Забивая стрелки

– По-немецки?

– Агась. Типа так… – Рип неприлично толкалась бедрами в такт счета: – Айнс, цвай, драй, фир, фюнф, зекс, зибен…

– Ахт, вот ты где! А я тебя везде ищу. – Рип обвила руку ифрита, стоявшего около борта – прямо на месте «брошенки» в поло. – Чем занимался?

– Наслаждался тишиной, – съязвил консьерж, поворачиваясь. Он облокотился о борт, зачесывая пальцами волосы, которые тут же рассыпались на румяном лице. – Но недолго, раз вы вернулись. Наслаждение и невинность – самые стыдливые вещи.

– О, это…

– Ницше.

Ван Винкль присвистнула.

С моря дул особенный ветер – и дышалось ярче и проще. Звездное небо затянули серые тучи, ясности как не бывало, стало на порядок темнее. Путь освещали огни, отбрасываемые окошками-сотами роскошного «улея», идущего на запад.

Рядом раздалось постукивание – собеседники посторонились, пропуская слепого мужчину. Блондин с просединами, «ощупывая» путь по палубе тростью, прошел мимо. Он еле-еле замешкался около Ахта: ифрит коснулся его локтя и спросил:

– Вам нужна помощь?

Незрячий покачал головой и удалился.

Ван Винкль не заметила, она думала о другом. Отголоски собственного голоса, простонавшего имя ифрита, вонзились в память Рип разрывным патроном. Она извлекала осколки – пинцетом, один за одним – и разглядывая объект вожделения, который под покровом ночи выглядел особенно эстетичным.

Ахт зафиксировал взгляд в пестром засосе на ее шее, что будет держаться пару-тройку суток и бесить его. Он ничего не сказал, поэтому ван Винкль, отбросив приличия, спросила прямо:

– Как ты относишься к запретным отношениям?

– К таким, как секс с пассажиркой при исполнении? – отразил консьерж.

– Ба, это что за номер? – округлила глаза Рип. Она толкнула его бедром: – Да ты ревнуешь свою госпожу, я права?

– С чего вы взяли? – вздохнул Ахт. – Моей целью был Керим. Играл бы с ним в шахматы до рассвета, я об этом. Пришлось найти другого члена экипажа для ночных игр – им оказалась его подружка.

Ван Винкль уважительно подумала, что ифрит – шкатулка сюрпризов. Он вел себя необычно, и Рип в шутку поддержала настроение:

– У тебя и юмор проклевывается, когда ты так… – проехалась взглядом по съехавшему вороту белой рубашки, – особенно недоволен.

– Не путайте понятия. Юмор – это то, что в штанах у вашего ухажера. А я всего лишь злобно иронизирую. Как и сейчас.

Рип расхохоталась. Она спросила:

– Ты знаешь что-то о Кериме, чего не знаю я?

– Знаю и порицаю тот факт, что до вас он перетрахал трех женщин на борту, и ни одну из них не звали Ребеккой Нортон, которой он сделал предложение неделю назад.

– Вау, а тебя как-то задевает, что я пятая? – приподняла брови охотница. – Типа дрочишь на ангельские числа – идеальную троицу? Ну уж прости, не веду счет.

Ахт не то фыркнул, не то хохотнул. Он покачал головой и отвернулся к морю, позволяя воздушному потоку обветрить покрасневшую кожу. Рип заподозрила кое-что и, подтянувшись к ифриту на носках, понюхала его и воскликнула:

– Да ты пьян!

– Я подрабатывал нянечкой для разбитого сердца. А вы? – прямо уставился на ван Винкль он и ощутил странный укол в язык, заставивший задаться: – Утолили голод?

– Мужчины только на то и годятся, Ахтик. Утолять мой голод, – парировала Рип, сделавшись металлически холодной. – Согласен – прыгай в койку. Отрицаешь – иди гуляй. Я категоричная неадекватная дрянь, и у меня есть на то причины. Смирись и не лечи меня.

