Это все о ней

Около часа пути в интенсивном темпе троица двигалась молча. Клара откровенно боялась спугнуть настрой. Наконец-то появился хоть какой-то реальный план – пусть не идеальный, но вполне осуществимый, как им добраться до цели путешествия, а гигантский летательный аппарат, плывущий в небе позади, словно напоминал: надежда есть.

Поросшая зеленью некогда асфальтовая дорожка вывела путешественников к огромному полю. Поле было на удивление свободным от поглотившей город матушки-природы: кругом камень, и в центре – гигантское металлическое сооружение в виде башни на четырех опорах.

– Итак, как я и предполагал, мы на Елисейских полях, – констатировал Цитро.

– Я слышала про это место! Я видела его на картинах и фотографиях! Это старинная Эйфелева башня, – сказала Клара, указывая на железную громадину.

– Здесь приземлится дирижабль? – скороговоркой спросил Грей.

Казалось, его нисколько не впечатляли ни размеры поля, нетронутого природой, ни грандиозная фигура, созданная людьми больше двух столетий назад.

Кларе даже стало немного обидно. Этот мальчишка восхищается и оберегает своего робота – машину, в которой запрограммированы высочайшего уровня математические навыки и превосходящая человеческую физическая сила, и совершенно игнорирует торжество архитектурного творчества и инженерной мысли людей, живших сотни лет назад и сумевших создать эту башню. Однако она не высказала вслух ничего. Возможно, она все же относила себя к поклонникам луддитов, о которых когда-то узнала благодаря познавательным историям папы. Отец считал, что именно луддиты почти полвека назад сумели донести обществу идею опасной зависимости от ИИ.

А Грей был ребенком своего поколения, которого приводил в восторг любой прогресс. Ведь развитие науки и технологий помогало создавать устройства, которые позволяли двигаться быстрее, облегчали быт, давали доступ ко все большим информационным ресурсам, ведущим к более стремительному прогрессу. Получалось, новое поколение стремилось к прогрессу, чтобы иметь возможность добиться еще большего прогресса.

Кларе данная цель казалась бессмысленной. Ей по душе было сделать что-то самой, без помощи машин. В таком процессе нужно было приложить усилия, поскрипеть мозгами, зато результат помогал ощутить себя всемогущим, даже если он не был так скор или впечатляющ, как у машины.

Все эти мысли проносились у девушки в голове, пока они стояли на краю поля в ожидании дирижабля, и Клара рассеянно скользила взглядом по небу. В голубом, ясном с легкими перышками белых облаков небе не было видно ни одного летательного аппарата, лишь птицы носились туда-сюда где-то высоко, и пестрые бабочки цветными флажками кружили над полем. Клара томно вздохнула, потому что именно в эту самую секунду ощутила тихое счастье. Счастье от того, где она, что видит и слышит. В этот миг не существовало ни прошлого с оставленным домиком под акациями, ни будущего с пугающей неизвестностью – только этот миг с небом, птицами и бабочками.

Из счастливого момента ее выдернул крик Грея:

– Летит!

И как по команде, словно они только и ждали его крика, из зарослей, окружавших поле, стали выходить люди. Их вид Кларе не понравился, да и Рики напрягся всем телом у нее за пазухой. Мрачные лица, хмурые взгляды, ветхая, выцветшая одежда… Эти люди явно не источали радушие и дружелюбие.

Грею было все равно. Он несся на всех парах к дирижаблю. Цитро не отставал. Кларе, несмотря на опасения, тоже пришлось прибавить шаг.

Дирижабль медленно опустился на поле. И вот путешественники уже в толпе неприветливых людей пробираются к месту посадки.

В нижней части дирижабля распахнулась дверца, и на пороге появился высокий худощавый мужчина в форменном костюме-тройке. Костюм когда-то был изящной формой то ли военного, то ли пилота, однако его возраст можно было определить, как, мягко говоря, преклонный. Этому наряду давным-давно пора было отправляться на пенсию по старости, если бы для одежды существовал подобный сценарий. Нашивки давно стерлись, повсюду заплаты, а некоторые дыры и вовсе не были залатаны, и из них торчали костлявые коленки хозяина костюма, судя по всему, стюарда воздушного судна.

