Заброшка

Ян потерял интерес к нашему разговору и прогуливался в стороне. Разогнав массажными движениями кровь по рукам, я предложила разжечь костер. Мой буковый друг не придумал ничего лучше, кроме как использовать тела макетов в виде дров.

– Даже не вздумай делать такое лицо.

– Тебе самому от себя не противно? – меня что-то кольнуло под ребра, и я встала, а затем в нерешительности опустилась на место. – Они же тоже когда-то были…

Я хотела сказать «тобой», но смолчала.

– Хамка. Верно говорят, не хочешь зла – не делай добра.

Время текло не торопясь, веки тяжелели, и я периодически прикрывала их, но в голове, как водоросли на мотор, наматывались тошнотворные образы, тормозя мой мозг как лодку. В памяти всполохами возникали обрывки сна про опыты и парфорсную охоту в тонах «Алисы в Стране Чудес», но чересчур мрачной для детской сказки. Еще там были Вельзевулы, и воспоминания о них вызывали головокружение.

К завтраку выползли и Повелители мух. От запаха суповых консервов мне стало совсем не по себе – от приступа тошноты я выронила ложку, которая шлепнулась в банку, обдав руку брызгами. Меня скрутил кашель, и Эвелина, прищурившись, посмотрела на мой живот и на меня. Пресекая ее очевидно несуразный в нынешних условиях вопрос, я процедила:

– Нет, Веля. Даже не думай об этом. Дело в том, что… у меня впечатление, что я ела эти консервы сотню раз.

Повелительница мух изменилась в лице. Я отдала подсуетившемуся Зеве свой завтрак и отодвинулась подальше от мясного душка; Андрей принялся уплетать за обе щеки, на что Веля заметила:

– Сам бы себе и приготовил, чертеныш.

Я проартикуллировала ее слова одними губами и накрыла пальцами рот. Вот-вот Эвелина скажет: «Продрогла до соплей» и вытянет ноги поближе к костру. Эпизод столь яро впился в разум, что я с минуту ждала, когда сбудется мое пророчество, но так не случилось. Много потрясений и скопившийся стресс – вот мозг и путает долгосрочную память с краткосрочной.

Засмотревшись на костер, в котором тлели останки макетов, я растворилась в кратковременном безмолвии. Друзья поддались мистической утренней тишине, но Ян, воплотившись за моей спиной, заговорил, вырвав меня из тишины:

– Вы хоть спали. Мы с этой, – кивнул макет на меня, – были лишены такой роскоши.

– Ага, держи карман шире, – отозвалась Веля. – Проворочалась всю ночь.

– Забавно, ведь и я толком не спал, – ввязался Андрей. – А ведь, если подумать, то мы неделю страдаем массовой бессонницей! Чудно.

– Чего чудного? – спросила я вдруг. – Ты же сам сказал, что не спишь, когда пялишься на меня через свою муху.

Воцарилась тишина. Ян задержал на мне взгляд, но хмыкнул и был таков. Вельзевулы отреагировали ярче: Зева побагровел и поднял мои слова на смех, а я тщетно силилась вспомнить, когда он мне такое говорил. Не говорил ведь! Стал бы Андрей признаваться в том, что следил за мной через ЦеЦе?

– Постельные сцены тоже? – поинтересовалась Веля и вытянула губы трубочкой. – У-ля-ля. Первый этаж горяч.

– Первый этаж я проматываю, – возразил пристыженный Повелитель мух, а я даже не удивилась, что могла промотать пленку с Тийей Серенай, как будто бы знала об этой функции, но почему же я ей тогда не воспользовалась? – Я… я же сказал, я не такой. Мне не нравится подглядывать! Тем более за хорошенькими девушками – со стыда же сгорю. Просто «Вторичка» – одно из моих любимых свидетельств…

Андрей пустился в пространный отзыв о моих земных приключениях.

– «Вторичка»? Отстой, – сказала Веля.

