Забивая стрелки

Ифрит дождался, когда дверь хлопнет, и запустил видео под названием «Fukouna_Shounen.wav». Он нажал на пробел.

Появилась надпись милым волшебным шрифтом в духе названий девчачьих аниме:

「不運な少年」[1]

После появилось распластанное тело Око Зорко – оно распадалось на стоп-моушене, поэтому крик, которым искажалось лицо и рот, можно было лишь нафантазировать. С наложенным звуком удара хлыстом отсеклись ладони и ступни. Следом – грудь, ноги, руки, голова. Когда останки «разбежались» по холсту, заиграла мелодия на мотив детской песенки «Кагомэ-Кагомэ» с измененными куплетами:

Око, око,

Око Зорко в клетке,

Когда же, когда же оно покинет глазницу?

Может быть во тьме ночной

Сгинут пес с лисицей.

Кто же за твоей спиной?

Фрагменты тела закружились, «приплясывая» под мелодию: ладони махали зрителю, ступни притопывали, щупальцами извивались кишки, а половинки лица двигались вверх-вниз, вяло улыбаясь. Мерзко-нелепое видео иррационально приковывало взгляд.

В самом конце видео близком планом возникло раздвоенное лицо, застывшее в безэмоциональной гримасе. У него был обведен глаз, как будто бедолага уснул на вечеринке и его размалевали маркером. Вокруг летали оскорбления на японском, которые сложились в русский субтитр: «Пожалуйста, не лезьте к Аустус-сама!»

На этой просьбе видео закончилось.

Ахту что-то не давало покоя. Нахмурив брови, он отмотал на начало. В углу кадра мелькнуло яркое пятно, с которым не справился хромакей. Ифрит вонзил пальцы в волосы, разворошив их, и выругался по-немецки.

Рип развела носком кроссовка траву на обочине и вздрогнула, когда за Ахтом закрылась калитка. Вид у него был мрачнее обычного – ифрит поравнялся с охотницей и сказал без предисловий:

– Я знаю, кто убийцы.

– Жуткие японки на байках?

– Как вы догадались? – Ахт опустил взор на землю, которую расчищала ван Винкль. Дождь увлажнял и размывал борозды от мотоциклетных шин.

– Встретила их на заправке. – Рип передернула плечами, опять почувствовав затылком холодок. – Кто они?

– Року и Нана. Шестой и Седьмой консьержи. Мы ранжируемся по силе и, можно сказать, возрасту. – Ахт достал ключи и направился к автомобилю. – Я Восьмой из десятки.

– И почему мне достался лузер? – проворчала Рип, следуя за ифритом.

– Подобное к подобному, госпожа, – отразил Ахт и саркастически ухмыльнулся в ответ на ее улыбку. Но усмешка тут же покинула лицо, стоило ему вспомнить мерзкий мотив «Кагомэ-Кагомэ». – Так или иначе, мы обязаны избегать стычек с ними – мне не выстоять. Среди консьержей их прозвали Неразлучниками – они работают только вдвоем и закрывают грязные дела.

Они сели в машину, и Ахт включил зажигание. «Тойота» затряслась, послышалось бряцанье ремней безопасности и шорох шин. Ифрит вырулил с обочины и повел машину подальше от места преступления.

– Какие, например, «грязные дела»? – полюбопытствовала ван Винкль.

– Криминал. Чаще всего их нанимают работать киллерами или ради слежки за кем-то. – В зеркале заднего вида отражался сосредоточенный взгляд фиолетовых глаз. – Банды знают о существовании рынка ифритов. Схема такова: главари вынуждают молодых членов группировки продавать души взамен на решение преступных задач. Так они с завидной регулярностью нанимают Неразлучников и иже с ними.

Ван Винкль испытала и отвращение, и уважение к злодейскому гению. Охотница проворачивала образ Око Зорко через мысленную мясорубку. Рот наполнился слюной, и она опустила стекло. В лицо ударил ветряной поток.