Цитро, уже в маскировочном образе дядюшки Адама, в маске, с бородой и в очках (и когда только успел нарядиться?), подошел к стюарду и стал что-то ему втолковывать, то и дело кивая в сторону Клары и Грея. Стюард хмурил брови и качал головой. Грей не выдержал и подошел к беседующим. Клара осталась в стороне возле рюкзаков с вещами. Угрюмая толпа держалась поодаль, как будто боясь пересечь какую-то невидимую границу.

Кларе же гораздо любопытнее было наблюдать за разворачивавшимся спектаклем для одного зрителя – стюарда дирижабля. Грей скуксил такое умилительно-жалостливое выражение лица, и, показалось Кларе, даже пустил несколько слезинок. У стюарда просто не было шансов: он, конечно же, повелся и утвердительно кивнул. Грей отвернулся от стража дирижабля – на его лице сияла счастливая улыбка. Клара окончательно убедилась: они точно полетят на дирижабле через Ла-Манш.

Дядюшка Адам, он же Цитро, подхватил рюкзаки, и они направились к заветной двери. На самом пороге Клара бросила взгляд назад, как раз вовремя, потому что толпа оборванцев стеной стремительно ринулась к дверям. Внезапно, чуть выше уровня двери, по всему корпусу дирижабля открылись небольшие окошки, и на толпу посыпался град выстрелов. Люди продолжали бежать к дверям. Некоторые, если выстрел достигал цели, падали, но никто не останавливался и не оглядывался.

Среди бегущих Клара разглядела женщин и несколько детей. Она даже протянула руку одной девочке, но кто-то резким движением затащил ее внутрь. Клара в ужасе повернулась, чтобы понять, кто это сделал, и почти нос к носу столкнулась с обшарпанным стюардом.

– Вы в своем уме?! Куда вы лезете, мадемуазель? – орал на нее стюард.

– Я… Только хотела… Там же дети! Я хотела помочь той девочке!

– Это дети убогих! (Стюард говорил по-французски и использовал слово «misérable») Им нельзя помогать, если не хотите умереть!

– Убогие? Что с ними не так?!

– Они уже не люди. Почти животные. Каждый раз, как мы приземляемся на Полях, они обступают дирижабль в надежде покинуть Париж.

– Что в этом плохого? Почему им нельзя покидать Париж?

– Потому что за Ла-Маншем не место убогим. Вы представляете, что будет, если убогие захватят острова? Это будет катастрофа!

Клара поежилась. У нее никак не укладывалось в голове, что с людьми так можно обращаться. Ей попросту не верилось, что у убогих не осталось хоть крупицы разума. Ей они виделись несчастными, нуждающимися людьми, которые хотели найти лучшую жизнь за морем. Она оставила эти мысли при себе, а вслух произнесла:

– И что теперь? Вы же не набрали пассажиров… Вы же не полетите только с нами на борту…

– Пассажиры будут, не волнуйтесь. Сейчас арсенал отгонит убогих, и пассажиры начнут подходить. Я был весьма удивлен, увидев вас на площадке. Вы же не французы, так ведь?

– Мы не французы, – коротко ответил Грей.

Клара открыла и закрыла рот, не желая лишним словом разрушить легенду их троицы. Цитро, заметив это и поймав ее взгляд, одобрительно кивнул.

Девушка устроилась у окна салона и рассеянно разглядывала Эйфелеву башню. Хорошо, что окно выходило на противоположную от двери сторону, и девушке не было видно как орудия дирижабля «зачищали» посадочное поле от убогих. Зато ей было слышно. Хлопки выстрелов и удары чего-то мягкого о землю. Странно, насколько убогие были молчаливы. Даже умирая, они не кричали. Ни взрослые, ни дети.

Клара смотрела в окно пустым блуждающим взглядом, пальцы рук переплетены и крепко сцеплены. Ей с трудом удавалось осмыслить увиденное при посадке на дирижабль. Рассудок никак не мог принять, что людей можно делить на тех, кто в большей или меньшей степени человек. Да, убогие выглядят ужасно: нечесаные, грязные и отвратительно пахнущие, с осунувшимися угрюмыми лицами, в рванине, которую сложно назвать одеждой. Однако это вовсе не значит, что в них нет ничего человеческого. Что они не чувствуют, не мыслят, не творят… И если сдвинуть вопрос выживания, который сейчас преобладает у них над всем остальным, если поместить их в комфортную, безопасную среду с достатком еды, то эмоции, интеллект и творчество проявятся в них. Очевидно, им нужны цель и лидер, который поведет их к новым возможностям.

