Песнь павших пионов

Юй Чэнь стоял на мосту между двумя башнями, где ветер гнал лёгкие струи света по мозаичным плитам. Его одежда, некогда ослепительно белая, теперь казалась тусклой на фоне безупречной чистоты Небес. Он смотрел вдаль, туда, где за границей миров шёл тот путь, что выбрали Се Линь и Мо Сянь, и в его груди уже давно звенело чувство, которому здесь не было места – чувство, подобное тонкой трещине в холодном кристалле.

К нему приблизился посланник. Это было не человек и даже не дух – лишь бледная тень в серебряных одеждах, без лица, без имени, живущая лишь для того, чтобы передавать волю Небес. В руках у него был свиток, запечатанный алой печатью в форме распустившегося цветка.

Когда тень протянула свиток Юй Чэню, он почувствовал, как ледяной холод коснулся его пальцев – не от зимы, не от ветра, а от самой сути этой бумаги, насквозь пропитанной непреложной силой Закона.

Юй Чэнь медленно разорвал печать. На шёлке чернели всего несколько строк, написанных древним, не допускающим возражений письмом.

"Устранить разлом между мирами.

Имя: отсутствует.

Сущность: нестабильная.

Состояние: угроза балансу."

Под подписью стоял знак Великого Небесного Совета – три перекрещенные линии, означающие суд, приговор и исполнение.

Юй Чэнь читал эти строки, и с каждой прочитанной чертой в его груди что-то медленно и неумолимо опускалось в бездну. Они не знали, кто именно был "разломом". Для Небес Мо Сянь была всего лишь ошибкой – рваным швом на ткани миров, нежелательной и опасной.

Они велели ему убить её. Не Мо Сянь – не человека, не душу, не судьбу. А безликий "разлом", подлежащий ликвидации. И этим Небеса делали своё страшное дело: превращали любовь в преступление, память – в слабость, чувство – в вину.

Юй Чэнь медленно сжал свиток в кулаке. Пальцы его побелели от напряжения, а на бумаге выступили тонкие трещины, словно сама ткань приказа не выдерживала его молчаливого сопротивления.

Он закрыл глаза. Всё внутри него сопротивлялось. Его меч когда-то был выкован для защиты границ миров, для сдерживания хаоса, для охраны баланса, на котором зиждился сам порядок бытия. Но теперь меч требовали обратить против той, чей голос он слышал в снах, чей взгляд ожёг его сердце в тот миг, когда они встретились на заснеженной тропе.

Если он подчинится, он сохранит обет и своё место среди бессмертных.

Если ослушается – падёт, изгнанный, забытый, лишённый всего, что когда-то значило для него жизнь.

Ветер тронул его волосы, принёс с собой запах снега, далёких гор, напомнил о той, кого он должен был уничтожить.

И Юй Чэнь, впервые за века, медленно опустился на одно колено, как склоняются не перед властью, а перед собственной потерянной совестью.

Он знал, что выберет. И знал, что за этот выбор ему придётся заплатить всем, что у него есть.

Юй Чэнь поднялся медленно, как поднимается тот, кто ещё не забыл, что такое честь, но уже понимает, что потеряет всё ради неё. В его ладони свиток рассыпался в пепел, а ветер развеял его, словно никогда и не было. Но приговор Небес был не в бумаге – он был высечен в самом воздухе, в тяжести туч над головой, в молчаливом свете башен, навеки обращённых к беспристрастному небу.

Он шёл по длинному пустому коридору Небесного Двора, мимо стражей, что стояли как статуи, мимо судей, что носили маски безликих, мимо врат, где сияли печати силы, скрепляющие порядок миров. Никто не окликнул его, никто не спросил, куда он идёт. В этом молчании чувствовалось не разрешение – а равнодушие. Небеса не заботились о его муках. Они заботились лишь о законе.

Когда он подошёл к Вратам Теней – тому месту, через которое бессмертные могли пересечь границу между мирами – его остановил голос.

– Юй Чэнь.

Это был Глава Стражей, высокий человек в одеждах цвета пепельной зари, с глазами, лишёнными тени сострадания. Он держал в руках ещё один свиток, уже открытый. Взгляд его был прямым, как меч.

– Ты получил приказ. И ты знаешь цену за его невыполнение.

Юй Чэнь не отводил взгляда.

