жизни не хватит, пока у него не появилась одна светлая мысль.

В то время начиналось развитие аналитики больших объемов данных, в первую очередь для рекламных целей и для прогноза спроса товаров общего пользования. Это большое направление находилось на самом старте своего жизненного цикла, но, как и вся новая технология при зарождении, была совершенно не зарегулирована и была по большому счету доступна всем желающим. Условно любой человек, даже не программист, а дружащий с компьютером, мог за вечер найти несколько ресурсов, наладить парой попыток запрос, и через какое-то время выдавалось вполне удобоваримое решение.

Здесь Юджину, как он всегда потом рассказывал, помог его младший брат, весьма своенравный и вспыльчивый, но недурно ориентирующийся в последних веяниях науки и техники. Как всегда, первым ответом брата была лень, вернее, он нашел тысячу причин, почему он этого сделать не может, но Юджин знал его хорошо и тонко надавил на некоторые точки гордыни, после чего тот сдался. А в ходе работы даже загорелся идеей.

Они вдвоем серьезно принялись гонять вычислительные комплексы. Юджин сам не вполне твердо знал, что ищет. Ведь пациенты были из разных стран, а это значит, надо учитывать языки и оттенки слов, которые они оставляли в цифровых следах в Сети, из разных социальных слоев, что значило, что одним словом могли выражаться и крайняя радость, и такой же крайний ужас, из разных возрастных групп, разные политические взгляды и так далее.

Наконец после десятков бесплодных попыток, когда Юджин уже махнул рукой, как на невыполнимое, ему написал брат: «Что-то получилось. Но ты не обрадуешься».

Они созвонились.

– Ну?

– Ну что, – на том конце провода звучало сомнение, – результат есть, но это какие-то бесконечные таблицы с факторами и цифрами. Их обрабатывать надо еще много недель или месяцев.

– Но какой-то смысл есть в этом? Ты хоть что-то проверял?

– Тебе придется это выяснить. Но я проверил пару слов. «Красота» и «добро». Кто чаще всего в электронном следе оставляет эти слова, у них проявление онкологии и старческих болезней в три раза меньше, чем в среднем по твоей базе. А кто часто писал «беда» и «горе», там… секунду… эм… да, у них средний возраст обращения в ваши клиники по всему миру почти на четыре с половиной года ниже.

– Хм… А по религии?

– Ох, тут еще запутаннее. Как знаешь, официальная религиозность имеет мало общего с верой в душе. Сколько на нашей памяти людей соблюдали все ритуалы, поздравляли с церковными праздниками, даже делали пожертвования, а потом уничтожали компании и выбрасывали на улицу тысячи и тысячи сотрудников, обрекая их семьи на несчастья.

– Да, а еще большой процент людей, которые атеисты, безбожники, но несут в душе какую-то светлую искру и по своей сути гораздо ближе к Господу, чем сами думают.

– В общем… Здесь гигантские таблицы, я тебе перешлю, а ты с ними разбирайся дальше сам. Могу только себя похвалить, работа была проведена огромная и выборка, думаю, вполне репрезентативная.

Наступили одни из самых тяжелых недель в жизни Юджина. Он тратил дни и ночи напролет, стараясь из миллионов и миллионов ячеек выудить нужную информацию. Он играл со словами, сочетаниями, пытался понять общее состояние человека и его окружающий мир. Иногда для подтверждения своих выводов и того, что окончательно не сошел с ума со всеми цифрами, он пытался найти случайно выбранного человека сам и посмотреть, чем же он живет. Иногда это получилось, иногда бывало, что пациент уже давно умер и информация о нем была погребена под неизмеримыми вселенными контента Всемирной сети и выяснить что-то довольно сложно.

Дальше он вносил коррективы, и с каждой итерацией психоэмоциональный портрет на основе его гигантской таблицы все больше совпадал с реальным положением дел.

Юджин свел все в несколько показательных таблиц, которые ясно давали понять, насколько заряженность на оптимизм и добро дает внутренним ресурсам организма значительную фору для продления жизни. Однако всегда можно было выделить достаточное количество черных душой людей, абсолютно негативных, которые, несмотря ни на что, доживали до преклонных лет без особых проблем. Юджин подозревал, что тут дело с так называемым энергетическом вампиризмом, когда один индивид черпает жизненные силы и эмоции у другого. Это тоже было довольно известным явлением, и его ранее никто серьезно не исследовал, но Юджин пока решил не тратить на него время, а лучше попробовать задействовать и этот рычаг, иными словами, даже если человек имеет на жизнь пессимистические взгляды, надо посмотреть на все не с хорошей стороны, это было бы слишком вульгарно, но научиться радоваться самой малой вещи.