Нет, Клара вовсе не представляла себя в этой роли. Этим людям (что бы ни говорил о них стюард) нужен кто-то из их окружения. Тот, кто был бы для них авторитетом. Вряд ли они станут слушать нерешительную, всего боящуюся и вечно тревожную чужеземку. Поэтому Клара сделала максимум того, на что смогла решиться: пожелала всем сердцем этим людям встретить такого человека и снова обрести способность жить, а не просто выживать. Она глубоко вздохнула и отпустила доброе пожелание, словно воздушный шарик, прочь, а потом отвернулась от окна. Виды Парижа больше не казались ей волшебными. Теперь глядя на Елисейские поля с подступавшей со всех сторон буйной растительностью, Клара чувствовала горькую тоску – и ей вовсе не нравилось послевкусие.

7

Спустя какое-то время снаружи стало совсем тихо. Скорее всего убогие отступили, или их всех перестреляли. Мысль об этом Клара гнала от себя изо всех сил. Чтобы отвлечься она подошла к Цитро и задала ему мучавший ее вопрос о том, что думает объективный, не подвергающийся эмоциональным штормам высокий интеллект об убогих и их статусе. Цитро завис на несколько секунд и ответил:

– Очевидно, что они люди. Есть высокий процент вероятности, что они станут неотличимы от тебя и Грея, если будут помещены в те же условия существования. Равно как и ты, Грей и, впрочем, стюард уподобитесь убогим, если долгое время будете вести подобный образ жизни.

После его слов девушке стало еще тоскливее. Утешало, что Цитро подтвердил ее соображения, однако в глубине души Клара надеялась, что все-таки прав стюард. В последнем случае, действия экипажа дирижабля не были бы столь бесчеловечны…

Клара погрузилась в размышления о своей жизни и о выживании в нынешнем мире вообще. После трагической гибели родителей Клара усвоила горький урок: мир полон несправедливости, и надеяться на его милость – значит обрекать себя на разочарование. С тех пор она старалась смотреть на окружающую действительность без иллюзий, остро ощущая каждое проявление жестокости. Она знала: стоит лишь на мгновение забыться, позволить себе быть слабой – и жизнь тут же нанесет удар, сбивая с ног. Недавний эпизод с убогими лишь подтвердил, насколько беспощадной может быть реальность.

Она повернулась к Грею. Мальчик сидел с застывшим взглядом. Его руки, которые он положил на столик, мелко дрожали.

Клара подошла к Грею и обняла его за плечи. Он вздрогнул, но не отстранился. Маска серьезного и самостоятельного молодого человека исчезла, и рядом с Кларой оказался испуганный, нуждающийся в поддержке мальчик. Она кивнула и выразительно посмотрела ему в глаза, а Грей тихо спросил:

– Почему они с ними так, а? Здесь бы хватило места всем…

– Я не знаю, – ответила Клара. Она действительно не знала, как объяснить десятилетнему мальчишке, почему одни люди убивают других. – Скоро мы взлетим. Еще немного и доберемся до Лондона, да?

Грей пожал плечами и отвернулся. Она не представляла, что еще сказать, поэтому просто села рядом и тоже стала смотреть в окно.

Стюард неслышно подошел к ним, держа в руках металлический поднос с тремя высокими стаканами, наполненными водой. Рядом стояла затейливая, такая же, как поднос, металлическая коробочка. Стюард галантно кивнул и протянул руку с подносом.

– Что это? – спросил Грей.

– Сколько языков вы знаете, господа? – поинтересовался стюард.

– Я знаю русский, английский, французский и немецкий. Еще немного говорю на китайском. Но мы с Цитро только начали его изучать.

– Я знаю французский и немного английский, – призналась Клара.

– А вы? – обратился стюард к Цитро.

– Сто тринадцать, если брать в расчет диалекты и мертвые языки.

– Вот это да! – восхитился стюард. – Тогда, возможно, третий стакан лишний… В этой коробке таблетки с запресованными микробами-переводчиками. База данных этих микробов насчитывает около ста двадцати известных языков и диалектов. Сами понимаете, данный препарат не совсем… кхм… официальный, ведь здесь есть технологии робототехники. Я позволил себе предположить, что вы сочтете этот комплимент от экипажа нашего дирижабля весьма полезным. Впрочем, вам решать… Ваш французский безупречен, мадемуазель, однако на островах население разнородное и многонациональное. Нас сильно выручают микробы-переводчики.