«Твой джинн из лампы – ебанутый монстр. «АйФрит» содержит десяток таких, как он».

Рип прикрыла глаза и не заметила, как дремота сморила ее.

➪➪➪

– Незачет, гайс. – Белет откинулся на спинку дивана, поражаясь истории про «невезучего парня» и японских ифриток. – Вы проссали улику. Что-то на компе было?

В дверном проеме кухни, на которой громко шкварчало и тянуло выпечкой, появился Ахт с деревянной лопаткой. Рип, расположившаяся в пыльном кресле, вытянула шею, как лебедь, и накрыла заурчавший живот. Ей не терпелось поужинать. Ее радовало только то, что таблетки от аллергии делали свое дело, и в присутствии короля ей уже не хотелось выкашлять легкие.

– Не было ничего, кроме стремного хентайного снаффа с убийством Око Зорко, – проворчал ифрит. – И не смейте говорить, что мы его «проссали». Просто вы, как херовый бригадир, отправили нас на съедение двум акулам из Японского моря.

– Поплачь, – покрутил кулаками у глаз Белет. Он с хлопком потер ладони. – Соберитесь! Мы ж переходим дорогу влиятельным хренам, прогибающим индустрию за индустрией! Нужно быть готовыми к тому, что вас расчленят и заставят жрать дерьмо.

Ван Винкль поменяла местами указательные пальцы по душе:

– Сначала заставят жрать дерьмо, а потом расчленят, ты хотел сказать?

– Неразлучники и первый вариант с легкостью устроят, – отозвались из кухни. Там зазвенели тарелки – Ахт накладывал порции.

– Хорош нализывать этим маньячкам! – Белет сложил ноги на журнальном столике. – Их натравили на челика, который во все горло орал про связь федориной конторы с проектом по контролю разума. Чтобы не попасться сучкам Аустус, вы должны быть аккуратными и последовательными – внедритесь в ее агентство.

– Это как? – спросила Рип, глотая слюну от манящего запаха съестного.

Белет победно осклабился, будто подгадывал момент триумфа. Он достал из нагрудного кармана три билета на концерт «КОТLOVERS» и раскрыл веером на журнальном столике:

– Та-дам! Мы идем слушать музло! Проникните к ребятам в гримерку и провернете какую-нибудь темку. Вы хороши в этом.

– О-о! Глазам не верю – практическая польза от моей тупой работы. – Рип прочитала завтрашнюю дату на билетах и вечернее время. – Как раз пришмотилась, как по случаю.

Ахт вошел в гостиную с двумя тарелками. Он ошпарил демона взглядом, и тот убрал ноги со столика. Поставив еду, отошел, чтобы понаблюдать реакцию на свое блюдо.

Белет с Рип взялись за еду. Ван Винкль подышала мясным ароматом и расплылась от предвкушения аппетитного ужина.

– Это карри с рисом? – спросила охотница.

– Да.

– Карри райсу, – исказил на японский манер демон и зачерпнул блюдо ложкой. Он отправил ее себе в рот и пожевал.

Несмотря на позднее предостережение Ахта о том, что еда горячая, ван Винкль напихала рис с мясом за обе щеки. Белет сдался первым: он выплюнул комок на тарелку и стер рисинки с губ.

– Я лучше кошачьего корма наверну, – сказал он и, обратившись обычным черно-белым котом, спрыгнул с дивана.

Ифрит уселся на его место и переключил все внимание на Рип. Она уже минуту вела кровопролитную внутреннюю борьбу. То, что приготовил Ахт, было отвратительным на вкус: как горячий пепел в моче пациента, зараженного всеми неизлечимыми болезнями мира. В прикуску с недоваренным рисом, который впивался в десны и хрустел на зубах, как галька. В общем, Белет остался еще тактичен в комментарии.

Ван Винкль улыбалась с надутыми щеками. Она не хотела глотать острое варево, но, во-первых, посчитала попытку ифрита милой – он как-то сказал, что «питаться одними бич-пакетами – удел будущих язвенников», – а во-вторых…

«Путь к сердцу мужчины лежит через желудок… женщины. Если отплююсь, мне не завалить его в постель».