Зеву это возмутило:

– Да почему же отстой-то?

– Ты следил за мной, – сказала я со вздохом. – И Первый этаж, – запнулась, бросив взгляд на Яна, – ты не мог промотать, пока не дойдешь до… ну, самой сути.

Повелители мух вытаращились на меня в недоумении. Откуда мне известны секреты разработчика ЦеЦе? Я тоже была ни сном, ни духом. Предположить, что ЦеЦе рассказывал мне о такой возможности, тогда почему я не воспользовалась ей во время постельной сцены Белого Вейнита с ашерн-а?

– А что случилось на Первом этаже? – шепнул Ян, обдав дыханием мое ухо.

Я откинула голову и усмехнулась перевернутому лицу макета. Он отшатнулся. Пустоголовому манекену удалось совершить феноменальный прорыв и откатить мое отношение к Яну-точка-Индастриз до уровня земного Седьмого этажа, когда он напрягал и раздражал меня.

– Если я расскажу, – ответила я, придавая голосу зловещие нотки, – ты умрешь.

– Верун, ну в самом-то деле, – всплеснул руками Андрей, пока Ян, грозя мне пальцем, пятился назад. – Ты сегодня сама не своя.

– Иди сюда, золотой, – Веля притянула Яна к себе за талию, как байкер – хрупкую подружку. – Вера пошутила, правда же, да?

Голова закружилась, стоило мне вернуться в привычное положение. В животе зашевелился комок адреналина. Склонив голову к правому плечу, взглянула на Яна: с собранными на груди руками макет смерил меня ответным колким взором. Эвелина обняла его, и вроде картина привычная – ну как не украсить свой фон красоткой! – а я не узнала их. Всего на миг меня охватило чувство, будто я впервые их вижу: не узнала ни Вели, вздернувшей в претензии тонкие брови, ни Яна, пояс которого обвивала ее рука, даже Зевы, что со смешным выражением лица стоял между нами, как секундант.

– Я не помню этого, – прошептала я и сморщилась: теперь точно запишут в сумасшедшие. – Не берите в голову. Бессонница свое дело делает.

Вращая кистью у виска, села на место и перекрестила руки. Спутники выжидательно молчали, и я, закатив глаза, нехотя пояснила:

– Многое из нашего утра мне как будто бы снилось.

– А-а, – Зева поскреб ногтем щеку, – я думал, ты просто экстрасенс. Например, знаешь, что мы с Велей – хельты.

– Аларинкийцы, – поправила я и растерянно посмотрела на соратников, которые резко перестали улыбаться, и на автомате повторила: – Вы – аларинкийцы.

– Это похоже на баг, – Веля показала на меня острым ногтем, обратившись к брату. – А я, черт побери, говорила, что макетный холм – бельмо на глазу. Сами посудите, – Повелительница мух обратилась ко всем, – «заброшку» вряд ли населяли клоны Белого Вейнита. Это какая-то ловушка, замануха на живца.

Ее взгляд заострился на мне. Я повела плечом:

– Я, может, и иголка в ботинке Дайеса Лебье, но вряд ли он бы потратил столько энергии на то, чтобы создать мне Нарнию внутри иллюзии. Сдается мне, фокус с «перемоткой времени» – изобразила кавычки пальцами – не самая дешевая затея, к чему ее усложнять? Разве что…

– Что? – спросил в нетерпении Зева, когда я застряла в глубокой думе.

– Что, если вы – галлюцинации? Ведь любой бред основан на пережитом опыте, а я видела и Яна, и вас, работала с вами, может, не мир иллюзорен, а и «вторички» никогда не было… – черная сеточка затянула зрение, в висках застучала кровь от приближающейся панической атаки, и я заставила себя ощутить давление подошв на землю, но тут Ян сказал:

– Молодцы, загрузили девчонку. Теперь ее кукуха окончательно съедет, и она, уверовав, что мир – симуляция, кого-нибудь зарежет на радостях!