Ифрит предупредительно качнул пальцем на Рип. Она скосила глаза на золотом перстне. Ахт открыл рот, чтобы взаимно задеть оппонентку, но остудил пыл самоконтролем. В конце концов прошипел:

– Соблюдайте дистанцию, госпожа ван Винкль.

Консьерж слегка наклонил корпус, имитируя поклон лакея, и затерялся в толпе тусовщиков, голубой от бликов бассейновой подсветки. Ван Винкль скривила губы. Она в два шага настигла официанта, разносящего напитки, и смахнула с подноса бокал шампанского. Осушив наполовину, сплюнула.

– Сухое и теплое, – заключила она и вылила остатки в море. Свесившись на ограждениях, надула щеки и выдохнула: – Чертов педант. Все настроение заруинил.

➪➪➪

На следующее утро Керим позвал Рип на импровизированную экскурсию в машинное отделение лайнера. Они шагали под низким потолком по узкому металлическому коридору. Нулевая палуба беспрерывно жужжала вибрацией габаритных машин, обеспечивающих ход.

Керим шёл первым. Китель с нашивкой «Second Engineer» на спине был расстёгнут. Рип всю дорогу смотрела на две черно-золотые лычки на крутых плечах. Как вездесущие стрелки, они указывали вправо-влево. Инженер уклонялся под трубами, предупреждая подругу о препятствиях.

Подав руку, спустил по короткой лесенке на нижний уровень. Шум во сто крат усилился, вместе с ним в нос ударила вонь ржавчины и плесневелой обшивки.

– Вот здесь – дизеля, – сообщил Керим. – Четыре «Вяртсиля». Один – в ремонтном, но судно тянут остальные, – проговорил он поверх плеча. Его голос тонул в звуке турбин. – Вон там эти… paylayıcı lövhələr, как по-русски… распределительные щиты, вот, к ним не лезь. Пускорезерв, автономка – под Automatic Transfer Switch. Если погаснет питание, лайнер не встанет, злым только станет. – Он лучезарно улыбнулся. – Не бойся, брат.

Рип только закатила глаза. Она устала повторять, что «братом» девушек, которым отлизывают, не называют. Возможно, то фишечка-крючок для молодых дур, одной из которых она прикидывалась.

Турок хлопнул по барьеру. Ниже раскинулся лабиринт толстых труб, маховиков, щитков и экранов. В желтом свете висело облако конденсата и копоти, поддерживаемое духотой.

В ноздри ван Винкль вонзилась вонь, которую она распознает везде. Находка заставила ее остановиться и в волнении спросить:

– Почему так воняет серой?

Керим хмыкнул. Он уже опустился по ступеням и стоял у консоли.

– Датчики нормально, брат. Но да, it stinks like hell. Мы с первого дня вонючка нюхаем. Я думай, вентиляция шортнуло… когда трассу на юкары палуба меняли. Клапан не хочет открываться. Надо будет звать верхнюю бригаду. – Он вытер пот со лба. – Или самому в канал лезть, но там такойжаркий, что яйца слипаются, vallahi.

«Все, по ходу, пипец как серьезно!» – подумала Рип и начала пятиться.

Механик обернулся, и охотница поняла, что она заперта с потенциальным демоном одна посреди громких машин. Никто не услышит ее криков.

– Я тебя выслушаю, – сказал он с паузой. – Но сначала я должен fix кое-что. За генераторным щитом есть бак дренажа, там шумит что-то.

Они пролезли под парой балок и между двух котлов. Керим включил фонарь и осветил подпространство за баком.

– Вонища… – Рип зажала рот, раздув щеки. – Здесь конкретная утечка! Ты слышишь запах?

Вдоль стены стекала жирная вода. Она омывала нечто изощренно-тошнотворное – неестественную фигуру. Керим резко застыл. Он выронил фонарь: луч света перевернулся, скользнул по стене и осветил нечто.