Охотница перетерла яство между челюстей, имитируя довольное «м-м!». Из глаз прыснули слезы: от чрезмерной остроты, обилия приправ или морального разложения, что подталкивало мужланку глотать отвратительную пищу ради шанса на секс.

Ахт, кстати, в тот момент думал о другом:

«Это же и впрямь ужасно. Я не умею готовить, хоть и продолжаю тренировки. Зачем она давится?»

Он не надеялся, что из доброты. Рип была голодная, к тому же странная. Консьерж списал на то, что ван Винкль и россыпь камней с пляжа проглотила бы, не моргнув и глазом.

При взгляде на Рип его губы приняли изогнутую форму. Ифрит хмыкнул, потирая их, и вдруг учуял гарь. Он вскочил, вытирая руки о передник с надписью «Лучший шеф-повар (по версии мамы)», и побежал спасать печенье из духовки.

– Оставьте место для десерта, госпожа, – кинул Ахт полумертвой ван Винкль.

Она дождалась, когда ифрит уйдет, и метнулась к большому горшку с мертвым фикусом. Удобрив почву, осела на пол и, хныча, обняла мертвый фикус.

– Я не сдамся, – проныла охотница, обращаясь к несправедливым «небесам». – И не таких соблазняли. – Желудок отозвался воплем касатки. Рип обвила живот. – Бли-ин, я хочу есть! Придется лопать горелые печенья…

Белет обтерся о ее ногу и с плутливой мордашкой побежал на второй этаж.

➪➪➪

Очередь в клуб «Дорога 66», где вечером давали концерт небезызвестные «КОТLOVERS», выстроилась с раннего утра. Мемберы называли котловских фанатов «котиками» и, несмотря на бешеный успех за рубежом, каждый год приезжали в родной городок и собирали солд-аут за первые полчаса продаж. В день концерта улицы пустели: все собирались в «Дороге 66».

Отстояв очередь, Рип и Ахт протиснулись к барной стойке. Ван Винкль отправила Белету СМС-ку о том, что они на месте. Сам демон приехал раньше и мимикрировал под фанатов, по какому-то одному ему известному плану. Шел саунд-чек: звукорежиссер проверял технику, громыхала музыка.

Охотница не растерялась и, распластавшись на стойке, подозвала бармена. Короткостриженная девушка со «стрелками» под Эми Уайнхаус развернулась к клиентке:

– Слушаю.

– Мне вот… – длинный ноготь проехался по списку микс-дринков в меню, – «Лонг-Айленд». Для разогрева. – Рип искоса глянула на напарника и указала на него: – А монашке вишневый сок и леденец на палочке.

Ахт закатил глаза:

– Двойной виски.

Бармен цыкнула языком со странной парочки и скрылась за стойкой. Рип оперлась спиной, разглядывая потную и шумную массу фанатов. С зубастой улыбкой она поддела Ахта локтем:

– Так ты пьешь? А я думала, ты весь такой «ни капли в рот, ни сантиметра в…»

– А я – что вы нехристь, – перебил ифрит, окатывая пламенным взором серебряный католический крестик на ее груди. – Впрочем, вы в таком прикиде, когда говорят: либо крестик сними, либо трусы надень.

– Как в воду глядят! – постучала от смеха по стойке ван Винкль.

Топ с необычными лямками, затянутыми вокруг декольте в виде перевернутой пентаграммы, подчеркивал ее четкую «троечку». На джинсовой юбке блестели в софитах волны цепей, а собранные в высокий хвост волосы обнажали плавный изгиб плеч и шеи, на которой и висел религиозный атрибут.

С новым знанием Ахт справиться не смог и, глядя на ее соблазнительные колени, думал, что там, выше, под юбкой нет ничего. Мысль о том, что ветреная Рип ван Винкль найдет себе кого-нибудь на вечер и уединится с ним в туалете клуба, скоблила ржавым гвоздем по грудной клетке.

