Кости, книги и кое-что мертвое. Дневник светлой в Темной академии

В зеркало постучались.

Да, ты не ослышался, дневник.

Не в дверь.

Не в окно.

В зеркало.

И я не испугалась. Наверное, потому что была в той полусонной астральной стадии, когда мозг уже упакован в подушку, а инстинкт самосохранения – свернулся калачиком и похрапывает. Ну, стучат – бывает. У меня каждый день что-то стучит, то совесть, то судьба, то зомби под кроватью.

Устало повернула голову. Зеркало сияло мягким светом свечи, и за гладью его блеснула… когтистая лапа. Красная. Лоснящаяся. С когтями, как у маникюрши, которая перешла на демонические стандарты. Я вздохнула.

Поднялась. Подошла. И, щурясь, произнесла:

– Уважаемый… или уважаемая. Сейчас второй час ночи. А мне в шесть утра вставать и готовиться к балу, который будет вечером. (Да, я тоже считаю это идиотизмом. Нет, пожаловаться нельзя.) А вы, как бы это сказать вежливо… мешаете моей ночной апатии.

В ответ – морда. Красная. Местами с чешуей. Нос картошкой, клык из уголка рта, на лбу – миленькие рожки, как у козлёнка. Тараканы в голове оживились, дружно вышли на перекличку и бодро пошли листать архив памяти. Что-то такое уже было… Ага. Учебник по Тёмному Искусству, раздел «Существа с повышенной степенью агрессии и пониженной социальной пригодностью». Демон обыкновенный. Молодой. По рогам видно – в возрасте психодрам и пубертатных одержимостей.

Он застыл в кривой ухмылке, как будто мои мешки под глазами – его персональная достопримечательность. Что-то говорил, а я его беззастенчиво разглядывала, как экспонат на ярмарке потусторонней нелепости. Потом он нетерпеливо стукнул когтем в стекло, будто я опаздывала на персональное проклятие. И снова что-то сказал. Я пожала плечами.Мы уставились друг на друга, как два незнакомца, где кто-то испортил воздух. Он выглядел шокированным. Будто это я – демон, стучащийся в чужое зеркало посреди ночи, а не он. Заглянул мне за спину. Похоже, ожидал кого-то… повнушительнее? – АУуу… – сказала я, устало привлекая к себе внимание.

– Я тебя не слышу! – объявила я зеркалу, с такой уверенностью, будто каждый день устраивала телемост с инфернальными мебельными аксессуарами.

Он исчез. Я выдохнула. Ну, наконец-то. Спокойной ночи, реальность, спи сладко, кошмар.

Но не тут-то было. Он вернулся. С пергаментом. И пером.

Писал так увлечённо, будто сочинял любовное письмо некроманту на экзамене. Я, не удивляясь уже ничему, закатила глаза до потолка и пробормотала:

– Конечно. Полуночный демонический чат. Прямо то, чего мне не хватало перед балом. Осталось только подключить бабушку к конференции – и будет адский семейный ужин.

Он протянул мне лист. Я вчиталась. Попыталась, по крайней мере. Каракули. Почерк, будто писали хвостом по углю. Слова – на демоническом, но неофициальном, таком, с жаргоном и акцентом ада с юго-восточных бездн. Не поняла ни строчки. Сообщила об этом. Он стукнул себя по лбу. Покрутил пальцем у виска.

– Эй! Сам ты дурак, – фыркнула я. Он удивился. А потом – обрадовался.

Он снова уткнулся в свой пергамент. Скрежет пера по бумаге был слышен даже сквозь стекло – как будто он выцарапывал судьбу. Через пару минут поднял лист, показал мне, и я, прищурившись, вгляделась. Там был нарисован кто-то рогатый. Ну, ясно. Себя, любимого. Дальше – какая-то кривая девушка с вороньим гнездом на голове. Очень мило. Это, по всей видимости, я. Спасибо, что хоть без мух. Рядом – зеркало. Нарисовано схематично, но узнаваемо.Вот ведь. Нашёл родственную душу через зеркало. Демон, конечно… но хотя бы с чувством юмора.