Веля обхватила мои плечи и заглянула в лицо, в котором не осталось ни следа страха – ведь мы вернулись в колею сюжета моего сна. Да и сон ли это был? В общем, надолго отходить от намеченного пути не стоило, иначе пророчество макета могло и сбыться. Я не душевнобольная, просто интерфейс восприятия обнажил недочеты устройства.

– Кое-кому пора на процедуры, чтобы языком попусту не молол, – съязвила я, собрав руки на груди.

– За дело. Раздевайся, – сказал Зева Яну.

Я считала ворон в отдалении. Все равно ничего не смыслила в манипуляциях Вельзевулов: они просвечивали кожу макета специальным фонариком, что-то записывали и, хмурясь, тут же зачеркивали. Когда я подошла, Веля почесала нос фонариком и вернула луч на оголенный торс, на котором я старалась не акцентировать внимание. Подойдя ближе, я разглядела рунопись на ребрах Яна.

– Ума не приложу, что это за серийный номер. Зев, это АИНовский новодел? – спросила Веля.

И опять я предсказала, что они не знают значения цифр. Андрей быстро ввел данные в контактер, опустил плечи и на выдохе произнес:

– Ничего подобного. Мне неизвестна эта языковая система, сестренка. Да и всей АКАШИ в придачу.

Эвелина выругалась и повернула голову Яна, чтобы открыть обзор на символ за ухом, походивший на точку, вписанную в окружность.

– У старых моделей здесь значился логотип, – пояснила она. – После ряда реформ против монополий такую практику запретили. А это что за знак?

– Циркумпункт, – прошептала я. – Символ Всесоздателя.

Брови Вели взметнулись вверх:

– О, вау, да вам есть что обсудить с религиозным фанатиком Зевой.

– Да и что с того! Архитекторы миров есть? Есть. Значит, и Вселенная спроектирована, – возмутился Андрей.

Я попыталась вразумить брата с сестрой и заметила, что АИН веников не вяжет, раз маркирует манекенов печатями Абсолюта.

Веля скривила губы, покачав головой:

– Прям уж… Они не помечают макетов, чтобы не запятнать репутацию. Лгут, что макетов им поставляют по благотворительности – все-таки аисты помогают змеенышам найти новый дом, а эверий на кукол не хватает, плак-плак, – Повелительница мух притворно поводила кулаками у глаз.

– На Земле аист – хищная птица, – сказала я, хотя неоднократно это, вроде бы, повторяла. А вроде и нет. – Что ж, получается, создатель макета – даже не сотрудник АИН. И как нам его искать?

Брат с сестрой обменялись подозрительными взглядами, и Зева вызвался прогуляться со мной по округе, чтобы поискать зацепки и разузнать побольше о той местности, куда нас забросило. В душу закрались сомнения, что меня пытаются отвлечь от мучительного зрелища, но я мотнула головой: вдруг они, ну, скажем, не хотели делать из близкого свидетеля препарирования лягушки? Эта «лягушка» была идентична той, кого я любила. Повелители мух просто берегли мою психику.

И все-таки я плелась вдоль обочины за Зевой с тяжелым сердцем. Он выкладывал всю подноготную их с Эвелиной семьи – как они вынуждены скрывать преступный род деятельности и имитировать счастливые студенческие годы перед воспитателями. Андрей вырвался вперед и, сцепив ладони на затылке, бодро шагал по пустоши и в какой-то момент, увлекшись болтовней, перестал кидать на меня взгляды через плечо. Не сказать, что я черства к проблемам других, но почему-то история повелителей мух мне приелась, будто я неоднократно слышала ее, поэтому двигатели моей эмпатии сработали вхолостую.