«Она свободна. Вольна ходить на свидания и трахаться с кем пожелает, – попытался осадить себя Ахт. – Я должен остановить этот хуевый брачный танец, пока не сломал себе хребет, а ей – привычную жизнь».

– И все-таки… – Ахт, по мнению Рип, как-то чересчур резко повернулся к ней, наступая, – что для вас Бог?

– Тебе бы в секту с талантом задавать духовные вопросы вместо тех, которые обычно обсуждают мужчины и женщины, стоя так… вплотную. – Ван Винкль разгладила белую водолазку на его груди – она все-таки смогла переодеть строптивого ифрита в свободные брюки на ремне и плащ из кожзама с крупными заклепками. Образ ему очень шел. – Что за муха тебя укусила?

Ахт пытался избавиться от мыслей о ней, до которых Рип не догадалась бы, даже будь она экстрасенсом с телеканала «Гадание.ТВ». Не потому, что ван Винкль не проницательна или не разбиралась в парнях, даже не потому, что влюбиться в «хозяйку лампы» – моветон, о котором она заподозрит в последнюю очередь. Просто ифрит умел без сучка, без задоринки маскировать чувства. Ведь он – обладатель «Золотых Ключей», лучший из консьержей.

Поезд, едущий с опущенным стоп-краном.

Их взгляды задели друг друга. Внизу живота у Рип возникла сладкая пульсация. В уши ватой забилась музыка, и ей казалось, что ничего, кроме «огненных фиалок», ее не цепляло.

– Ваш «Лонг» и вискарь. – «Эми Уайнхаус» поставила стаканы на коврик, чуть расплескав содержимое.

Очнувшись, ван Винкль вложила соломинку и забрала напиток со стойки, потягивая на ходу. Много льда, мало водки, рома, текилы, джина. В клубах часто обманывали и разбавляли напитки, задирая заоблачные ценники, чтобы больше заработать. Рип позавидовала дальновидности напарника, который взял неразбавленный виски, но он, на поверку, оказался продуктом любви стремного поставщика и дешевой канистры.

– Верю, но по-своему, – когда Рип это сказала, проверка звука сошла на «нет», и ифрит отчетливо услышал ее слова. – Бог для меня – Создатель, но не мира, а системы наказаний. Мы все немножечко в Аду, Ахт, – охотница сжала пальцы до крохотной щели и усмехнулась: – но с мизерным шансом на искупление.

– Вам нечего искупать, – ответил Ахт и поставил недопитый стакан на стойку. – Память обновлена, а значит, грехи сброшены.

– Рассуждаешь как типичный демон, а сам-то рисовался, – округлила глаза ван Винкль и отпила еще немного. – М-м, ну, амнезия – тоже своего рода наказание. Меня греет мысль, что я не просто кромсаю демонов, а тащу груз греха. Это как ходить с утяжелителями на ногах – не просто пиздуешь в магаз, а спортом занимаешься, пользу телу приносишь.

Консьержу понравилось сравнение. Он отрешенно обвел стакан по кромке и спросил, глядя на тающий лед:

– А вскроется, что «утяжелители» – глыба камня, поход в «магаз» – гора, а вас зовут Сизифом, что тогда? – Ахт ухмыльнулся и допил остатки дрянного спиртного.

Рип сузила глаза на непроницаемом лице. Его слова сочились болью, а не должны были, ведь он – сверхъестественная нечисть. Стоило подумать, что лакеи «айФрита» страдают от графика вечность к вечности и невозможности уволиться, ван Винкль машинально прикоснулась к распятию.

Взгляд Ахта остановился на сцене, которая наконец-то ушла в полумрак. Зрители завизжали, размахивая красными лайтстиками.

– Кажется, начинается, – сказал он.

– И где носит нашего котяру?.. – Рип встала на носки, пытаясь разглядеть в толпе черно-белую макушку.