Он не ответил.

Он лишь опустил руку на рукоять меча, что висел у его бедра, и склонил голову в знак почтения.

Не согласия.

Не подчинения.

Только прощания.

И в следующую секунду ветер взвился вокруг него, и он исчез за вратами, оставив за собой лишь еле слышный звон, будто сорвавшуюся с неба каплю света.

Он спустился в мир смертных, туда, где лёд скрипел под ногами, где снег застилал тропы, где звёзды были близки и печальны, как тоскующие духи.

Его сердце было тяжёлым, но его шаги – твёрдыми.

Он знал: отныне он один.

Без права на возвращение.

Без надежды на прощение.

С одним лишь желанием в груди – спасти её.

Не потому, что это был его долг.

А потому, что она стала тем, что соединяло его с жизнью, которую он давно потерял среди холодных стен Небесного Двора.

В той же ночи, где-то далеко, Мо Сянь сидела у костра, прижимая к груди руку с пульсирующей печатью. Её веки тяжело опускались, сознание ускользало, а в полудрёме ей слышался шорох крыльев, шёпот древних деревьев, и чья-то печальная улыбка, затерянная между мирами.

И в этой зыбкой тени сна, между жаром костра и холодом звёзд, она вдруг почувствовала: кто-то идёт к ней.

Не враг. Не судья. Не спаситель. А тот, кто готов нарушить закон ради одного её дыхания.

Юй Чэнь шагал сквозь пургу.

И с каждым шагом клятвы, сковывавшие его веками, трещали в груди, рассыпаясь в прах.

Он больше не был их стражем. Он стал чем-то иным. Тем, кто однажды сможет сказать ей:

"Я выбрал тебя. Даже если это значит – пасть."

Глава 14 – Фонарь в тумане

Туман поднялся незаметно. Сначала лёгкой дымкой, затерявшей очертания дальних скал, потом плотным молоком, которое затопило всё вокруг, стирая границы между землёй и небом. Се Линь шёл первым, держа Мо Сянь за руку, но с каждым шагом ему всё труднее было различать её дыхание, чувствовать тепло её ладони. Будто сам воздух отнимал у него то единственное, что ещё держало его в этом мире.

Печать на запястье Мо Сянь светилась сквозь ткань одежды, но теперь этот свет был странным, неровным – то вспыхивал, то гас, будто сердце её души било тревогу. Её шаги становились всё неувереннее. Иногда она замирала посреди пути, прислушиваясь к неведомым голосам, что словно звали её с другой стороны тумана, обещая забвение или свободу, никто уже не мог сказать наверняка.

Они шли так долго, что сам ход времени начал стираться. Иногда Мо Сянь казалось, что она идёт одна. Иногда – что рядом с ней уже не Се Линь, а кто-то другой, чей образ был размытым, но странно знакомым, как тень из сна. Голос этого незримого спутника шептал ей древние имена, звал в миры, где не существует боли. И каждый раз, когда она спотыкалась, когда казалось, что земля исчезает под её ногами, она чувствовала, как сильная рука Се Линя вновь удерживает её в этом мире.

Но чем дальше они шли, тем больше туман прорастал в её сознание. Мо Сянь всё чаще путалась в воспоминаниях, теряя грань между тем, кто она есть, и тем, кем могла бы быть в другом времени, в другой жизни. Она видела образы: себя в золотых покоях древнего дворца, идущую по аллеям цветущих лотосов; себя в алых одеждах, стоящую у подножия башни, откуда падали слёзы вечности; себя – в окружении неведомых людей, чьи лица были одновременно близки и бесконечно далеки.

Се Линь заметил это первым. Он звал её по имени, крепче сжимал её ладонь, но она иногда не откликалась, будто имя "Мо Сянь" переставало иметь для неё значение. Он видел, как её глаза, обычно тёплые и живые, затуманиваются, теряя фокус. И тогда страх, который он так долго удерживал в себе, вспыхивал с новой силой. Потому что теперь он понимал: она действительно уходит.

В одном из таких моментов Мо Сянь вдруг остановилась на тропе. Туман заворачивался вокруг неё, как плотная вуаль, отделяя её от всего сущего. Она стояла неподвижно, опустив руки, а на её запястье печать полыхала ярче, чем когда-либо – красным светом, словно улавливая ритм невидимых миров. Се Линь подбежал к ней, схватил за плечи, встряхнул, но она не отреагировала. Её губы беззвучно шевелились, повторяя что-то невнятное.