Я отстала, засмотревшись на изваяние, жившее в маленьком «домике», поросшем мхом. Столбик, воткнутый в гравий, в вышину не более полутора метров, слегка покосился, и башенка с циклопом, усевшимся в позе лотоса, опасно склонялась вправо. Циклоп смотрел выпученным глазом, в центре которого зияла выемка зрачка. Его пухлое тельце покрывала шерсть, изображенная умелым мастером в виде тоненького ворса.

– Ой, Верун, ты чего это тут? – ко мне подлетел Андрей и, поправив очки, оглядел содержимое домика. – Ого, сколько ништячков!

Зева говорил про дары, которыми был окружен пучеглазый божок: драже в глазури, тянучки, жевательные резинки, батончики, похожие на шоколадные, орехи, неопознанные сласти в разноцветных упаковках. Я только успела рот открыть, как ненасытный Повелитель мух уже слопал какую-то конфету и тут же выплюнул, скособочив рот:

– Горечь, – сказал он, потирая губы.

– Зачем ты это съесть-то пытался? – спросила я, помассировав висок. – Просрочено же. Или несъедобно вовсе.

Андрей пожал плечами и улыбнулся так, что на щеках выступили ямочки. Инфантильный-таки братец достался Эвелине, но она его любила, а он – ее, и вместе они составляли ту пару костылей, на которую опирались на сложном жизненном пути.

Мой взор упал на горизонт дороги, у которой, казалось, не было ни начала, ни конца, как у этого утра. По сердцу скоблили ржавые гвозди беспокойства, и я не могла найти этому объяснения, лишь сказала Зеве, что нам пора возвращаться в лагерь. Напоследок взглянула на циклопа: с нижнего века стекала густая капля меда, будто циклоп им мироточил, но наваждение пропало, стоило моргнуть.

По возвращении нас встретила Эвелина и, пока Ян «перезагружался», мы обменялись парой слов. Как я поняла, Повелители мух обеспокоены тем, что эпизод в Пролете Земли завирусился в АКАШИ – все верно, наши горе-робототехники и без того под прицелом. А тут предаются огласке грехи праведных аистов, отраслевой корпорации, единственной во всей Вселенной, у которой наверняка найдутся средства и ресурсы, чтобы прихлопнуть двух мух.

«Надо решать проблемы по мере их поступления, – подумала я, сворачивая спальник рулетом и засовывая его в мешок. – Сегодня главный вопрос – куда занесет нелегкая четверых неудачников?»

Волосы мешались, и я убрала их за уши, кряхтя в попытках упаковать спальный мешок. Что на Земле, что на «заброшке» – чехлы в два-три раза меньше содержимого, как по закону подлости.

– Дай сюда. – Ян, внезапно подошедший, вырвал мешок у меня из рук и в два счета справился с задачей. Он затянул веревки и пихнул мешок мне, а я едва успела его подхватить.

– Спасибо, – процедила, сжав мешок до обескровленных пальцев.

– Я это сделал, – ответил, обернувшись, макет, – потому что не в силах смотреть на твои жалкие потуги. И где тебя откопали Вельзевулы? Балласт. Несмышленое одноклеточное.

У меня загорелись щеки, я швырнула мешок в дорожную пыль и подняла тяжелый взгляд на макета; вспышка удивления на его лице сменилась надменным видом. Он спросил, наклонившись ко мне, как тогда, на Седьмом этаже, нависая птицей-падальщиком:

– Что такое, мелочь? Задел за живое?

Я проигнорировала едкие слова, находя себя в отражении голубых глаз: задвоилась, тяжело дыша от нахлынувших чувств, все судорожней и судорожней вздымались мои плечи, а после я резко развернулась, хлестнув Яна по лицу волосами, и зашагала к водонапорной башне. Не пикнув – а это дорогого стоило.

Забравшись по аварийной лестнице на верхнюю площадку сооружения, взялась за решетку и опустилась на клетчатый пол. Ветряные потоки тревожили сердце, заставляя его биться чаще, и сдували с глаз слезы. Я дважды кратко вдохнула и, подобрав колени, спрятала лицо. Поддаваться унынию – последнее дело, особенно той, что пережила все на свете. Мистер Уайльд, вы были не правы – пережить можно все, включая собственную смерть.