И через долгое время он имел на руках четыре больших блока данных и рекомендаций по продлению жизни. А именно: химия и биохимия, затем физика и ее ядерная отрасль, биология и медицина, в первую очередь связанная с правильным питанием, и, наконец, общая психика, если можно так назвать. Осознав все это, Юджин понял, что эффекта мало. Нужно что-то, что свяжет все воедино, что сможет в правильных пропорциях комбинировать и предоставлять индивидуальные рецепты каждому человеку. Нужно было что-то, что станет управляющим, военачальником и универсальным инструментом, станет на ступень выше.

И тогда он подумал о нейросетях.

Глава 5

– В то время… – немного отступил от повествования доктор. Он, слегка нахмурившись, встал и подошел к окну, откуда открывался чудесный вид на парк. – Эти технологии только появлялись. Это сейчас они в каждом устройстве в каждом доме, но тогда ситуация была совсем другая. Вы же, наверное, родились, когда нейросети были внедрены везде?

Оба журналиста синхронно кивнули.

– Так вот, – он продолжил, – тогда только игрались с этим всем. Пробовали разные вещи, но больше ради развлечения, в игровой индустрии, в кинематографе. Военные тоже хотели использовать новую игрушку, но не вполне понимали, что с этим делать. А отдавать личный контроль над критически важными вещами они точно не желали.

– А вы попробовали?

– Да, можно и так сказать. Тогда никто еще не понимал, к чему это все может привести. Я изучил все доступное к тому времени, а было очень немного, это тогда был больше удел нервных юношей, убежденных в своей гениальности. Сперва я мучал разными запросами и настройками некоторые нейросети, но они оказались просто забавными игрушками, неспособными к какому-то действительно конструктивному делу. Перепробовал несколько, но то ли ресурсы у них были ограниченными, то ли способность к саморазвитию слабая, не знаю, но мне они ничем не помогли. Вы извините меня, столько десятилетий прошло и столько событий, я не очень помню все детали. Скорее всего, те нейросети не были не то что искусственным интеллектом, но даже не могли продемонстрировать полноценное машинное обучение. Так, компиляция уже имеющегося, хотя и очень качественная. И тогда случайно попалось на глаза интервью с молодыми ребятами из России, которые рассказывали, что не только создали новый тип нейросетей, но и приборы, которые правильно направляли внутренние потоки информации. Если очень грубо, извините, прошло уже много времени, уже не все помню досконально, но сам посыл я правильно передал. Вся проходящая информация не просто компилируется механически, но и анализируется для себя, для внутреннего развития и самообучения, чтобы понять какую-то внутреннюю структуру этого блока данных. Я еще подумал: невероятно, вот именно то, чего мы все хотели. Я нашел этих ребят, мы пообщались по телефону, и я честно им заявил, что хотел бы попробовать их разработки для анализа онкологии и рекомендаций по продлению жизни. Они сразу согласились, ведь такая благородная цель, мы подмахнули какой-то стандартный договор, что программа предоставляется для научных исследований и все, что я буду платить – а хочу напомнить, я тогда был скромным в плане финансов человеком и жил от зарплаты до зарплаты, – было бы использование наработок и внутреннего развития с новыми блоками информации.

– А как это соотносилось с персональными данными из системы вашего концерна? – задумчиво спросил Джузеппе.

– Никак. Я же не предоставлял четкие привязки конкретных людей с базами данных, все было в качестве простых обозначений, обезличенных. Просто огромные массивы данных, гигантские. Думаю, нейросеть о чем-то таком догадывалась, иногда, когда мы беседовали на отвлеченные темы, она задавала мне осторожные вопросы, но я уводил всегда в сторону. Так или иначе, эта нейросеть, программа, используя крайне ограниченные ресурсы, доступные рядовому сотруднику немецкого промышленного холдинга, смогла администрировать советы и рекомендации каждому конкретному человеку. Потом постепенно, конечно, из-за разных правил в разных странах внедрялись паспорта здоровья, которые незаметно превращали нас всех в покорных рабов своих рекомендаций. Но и кроме того, программа подтолкнула нас к очень интересной идее об интерлейкине-11, одном из важнейших кирпичиков, вокруг которого все ходили и не знали, как подступиться.

Журналисты улыбнулись.

