Американец. Цена Победы

«Обстреляли с дистанции почти три километра» – прикинул про себя Ганс. – «Понятное дело, что дозоров там не было. Привычные ротные минометы на такую дистанцию не достают, пулемёты тоже. А артиллерию ради нескольких выстрелов, после которых её пришлось бы бросить, никто подгонять не стал бы. Ничего не поделаешь, придется нам высылать дозоры дальше. Особенно в местах, подобных этому, где обстрел можно вести из-за водной преграды или из-за железнодорожной насыпи».

Впрочем, припомнив карту, он повеселел. На всем пути до Льежа таких мест было всего три, и одно противник уже использовал. Ничего, не помогут бельгийцам их уловки. Пусть и позже, чем рассчитывали, но они доберутся до Льежа. И возьмут переправы через Маас. Уже завтра с утра они начнут штурм Льежской крепости.

Беломорск, квартира Воронцовых, 23 июля (5 августа) 1914 года, среда, время обеденное

Едва я успел обнять и поцеловать свою ненаглядную, как раздался дружный топот, и на правой ноге повисла Женечка. А мгновением позже Оленька обхватила левую ногу.

– Красавицы вы мои!

Я поднял на руки дочерей и поцеловал каждую. Так, младшенький, понятно, спит, а где старший сынуля?

– А Мишка на пионерском собрании! – тут же ответила Натали на ещё не заданный вопрос. – Они там думают, как именно помочь стране во время войны.

Я усмехнулся.

– И наш, небось, выступил заводилой?

– Нет, в этот раз они на пару сработали: он и Витя Спицын. А старшим там Петя Ребиндер. Сам он давно уже в «Прогрессорах», но его поставили вожатым к пионерам.

Оно и понятно, Пётр был лет на пять старше нашего Мишки. Кстати, глядя на этих ребят и припоминая портреты, которые висели у нас на химфаке МГУ, я подозревал, что вот этот самый Витёк – это Виктор Иванович Спицын, который мне читал лекции по неорганике. А Петя и вовсе – кумир моей юности и создатель коллоидной химии. Вот только… Обокрал я Петруху. Присвоил себе половину из открытых им законов и явлений. Без этого не получалось ни смазочно-охлаждающие жидкости для станков запустить, ни флотацию, ни отдачу нефтяных месторождений повысить. А в грядущей войне это всё было слишком важным. Пусть уж лучше меня совесть мучает, переживу как-нибудь! А Ребиндер… Я верил, что с его умом он все равно без достижений не останется.

– Ладно, мой руки и садись за стол! – распорядилась моя половинка. – Заодно и доложу тебе, как у нас и что. А уж после обеда в душ пойдёшь. Сейчас некогда!

– Погоди, какой душ, я же совещание через час назначил! – запротестовал я.

– Ты назначил, а я отменила! – упёрла руки в боки моя жёнушка. – И нечего тут хмуриться! Обстоятельства изменились. И все в разгоне. Вот сядем за стол, и рассажу подробнее!

Минут через десять мы сидели за столом, отдавая должное салату, а Наталья начала делиться новостями:

– Наша Софья Карловна и Рабинович сейчас у Столыпина. Готовят объяснения по «казусу Френкеля». Не перебивай, понимаю, что ты не в курсе. Как ты помнишь, мы уделяли особое внимание подготовке к войне Сербии и Черногории. И для этого использовали филиалы и дочерние подразделения нашего Банка.

Я кивнул.

– Но рядом есть ещё Албания, в которую наш банк не впустили. Во-первых, страна мусульманская, там к банкам исторически неодобрительно относятся. А во-вторых, она только в прошлом году образовалась. И немецкий князь, которого запустили управлять, порядка обеспечить не мог. Но поставил во главе министерств свою родню, которая активно не пускала в страну русские структуры.

– Я помню. Мы решили опереться на местного контрабандиста. У него уже имелось неслабое силовое крыло.

– Именно. Во время Первой Балканской он создал из своих ребятишек отряд каперов, которые грабили его конкурентов, работавших из Турции. В итоге и патриотизм утолил, и заработал неплохо, и разжился полутора сотнями ребят, понюхавших пороху. К тому же – деловой партнёр нашего «Полтора жида». Они вместе поставляли оружие и прочие разности еврейским колонистам в Палестину. И Рабинович сказал, что на Френкеля можно положиться.

– М-м-м?

