Простые истины

– Понял, – покивал Ровнин. – А за что мне такая честь от нее перепала-то?

– Вроде молодой, а память никудышная, – расстроился Францев. – Вспомни весну, когда ты только-только к нам пришел. Кто мне сказал: «Ее же надо предупредить»? Ты. Она про это не забыла, теперь хочет тебя отблагодарить.

– Но я же это вам сказал, а не ей? И предупреждал не я.

– Не ты. Но когда она меня вчера благодарила за поддержку, я не забыл упомянуть, что первым это предложил сделать наш новый сотрудник, после чего она приняла решение вручить тебе заслуженную награду. А я, естественно, такую возможность упускать не собираюсь.

– Так и Славка что-то такое говорил. – Олег попытался воскресить в памяти вроде бы и совсем недавние, но при этом кажущиеся уже весьма далекими майские события. – По-моему.

– Славка заполошный сильно, – пояснил Францев. – Кто его знает, как он себя во дворце гулей поведет? Место уж крайне специфическое. А возможность, повторюсь, очень и очень заманчивая. Знаешь, Олежка, я ходить вокруг да около не стану, скажу как есть: времена на дворе мрачные и непредсказуемые, потому чем больше народу из отдела будет знакомо с Джумой, Хрисанфой, Аристархом, Севастьяном Акимычем и многими другими патриахами Ночи, тем лучше. Дело в том, что они живут по своему укладу, к ним просто так, со словами «я Олег, давайте дружить» не подойдешь. Пока тебя им не представил тот, кого они считают равным себе, пока ты делом не доказал, что с тобой беседовать не зазорно, пока не добился хоть минимального уважения – тебя для них как собеседника нет. Как враг – есть. Как один из волкодавов с Сухаревки – тоже. Но это другое, в этом статусе ты можешь рассчитывать лишь на драку. В лучшем случае – на безразличие, которое тебе ничего не даст.

– Но не на помощь, совет или хотя бы подсказку, – кивнул Олег.

– Именно, – подтвердил Францев. – Сейчас с Джумой из отдела знакомы лишь двое – Сашка и Павла Никитична. Последнюю можно не считать, поскольку лет двадцать назад они, в смысле тетя Паша и Джума, крепко повздорили. Нет, если прямо сильно припрет, Павла Никитична к королеве обратится, и та, заметим, сделает для нее почти все, поскольку за ней числится очень серьезный должок. Но тут должно произойти нечто совсем уж экстраординарное. Так вот, я желаю этот список расширить. Надо, чтобы еще кто-то еще побывал во дворце, знал дорогу в тронный зал и был представлен королеве. Времена, повторюсь, непростые, мало ли что может случиться?

– Аркадий Николаевич, когда вы так говорите, то подмывает ответить: «Не каркайте». Хоть и неправильно к начальнику таким образом обращаться.

– Да уж, субординацией не пахнет, – рассмеялся Францев. – Собственно, мы уже приехали. Охотный ряд.

К немалому удивлению Олега, путь к дворцу королевы гулей начинался на станции метро, хотя, правды ради, одной из самых старых в московском метрополитене. Сначала сотрудники отдела спустились вниз, туда, где ходили поезда, а после нырнули в неприметную дверцу, находящуюся в самом конце перрона, за которой начинались служебные помещения. Впрочем, там они тоже не задержались, уходя все дальше и дальше от шума поездов и людского присутствия.

Собственно, в какой-то момент Францев достал фонарик, который вскоре стал выступать в виде единственного источника света.

– Под ноги смотри, – предупредил своего сотрудника Аркадий Николаевич. – С лестницы здесь загреметь вниз – как нечего делать. А если такое случится, то пиши пропало, точно шею свернешь. Или в лучшем случае конечность какую сломаешь.

О каких лестницах идет речь, Олег понял уже через пару минут. Их тут хватало – металлических, с мокрыми холодными перилами, пахнущих ржавчиной. А самое главное – все они вели вниз, но всякий раз каждая из них заканчивалась новым переходом, за которым сотрудников отдела поджидала новая лестница. Люди шли и шли в темноту, и, казалось, так теперь будет всегда.

И Олег даже удивился, когда услышал слова Францева:

– Ну вот, почти на месте. Теперь нам туда. Олежка, не зевай, запоминай дорогу. Говорю же – может пригодиться.