– Вы, доктор, сейчас пересказываете страхи, которые ходили в обществе на заре вашего открытия. Что компьютер будет управлять нами: сегодня ешь морковь, завтра – сельдерей, послезавтра сделай пробежку в пять миль, а в четверг, желательно до обеда, радуйся три раза по полчаса. А иначе ты не соблюдаешь правила и не стремишься к пользе общества и будешь поражен в правах и социальном статусе. Так, а с полуночи в течение четверти часа должен заняться сексом в рекомендованной позе с такой-то женщиной, программа изучила ваши профили, у вас полная эмоциональная, интеллектуальная и биохимическая совместимость, высока вероятность зачатия. Но, как вы знаете, ничего такого страшного не произошло.

– Да, – старик тоже улыбнулся, – люди очень любят себя пугать, что это все, конец, катастрофа, бегать в панике, а потом деловито идти на работу. Чтобы через неделю все повторилось. Мы ко всему привыкаем и адаптируемся.

– А как шло внедрение? Я имею в виду, неужели власти всех стран так сразу со всем согласились и начали ломать свои медицинские системы?

– О, совсем не так, совсем. Но тут мое участие было минимальным. Здесь шли бюрократические войны, адвокатские баталии, лавины подкупов, угроз и запугиваний, операций лоббирования. Но поскольку я обычный химик и довольно смазлив был тогда, то не участвовал в этом всем, вернее участвовал, но больше как лицо, как общее руководство стратегией, вернее – как плакат.

– А деньги? Просто выйти химику и сказать всему миру: у меня есть способ продлить всем жизнь на треть, а то и половину, делайте все, как я говорю, – так не выйдет. Вас раздавят, и все. Это я уже не говорю о чудовищных фармкомпаниях, как ваш тогдашний работодатель, они бы переварили вас и не заметили.

– Ну тут тоже ничего чудесного нет. Сперва за мной встали несколько богатых людей, затем они подтянули своих знакомых, а как вы знаете, очень богатые люди зачастую очень преклонного возраста и готовы на многие, чтобы прожить еще год-другой. А потом уже обо мне узнали широкие слои населения, и пошла цепная реакция. А что касается большой фармы… Было непросто, признаю. Но только сначала, а потом все поняли, что я даю им шанс уйти от случайных и продаж, и лечений и перейти к действительно регулярному конвейеру. Ведь только рождается человек, его геном исследуют, фиксируют, намечают потенциально опасные вероятности и имеют на условный век вперед план по лечению. А это и загрузка производства, и штаты, и развитие новых технологий и разработок. В общем, от них шла только помощь мне. И сейчас, как вы знаете, это самая большая и денежная отрасль на планете. Никакому ВПК или энергетике и рядом не стоять. Все деньги, точнее – почти все, там.

– И вот так вы стали самым знаменитым ученым со времен Эйнштейна точно, а может, и вообще?

– Да, я слышал такие фразы. И даже отчасти с этим согласен. Потому что Эйнштейн писал о таких высоких материях, – доктор покрутил медленно пальцем в воздухе, – которые обычный человек никогда не сможет достичь. Да и все человечество вряд ли. Скорости света, нестационарные вселенные, супермассивные черные дыры. А прожить дополнительную треть или половину века, да еще довольно здоровым… Это можно потрогать, если вы понимаете, о чем я.

Они опять синхронно кивнули.

– Как странно, правительства довольно быстро поняли всю суть, конечно, сразу началось разделение на секции или касты. Что самым богатым продлевали жизнь на сорок или пятьдесят лет относительно нормального старения, среднему классу – чуть меньше. Что называлось нормальным старением раньше, да и во все времена, стало считаться практически расцветом сил. Базовый уровень, который гарантировало государство, точно оценить нельзя, но лет на двадцать могут все рассчитывать, если не считать каких-то особо серьезных болезней, против которых даже сейчас мы мало что можем сделать. Наиболее продвинутые программы позволяли прожить и на пятьдесят лет дольше, и больше того. Так что…

– Нет, а что было дальше? Ну вот пошли первые люди, которые присоединились к программе, они стали демонстрировать результаты. Не было ли негативного общественного мнения об этом всем?

– Конечно, было, вы, наверное, даже читали об этом. Разные религиозные фанатики, которые всегда, во все времена от своей лени пытаются все запретить. Зачем напрягать свои мозги и понять суть технологии? Это лень, а значит, надо, выпучив глаза, кричать на площадях и призывать казнить меня, ведь я вмешиваюсь в божий промысел.

– Но ведь, если посудить здраво, вы действительно вмешивались. Да так, что изменили жизнь всего человечества.

Доктор не смотрел на них, погруженный в свои мысли. Затем будто очнулся и грустно улыбнулся.