– Михай Френкель – так зовут этого парня. Родился он в Османской империи, в семье потомственных контрабандистов. Третье поколение между прочим, уже почти династия! – улыбнулась моя Натали. – И всё время они работали с территорий, которые формально турецкие, сами считали себя независимыми, а реально – они были ничьи. Для контрабанды нет ничего удобнее. Но лет пятнадцать назад семейное дело унаследовал брат Михая. А ему пришлось начинать почти с нуля в Тиране. Но ничего, как видишь, приподнялся, и даже стал весомой силой в новой стране. Его сил хватало, чтобы охранять наших работников и собирать деньги. Как ни странно, но нетерпимость к банкам у мусульман не распространяется на еврейских ростовщиков. И он этим пользовался.

– Это всё чудесно, но в чем заключается пресловутый казус? – нетерпеливо спросил я, переходя к супу. Натали улыбнулась, потом сделала серьёзное лицо и начала излагать телеграфным текстом.

– После нападения австрийцев на сербов, албанский Великий князь сбежал из страны вместе с казной и всеми родственниками. Образовался вакуум власти. Греция, Италия и Сербия с Черногорией готовились ввести свои войска. Но вдруг на улицах появились инкассаторские броневики с пулемётами Нудельмана-Токарева и конные разъезды с карабинами Нудельмана и гранатами. И знаешь, милый, этого оказалось достаточно, чтобы грабежи и погромы прекратились. Было объявлено о создании Временного Правительства и срочном созыве Национального Собрания. Так что сегодня, всего неделю спустя уже объявлено о создании Албанской Республики и назначены выборы президента.

– Лихо! – покрутил я головой. – И ты говоришь, что всё это провернула сотня головорезов с несколькими броневиками?

– Нет, он добрал еще людей. Но, тем не менее, мы имеем дипломатический казус. Бизнес-структура, связанная с нашим Холдингом, силовым путем захватила власть в стране. Нашим дипломатам задают недоумённые вопросы. А они адресуют их нам с тобой.

– Ладно, понял. Это действительно важно. А что остальные?

– Да кто где. Артузов-младший – в Бельгии, германцев бьет. Старший выясняет, кто ж это такой ловкий начал цены на зерновой бирже шатать. Чернов на выпуске первой партии инструментов из твоего нового материала застрял…

– «Победдит»! – перебил её я. – Мы назовём этот материал «победдитом». В честь Победы, ради которой и работаем.

– Хорошо! – оценила госпожа Воронцова. – Название должно прижиться. Байков срочно в Петрозаводск убыл. Что-то там с процессом повторного использования олова у них не получается. А сам понимаешь, консервов сейчас потребуется уйма. И добываемого олова на всех не хватит. А месторождения в Перу и Боливии контролируют британцы с американцами. Себе всё олово и заберут.

– Подавятся!

– Ну, попытаются забрать. У тебя есть сильные карты. Но ты же их знаешь, милый. Ради прибыли они и родную мать удавят, не то, что нас. А консервы во время войны – «золотое дно» и стратегический товар.

– Ладно, уговорила. Если у Байкова будут проблемы – помогу! Да и с партнерами нашими переговорим. Сама знаешь, я люблю стратегию «win-win», когда больше имеют все стороны. Вот это им и предложим. Что ещё?

– А еще… – тут моя Натали недовольно нахмурилась и сжала губки. – А ещё в Империи приостановили продажу спиртного на период мобилизации. И хотят вообще ввести «сухой закон» до самой победы.

– Ну что за бред! – возмутился я.

– Мне можешь не объяснять. Но в нынешнем Правительстве есть ярый сторонник этой идеи. И Государю она нравится.

М-да… Не было печали. Мало того, что упадут доходы казны, это как раз можно пережить. Но введение «сухого закона» почти всегда снижало авторитет власти. Самогонщики и подпольные торговцы спиртным множили коррупцию и создавали «силовое крыло» для защиты своих прибылей. Чуть позже в Соединенных Штатах это приведёт к настоящему расцвету мафии. Но и в России ничем хорошим не кончится. Вызовет рост «черного рынка» и ускорит инфляцию. Плюс простой народ в большинстве своем будет недоволен. Ну, куда нам такое?!

– Поговори с Петром Аркадьевичем, – посоветовала мне жена. – Он тоже не в восторге. Но вы сами виноваты. Поддержали правительство Коковцева, вот и Барк пока в авторитете. А именно он эту идею и продвигает!