Глава 3

После бесконечных лестниц стоять на земле было просто приятно, даже несмотря на то, что единственным источником света в непроглядной темноте являлся луч фонарика, что держал в руках Францев. Впрочем, вовсе и не земля находилась под ногами Олега, а какой-то камень. То ли таков тут был естественный слой, то ли речь шла о булыжниках вроде тех, которые составляют покрытие Красной площади, поди пойми.

А вот стены тут кто-то когда-то выложил красным старым кирпичом (это Ровнин успел уже рассмотреть), навеявшим ему воспоминания о территории Кремля. Там в арках Александровского сада он такой же видел – чуть выщербленный, все на своем веку повидавший, надежный, который ни годы, ни осадки, ни реставраторы не одолеют.

– Огляделся? – добродушно осведомился у него начальник. – Что ты на меня уставился? Понятно ведь – интересно. Место старое, заповедное. Но – недоброе, потому в одиночку сюда не суйся, могут и сожрать. Ну, по крайней мере до той поры, пока сам начальником отдела не станешь.

– Скажете тоже, – немного смутился Олег. – Я о таком даже и не думал.

– Зря, – без тени иронии произнес Аркадий Николаевич. – Каждый солдат носит в своем ранце маршальский жезл. Нет, для армии нынче эта поговорка не сильно подходит, потому как у маршалов есть свои дети и внуки, потому ни солдату из дальнего гарнизона, ни его непосредственному командиру, ни даже командиру командира большие погоны не светят, но в конкретно нашем случае возможно все. У нас в отделе почти коммунизм. Вот представь себе: в стране не построили и теперь уж никогда не построят, а у нас – есть. В отделе карьерный рост гарантируют исключительно личные способности и трудовой энтузиазм, таковы наши традиции. Ну, если претендент на кресло начальника раньше голову не сложит, разумеется. А потому что?

– Что?

– Вот ведь непонятливый. Потому ни сюда, ни в другие скверные места, где ты не бывал и, следовательно, не знаешь, что и как там обстоит, в одиночку, без присмотра старшего товарища никогда лезть не следует.

– Чего вы? Все я знаю, – чуть обиделся Олег. – Не первый день работаю.

– Да? – иронично осведомился у него Францев. – А кто на Немецком кладбище в склеп лекаря Бромвельда забрался и крышку склепа хотел сковырнуть, дабы убедиться, что он пуст? На той неделе?

– Так я же с Морозовым там был, – смутился юноша.

– Да-да. Только Саша в это время общался с местным обходчиком и, осуществи ты задуманное, помочь тебе бы не успел. Все, пишите письма. Думай, что делаешь, Олег, и тогда, возможно, лет через сколько-то усядешься в мое кресло.

– Лучше не надо, – попросил его Ровнин. – Сами в нем сидите, так всем будет лучше.

– Прогиб засчитан, – потрепал его по плечу начальник. – Ладно, пошли. Дело к ужину, а я даже не обедал еще.

– И я тоже, – сообщил ему Ровнин, немного обиженный услышанным. Просто о прогибе или чем-то подобном он даже и не думал.

– В твоем случае это к лучшему, – рассмеялся Францев.

– Почему?

– Скоро увидишь. Вернее – поймешь.

Конечный пункт назначения, как оказалось, располагался не так и далеко от того места, где они столь содержательно побеседовали. Да и дорогу запомнить было не так уж сложно, она шла все время прямо, правда, то сужаясь до узкого прохода, где двум людям бок о бок шагать становится дискомфортно, то, наоборот, расширяясь чуть ли не до состояния четырехполосной проезжей части.

Но узенький боковой ход, в который внезапно свернул Францев, Олег, пожалуй что, вот так просто не разглядел бы. А он был. Мало того – вовсе это оказался и не ход, а, скорее, эдакий отнорок, который заканчивался черной то ли от времени, то ли от патины железной дверью.

– Коротенькая вводная, – посерьезнел Аркадий Николаевич. – Внутри ты на провокации не реагируешь, оружие ни в коем разе в ход не пускаешь, по крайней мере до той поры, пока я сам тебе не прикажу это сделать. Уловил?

– Так точно, – кивнул Олег.

– Далее. В разговоры не лезешь, советы не раздаешь, суждения не высказываешь, имя свое без моего разрешения не называешь, никакие обещания никому не даешь. Спросили – ответил, остальное происходит без твоего непосредственного участия, ты просто зритель. Само собой, если я что-то прикажу – делаешь. Ну и прикрываешь мне спину. Вопросы есть?