Первым делом ей в легкие влетела «пушинка» – аллерген от белка, содержащегося в кошачьей шерсти. Охотница страдала аллергией именно на него – кашель и ручьи слез из глаз не заставили себя долго ждать. Белет выпрыгнул натурально как черт из табакерки:

– Бухаем на рабочем месте?

Двое обернулись на него и еле сдержались, чтобы не расхохотаться.

– Что это на тебе надето? – спросила краснолицая Рип, раздувая щеки, как рыба-еж. Она показала на футболку с облупленным принтом в виде группового фото «КОТLOVERS» и на налобную повязку с надписью «I’M KOTLOVER» по всей длине. – Ты фанючка, что ли?

– Еще какой, – гордо вздернул подбородок король. – Что, собираешься захейтить меня за то, что я нефор?

– Нет, но поржать – поржу. Не забудь кинуть им свои трусы на сцену.

– Отстаешь, милф, – Белет бессовестно наклонился к «Лонг-Айленду» и высосал остатки через соломинку, – так делали только на концертах твоей бурной молодости лет триста шестьдесят назад.

– А вам-то сколько, король лжи? – встрял Ахт.

– Достаточно, чтобы тащиться по бойз-бенду или по другому стаффу для маленьких девочек без оглядки на чужое мнение. – Белет самодовольно улыбнулся и потянулся к виски, но ифрит вовремя поднял стакан над головой. – Жопошник.

Кто-то из работников клуба вышел на сцену, чтобы проверить кабели, чем вызвал незамедлительную реакцию у фанатов: они навалились на оцепление из охраны, скандируя название группы.

– Ладно, дети мои, – ускорился Белет, наклоняя подчиненных за затылки, – слушайте план.

[1]«Невезучий парень» (яп.) – отсылка на вирусную GIF-анимацию японского художника под названием «невезучая девушка», где героиню расчленяют жестоким образом с помощью лазера.К сумеркам «Тойота» подкатила к двухэтажному дому на улице Правды. Редкий металлический забор отделял ухоженную лужайку от грунтовой дороги. Свернув на обочину, Ахт заглушил мотор и разбудил Рип, у которой от сладкой дремоты по подбородку покатилась дорожка слюны. Она вскочила и размахалась кулаками:

– Сгинь, демон!

– Просыпайтесь, госпожа. Мы приехали. – Ифрит выключил навигатор и повернул ключ в замке зажигания.

Приборная панель погасла. Ахт щелкнул ремнем безопасности, охотница нехотя повторила за ним, и оба вышли на улицу. Моросил мелкий дождик – тот самый, когда зонт раскрывать не резон, а без него влажно. Рип ван Винкль поежилась, потирая руки, и постучала в калитку рядом с почтовым ящиком.

– Эй, есть кто дома?

Ахт прокрался вдоль забора, заглядывая в щели. В одном из окон мерцал «холодный» свет, похожий на экранный. На стук ван Винкль не отвечали. Она толкнула калитку – открыто. Ифрит осмотрелся: улица пустая, никто не видел их. Участок Око Зорко окружали развалюхи с иссохшими грядками – ни камер, ни бдительного молодняка. Кругом жили алкоголики или пенсионеры. Идеальные условия для проникновения к одинокому блогеру.

– Ну… окей… – Рип недоверчиво шагнула на чужой участок.

Ахт замыкал. Охотница включила фонарик на телефоне – осенняя серость густела от пасмурной погоды и позднего часа. Пахло влажными березовыми дровами, мангальным дымом, хвоей и мокрой псиной. Ван Винкль с чавканием наступила в зловонную кучку и зарычала от ярости:

– О, я еле отмыла их от ошметков глаза! – охотница ухватилась за рукав консьержа и обтерла сникерс о траву. – Собачье дерьмо!