«Несмышленое одноклеточное на месте героини меча и магии, так еще и макет на меня взъелся. Он говорит мне гадости его языком, и от этого так фигово на душе».

– Эй, нам пора выдвигаться.

Я быстро протерла глаза и подняла взгляд на макета: Ян стоял на последних ступенях винтовой лестницы, не решаясь ступить на платформу. Как только наши взоры схлестнулись, он отвел глаза и прочистил горло. Я еще раз насухо вытерла глаза рукавом – раскисла и сломалась под плетью бесконечной дерзости манекена, с кем не бывает. Для меня, может, и редкость распускать нюни, но по ощущениям я будто бы застряла в жерновах этого утра, и как Сизиф, вынуждена бесконечно перемалываться. Откуда эти чужеродные мысли – не знаю. Ян прав? Я схожу с ума?

– Ты что, плачешь здесь? – спросил макет, не выдержав тишины.

– А надо в другом месте? – ровным голосом парировала я. – Я сейчас спущусь. Идите без меня, догоню.

Ян дернулся, чтобы спуститься, но повис на перилах и подтянулся. Он уставился на меня, терроризируя взглядом чужих глаз.

– Ну, чего завис? – пощелкала пальцами. – Иди.

Макет ретиво приблизился ко мне, заставив отшатнуться. Он неожиданно обхватил меня за кисти рук и, припав на колено, сказал:

– Мне не шибко хочется быть с тобой грубым. Я сам не знаю, почему ты так злишь меня.

– Ч-что на тебя нашло? – я оцепенела, срубаемая под корень серпами лазурных глаз. Мне так хотелось обмануться, как на шоу иллюзиониста – повестись на фокус. – Будь кем хочешь.

Сказав это, я прикусила язык. Он должен был быть Янусом, к чему эти разделения? То, что Вельзевулы пытались приблизить, я отдаляла своими непрошенными психологическими сеансами. Макет обязан откатиться в воспоминания моего бога, чтобы воспользоваться магией и вытащить нас отсюда. То, что на уме у выдумки, волновало в последнюю очередь.

Ян отпрянул, одернул порывисто «косуху», и, нахмурив густые брови, вкрадчиво произнес:

– Не надо лгать мне в лицо. Я же не круглый идиот.

Я медленно поднялась на ноги.

– О чем ты, Ян?

– Только ты одна из-за своего безумия и хочешь, чтобы я оставался самим собой. – Макет будто процеживал слова через грязную марлю. – Остальные – нет. Задача Вельзевулов превратить меня в телефон, через который можно связаться с нормальным Яном. И когда твое тело подвергают этому, – он стянул воздух в канат, – ты перестаешь быть собой.

Меня захлестнула жалость к макету, и слова вырвались сами по себе:

– Ты все равно будешь ассоциироваться с ним… Мне жаль, что тебе приходится проходить через это.

Свет оборвался так резко, что подумалось, будто ослепла. Заглушив крик ладонью, я ударилась во что-то твердое, и оно обхватило меня – это был Ян. Мы остались в кромешном мраке, настолько густом, что тело сдавливало в его тисках. Я ухватилась за кожаную куртку макета, но она рассыпалась в моих руках на пиксели, а в воздухе возникла преследующая неоновая фраза:

«Вы проиграли!»

Минуло мое тридцать девятое «утро сурка» у подножия Яникула. Следующее – юбилейное, и если оно не будет особенным, я буду подавлена. Как же так? Герой Билла Мюррея хотя бы помнил, что застрял во временной петле, да и наказан был за скотское отношение к окружающим. А я пытаюсь поддержать всех и каждого, но терплю неудачу за неудачей. Если теория о Колесе Сансары верна, то, чтобы выбраться, я должна отринуть страдания и помочь людям, вернее, демонам и макету, тогда я спасусь. Такой вот кармический договорняк.