– Никак нет, – так же бойко ответил Ровнин.

– Экий ты у меня стойкий оловянный солдатик! – одобрительно крякнул Аркадий Николаевич. – И чего Ревина печалится, что, мол, Олежку точно подменили? Как ты был молодцом, так и остался. Не расхолодило тебя общение с Баженовым.

– Она так сказала? – Ревину юноша как потенциальную цель для ухаживаний не воспринимал, памятуя о том, что отношения с коллегами по работе никогда ничем хорошим не заканчиваются, но тем не менее почему-то услышанное ему было немного неприятно. – Да?

– А ты как хотел? – усмехнулся тот. – Она же девочка, ей хочется, чтобы все вращались в ее орбите, а особенно молодой, красивый и перспективный ты. А у тебя таких планов нет. Более того – то ты с ведьмой хороводишься, то с какой-то девчоночкой из главка… Или откуда она у тебя там? Да тьфу! Я тоже хорош – самое то место для задушевных бесед нашел! Старею, однако.

И начальник отдела три раза ударил кулаком по двери, а после еще и ногой пару раз добавил, громко гаркнув:

– Эй, кто в теремочке живет? Давайте открывайте!

Не сказать чтобы те, кто обитал по ту сторону экзотически выглядящей двери, прямо бросились выполнять его требование. Францев сам еще раза три ногой по ней вдарил, и Ровнин, повинуясь его жесту, успел побарабанить кулаком, прежде чем лязгнул то ли засов, то ли замок, скрежетнули несмазанные петли, и высунувшийся из-за двери отвратно выглядящий гуль не поинтересовался:

– Ш-ш-што нада?

– На тебя, неумытого, поглядеть, – без особых дипломатических изысков ответил ему Францев. – Мы к королеве. Пропускай давай.

– Ни-и-из-з-зя-я-я, – протянул гуль и втянул ноздрями воздух. – Человекам ни-и-из-з-зя-я-я.

– Мне – можно. – Без малейшей брезгливости Францев ухватил нежить за те самые ноздри и дернул его на себя, причем на пальце начальника отдела сверкнул золотом перстень, которого раньше там вроде и не было. – Ты с кем спорить вздумал?

– Не ус-с-снал-л-л, – заканючил гуль, тоже явно рассмотревший невесть откуда взявшееся ювелирное изделие и дергающийся, точно рыба, попавшая на крючок. – Тебе мож-ж-жно. Мож-жно-о-о!

– То-то же, – отпустил его начальник отдела и вытер пальцы о дверь. – Давай веди нас к своей повелительнице, а то в этих ваших переходах можно до конца времен блуждать. Сколько раз тут бывал, никак запомнить не могу, где что.

Вонь. Жуткая, совершенно невозможная, невыносимая вонь – вот что встретило Олега за дверью. Ощущение было такое, что кроме смрада в этом мире не осталось вообще ничего. Парень даже пошатнулся, вот настолько силен был удар по его обонянию.

– А, проняло? – поддержал коллегу за локоть Аркадий Николаевич. – Понимаю. Сам, когда сюда впервые попал, чуть в обморок не грохнулся. Пиотровский, тогдашний начальник отдела, после сказал, что в какой-то момент он даже задумался о том, чтобы меня обратно в коридор выволочь и там оставить до своего возвращения от Джумы.

– Да? – зажимая нос, прогнусавил Олег.

– Конечно. Не на себе же ему меня тащить? И не по чину, да и на кой? Так что ты еще ничего держишься. Вон даже не стошнил. Я-то тогда желудок почти сразу опростал.

Ровнину очень захотелось произнести что-то вроде «Вот зачем сказали?», потому что после услышанного кишечник мигом узлом завязался, а к горлу подступил комок.

– Потерпи пару минут, после попустит, – сочувственно посоветовал сотруднику Францев. – Так всегда и у всех случается, рецепторы привыкнут – и вроде ничего. Проще говоря – принюхаешься. А теперь – пошли. Тут стоять столбом не стоит, Олежка.

Единственным плюсом этого места, пожалуй, являлось то, что здесь было не сильно темно. Нет, свет присутствовал не электрический, конечно же, а эдакий рассеянный, вроде того, что в помещение через сильно грязное окно проникает. То есть все происходящее и находящееся вокруг тебя можно различить, но немного размыто, словно сквозь пелену.