Вросшая в металл, из обшивки торчала треть женского туловища. Щека полуслилась со сталью, открытый глаз безжизненно глядел в бок, под ним темнела высохшая дорожка слезы. Половина рта искажена: она агонизировала перед смертью. Или тем, что в разы хуже гибели.

– Ее будто прервали во время телепортации, какой же мрак. Какого хуя с ней произошло? – Рип шагнула ближе и подняла фонарик. Она осветила золотой бейдж сотрудника. – Ох, хуже быть не может.

– Бекки… – прошептал Керим. – Yarabbim… bu ne… bu nasıl mümkün olur… – он рухнул на колени и обхватил голову дрожащими руками. –Bismillahirrahmanirrahim…

Рип переплела пальцы в демонический прицел и проверила Керима. Чист. Он не одержим. Но кто-то на борту совершенно точно находился под влиянием демона – изуродовал Бекки Нортон и продолжит плодить аномалии, пока его не поймают и не уложат в колыбельку с остальными адскими отродьями.

Стрелка. Белая на зеленом фоне. «Смотрела» вправо. Рип шла по ней мимо иллюминаторов кают, скользя ладонью по перилам борта. Лайнер стоял в порту Афин – трехчасовая остановка, во время которой пассажиры могли насладиться античной историей и безмятежностью.

Те, кто не знал, что в их судно врос человек.

Ван Винкль знала, поэтому не сошла на сушу. В клубке спутанных мыслей перешла к новой стрелке, затем – к третьей, и вот, показался четвертый навигационный указатель, пока охотница не поняла, что ходит кругами.

Около очередной пожарной таблички распахнулась дверь каюты, и Рип влетела в выходящего. Зубы стукнулись друг от друга, ван Винкль выругалась, потирая рот, и услышала:

– Вы материтесь как иерихонская труба. За километр слышно. – Ахт повязал рукава лонгслива под шеей. – Как вам подноготная «Кристины»?

Рип затолкала ифрита обратно в каюту. Она прикрыла за ними дверь и грузно выдохнула в ладони. Консьержа кольнул домысел, что Керим мог обидеть его хозяйку. Его горло постепенно наполнялось горячей магмой ярости, пока ван Винкль не развеяла сомнения:

– На борту демон.

Ахт охладел так же мгновенно, как и напрягся. Он сплел руки на груди, облокотившись о дверь с эвакуационной табличкой.

– И?

– Что «и»? – вскинулась Рип. Она похлопала ресницами, не понимая, зачем разжевывать очевидное. – Будем ловить. Никто нам не заплатит, но и не надо, денег от Деяна у нас предостаточно. Это вопрос охотничьей чести.

– Для уточнения, – консьерж демонстративно откашлялся в кулак. – Таково ваше второе желание?

– Нет конечно! Что ты несешь?

Ее перебил стук пальца о табличку эвакуации. Ахт обвел ногтем схему судна и сказал:

– Триста тридцать три метра в длину, моя госпожа. В пределах лайнера мы в буферной зоне полукилометрового договора. – Ифрит развел руками. – Занимайтесь тем, что душе угодно. А захотите с этой душой распрощаться – я хоть звезду с неба достану.

– Струсил? – Рип сокрушенно помотала головой. – Ты такой же, как и другие демоны. До кучи скажу – ты в моем списке подозреваемых, потому что видел жертву одним из последних. Что? Почему так смотришь? В твоей сраной «Корпорации Монстров», – распалилась охотница, – все поголовно люциферовы сучки, и ты – один из них, признай это и дыши ровнее.

Глухой стук. Вальсовый разворот – и уже охотницу вжали спиной в дверь. Ахт разгладил уголок эвакуационного плаката и вперил васильковый взгляд в светло-салатовые глаза ван Винкль. Она прищурила их:

– Правда глаза колет, демоненок?

– Вы что-то многовато ереси несете для осведомленной о демонах, – сказал внезапно ровным с ироничными нотками голосом ифрит. – Порой стоит верить и слухам.