Что-то я делаю не так.

– Ты смотришь, но не видишь, – произнес полярный лис.

Хрустящий снег, разукрашенный под стать его шерсти, заволакивает мою тушку дикобраза. Снежинки нанизываются на иголки.

– Кончай умничать и скажи как следует – что я должна сделать? – фыркаю я.

– Не много ли ты хочешь? – лис гулко смеется, и ветра подхватывают его смешки, вторя им. – Нынче консультанты не справляются без ликвидаторов.

Луна светит фонариком врача, проверяющего реакцию зрачка. Я щурюсь, чтобы рассмотреть силуэт лиса, но, призрачный, он растворяется в ночи.

– Ты все равно в моей голове. Я сама себе и ликвидатор, и консультант.

– В точку, Иголочка. В яблочко.

Прежде, чем я прыгнула на лапки, чтобы догнать лиса и никогда с ним не разлучаться, тотем прыжками преодолел звездную дорогу и нырнул в лунную нору.

«Сама себе и ликвидатор, и консультант…»

«Попробуйте заново».

– Что ж, получается, создатель макета – даже не сотрудник АИН. И как нам его искать? – сказал, словно зачитывая реплику из моей головы, Зева.

Не дожидаясь, когда меня спровадят, я подхватила изумленную Велю под локоть и увела к холму, не проронив ни слова. С момента, как очнулась на вершине Яникула, молчала – а окружающие трещали без умолку, и самое смешное было то, что я знала наизусть весь сценарий их полилога, и даже мои фразы обязательно кто-то произносил. Мало того, я предугадывала даже те линии «сюжета», что так и не наступили, но я могла с точностью пересказать, что ожидало нас в будущем или альтернативной его вариации.

– Что с тобой сегодня? – спросила Эвелина, поддавшись моему напору. – Куда мы?

Я показала на водонапорную башенку. Молча – не хотелось играть по заданному сценарию, ведь я не марионетка, как местный Ян. Пусть мои соратники разговаривают по указке, пока я пытаюсь в очередной раз лопнуть мыльный пузырь выдуманного мира.

– Порой мы делаем выбор в свою пользу, – сказала Веля, когда мы забрались на верхний этаж. – Идеалы, которыми мы прикрываемся, будь то семья, дети или искусство – всего лишь инструмент для манипуляций.

Отвинтив кран металлического люка, я пропустила Повелительницу мух внутрь и захлопнула дверь за ней. Под вопли Эвелины провернула затвор два раза по часовой стрелке и отряхнула руки от облупившейся краски.

«Теперь я поняла, о чем ты говоришь, Веля. Вы сделали выбор в свою пользу, а я хочу развязать кармический узел и выиграть».

Сбежав по шаткой лесенке, сотрясавшейся под моим динамичным шагом, я помчалась обратно к месту проведения экспериментов. По мере приближения мой слух улавливал едва различимый скулеж, что будто вовсе не принадлежал человеку. Я вбежала на территорию лагеря и обомлела: макет, прикованный к бетонному столбу, подвергался ударам током; из подведенных к его черепу, шее, конечностям и груди проводам выходил заряд, который и срывал с губ несчастного стоны. Всякий раз, когда вспышка света сканировала его тело, я видела, что внутри вместо скелета – деревянная безликая болванка. Гудение, стоявшее вокруг, напоминало гул линий электропередач. Зева расположился на складном кресле в отдалении, жевал похищенный из божественного домика мармелад и переключал тумблеры на пульте, усиливая подачу электричества.

Я с головы до пят покрылась шипами. Не раздумывая, подбежала к Андрею и выбила из рук аппарат; сорвав с его ремня резиновые перчатки, суетливо натянула их и выдрала из тела Яна провода с корнем.