– Если бы Коковцева сняли, дорогая, Пётр Львович Барк стал бы министром финансов. И его позиции только усилились бы. Больше тебе скажу, он у Столыпина в любимчиках, так что… В общем, вряд ли Барка отстранят.

– Тогда переходи ко второму блюду. Чудная отбивная с картофельным пюре. А потом нам надо будет поговорить со Столыпиным. Если кто-то и сможет остановить это безумие, то только Пётр Аркадьевич.

Тут в гостиную влетел без доклада Осип Шор.

– Телеграмма из Бельгии. Под Льежем состоялось первое воздушное сражение этой войны. Наши крепко вмазали германцам! – выпалил он.

Глава 3

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…По-настоящему волновался только за Францию. С Бельгией, как мне казалось, всё было ясно – долго ей не продержаться, силы не те. И надежд было две – на подготовленные нами сюрпризы и на наступление армий Самсонова и Рененкампфа.

Сербы же держались отлично. Проведённая нами подготовка их промышленности позволила не просто отбить нападение Австро-Венгрии, но и укрепить границу с Болгарией. Колючая проволока, минные поля и маневренные (в том числе кавалерийские и моторизованные) группы с миномётами и пулемётами несколько охлаждали пыл недавних противников по Второй Балканской.

А возможность выгодно торговать с обеими сторонами и завлекательные обещания России и Франции заставляли болгар долго колебаться и выбирать. Ведь обещали не только помочь деньгами и оружием, но и вернуть Эдирне и Восточную Фракию. Почти всю. Мы хотели себе только Константинополь, Проливы и небольшую полоску вдоль Мраморного моря. Кроме того, в случае вступления Румынии в войну на стороне Центральных держав, Антанта не возражала против возвращения болгарами Северной Добруджи.

Впрочем, страны Антанты пытались умаслить и греков с румынами, и даже турок, чтобы те не перешли на сторону противника. С турками даже продолжали торговать до тех пор, пока они в сентябре не перекрыли Проливы для всех иностранных судов. Россия и страны Антанты возмутились этим „вопиющим нарушением международного права“, но пообещали оставить без последствий, если Турция воздержится от вступления в войну.

Больше скажу, это до сих пор не особо известно широкой публике, но 10 августа Сазонов заверил турок в готовности России, Англии и Франции гарантировать Порте независимость при условии ее нейтралитета. А неделей позже Сазонов заверил французского посла Палеолога, что российское правительство не собирается нарушать суверенитет Турции „даже в случае победы“, при условии, что турки не начнут первыми[18].

Но первые бои были в Бельгии, и меня очень радовало только то, что Браунинг убыл в Америку еще в конце июля. Причем вместе с семьей и ближайшими помощниками…»

Бельгия, между Льежем и германско-бельгийской границей, 5 августа 1914 года, среда, время обеденное

Утром звено прапорщика Лаухина на боевой вылет не взяли. Впрочем, неожиданный минометной обстрел так ошеломил германцев, что их наблюдатели прошляпили подход нашей авиации. И пара звеньев истребителей-бомбардировщиков от души порезвилась. А что вы хотите? По две дюжины двадцатифунтовых бомб на каждой из шести крылатых машин[19], да по курсовому «льюису» с несколькими сменными большими дисками, и в результате германцев удалось неплохо потрепать.

Само собой, звено самолетов-разведчиков занималось совсем другими делами. Как говорил им Великий Князь Александр Михайлович, Шеф российских Императорских военно-воздушных сил: «Господа офицеры, твёрдо запомните, что от наблюдателей в современной войне больше всего пользы! Именно они, вооруженные только рацией, биноклем и парой легких пулемётов, помогают командованию поставить боевые задачи всем остальным родам войск. На втором месте стоят бомбардировщики, потому что по силе и дальности воздействия они превосходят даже тяжелую артиллерию. Роль же истребительных подразделений сводится к защите. Сбивая чужие разведчики, бомбардировщики, а в недалеком будущем – и вражеские истребители, вы только защищаете своих боевых товарищей. Роль эта нужная, но вспомогательная. И оценивать эффективность пилотов истребителей мы будем не по тому, сколько вражеских самолетов они сумели сбить, а прежде всего по тому, скольких они смогли защитить!»