– Хорошо, молодые люди, тут начинается финальная часть нашего интервью. Ведь вы за этим пришли, наверное. И тут мне нужна будет ваша помощь, потому что память моя совсем уже не та, и что происходит там, снаружи, – он кивнул в сторону окна, – я понимаю слабо. Вы же совсем молодые, вам еще пятидесяти нет?

Они покачали головами.

– Как, по-вашему мнению, все изменилось? Ведь не так много лет прошло, и еще есть много людей, кто помнит.

Джузеппе кашлянул:

– Жизнь стала более… неторопливой, я так скажу. Когда ты знаешь, что у тебя до сотни есть активной жизни, а скорее всего, и дальше, можно не спеша заниматься любимыми вещами. Стало планирование на большую перспективу, а если к этому прибавить другие открытия в сфере репродукции…

– Ах, вы об обязательной сдаче сперматозоидов и яйцеклеток людьми при достижения половой зрелости? Да, это хорошая идея, о таком и раньше думали, но было слишком дорого, и сложно, да и фундаментализм…

– Да, доктор. Так вот, усилился нарциссизм, если можно так сказать. Если в запасе очень много лет, а продолжение рода в любом случае гарантировано, то чего бы и не пожить в свое удовольствие?

– Да, действительно. – Марко кивнул. – Ведь если раньше, в начале двадцатого, дети лет с шести уже работали, в конце двадцатого в восемнадцать уходили в армию, то теперь до двадцати пяти ты еще несовершеннолетний, а в сорок только эмоционально и ментально считаешься зрелым.

– Да, да, это так, – рассеянно кивнул О’Хара. – И общий прогресс, жить все удобнее, безопаснее. Ведь если раньше многие проблемы бедных стран были от сильного роста населения, много молодежи, мало перспектив, болезни, то теперь с противоречиями стало немного полегче, как думаете?

– Это решило много проблем, – осторожно отозвался Марко. Если раньше это было в бешеном ритме, человек истощал свою нервную систему, и начинался быстро неизбежный спад, то сейчас мы не загоняем себя как скаковую лошадь. Все плавнее и спокойнее.

– Есть ли какие-то проблемы, мои молодые друзья? – Доктор не смотрел на них.

– Никогда не бывает все идеально, – отбил подачу осторожный Марко. – Как всегда, проблема ресурсов, каких-то внезапных эпидемий, техногенных катастроф, с этим пока все сложно.

– Техногенные катастрофы из-за высокой степени прогресса все чаще, но масштабы не так потрясают, правда? Ну это законы математики и статистики, тут с ними ничего не поделаешь. Их не обманешь. Но я немного не о том, да, проникновение прогресса, транспорт, цифровизация, разные сервисы и цифровые стимулирования мозга. Станьте немного выше и окиньте закономерности.

Они задумались.

– Сложно сказать. Экономика растет. Правда, не так бурно, но и потрясений особо нет. Да и хорошо. Плавное развитие, без эволюций и кризисов. Люди живут много, они видят на своей жизни достаточно и обычно воздерживаются от резких действий.

– А демография?

– Ну она стабильна, кажется, – неуверенно ответил Марко. – Уже многие годы плато ведь или небольшое снижение, но это и нормально, никто не стремится заводить детей, зачем эти хлопоты, а если и заводят, то отдают в детские пансионы, там заботится государство, а родители и дальше живут и радуются жизни.

– У вас есть дети?

Джузеппе покачал головой, Марко показал один палец.

– Девочка, почти двадцать. Живет со мной. Как живет… – Он невесело улыбнулся. – Все больше в своем виртуальном мире и девичьих мечтах.

– Вы молодец, действительно, мало кто тянет на себе такую ношу, как воспитание детей.

– Да какое там воспитание…

Все в зале улыбнулись.

– Кстати, извиняюсь за небольшое отступление от темы, – перехватил неугомонный Джузеппе, – вот нас все стращали рассказами, что вы какой-то безумный ученых из черно-белых фильмов, что никого не подпускаете ближе десяти метров из-за боязни вирусов, что спите чуть ли не в криогенной камере…

– Что пью кровь некрещеных младенцев, и девственницы омывают меня своими слезами, – закончил доктор.

Все рассмеялись.

– Да, я слышал такое. Чушь, конечно, это все придумали менеджеры, продюсеры и агенты для образа, ничего такого нет. Я же сижу с вами.

– Но мы провели в карантине долгое время.

– Ну надо же как-то поддерживать миф, – добро улыбнулся доктор. – Нет, конечно, я, как и все, стараюсь избегать вирусов и болезней, но ничего выходящего за пределы обычного человека за собой не замечал. Только никому не говорите, пожалуйста.

Те кивнули.

– Так, вернемся к размышлениям. Посмотрите на текущий век. И прошлый, переломный. И двадцатый, и девятнадцатый. Что изменилось?