Так что Олегу и этого скромного освещения хватило для того, чтобы заметить – стены вокруг него уже не кирпичные, кладка тут, в логове гулей, совсем иного типа. Тоже, несомненно, старинная, но другая.

– Под Москвой чего только нет, – заметив, на что обратил внимание его сотрудник, негромко произнес Францев. – Можно найти клады, захоронения, сгнившие дома на любой вкус, от лачуг бедняков до боярских палат. Что дома? Я вот знаю, где полуторка, забитая до отказа взрывчаткой, стоит. И два ящика с ППШ там же в кузове лежат. В смазке, новенькие, бери и в ход пускай хоть сейчас.

– Да ладно? – не удержался Ровнин.

– Ага. То ли диверсанты во время войны припасли для своих делишек, то ли наши чего хотели по осени сорок первого заминировать, но после того, как немца погнали, про захоронку эту и забыли. А полуторке хоть бы хны, стоит себе. И еще сколько хочешь простоит, там шахта сухая и вентилируемая, потому ничего ни с машиной, ни с ее содержимым не случится.

– Так надо же кому следует доложить? – предположил Олег. – Наверное?

– Наверное, да, – согласился с ним начальник. – Только в прежние времена руки до этого не дошли, а в нынешние… Если бы я был уверен, что саперы рванут этот ГАЗ-АА со всем содержимым где-то на полигоне – сдал бы. Но небольшие сомнения в том, что часть хранящейся в кузове взрывчатки может пойти на другие цели, все же присутствует, потому пусть стоит этот памятник обороне Москвы там, где стоит. Я, собственно, к чему тебе это все поведал? Мы, Олежка, сейчас находимся на территории бывшего монастыря, причем настолько старого, что даже название его никому неизвестно. Да что название? Кто его возводил, когда он под землю ушел, почему, при каких обстоятельствах – ничего про монастырь этот неведомо. Просто он есть – и все. А, да. Проход видишь? Вон тот, что слева? Посмотри на него издалека и никогда туда не суйся.

– Почему? – глянул Ровнин на небольшую арку, за которой начиналась густая темнота.

– Просто запомни и делай, как сказано, – бросил взгляд Францев в ту же сторону, а потом инстинктивно поежился, словно ему стало холодно. – Да и этот ход, которым мы сейчас идем, тоже до конца исследовать не стоит. Гули тупые, но с инстинктами у них все в порядке, если они его до самого конца не освоили, значит, на то есть повод. Кстати, ты когда-нибудь лежбище моржей видел? Нет? Ничего, сейчас посмотришь на его некое подобие. С той, правда, разницей, что морж животное хоть и некрасивое, но обаятельное, а гули… Они гули.

Все так и вышло. В какой-то момент их проводник повернул вправо, оставив широкий ход, продолжение которого терялось во все той же темноте, и сотрудники отдела оказались в приличных размеров зале, где на полу нежилось не меньше сотни костлявых дурнопахнущих тварей. Зрелище это было одновременно и отвратительное, и отчего-то завораживающее. Тощие сизовато-черные тела корчились, точно черви под дождем, кто-то из них глодал гнилыми, но острыми зубами кости, кто-то, совершенно не стесняясь окружающих, совокуплялся, кто-то просто терся спиной о шершавую поверхность пола.

И опять – вонь. Олег, вроде бы уже чуть к ней привыкший, вновь испытал рвотные спазмы. Правда, совсем уж точно определить, что именно послужило причиной для их возникновения, он вряд ли бы смог. Может, запах, а может, и зрелище, на которое ему пришлось смотреть.

– А тут таких помещений десятка два, – негромко сообщил своему подчиненному Францев, – и там этих красавцев не меньше.

– Но это же очень много! – окинул зал взглядом Олег, а после представил, как толпа жаждущих людского мяса существ десантируется из канализационных люков, которых в Москве имелось огромное количество, на улицы города. – Ужас какой!

– Ужас, – согласился с ним начальник. – Но, на наше счастье, они сильно не любят солнечный свет и по сути своей очень трусливы. Плюс кое-кто из их старших, кто живет давно, еще помнит то, что их племени устроили наши с тобой предшественники. Чего ты скалишься? А ну брысь!

Последние слова были адресованы не Олегу, а одному из гулей, который, учуяв живую плоть, неожиданно быстро и уверенно вцепился своими длинными узловатыми пальцами в брючину проходящего мимо него Аркадия Николаевича.