Вот разведчики и смотрели на германские тылы, не отвлекаясь на прочее. Артузов их хвалил, говорил, что в итоге подход германских частей к Льежу удастся задержать на целые сутки. Но Александр всей душой рвался именно сбивать врагов.

Однако пока их тройку истребителей придерживали. Даже германского разведчика сбили не они, а Артузов. Обидно, черт возьми! После того полета над морем двухлетней давности, Санёк просто заболел авиацией. Добился поступления в Школу лётчиков, а через год принял предложение перейти в ВВС. И сразу попал на И–1 – одноместный самолет Сикорского с более узким фюзеляжем и штатно установленным пулемётом Льюиса. Российские изобретатели применили давно изобретенный киношниками синхронизатор и научились стрелять сквозь бешено крутящийся винт, не рискуя повредить лопасти.

Свежеиспеченный прапорщик обожал летать, но помнил, что основная его задача – не сам полёт, а воздушная война. И потому не мог дождаться, когда же их пошлют в бой. Если не сбивать, то хотя бы на «штурмовку» наземных целей. Бомб истребитель не брал, такова плата за прибавку тридцати километров в час и способность к более быстрому набору высоты, но и пулемёт, как показала практика, может натворить дел!

– Внимание! Минута до выхода на рубеж атаки! Пилотам подтвердить готовность! – раздалось в шлемофоне.

Передатчик для истребителя всё еще слишком тяжел, ставили их только на командирскую машину, а вот простенький детекторный приемник оказался весьма полезен. Лаухин покачал крыльями, подтверждая готовность, и начал слегка принимать вправо. Атаковали широким фронтом, каждой машине досталась своя колонна. Ему лично выпало обстрелять не пехоту, а грузовики. Впрочем, бронебойно-зажигательным пулям в их пулемете автомобильные двигатели были «на один зуб». Говорят, сам Воронцов распорядился, чтобы их разработали. И спасибо ему за это. А трассеры[20], заряженные через каждые три патрона, позволяли точно увидеть, куда именно летят пули.

Ну же! Считанные секунды остались до цели. Есть! Короткая пристрелочная очередь, как учили, а затем слегка поправить прицел и уже ударить длинной, на треть магазина. Всего три секунды, но при скорости «за сотню» он преодолел уже сотню метров.

Ещё успел выпустить короткую очередь и… Колонна закончилась. Теперь разворот и пока они тормозят и разбегаются повторить атаку. А затем придётся менять магазин. Об этом легко забыть, но даже большой уже опустел примерно наполовину.

Чёрт! А это что?! В «фонаре» кабины появились неаккуратные дырочки. Или, как настаивали технари, отверстия. Да он под огнём! Кто-то выпустил по его машине очередь из пулемета. И не с земли, а откуда-то сверху и сзади!

– Мы под огнем! – тут же раздался голос Артузова. – Сзади-справа девять машин противника.

Тут новая очередь ударила по крылу, и перкаль закурчавилась вокруг нового ряда отверстий.

– Пятый! Лаухин! Не спи, уворачивайся!

Александр одновременно с этой командой прибавил газу, бросил машину в резкий горизонтальный вираж, а затем начал быстро набирать высоту. Уфф! Похоже, оторвался! Вот только… Чёрт, он же потерял ведущего!

Ведь сколько раз ему твердили в лётной школе – в бою нельзя отрываться от ведущего! И ослепнуть нельзя. А он, раззява, всё наоборот сделал.

Ладно, хватит себя грызть, быстро осматриваемся, где тут противник? Ого! Это что ж за «летающие автобусы»? Буквально чуть меньше «Русского богатыря» или «Муромца», зато существенно крупнее «Гранда». И тоже два движка, расположенных на крыльях, что и позволило вести огонь по курсу. Ничего себе! Германцы, похоже, курсовым «максим» поставили. О! И кормовым тоже!

Вернее, кормовыми, их оказалось два. Один пулемёт прикрывал заднюю верхнюю полусферу, другой – заднюю нижнюю. Теперь понятно, зачем немцы такой шкаф соорудили. Минимум три члена экипажа, да три «максима», да подвески под бомбы под крыльями… И два немаленьких движка. Непросто поднять такую тяжесть.

Ну, да ничего! Зато скорость у этого «гроба» не может быть высокой. А значит, понятно, как его бить.

– Истребители, не спать! Бить на догоняющем курсе, стреляете по движкам и топливным бакам. Работаете вы! – раздался голос командира эскадрильи. – У нас скорость для этого маловата!