«О чем это он?»

Охотница приготовилась переспросить, но щелчок – и открылась дверь. В каюту влетели ни с чем не сравнимый морской аромат, плач чаек и греческая речь.

Она бы упала, но консьерж придержал её под поясницу. Рип выпрямилась, шлепнула ифрита по ягодицам и сжала их с издевательской улыбкой:

– Подумай ещё раз, Брут. Раз сидишь на гнилом суку, то и подрезать не грех.

– А кормящую руку, предполагаю… – он деликатно снял руки Рип за запястья и усмехнулся, – укусить?

Охотница игриво подмигнула и была такова. Новость о рыбе, гниющей с головы, её согрела. Она алкала разочарований в заблуждениях об ифрите. Не только потому, что хотела его, но и ради перемен.

На первый взгляд незначительных, которые в корне все меняли.

➪➪➪

С украденным у Керима ключом-картой Рип проникла в машинное отделение. Сдерживая рвотные позывы, осмотрела место преступления. Безобразное тело администратора не сдвинулось с места – впрочем, ему было некуда и нечем уходить.

Ван Винкль не нашла никаких следов. Разочарованная, забежала на палубу для сотрудников. Закрытая, та уходила в воду: вместо окошек – иллюминаторы, наполовину затопленные. Рип кралась по ковровой дорожке, заглушающей шаги её «кроксов».

– Черт, – цыкнула охотница после неудачной попытки открыть одну из дверей.

– Заблудился, брат?

Она вздрогнула. Керим выглядел измято, а ещё он успел набраться, и его пошатывало.

– Я ищу каюту Бекки, – прямо сказала Рип. – Хочу выяснить, что с ней случилось.

– Ты коп?

– Нет. Я охочусь на шайтанов всяких.

– Джиннов и ифритов? – пьяно усмехнулся Керим, и у ван Винкль изогнулись брови от смешка. – I see… Я помогу, это не хорошо, что с Бекки сделалось. Allah hər şeyi görür. Аллах всё видит.

Он слабо покачал головой, затем, вдруг посерьезнев, посмотрел Рип в глаза:

– У меня есть ключ от каюты Бекки. – Керим достал трёхгранку и подошел к двери.

Замок сдался с негромким щелчком. Рип втолкнула дверь и первой вошла внутрь. Керим остался на пороге в нерешительности.

Внутри было душно из-за задраенного иллюминатора, который нельзя открыть на проветривание, и сломанного кондиционера. В комнате Бекки царил уют и порядок: на туалетном столике раскрытая косметичка, в розетку воткнута зарядка, у изголовья койки лежал блокнот с логотипом турфирмы в виде стрелок, имитирующих направления ветра. Ван Винкль подсознательно потянуло: она подошла и пролистала его.

– Рабочие напоминалки. Ничего особе… Твою мать! – Рип остановилась и вернулась на страницу – конспект с одной из летучек по моральному облику члена экипажа. – Ты знал об этом?

Керим прищурился, вглядываясь в бессознательные рисунки. Кто-то на скучных лекциях чертит геометрические орнаменты, кто-то – цветочки, смайлики или члены, но покойная Ребекка Нортон выделилась.

Она рисовала пентаграммы, числа дьявола и перевернутый коловрат, запрещенный по всему миру. Известный всему миру.

– Твоя подружка – ебучий нацик? – ван Винкль постучала по свастике.

– Бекки изменилась… в последний месяц. – Керим потер переносицу, пробормотав проклятья на смеси азербайджанского и турецкого. – После круиза в начале august. Она сказала, что на стойке познакомилась с каким-то немцем, и он согласился на interview.

– Зачем ей брать у рандомного немца интервью?

– А-а, – усмехнулся Керим, – Бекки – не просто девушка. Она закончила бакалавриат по European Studies в University of Edinburgh. Что-то по германской культуре и двадцатому веку. В прошлом году поступила в School of Oriental and African Studies, программа по социальной антропологии, а летом практикуется в круизах. Собиралась защищать диссертацию по теме, связанной с, как это по-русски сказать… с нацистской идеологией.