Они молчали, пока в голову Джузеппе не пришла мысль.

– Событий стало мало.

– Уже теплее, но все равно далеко. Почему это, как думаете?

– Из-за общего развития и благосостояния человечества. Всем всего стало хватать.

– Так, а это почему?

– Мы же говорили об этом только что. Что общее продление жизни, снижение противоречий. Выравнивание, если можно так сказать.

– Да, да. Следующий шаг. И держите в голове первую свою мысль.

Марко нахмурился:

– Стало меньше событий из-за продления жизни и…

– Хорошо, тогда так. Вот какие события у вас на памяти произошли такие, эпохальные.

– Никаких вроде. Сделали несколько сервисов, несколько войн, кое-где радиоактивное заражение, но это так, новость на неделю.

– Хорошо. Космос?

– Нет, какие-то спутники летают, туристы уже скучают на орбите и ворчат, что оно не стоило своих денег. Иногда телескопы. Ближайшие системы, если я не путаю, уже знаем прилично, количество планет, их поверхность.

– База на Луне?

– Нет. То есть да. Автоматическая, что-то там исследуют, копают, какие-то приборы доставляют. Но это вызывает большие вопросы, и, думаю, скоро опять срежут финансирование и оставят какой-то минимум или вообще памятную табличку. Нечего там делать.

– Марс?

– То же самое, но в меньшем объеме. Лед надо топить, ядерные отходы перерабатывать и утилизировать, доставка топлива, химии, запчастей и сервиса. Слава богу, что людей нет, иначе бы вообще программу и не начинали. И главное, никакого выхлопа нет.

– Вам не кажется, молодые люди, что прогресс как-то сбавил обороты?

– Да, ходят такие разговоры. Но их поддерживают только всякие маргиналы, да и разговоры такие всегда были, во все века. Например, когда появились поезда, критики говорили, что мы обленимся, если не будем ездить на повозках и умрем от разложения. Когда появились самолеты – что мы обленимся и умрем от лени потому, что не ездим на поездах. И так далее.

– Однако никто при этом так радикально не увеличивал человеческую жизнь.

Они молчали.

– Доктор, вы хотите сказать, что ваша программа, – Марко тщательно подбирал слова, – как-то повлияла на прогресс?

Тот рассмеялся:

– Как-то? Нет, мой юный друг, совсем не как-то, а очень даже прямо. Я его практически остановил.

Они переглянулись.

– Мы слышали такие рассуждения, но это какие-то явные психи. Если бы одно, если бы другое…

– Нет, они не психи. Вернее, они пришли к похожим выводам, но на несколько порядков понимания ниже. Как вы думаете, может быть прогресс в раю? Я знаю ваши возражения, это не рай, у нас много проблем, но в целом. Как думаете, было в раю такое, что с телег ангелы перешли на паровой двигатель, затем – на внутреннее сгорание, затем стали реактивными? Нет, а мы как? Я затормозил прогресс? Нет же, я его остановил, и сейчас уже долго идет регресс, хотя человечество его и не видит. Да и вы сами же сказали, сколько всего нового, разные электрические облака, стимулирование разных отделов мозга, все более смелые генетические эксперименты. Вы не думали о вырождении?

– Ходят такие околонаучные теории, доктор, о накопленных ошибках в геноме и что с каждым поколением все будет хуже и хуже. Все меньше здоровых детей будет рождаться и все более выхолощенными будут их души. Но пока мы ничего такого не видим, хотя прошло всего ничего времени в масштабах нашего вида.

– Я о них тоже слышал, частично они правы. И я вот думаю, не стал ли я тем самым разрушителем человечества, хотя меня все считают спасителем в том или ином смысле. Вы же прекрасно знаете, что сейчас идут очень серьезные эксперименты, чтобы повысить еще возраст жизни человека. Если с помощью первых паспортов здоровья смогли гораздо улучшить качество жизни и удлинить ее на четверть или на треть, то сейчас оптимистические результаты, чтобы до двухсот лет прожить. И есть наметки, что это все продолжается. Иными словами, я тот, кто показал человечеству путь к бессмертию.

– Доктор, вы говорите серьезно? Двести лет?

– Серьезно. – Старик встал и снова подошел к окну, где в отдалении внизу работал садовник. – И дальше. В полном здравии.

– Так почему…

– Почему я пригласил журналистов впервые за долгие десятки лет? Все просто, у меня рак. Я отключил паспорт здоровья и дал развиваться всем силам, божественным или нет, но тем, которые и должны быть без вмешательства людей.

– Но почему?!