– Это вы выразились или констатировали? – поинтересовался Ахт. – Потому что если второе… – он высвободился от захвата Рип, которая, пошатнувшись, окатила его яростью, и опустился на корточки перед пустой собачьей будкой. Ифрит приподнял носовым платком ошейник на цепи и показал госпоже: – Кто-то освободил сторожевого пса.

– Пошел гулять с хозяином? – предположила ван Винкль.

– Или собаку отпустили, а хозяина пришили. – Ахт перечеркнул большим пальцем шею.

– Ты чересчур нуарный для моей вырвизглазной жизни, – пожаловалась Рип, поднимаясь по крыльцу. – Давай-ка убедимся, что все с нашим парнем в порядке.

Входная дверь, как и калитка, была приоткрыта. Они вошли в душный предбанник, насквозь пропахший смесью подгорелого мяса и дешевыми сладкими духами. Темнота. В дальней комнате горел прямоугольник монитора видеокамеры, установленной на штативе. Слегка освещался угол стены, оклеенной хромакеем.

– Да чем воняет-то? – ван Винкль зажала нос, давясь от зловония подгоревшего шашлыка вместе с шампуром: мяса и металла.

Запах усиливался, как только двое пересекли порог самопальной студии. Ахт выщел и с щелчком озарил комнату светом.

– Пиздец! – Рип отвернулась, зажав рот ладонью. Она с бульканьем надула щеки. – Щас стошнит. Кто сделал с ним… это?!

На стене напротив камеры расположился арт-объект – фрагментальный человек. Око Зорко разобрали на части, как кусочки церковной мозаики, и каждый «осколок» тела скрупулезно приклеили к зеленому фону: кисти и ступни – по углам, конечности – как подпорки с культями, направленными в разные стороны, а грудную клетку «художнику» показалось забавным разместить по соседству с животом и нижней частью тела, из которой щупальцами свисали кишки. Лицо было распилено пополам: обе половины смотрели в разные стороны. Аккуратные стыки не кровоточили – их прижгли, оттуда и несло копченым.

В отличие от Рип, рыгавшей в стороне, Ахт спокойно приблизился к «композиции». Он натянул перчатку и прикоснулся к останкам.

– Клей?.. – медленно произнес Ахт. – Его прижгли магическим огнем, но серой не пахнет. Это был не демон.

Камера моргала красной точкой записи. Ван Винкль потянулась к устройству, чтобы забрать его, но ифрит перехватил ее руку.

– Подождите на улице. Вы и так достаточно наследили, – ответил он на изумленный взгляд.

– Думаешь, меня будут подозревать в расчлененке?

– Из нас двоих у вас у одной есть узор на пальцах, который легко срисуют опера. Моих же нет не в одной базе. Я сделаю все сам и поищу улики, а вы осмотритесь снаружи. – Ахт подал охотнице платок, которым трогал ошейник собаки. – Протрите поверхности, которых касались. – Ифрит остановил ее на полпути: – Прошу вас воздержаться от рвоты – это тоже улика.

– Можно подумать, монстр, который это вытворил, не наследил…

Рип отстегивала камеру от штатива, касаясь замочков платком с вышитой на уголке восьмеркой. Удерживать ужин из снеков в себе требовало больших усилий – она дышала ртом и старалась не пялиться на мясную мозаику, чтобы ее не вывернуло посреди студии.

– Монстр, который это вытворил, не человек. – Ахт подошел к компьютеру: рабочий стол был разблокирован, вычищен от документов и программ, на черном фоне белела иконка видеофайла. Он навел курсор на файл, подписанный как Fukouna_Shounen.wav. – Выйдите, госпожа.

Рип ушла, поджав губы. В предбаннике сжала корпус камеры, обернувшись. Она подозревала, что убийца – не человек, но и для демона извращение такого толка посчиталось бы «грязной работой». Выбросив из ума навязчивые мысли, охотница поспешила побыстрее избавиться от отпечатков и смыться на улицу.

Ифрит дождался, когда дверь хлопнет, и запустил видео под названием «Fukouna_Shounen.wav». Он нажал на пробел.