И, внимание, я, то есть вот эта кривая барышня, должна это зеркало разбить. Я подняла бровь:

– Зачем? – спросила, максимально вежливо, как будто разговаривала не с демоном, а с плохо социализированным кузеном на семейном ужине. Он быстро дорисовал: рогатый выходит из зеркала, крутит хвостом, улыбается. Прямо как в книге ужасов: “Путь освобождения низшего существа из зеркальной ловушки”. Классика жанра. Уровень: “Ни при каких условиях не повторять”.

– Зачем? – спросила я снова. С тем же тоном, с каким в Академии обычно уточняют: “А это точно не проклятие?” Он, не выдержав, стукнул себя по лбу – с таким звуком, будто у него череп из обсидиана. А потом заорал в бездну. Прямо туда, за пределы зеркала. К счастью, я его не слышу, почему-то. Я постояла, поразмышляла. Потом вежливо показала на себя и на нарисованное:

– Если ты думаешь, что я добровольно разобью зеркало, чтобы вытащить из него рогатого незнакомца с ночным графиком и, судя по каракулям, отсутствием элементарного самоконтроля – то, мой дорогой, тебе не демонолога, тебе психотерапевта надо.

Он вспыхнул. В прямом смысле. Края пергамента задымились от его негодования. Он вспыхнул. В прямом смысле. Пергамент в его лапах вспыхнул по краям, как будто кто-то поджёг дневник по некромантии – только потому, что в нём была грамматическая ошибка. Дым пошёл лениво, как из ушей у преподавателя Светлой этики, когда я случайно упомянула, что “Тьма честнее”. Он уставился на меня с такой обречённостью, будто только что осознал: эта принцесса точно не из тех, кто следует инструкциям.

А потом… исчез. Буквально. Вспыхнул – и пропал. Наверное, тоже пошёл спать. Или стену грызть от бессилия.

Я зевнула.

– Ну и правильно. Хватит драм на ночь глядя.

Зеркало снова стало просто зеркалом. Отражение – снова отражением. А я – снова усталой девушкой с ритуалом “Бал” на горизонте. Вернулась в постель. Укрылась с головой. И подумала: Вот ведь, даже у зеркал уже больше социальной жизни, чем у меня.

Заснула мгновенно.

Как начнётся день – таким он и закончится.

Амалия Вердисса Фэйрморн, (жертва этикета, дочь драмы и наследница трона, который ей даром не сдался.)

С самого утра весь замок бурлил, как зелье ведьмы без рецепта. Всё и все готовились к балу. Главный зал украшали в безупречную белизну: белые цветы, белые свечи, белые тюли, белые лица слуг, таскающих хрустальные люстры под ритм фанфар. Светлая Империя умела выставить картинку. Почти без души, зато как в театре.

А меня… Меня не просто будили. Меня воскрешали, как древнюю мученицу Света.

Утро началось с визита самой грозной из эльфийских пыточниц – тётушки Элиссии, младшей сестры Его Величества. Улыбалась, как грозовой фронт на горизонте, и щёлкала веером, как клинком. Она возглавляла ритуал, именуемый “подготовкой к балу”, а на деле – операцией по замуровыванию наследницы в ожидания. Мать присутствовала – якобы чтобы “помочь”, а по факту: контролировать уровень моей боевой агрессии, растущей вертикально, как башня магической ярости.

– Потуже корсет, девочки, – пела Элисия, – детка, ты, случаем, не наела себе бока в Тёмной академии?

– Прическу выше. Волосы у тебя такие… тусклые. Мы что, не делаем масляные ванны для кончиков?

– Макияж по-ярче! Голубые глаза стали темнее. Тебе не кажется?

Мне казалось… Мне казалось, что сейчас я взорвусь. Точнее, сначала задохнусь в этом платье, потом – превращусь в облако ярости, расплавлю шпиль замка и объявлю новый режим: "Бал отменяется, принцесса в запое." Но пока я всего лишь вдыхала и выдыхала. Сквозь зубы. Сквозь корсет. Сквозь насмешки и зажимы.