Впрочем, Францев мог и не осаживать чересчур самоуверенную нежить. Сопровождающий сотрудников отдела гуль, заметив случившееся, тут же что-то зашипел, зацокал языком и даже погрозил плотоядному собрату кулаком, после чего тот отпустил штанину, опрокинулся на спину и уставился в потолок.

– А что они устроили? – уточнил негромко Олег. – Нет, я обмолвки на этот счет слышал, но деталей не знаю.

– Огнем все залили, – ответил Францев. – В те времена эта публика занимала под землей куда более обширную площадь. Конкретно здесь тогда в основном молодняк обитал, а старшаки квартировали поближе к поверхности, в совсем уж старых тоннелях, которые чуть ли не во времена боярина Кучки рыли. Вот их по приказу Ардова в двадцатые годы горючкой и залили. Море огня, по-другому не назовешь.

– Ничего себе!

– Люди тогда мыслили широко, на мелочи и дискуссии не разменивались, – с немалым уважением к коллегам из прошлого пояснил Аркадий Николаевич. – Кто не с нами – тот против нас. Там как вышло? Гули – они же тугодумы, наверху жизнь уже изменилась, а они считали, что там лихолетье и военный коммунизм как были, так и есть. То есть – хватай человека и тащи под землю, все одно никто искать не станет. Вот и уперли женщину с ребенком, а те оказались семьей какого-то наркома. Это сейчас родню власть предержащих на казенных машинах с личным охранником по магазинам возят, а тогда и семьи совработников пешком по Москве ходили, и наркомы, и даже сам товарищ Сталин. Последний, правда, до поры до времени, пока покушение на него не устроили. Но не суть. Наши коллеги быстро смекнули, что к чему, а через день-два вещи и обрывки одежды пропавших в тоннелях нашли. Ардову, ясное дело, нагорело крепко, он чуть в СЛОН не загремел.

– Куда?

– На Соловки, – пояснил Францев. – Соловецкий лагерь особого назначения. Но обошлось, Бокий заступился. Было решено разговоры более не вести и сделанное не прощать, потому через недельку подвели куда надо шланги, залили под землю горючки и пустили пал. Вероятность того, что Москва не только внутри, но и снаружи здорово полыхнет, конечно, имелась, и немалая, но риски были сочтены допустимыми. Просто пришло время для эдакой показательной казни, если угодно, аутодафе, без нее было уже не обойтись. Такой казни, о которой вся ночная Москва сначала будет долго говорить, а потом еще лет сто ежиться лишь при ее упоминании. В результате акция сработала отлично, памяти о ней хватило надолго. Даже в сорок первом, когда ситуация в столице сложилась сильно не ахти, и то никто не рыпнулся. Ну, кроме совсем уж отмороженных личностей, в основном из числа вурдалаков.

– Так, а чего же сейчас мы что-то в этом роде не провернем? – изумился Олег. – Самое же время?

– Увы, не самое, – усмехнулся Францев. – Своими силами нам такое не организовать, нужна поддержка сверху и сбоку.

– Сбоку?

– Ну, я фигурально выразился. Проще говоря, требуется поддержка милиции и Конторы, без них подобную операцию не осилить. А им вынь да положи санкцию откуда?

– Сверху?

– Верно. Без нее никто и пальцем не шевельнет. До и с ней, признаться, не факт. Хотя в любом случае ее не будет: тем, кто сейчас высоко сидит и далеко глядит, не до наших маленьких неприятностей, у них есть дела поважнее. То, «да, да, нет, да», па-а-анимаешь, то раздача портфелей, то утверждение бюджета, то дискуссии о том, как страну с колен поднимать станем. Короче – у них дела, у нас делишки.

– А те, что в двадцатых? Они же смогли?

– Другая страна была, – пояснил Аркадий Николаевич, – и другие люди. Вообще другие. Они мыслили не так, как мы нынешние, понимаешь? У них не было «я», имелось только «мы». Не существовало твоей-моей работы, была общая. Потому что вокруг все общее – и беды, и победы. Кстати, московский розыск, который очень сильно тогда отделу помог, при разработке плана операции решил совместить выжигание гулей с разгромом Хитровки. Там тогда рынок находился… Как тебе объяснить-то… Про Черкизон слышал?

– Конечно, – кивнул Ровнин. – И даже там побывал. С Баженовым.