Появилась надпись милым волшебным шрифтом в духе названий девчачьих аниме:

「不運な少年」[1]

После появилось распластанное тело Око Зорко – оно распадалось на стоп-моушене, поэтому крик, которым искажалось лицо и рот, можно было лишь нафантазировать. С наложенным звуком удара хлыстом отсеклись ладони и ступни. Следом – грудь, ноги, руки, голова. Когда останки «разбежались» по холсту, заиграла мелодия на мотив детской песенки «Кагомэ-Кагомэ» с измененными куплетами:

Око, око,

Око Зорко в клетке,

Когда же, когда же оно покинет глазницу?

Может быть во тьме ночной

Сгинут пес с лисицей.

Кто же за твоей спиной?

Фрагменты тела закружились, «приплясывая» под мелодию: ладони махали зрителю, ступни притопывали, щупальцами извивались кишки, а половинки лица двигались вверх-вниз, вяло улыбаясь. Мерзко-нелепое видео иррационально приковывало взгляд.

В самом конце видео крупным планом возникло раздвоенное лицо, застывшее в безэмоциональной гримасе. У него был обведен глаз, как будто бедолага уснул на вечеринке и его размалевали маркером. Вокруг летали оскорбления на японском, которые сложились в русский субтитр: «Пожалуйста, не лезьте к Аустус-сама!»

На этой просьбе видео закончилось.

Ахту что-то не давало покоя. Нахмурив брови, он отмотал на начало. В углу кадра мелькнуло яркое пятно, с которым не справился хромакей. Ифрит вонзил пальцы в волосы, разворошив их, и выругался по-немецки.

Рип развела носком кроссовка траву на обочине и вздрогнула, когда за Ахтом закрылась калитка. Вид у него был мрачнее обычного – ифрит поравнялся с охотницей и сказал без предисловий:

– Я знаю, кто убийцы.

– Жуткие японки на байках?

– Как вы догадались? – Ахт опустил взор на землю, которую расчищала ван Винкль. Дождь увлажнял и размывал борозды от мотоциклетных шин.

– Встретила их на заправке. – Рип передернула плечами, опять почувствовав затылком холодок. – Кто они?

– Року и Нана. Шестой и Седьмой консьержи. Мы ранжируемся по силе и, можно сказать, возрасту. – Ахт достал ключи и направился к автомобилю. – Я Восьмой из девятки.

– И почему мне достался лузер? – проворчала Рип, следуя за ифритом.

– Подобное к подобному, госпожа, – отразил Ахт и саркастически ухмыльнулся в ответ на ее улыбку. Но усмешка тут же покинула лицо, стоило ему вспомнить мерзкий мотив «Кагомэ-Кагомэ». – Так или иначе, мы обязаны избегать стычек с ними – мне не выстоять. Среди консьержей их прозвали Неразлучниками – они работают только вдвоем и закрывают грязные дела.

Они сели в машину, и Ахт включил зажигание. «Тойота» затряслась, послышалось бряцанье ремней безопасности и шорох шин. Ифрит вырулил с обочины и повел машину подальше от места преступления.

– Какие, например, «грязные дела»? – полюбопытствовала ван Винкль.

– Криминал. Чаще всего их нанимают работать киллерами или ради слежки за кем-то. – В зеркале заднего вида отражался сосредоточенный взгляд фиолетовых глаз. – Банды знают о существовании рынка ифритов. Схема такова: главари вынуждают молодых членов группировки продавать души взамен на решение преступных задач. Так они с завидной регулярностью нанимают Неразлучников и иже с ними.

Ван Винкль испытала и отвращение, и уважение к злодейскому гению. Охотница проворачивала образ Око Зорко через мысленную мясорубку. Рот наполнился слюной, и она опустила стекло. В лицо ударил ветряной поток.

«Твой джинн из лампы – ебанутый монстр. «АйФрит» содержит десяток таких, как он».

Рип прикрыла глаза и не заметила, как дремота сморила ее.

➪➪➪