– Держите меня семеро… – прошипела я в отражение. – Я буду убивать.

В зеркале мне в ответ весело улыбнулись. Красная лапа бодро помахала – как старому другу или новому кошмару. Моё настроение взяло чемодан, билет в один конец и со свистом скатилось в самые низшие миры. Прямиком туда, откуда, судя по рождественскому красному тону, и вылезла эта морда. Я надеялась, что это был просто ночной сон. Или галлюцинация от слишком тугого корсета. Но нет. Надежда рухнула, как карточный дом дяди Фалия, когда он решил играть на деньги с шулерами из Вечной Бездны. Потом… Сейчас – просто учусь дышать… Матушка подошла ко мне и встала между мной и зеркальным ужасом.

– Цветок, всего пару часов… Потерпи. Она скоро уедет, – её голос был мягким, как плед, но в нём слышалось знакомое: “Не вздумай устроить скандал на публике”.

Я резко выдохнула, и корсет моментально напомнил, что у меня есть лёгкие. И что дышать – привилегия, а не право.

– Мамочка… я могу вытерпеть недельный путь до Тёмной Империи. Три месяца учёбы в Академии, где на завтрак тебе предлагают демоническую руну, а в обед – свидание с некромантом. Но тугой корсет, мешающий дышать, прическу, оттягивающую мою голову в параллельную реальность, туфли, способные свести ведьму с ума, и вечные комментарии, как именно мне следует дышать – это уже пытка. Давай просто… не знаю… усыпим её, выдадим замуж за первого встречного, сосшибём ей память – ну пожалуйста. Дайте мне тишины и покоя.

Мама вздохнула. Нежно, по-матерински.

– Потерпи ради меня… У меня для всех хорошая новость. Не порть вечер, ладно? Просто… побудь паинькой. Один вечер.

– Мам… – я поджала губы, устало глядя ей в глаза. – Я второй день паинька. Как ты просила. Я не колдовала. Не взрывала. Не кидала никого с балкона. Даже вилами не махала.

– Ещё чуть-чуть. Всего один вечер. Ты обрадуешься, когда узнаешь наш сюрприз, – сказала она таинственно и поцеловала меня в висок, оставляя аромат нежных цветов.

Наконец… Вечер. Прохладный воздух. Сюрприз… Я внутренне зевнула. Если только это не побег в Тёмную Империю с полным дипломатическим иммунитетом и запасом вина – сомневаюсь, что я обрадуюсь. Я вышла на парадную террасу, но вместо ветра – в лицо ударил аромат свежих цветов. Сладкий. Приторный. Душный, как этот день.

Бальный зал сиял в одной-единственной тональности – белый. Белые цветы, белые тюли, белоснежный ковролин, белые скамейки для королевской семейки и белый трон для короля, слепящий, как отбеленные кости. И рядом с ним, на ступень ниже – мой. Отдельный. Как памятник чьей-то шутке. Я – единственная наследница трона. Ну, пока единственная. Пока мои родители не решат завести ещё одного ребёнка, который, быть может, пойдёт на трон как на эшафот. Но они почему-то не спешат. Дядя с тётей отреклись, как только мне стукнуло пять. Хотели свободы, не короны. Как и отец. У нас вообще никто не хочет править, кроме деда. У нас за власть не воюют. У нас от неё бегут, будто она заразна.

Так… на чём мы остановились?

Ах да. Зал. Золотые канделябры, королевский оркестр. Детский хор сироток из храма Светлой Богини. Сироты. На балу. Чтобы своим пением оттенить нашу святость. Зачем их сюда приводить? Разбивать сердца об мрамор?

Публика замерла, когда распорядитель объявил, с надрывом, как будто режет ленту:

– Принцесса Амалия Вердисса Фэйрморн, наследная внучка Короны Светлейшей Империи, благословенная Светлой…

– Господи, хватит, – прошептала я сквозь зубы и шагнула вперёд.