– О, ну тогда мне ее не жаль, – Рип захлопнула блокнот. – Сраная скинхедка.

– Нет! – запротестовал Керим и обхватил плечи ван Винкль. – Не была она такой. Она хотела стать ученой, чтобы меньше было зла, чтобы никто больше не думал говорить о низших расах – ее слова. Верь, брат.

Охотница забрала блокнот и, положив руки на пояс, осмотрелась. Она выдвинула ящики стола и подобрала пачку документов. Студенческий билет SOAS, сопроводительное письмо научного руководителя на английском, копия британского загранпаспорта… Рип убрала документы на место. Керим сказал правду – Бекки училась в престижном вузе и, судя по выдержкам из письма, успешно изучала германскую историю двадцатого века.

Ван Винкль достала пачку бумаг из второго ящика. Одинаковые распечатки с заголовками «Ethics Clearance Form» и чек-боксами с вопросами в виде теста. В «шапке» значилось имя Ребекки, ее студенческий номер, имя куратора – доктора Хелены Шмидт и названия проекта. В описательной части Рип кое-как перевела следующее: «Наблюдение за символикой и вербальными нарративами среди туристов в закрытом пространстве круизного лайнера, с фокусом на немецкие культурные архетипы».

Ван Винкль убрала новые бланки и обнаружила три заполненных: один был подписан именем Ганс Г., второй – Макс Ш., третий – Герта Ш. Вверху значились даты: с Гансом Бекки беседовала третьего августа, и это сходилось с рассказом Керима, а вот с Максом и Гертой дела обстояли иначе: даты вчерашние.

– Ты слышал про каких-то Макса с Гертой, Керимчик? – спросила Рип, скользя взглядом по ровным галочкам рядом с вопросами о сборе персональных данных. – Немцы.

Керим начал кивать еще до окончания реплики. Он взял Рип за руку и повел ее на палубу с казино.

➪➪➪

Звуки казино считает любой человек, даже никогда не бывавший в подобных заведениях. Звон фишек, слова крупье и смех игроков. То металлический шарик покатится по рулетке, перепрыгивая препятствия, то веселая мелодия «однорукого бандита» возвестит о проигрыше. Два банана и лимон – очень жаль ваших денег, сэр!

Кондиционер не справлялся со стойким кумаром табачного дыма и запахом алкоголя, въевшимся в ковры, зеленое сукно и бархатные балдахины. Под одними из них, за покерным столом под красным абажуром, сидели Макс и Герта Штерн.

Рип порой поражалась видам отдыха, которые выбирали старики. Она подумала, что Керим шутит, когда тот отправил ее переодеваться. Ван Винкль одернула короткое золотое платьице в пайетку и на красных шпильках отправилась к цели. По пути она считала внешность каждого.

Например, Макс – крепкий пожилой мужчина в льняном, обладатель типичнейшей немецкой внешности. Лысина, прямо отшлифованный профиль да аккуратная седая бородка, похожая на кисточку живописца.

Его супруга, эксцентричная Герта, сидела в шляпе с пластмассовыми фруктами и в платье с тропическим принтом. Женщина была увешена объемной бижутерией. Она щёлкала пальцами по бокалу с мартини и с любовью наблюдала за игрой мужа.

Крупье в идеально выглаженной жилетке обернулся и с коротким кивком указал на пустое место за столом.

– Присоединитесь к нам, мадемуазель? Вход – сто евро, – сказал он по-русски, почти без акцента.

Рип села, рядом со стариками. За столом еще сидело трое туристов, один из них здорово напился и, закуривая сигару, мямлил возмущения.

– Herr Stern, setzen Sie Ihre Einsätze bitte.

Макс, не поднимая головы, прищурился на свои карты и выложил на сукно две синие фишки.

– Zwei hundert. Ich bin drin.