– Мо Сянь! – позвал он, впервые теряя спокойствие, голос его надломился от отчаяния.

Она медленно подняла глаза на него.

И Се Линь замер, потому что в её взгляде было что-то чужое.

Как будто перед ним стояла не Мо Сянь, которую он знал, а кто-то иной – тот, кто помнил все жизни, все смерти, кто был старше самого времени.

– Ты не должен был прийти за мной, – произнесла она очень тихо, но её слова отозвались эхом во всем тумане.

И в этот миг из густой пелены вокруг них выплыло что-то. Свет фонаря. Маленький огонёк, плавающий в тумане без владельца, без направления, без цели. Он кружил вокруг Мо Сянь, как мотыль в поисках пламени, и в каждом его движении было что-то чарующее и зловещее. Се Линь сразу понял: это не просто свет. Это зов.

Зов тех миров, что хотели вернуть её обратно.

И если он не остановит её сейчас – потеряет навсегда.

Свет фонаря плавал всё ближе, его зыбкое пламя отражалось в глазах Мо Сянь, окрашивая их в странный, потусторонний оттенок. Её губы шевелились, шепча слова на языке, которого Се Линь не знал, но который сердце его узнавало: старинные имена, клятвы, заветы, оставшиеся в трещинах мира, забытые всеми, кроме тех, кто, подобно Мо Сянь, стоял одной ногой в жизни, а другой – в бездне. Он понял: фонарь вёл её туда, где боль и радость стираются, где нет памяти, нет будущего – только бесконечное, холодное забвение.

Се Линь шагнул вперёд, схватил её за плечи обеими руками, пытаясь вернуть в реальность одним прикосновением. Его голос, обычно сдержанный и твёрдый, теперь звенел на грани отчаяния. Он звал её по имени вновь и вновь, будто боясь, что с каждым ударом сердца Мо Сянь будет всё дальше. Но её глаза оставались затуманенными, словно за ними уже плыл другой мир, недоступный ему. Она сделала шаг к фонарю, лёгкий, едва заметный, и в этом движении была вся обречённость того, кто устал бороться.

В этот миг небо над ними содрогнулось, словно от тяжкого вздоха, и в белой мгле появился он – Юй Чэнь. Его одежда была покрыта инеем, меч за спиной звенел в ножнах от напряжения, а глаза горели не светом звёзд, но внутренним пламенем, которое больше не могло скрыться за маской вечного стража. Он увидел Мо Сянь и мгновенно понял всё: увидел размытые черты её души, увидел, как печать на её запястье дрожит, как голос фонаря манит её прочь из этого мира.

Юй Чэнь шагнул вперёд, но Се Линь встал между ними, словно стена. Их взгляды встретились – один, полный ярости и решимости; другой – боли и мольбы. Между ними не было слов: только сознание того, что теперь их цели совпадали, хотя пути были разными. Юй Чэнь поднял руку и беззвучно указал на фонарь. Лёгкий кивок – и Се Линь понял: если они не остановят его сейчас, вместе, то потеряют её навсегда.

Не теряя времени, Се Линь опустил ладонь на печать Мо Сянь, и в этот момент Юй Чэнь, стиснув зубы, вырвал меч из ножен. Их действия были слажены, как дыхание. Меч прорезал туман, направленный не на неё, а на фонарь – прямо в самое сердце чуждого света. Словно затрепетав, огонь в фонаре дернулся, метнулся в стороны, затрепетал и вспыхнул ослепительным пламенем, словно сопротивляясь. В то же мгновение печать на запястье Мо Сянь полыхнула ярче, вытягивая последние силы.

В воздухе раздался крик – странный, не похожий на крик человека. Это был стон умирающего мира, треск лопающихся нитей. Фонарь, дрожащий в воздухе, треснул, словно стеклянная капля, и исчез, распавшись в вихрях света.

Мо Сянь рухнула в руки Се Линя. Он прижал её к себе, чувствуя, как она дрожит всем телом, как тяжело вздымается её грудь. Её глаза, ясные, живые, снова встретились с его – полные страха, слабости и… надежды. И он понял, что успел. Что на этот раз удержал её.