Я вошла.

Медленно.

Благородно.

Плечи выпрямлены, лицо – холодная маска. Голова ещё держится, несмотря на тоннаж лака. Корсет пока не лопнул. Туфли ещё не убили. Но они стараются.

Шёпот зашевелился в толпе, как змеи в высокой траве. Я шла, и каждое «она» било по стеклу моего терпения. Но я не сдалась.

Светлая принцесса умеет носить маску лучше, чем корону.

Меня подвели к трону.

Дед встал. Торжественно. Взял мою руку.

– Сегодняшний вечер – в честь возвращения моей внучки. Она принесла мир… и новые горизонты.

Я, не отпуская его руку, склонилась ближе и прошептала:

– Прошу тебя… всего одно.

Он наклонился, беспокойно взглянув в глаза:

– Говори, дитя. Этот вечер – твой.

– Пусть детей отпустят, – тихо сказала я. – Накормите их в соседнем зале, дайте сладостей, воды… и пусть их отвезут обратно в храм. Не стоит разбивать сердца там, где мы пытаемся праздновать.

Он посмотрел на меня долго. А потом кивнул. Подозвал ближайшего камердинера и что-то шепнул ему. Сироты исчезли из зала, словно белые птицы, расправив крылья. Надеюсь – навстречу ночному воздуху, свободе и молчаливому благословению. Я опустилась на трон и впервые за весь вечер почувствовала: хоть одно правильное решение за день сделано.

Бал был скучен. Неприлично скучен. Теоретически – праздник. Практически – пытка с музыкой. Пару раз меня вытащили на паркет по-вальсировать. Результат: три отбитыx пальца, два смятыx подола, ноль удовольствия. Каждый партнер – как вспышка мигрени в шелковом фраке. Закуски были. Вино лилось. Но мне ничего не лезло. Корсет давил на лёгкие, туфли натирали мозоли до состояния «принцесса на иголках», а шпильки в волосах вызывали законные подозрения на пытку с элементами изысканного фетиша. Я медленно тонула в собственном нытье, как в белом креме этого бала. И только в момент, когда зал вдруг затих, я осознала: мать и отец вышли в центр зала. Лучи софитов, внимание публики, и выражение «мы сейчас скажем нечто».

Отец поднял бокал, его голос прозвучал, как фанфара:

– Добро пожаловать! Мы благодарим вас за то, что вы пришли поприветствовать нашу дочь, вернувшуюся из Темной Империи. (Темная Империя. Он это сказал так, будто я воевала, возглавляла переворот и спасала сирот из огня. А я… я просто училась. В Академии. Книжки читала. Демонов избегала. Гробы трогала – да, но не то чтобы по велению судьбы.)

Отец продолжил с особым торжеством:

– И сегодня мы хотим поделиться с вами ещё одной радостью. Мы ждём ещё одного наследника… или наследницу короны.

В этот момент у меня в голове кто-то хлопнул в ладоши. Нет, целый хор.

Ура.

Свобода.

Необязательность.

Возможность перестать быть “единственной”.

Я готова была сорвать с себя туфли, швырнуть шпильки в потолок и объявить амнистию всем своим мозолям.

Мне не обязательно быть идеальной.

Мне не обязательно быть одной.

Корона – не только моя боль теперь.

Я улыбнулась. Искренне.

Со дна души, из глубин страдающей принцессы.

Поздравления сыпались, как лепестки роз… или как ножи в спину – в зависимости от угла зрения. Улыбки расплывались на лицах, как воск на солнце. Шампанское лилось рекой, заливая остатки здравого смысла.

А я? Я стояла среди всего этого белого великолепия – в белом зале, с белыми людьми, с белыми мыслями о белом будущем, и чувствовала, как в груди наконец появляется… свобода. Маленькая такая искра: я больше не одна в этом королевском цирке. Я счастлива. И – в кои-то веки – не из чувства долга, не из вежливости, не потому что «так надо».

А просто… счастлива.