Рип ждала раздачи, притом совершенно не смысля в покере, а когда карты легли, наклонилась ближе к Максу:

– Я бы хотела разузнать, о чем вы говорили с Бекки, британкой, администратором лайнера. Вчера она проводила с вами опрос на тему своей диссертации. Что было дальше?

Макс и Герта кивнули из вежливости, с неловкими улыбками, какие всегда рисуют иностранцы, чтобы отвязаться от незнакомой речи.

Рип попыталась снова, обреченная на провал:

– Исследование. Германия. Третий Рейх. Нацики-оккультисты, ферштейн?

– Мадемуазель, вы не должны общаться с другими игроками, – напомнил о правилах крупье.

– Was? – переспросила Герта, обнажив в улыбке вставные белоснежные зубы. – Entschuldigung, ich verstehe nicht…

– Frau Stern, – осадил крупье.

«Черт, я тут до ночи просижу и ничего не разведаю!» – разозлилась Рип.

Внезапно нос ван Винкль уловил горький, пряный, древесный аромат – и от знакомого баритона на руках Рип поднялись волоски:

– Diese Frau fragt nach einer jungen Forscherin namens Becca. Sie führte eine Studie durch – deutsche Ethnografie, möglicherweise auch Themen über die NS-Zeit. – Ахт наклонился между Рип и Максом, обдав ее ментоловым дыханием, и спросил: – Hat sie mit Ihnen gesprochen?

Супруги вскинули головы, переглянулись. Макс медленно опустил карты на сукно, голос у него остался спокойным, почти добродушным, однако стал ниже:

– Vielleicht… können wir darüber an einem ruhigeren Ort sprechen. Es ist nicht gut, solche Themen hier zu besprechen.

– Что он сказал? – спросила Рип, дернув Ахта за рукав смокинга.

– Найдем более тихое место для разговора.

Вчетвером они покинули игру. Охотница с ифритом отстали – Рип обвила его руку, прижимаясь грудью к локтю, и отметила, что ментоловое дыхание у него из-за жвачки. Она засмотрелась на то, как шевелятся его желваки на скулах, и улыбнулась:

– Зря ты вернулся. Я ведь и тебя подозреваю, раз дело пропахло Германией, – Рип прижала дуло «пистолета» из ладони к его спине: – айн-цвай, полицай. И глупый ифрит арестован за симбиоз человека и корабля.

Ахт на это только лишь улыбнулся. Ван Винкль распустила «оружие» и вырвалась вперед, оставляя ифриту шлейф грешных мыслей о ее силуэте. Он засматривался. Нет, не так…

Он увязал.

Внезапное коробило его и насиловало без согласия. Одолевало. Накрывало. Светлого будущего позорный «ек» в сердце Ахту не сулил, как и Рип – фантазии о языке консьержа в ее вагине. Оба увязали по-своему, в общем.

†††

DIE NACHTIGALL

(пьеса в одном акте)

Место действия:

Палуба 7, СПА-лаундж. Раннее утро.

Зона отдыха. Купель с ледяной водой, вход в сауну, деревянные лавки, джакузи в центре. Камеры для можжевеловой ингаляции. Бочка со льдом. Кулер с водой и чайная станция.

Действующие лица:

РЕБЕККА НОРТОН (БЕККИ) – студентка-этнолог, администратор.

МАКС ШТЕРН – пожилой немец, оккультист.

ГЕРТА ШТЕРН – жена Макса, оккультистка.

ВАССАГО – Третий Дух, Могущественная Княжна.

СОЛОВЕЙ – таинственный священник-экзорцист.

СЦЕНА I – ИНТЕРВЬЮ

На сцене – лавки в зоне отдыха. БЕККИ пишет в блокноте. МАКС и ГЕРТА пьют пиво в полотенцах. Они выбрали это место, чтобы начальство не заметило Бекки, нарушающую устав. В ранний час в СПА нет ни единой души.