Его, кстати, очень впечатлила эта толкучка, чем-то похожая на сибирскую тайгу. Что там, что там делаешь пять шагов в сторону и уже не понимаешь, где находится выход. Только в тайге деревья кругом, а на Черкизоне торгуют всем, чем только можно и куча людей вокруг постоянно толкается и орет.

– Умножь на три, – сказал Францев. – В Москве законы действовали советские, а на Хитровке воровские. Синие еще с дореволюционных времен там власть держали. Город в городе, по сути, со своим правительством, органами управления и даже языком. Нынешняя феня частично оттуда и пошла. И вот это всё московские розыскники на пару с приданными им армейскими частями и спецами из ГПУ, считай, за сутки разнесли в щепки, а после власти города на месте бывшей клоаки сквер разбили.

– Круто! – признал Олег.

– Не то слово. А самое главное то, что рынок этот был и сверху, и снизу. В смысле – под землей. Там ночлежки находились, кабаки, склады, где ворованное хранили и еще много чего. Так вот – когда милиция с военными начали сносить все сверху, особо матерые воры и бандиты, особенно те, что под расстрельными статьями ходили, тут же рванули под землю, чтобы через разные отнорки свалить подальше от облавы. Но шиш! В тоннелях они сталкивались с гулями, которые бежали с внезапно обрушившегося на них пожарища, и убивавшими всех, кого встретят на своем пути. Когда очень страшно, то даже очень трусливое существо проявляет чудеса героизма, а уж если у него имеются клыки и когти… И знаешь, вряд ли кто-то мог сказать точно, кого тогда было больше – тех, кого власти повязали при разгроме, или тех, кто в виде трупа остался под землей. Но, думаю, что второе вернее.

Олег ничего не сказал, только головой крутанул, так его впечатлило то, что он услышал.

– Если детали интересны, ты тетю Пашу расспроси, – посоветовал ему Францев. – Она в этом мероприятии лично участвовала.

– Даже не удивлен, – усмехнулся Ровнин. – У меня вообще есть ощущение, что любая громкая операция отдела в этом веке без ее участия не происходила.

– В целом да, – кивнул его начальник. – Хотя с конца тридцатых до середины пятидесятых 15-К обходился без нее. По не зависящим от тети Паши причинам, разумеется.

Ровнин на ходу скрестил пальцы одной руки с другой, так, что получилось контурное обозначение решетки, Аркадий Николаевич кивнул, а после продолжил:

– Со старого места гули съехали сюда, поскольку после пожара ничего восстанавливать на пепелище не стали. Да и не смогли бы. Они стопроцентные потребители, созидать в принципе неспособны. И – притихли надолго. Ну а если начинают забываться, то достаточно намекнуть на то, что мы снова машины подогнать можем и устроить новую вечеринку. Хоть огненную, хоть бетонную – без разницы. Кстати, вот так, за разговорами, мы до нашей цели и добрались. Добро пожаловать в тронную залу Джумы, Ровнин. И сразу скажу – крепись!

Что Францев имел в виду, Олег понял в тот же миг, как вошел в приличных размеров помещение, где чадило несколько факелов и находился десяток гулей, выгодно отличавшихся от своих сородичей. Чем именно? Да просто каждый из них напялил на себя пару-тройку вещей, правда, в совершенно хаотичном порядке. Например, на одном имелась жилетка от костюма-тройки и трусы-семейники, другой нацепил на голову бейсболку, а на талию кожаный ремень с массивной пряжкой, на третьем же красовалась дорогущая кожаная куртка, но почему-то без рукавов. Куда они делись, почему они этому товарищу не пришлись по нраву – поди пойми.

Так вот, войдя в тронную залу, Ровнин понял: до того он в этом подземелье исключительно чистейшим горным воздухом дышал. Просто потому, что смрад, охвативший его со всех сторон, с предыдущей вонью сравнивать не имело смысла.

– Зато, если когда-то окажешься во вьетнамском общежитии, то тебя тамошние запахи только повеселят, – ободряюще сообщил своему сотруднику Францев, отлично понимающий, что именно тот сейчас испытывает, а после громко произнес: – Мое почтение, Джума. Как всегда, твоя красота может соперничать лишь с твоим же гостеприимством!

Королева гулей оказалась здесь единственным представителем этого вида, который был одет полностью и, что примечательно, даже со вкусом. Более того – кого-кого, а весьма привлекательную стройную блондинку в брючном деловом костюме Ровнин в этом филиале Содома и Гоморры увидеть никак не ожидал. Даже не привлекательную, а попросту красивую.