Именно поэтому, ловя момент, я решила сделать лучшее, что может сделать просвещённая принцесса после торжественной казни под названием «бал»: Уйти.

Глава 11. "Как НЕ вести семейные собрания"

Устало рухнула на кровать, словно с поля боя. Ноги гудели, как храмовые колокола в Великий Пост – спасибо узким туфлям, которые, возможно, были изобретены для пыток. Корсет был сброшен, грудная клетка вновь вспомнила, что такое «вдохнуть полной грудью». Светлые волосы, распущенные и без шпилек, разлетелись по подушке, как шелковистый шлейф отдохнувшей мученицы. О, да… Вот об этом я и мечтала весь проклятый день. Никаких тронов. Никаких улыбок. Никаких торжественных заявлений в стиле «мы рады сообщить, что у нас будет ещё один ребёнок». Глаза уже слипались от усталости, в зрачках всё ещё плясали белёсые мушки – эффект послебального освещения, способный свести с ума даже сову.

Тук… тук…

Стук. Где-то там. Внутри. Может, в подсознании. Может, в стене.

Тук… тук…

Ещё раз. Звонкий, настойчивый. Как воспоминание, которое ты пыталась утопить в вине.

– Дайте мне наконец выспаться! – гаркнула я в пустоту спальни, надеясь, что даже привидения устыдятся и свалят.

И, казалось бы, стало тише… Глаза начали закрываться. Мир снова начал уплывать…

Тук… тук…

– Оф-ф-ф… – я села на кровати, злая, как проклятие.

В зеркале – он. Красная лапа, неторопливо машущая мне, как старому знакомому. А следом – улыбка. Та самая… Широкая, с избыточным количеством клыков.

– Чего тебе? – выдохнула раздражённо, как будто это обычное дело – болтать с зеркальными демонами посреди ночи.

Он начал подзывать меня пальцем, маня, как сладострастный секрет.

Я нехотя встала. Подошла ближе.

Я прислушалась. Тихо. Вроде бы. Хотя тишина была натянутая, как улыбка королевской свекрови.Он приложил палец к уху, мол – слушай.

Где-то там, за несколькими стенами, будто в недрах замка, разгорался спор. Приглушённо, как ветер в подвалах. Кто-то не просто ругался – соревновались, кто перекричит кого. Перебивали, топали, хлопали чем-то тяжёлым. О, как мило. Королевские ссоры посреди ночи – традиция, почти как ужин при свечах.

В зеркале демон ухмыльнулся и подмигнул, как соучастник в каком-то безумном заговоре.

Я закатила глаза, выдохнула и, зная, что всё равно не усну, вышла из своих покоев.

– Ты не идёшь… ты вызываешься, – будто говорил его взгляд. Ночная рубашка, тонкий шёлковый халат, босые ноги по холодному мрамору… Я шла, как лунная призрачная тень. Пока весь замок дышал тёмной, плотной тишиной, коридоры дрожали от эха семейной драмы. С каждым шагом крики становились громче. Разборчивее. Знакомее. Истеричные нотки тётушки Элиссии… Глухой, раздражённый голос дяди Фалия… Почти неслышимое, сдержанное мамино… Я узнавала их всех по тембру, как по боевому заклинанию. У самой двери, прильнув к холодной поверхности, я уловила суть.

– Малыша буду воспитывать я! – визжала сестра деда, как сорвавшаяся с цепи горгулья. – Сразу после рождения я заберу его к себе! И не потерплю ваших непослушаний!

– Тётушка, вы, должно быть, утратили связь с реальностью, – раздражённо бросил дядя, – раз вообще произнесли это вслух.

– Это я? Сошла с ума? – визгнула она, срываясь на ультразвук. – Это мой брат лишился рассудка, когда взял в жёны вашу мать – дворянку без единой искры Света! Без дара! И вот итог – ни один из вас не маг! – завизжала тётушка, – Позор на всю королевскую кровь!

– Отец любил маму… – тихо сказала тётя, будто произнося молитву в часовне разрушенного храма.