БЕККИ (официальным тоном):

Подведем черту. Господин Штерн, госпожа Штерн, вы в своё время изучали частные архивы… Аненербе. Немецкого общества по изучению древней германской истории и наследия предков, развившегося в гитлеровской Германии.

МАКС (с горечью):

Мой отец был последователем Гиммлера. Мы с Гертой изучаем архивные документы нацистских культов. Назвать это хобби язык не повернется, просто, видите ли, Бекки, нам стыдно за прошлое, и мы хотим внести свой вклад в возвращение памяти о жертвах. Много евреев и славян пропало при таинственных обстоятельствах – и их поиски затруднены из-за…

ГЕРТА (с грустной улыбкой берет мужа за руку):

Сверхъестественных обстоятельств их пропажи.

БЕККИ (стуча ручкой по блокноту):

Что сподвигло вас этим заняться?

МАКС:

После похорон отца мать раскрыла секрет, что он был оберштурмфюрером Аненербе и возглавлял тайный отдел.

ГЕРТА (с напряжённой улыбкой):

Фюрер искал способ заключить сделку с дьяволом. Поговаривают, у него почти вышло. И тут Клаус Штерн, отец Макса, находит рецепт.

МАКС:

Отец сумел призвать демона Гоетии с помощью много лет утраченной соломоновской книги. Он рассказал о джиннах, способных исполнить три желания. Только джинны не из сказок.

ГЕРТА:

Правильнее назвать их ифритами. Служители шайтана в исламской мифологии.

БЕККИ (удивленно):

Один мой интервьюируемый рассказывал об этом! Его звали Г… Га-а-уэа…

БЕККИ давится. У нее выпучены глаза. Изо рта обильно вытекает ржавая вода – БЕККИ тошнит ею, она отхаркивает ржавчину. МАКС с ГЕРТОЙ вскакивают и пытаются найти помощь.

СЦЕНА II – ВАССАГО

ГЕРТА (резко, указывая на Бекки):

Дорогой, она одержима! Посмотри на ее черные глаза!

МАКС (выкрикивает):

Во имя Христа, отрекись от него!

БЕККИ (низким голосом, искажённым):

Не ворошите прошлое. И от настоящего не прилетит.

ГЕРТА (закрывает глаза):

Exorcizo te, spiritus immunde…!

МАКС:

In nomine Jesu Christi – прояви истинный облик!

БЕККИ (смеется):

Не проявлю. Я не накрашена. Мое имя Вассаго, я Третий Дух и Великая Княжна. Я отвечаю за ифритов, и если вы хотите исполнить три любых желания, окажу честь.

ГЕРТА и МАКС переглядываются.

МАКС:

Вассаго?

ГЕРТА:

Незлобный дух.

ВАССАГО (в теле БЕККИ):

Вынужденная ссылка в Ад, господа. Я открываю тайны, но не терплю британских болтушек, нарушающих форму этического согласования.

ГЕРТА:

Вы, милочка, случаем не Королева Джиннестана?

МАКС (оживленно):

Предмет поисков моего отца. Страна, населенная джиннами и ифритами.

ВАССАГО (с улыбкой):

С некоторых пор Джиннестан – департамент корпорации МЬ. А вы слишком много знаете, и я вас сожру.

МАКС:

Нам, пожалуй, пора. Сырники на завтраке слишком быстро расходятся.

ВАССАГО (наставляет на МАКСА и ГЕРТУ ладонь с круглой печатью и абстракциями, обозначающими имя демона):

Знаете, Соломон считал, что умножая знания, умножаешь боль. Он чуял, о чем говорит.

ГЕРТА:

Эх. Все-таки злобный дух.

На сцену врывается пожилой мужчина в рясе священника. Он окунает особенный крест в джакузи и читает молитву. Хватает ВАССАГО и бросает ее в воду – летят брызги, над водой пар. С жутким визгом демон просачивается через материю. Застревает между палуб в машинном отделении – и ВАССАГО покидает чужое тело, оставляя его внутри обшивки.