Ну да, прикинул про себя прапорщик, ИБ–1 всего на десяток километров быстрее, а «максим» – штука серьёзная, может и всю ленту одной очередью высадить. Так что всё спасение – в скорости. Быстро догнал, приблизился, обстрелял и отвалил – вот и вся тактика.

Удачно получилось, что он высоту набрал. Теперь разгон со снижением и… На рубеже атаки у него будет преимущество примерно в пятнадцать метров в секунду.

Дистанция до вражеской машины быстро сокращалась, но огонь немцы открыли первыми. Ну да, у них же «максим»! У него и точность повыше, и дальность прямого выстрела. Всё, пора! С первой очереди попасть в движок не получилось, трассеры ушли метра на полтора в сторону, только нижнее крыло слегка зацепил. А вот вторая… Да, есть! Движок задымил, и Лаухин перенес огонь на топливный бак. Совсем короткая, меньше, чем на десяток патронов, очередь – и пулемёт замолк. Блин! Диск же сменить надо было!

Ладно, отворачиваем и снова набираем высоту.

– Молодец, Саня! Горит твой германец! – раздалось сладкой музыкой в наушниках.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Позже выяснилось, что хваленая разведка Антанты прозевала не только переброску ягдбомберов под Льеж, но и саму разработку таких самолетов. Самолёт получился здоровым, но очень „тугим“. Как истребитель он был малоэффективен, скорость оказалась мала. Да и бомбовая нагрузка была вдвое ниже, чем у ИБ–1.

Но вот и сбить его – замаешься. Пара движков позволяла кое-как „тянуть“ даже после повреждения одного из них. А два кормовых пулемета позволяли достаточно надежно защищаться.

Однако первый бой закончился со счетом 2:0 в нашу пользу. Второй самолет сумел подбить Артузов, и он не пережил приземления, что подтвердили наблюдатели с самолёта-разведчика. Наши же отделались повреждениями самолетов и парой раненых…»

Беломорск, квартира Воронцовых, 23 июля (5 августа) 1914 года, среда, вечер

– Подводя итоги, дамы и господа, отмечу, что испытания пулемётного гусеничного бронехода прошли успешно. Небольшая доработка и можно приступать к выпуску. По оценкам специалистов, будущей весной реально поставить в войска две с половиной, а то и три дюжины машин.

– Спасибо, Василий Дмитриевич. А что с полугусеничными?

Менделеев-младший призадумался, а потом решительно ответил:

– Идеи господина Кегресса[21] себя оправдали. Резиново-кордные гусеницы позволяют превратить грузовик в полугусеничный бронеавтомобиль повышенной проходимости. Однако, хочу заметить, что для перевозки грузов по бездорожью они годятся только в сухое время. Затяжные дожди или снег приведут к тому, что наш броневик сможет везти только себя. Ну, или очень небольшой груз. И недолго. Ресурс гусеницы составляет всего триста-четыреста верст.

– На фронте, дорогой Василий Дмитриевич, это очень неплохие показатели. Хотя бы для всепогодных санитарных машин.

– Тогда позвольте откланяться. Устал с дороги, да и дела снова зовут в путь. Только и успею, что немного поспать.

Я вопросительно взглянул на Столыпина. Пётр Аркадьевич согласно кивнул, и мы отпустили сына великого ученого восвояси. Вот ведь, что значит порода. Да, дети Дмитрия Ивановича не смогли двинуть науку, но зато его дочь блистала в нашем театре и синематографе, а сын участвовал в разработке торпедных катеров, был главным конструктором подводных лодок и минных заградителей. И в это же время разработал первый в России проект бронированной гусеничной машины. И вот-вот доведёт до серийного выпуска. Как говорится, «гены пальцем не сотрёшь».

Хотя наверняка он не спать отправится, а к Стёпке Горобцу – с сестрой и зятем пообщаться, на племянников полюбоваться. А если те ещё не спят, то и поиграть с ними немного, презенты преподнести.

– Только бы нам теперь стали хватило, чтобы всё это выпускать! – негромко сказал я, ни к кому не адресуясь.

– Хватит! – тут же успокоил меня Чернов. – Уж что-что, а выпуск стали мы наращивали бешеными темпами. Да ещё и ваш Фань Вэй выпуск наращивает. Железный старик! Побольше бы нам таких!