– Любовь – привилегия слабых, – захохотала Элисия. – Он разрушил династию, чтобы связаться с этой жалкой, бездарной, смертной женщиной. И кого вырастили из Амалии? Очередную слюнтяйку, жалкую, как вы сами!

Каждое её слово – как шип змеи, вонзавшийся под кожу.

– Она пожалела сирот. Позор на балу! Мне самой пришлось распорядиться, чтобы их выгнали обратно в монастырь. Пока ваша "белая добродетель" изображала сострадание, эти грязные дети ели пирожные, как равные! Каждый должен знать своё место. Никто не равен высшей аристократии. А с королевской семьёй – тем более!

Я стояла за дверьми. Дыхание ровное. Взгляд – ледяной. Если бы меня в этот миг увидело зеркало – оно бы покрылось трещинами и рассыпалось в прах.

С каждой фразой волна ярости поднималась внутри меня. Магия шептала, будто просыпалась. Вены наливались жаром, как трещины в лаве. Гул. Едва уловимый, тягучий, как надвигающаяся гроза. Мрамор под ногами будто звенел от напряжения. Воздух дрожал – замок чувствовал бурю. Мою бурю.

– Тетушка… вы жестоки. – прошептала мама, но голос её звенел, как струна. – Ни одного из моих детей вы воспитывать не будете.

Элисия засмеялась. Звонко. Колюче. Словно бьёт бокалом о мрамор.

– Кто-то спрашивал твоё мнение, Аграфа? Всё уже решено. – прошипела она. – Я останусь в замке до твоих родов. А в день рождения ребёнка заберу его – и воспитаю из него истинного наследника. Достойного трона Светлой Империи…

Двери не открылись. Они взорвались.

Огненный вихрь вспышкой вырвался из коридора. Обломки дерева и золочёной отделки отлетели в стороны, как бумага. В комнату вошла я – босая, в лёгкой ночной рубашке и халате, но в глазах у меня горел шторм.

– Попробуешь забрать ребёнка – я тебя закопаю в собственных венах Света, – ровно сказала я.

Комната замерла. Даже пламя в камине застыло, словно слушало.

Тётушка медленно повернулась ко мне, её лицо побледнело.

– Амаалиии… – взвизгнула она, закрывая лицо от энергетических всполохов. – Прекрати!

– Мне прекратить? – медленно произнесла я, прищурившись. – Или всё-таки вам умерить свою снобу?

Элисия пошатнулась, но упрямо выпрямилась, будто её позвоночник сделан из серебряной проволоки.

– Амалия… что с твоей магией? – тихо прошептала тётя Лили, глядя на меня так, словно впервые видит.

Я не ответила.

– Амалия – наследная внучатая принцесса! – прогремел голос из-за спины, тяжёлый, властный, обволакивающий, как церемониальный плащ. – Я приказываю тебе немедленно прекратить!

Я медленно обернулась. В дверях стоял дедушка – Его Высочество, король Светлой империи. И в его глазах – не ярость. Нет. Гораздо страшнее. Там была… усталость. Он посмотрел поверх моей головы на тётушку.

– Элисия. – его голос стал ещё тише, но холоднее. – Ты перегнула. И не впервые. Я приказываю: покинь дворец и не смей показываться здесь ближайшие пять лет. – Тётушка побледнела, но не осмелилась возразить.

– Собрать багаж леди Элисии, – ровно сказал он слугам, уже стоявшим у стены. – Немедленно.

Он перевёл взгляд на меня. На секунду – очень короткую – я увидела в его глазах то, чего не ожидала: грусть. Глубокую, человеческую.

– Также собрать багаж принцессы Амалии. – его голос звучал так, будто он сам себе выносит приговор. – Она отбывает в Тёмную Академию. Немедленно. Продолжать учебу…

Он развернулся. Не добавил ни слова. И ушёл, не оборачиваясь.

А магия… погасла. Тихо, как затухающая комета. Словно отрубили дыхание ветра. Потому что не магия подчинилась приказу.

А я.