– Верун! Ты чего?! – Андрей, свалившийся вместе со стулом, подполз к устройству и обрубил подачу тока.

Ян лихорадочно дышал, дрожа от напряжения и боли. Я сбросила цепи с его рук и ног, и кукла обмякла; мы опустились на землю, и я обняла его, нащупывая задеревеневшие мышцы под кожей. Глупая марионетка раздражала меня, хамила и бередила раны, но даже шарнирная пустышка не заслуживала страдать во славу эксперимента. Он спрятал мокрое от пота и слез лицо на моем плече, и я поднесла руку к затылку, чтобы зарыться в мягкие локоны и распотрошить их в утешении, но пальцы дрогнули в сантиметрах, и я сжала кисть в кулак.

– Ты же могла пострадать. – Совершенно растерянный, Зева озирался в поисках более сильного игрока, которого я заперла в башенной операторской. – Зачем полезла?

– Ему больно, – произнесла я, но интонации придали голосу больше жалостливости, чем упрека. – Вы прикрываете свои преступления пожилыми родителями. Цель не оправдывает средства.

– А вот и нет, мать твою. – К нам шагала, спалывая каблуками землю, озлобленная Повелительница мух. Она закрыла собой брата и с вызовом посмотрела на меня. – Ты нарушила технику безопасности. Ты заперла меня. У тебя с головой все в порядке?

Я еще крепче обняла Яна, будто он был плюшевой игрушкой для ребенка и единственным аргументом моего инфантильного поступка.

– А если не в порядке? И меня шоковой терапии подвергнете? – выплюнула я.

Вельзевулы вздрогнули, как по команде. Морщинки, придававшие лицу Эвелины суровость, теперь подчеркивали усталость. Ян расслабился в моих руках и задремал. Долговязое тело отдавило мне руки и ноги, поэтому я тихонько, стараясь не потревожить его сон, усадила макет спиной к столбу и прикрыла своей курткой. Вспыхнули нехорошие ассоциации с красной курткой и квадратным шиповником, но я погнала их прочь. У нас новые проблемы – и, как мне казалось, Лимб здесь и рядом не стоял.

Подойдя к повелителям мух, я сказала:

– Перезагружается. Не будем будить.

– Ты что, обнаружила какой-то баг? – поинтересовался Зева. – Жуть как странно себя ведешь.

– Это ты жуткий, – отразила я, вспоминая, с каким безразличием он жевал конфеты, накидывая вольтов на тело подопытного макета. Я потерла веки и выставила ладони: – Ребят, серьезно. Я не знаю, что со мной, но поверьте, вам стоит задуматься о морали. Не смейтесь, но мне кажется, очищение кармы – путь на выход из петли, в которой мы застряли. Освободимся от аномалии.

Эвелина приоткрыла рот и схватила меня за запястья, заставляя глубже заглянуть в малахитовые глаза Повелительницы мух:

– Только не говори мне, что…

«Вы проиграли!»

Вьюга заматывала мою игольчатую сущность в кокон. Крепче, плотнее; снежное ватное одеяло фиксировало мои лапки и ломало иглы. Мороз кусался – больно щипал за бока, щеки и нос. Из груди рвался вой отчаяния, но я держалась, чтобы дождаться спасительных маячков. Вот, два синих огонька продрали пелену снега, и на пепельном холсте вырисовался силуэт – он затрясся, не то от смеха, не то для того, чтобы отряхнуть шерсть.

– Чудны дела твои, Иголочка… – лис в два прыжка преодолел расстояние и описал круг вокруг меня, принося на хвосте январскую метель. – Ты спасла макет от участи лабораторной мышки. Нехило на тебя повлиял сон про охоту и шприцы.

Я была не в силах пошевелиться. Лишь пыталась поймать в поле зрения заостренную морду лиса, но хищник ускользал всякий раз, когда я замечала его. Мне никогда не поймать его, даже если натравлю на него целую псарню и роту охотников.