– И японцы специального посланника прислали. Мы в столице пообщались. Предлагают поднять выпуск чугуна и стали ещё на полмиллиона тонн, – сообщил я присутствующим. – Чугун делают они, в сталь перерабатываем мы, продукцию делим пополам. Мы поставляем на Север Кореи нужное для такого увеличения количество топлива и продовольствия. А они компенсируют разницу в цене готовой продукцией. Витте считает, что идея вполне рабочая, только вот железная дорога столько не пропустит. Тем более, что они предлагают еще прислать к нам в Сибирь триста тысяч корейских лесорубов.

– А это ещё зачем? – не понял Столыпин.

– Они решили воевать не с нами, а с немцами, Пётр Аркадьевич. Прибрать себе все германские колонии. И как раз договариваются об этом с англичанами. Но война – дело дорогое, вот они и желают больше зарабатывать. Получат от нас еду, топливо, древесину и пластик, это позволит им нарастить выпуск продукции.

– А продать сумеют?

– Они считают, что да. Война не только дорого обходится. Но и очень прожорлива. Так что продать они сумеют. И заработать на этом.

– Вернее, мы сумеем, дорогой! – поправила меня Натали, выделив голосом слово «мы». – И эти деньги нам будут совсем не лишними. Вот только где взять дополнительное продовольствие, топливо и рабочих?

– На это – найдём! – уверенно заявил Наместник. – Есть идеи. Правда… Придётся нам для этого убедить Государя, что Коковцева пора менять. Он был хорош в мирное время, но совершенно не подходит для воюющей страны.

Я встрепенулся.

– Кстати, Государя придётся убеждать не только насчёт Коковцева! Желательно бы его ещё и от идей господина Барка как-нибудь отвратить.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…А вот насчет своего протеже Столыпин упорствовал долго. Петра Львовича он прочил на пост министра финансов. А тот использовал идею „Сухого закона“ двояко. Не только указывал на аморальность „пьяных денег“, добиваясь поддержки общественности, но и предлагал путь компенсации потерь, как управляющий финансами государства. И кивал при этом на опыт Соединенных Штатов. Администрация Вильсона как раз в прошлом году ввела там подоходный налог. А Барк предлагал провернуть похожую операцию в России[22].

Однако мои доводы и примеры из истории штата Мэн, где „Сухой закон“ действовал аж с 1851 года, всё же заставили его задуматься. И он обещал тщательно присмотреться к тому, что будет твориться в России за полтора месяца запрета спиртного.

Всё шло, как запланировано, однако я понимал, что история пойдёт кувырком, если не удастся притормозить наступление немцев на Францию. И пока всё упиралось в Льеж и переправы через Маас…»

Бельгия, недалеко от Льежа, 6 августа 1914 года, четверг, позднее утро

Несмотря ни на что, наступление германской армии удалось лишь приостановить, но не прекратить. Уже сегодня вечером они подойдут к укреплениям Льежа. Однако русские лётчики не думали останавливаться. Сейчас Лаухин помогал монтировать на машину Артузова средства против аэростатов.

– Истребители, срочно на взлёт! – раздалась команда. После чего комэск уже тише добавил:

– Парни, возьмите боезапас по максимуму. Судя по сообщению наших наблюдателей, на Льеж прёт германский цельнометаллический дирижабль. Поделие сумрачного гения графа Цепеллина. Завалить его будет ещё сложнее, чем вчерашних противников. Но вы уж постарайтесь. В конце концов, у него в баллонах водород, газ очень горючий и взрывчатый. Так что шансы есть!

«Ну да, шансы есть!» – повторил себе Лаухин. – «По крайней мере, промахнуться по этой громадине практически невозможно!»

Рации у командира оставшейся в строю пары не было, поэтому действовали по принципу «делай как я!»

В атаку зашли с правого бока и слегка сверху, причем стрелять начали ещё с дистанции около четырехсот метров. Всё равно не промахнёшься. И они не промахивались. Однако, высадив весь диск «до железки», видимого результата не добились. Водород загорается и взрывается только в контакте с кислородом. А до того, как пуля пробивала оболочку баллона, этого контакта не было. А после она летела уже в атмосфере чистого водорода. Похоже, для того, чтобы зажечь эту махину, надо всадить бронебойно-зажигательную пулю в одно из предыдущих отверстий в баллоне. Причем, не видя самого баллона.