Мои аллюзии

– Иди сюда, – зову его в ванную.

У меня не аптечка, а лекарственный ларь, который собственноручно заготовила и взяла из дома, не признавая пилюли и зная, что в Америке медикаменты стоят очень дорого, плюс большая часть отпускается по рецепту. Я прихватила с собой травы, настои и мази из промысла народной медицины. С собой и яды имеются, но не думаю, что мне сейчас понадобится что-то сильнодействующее, и успокаиваюсь, понимая, что если вдруг всё же понадобится, есть необходимое. Накачать бы его природными транквилизаторами. Верчу в руках флакончик, зыркаю на Остина, но отставляю пузырёк в сторону. Пока что…

Включаю теплую воду, боец самостоятельно промывает руки. Не морщится, но я знаю, ему сейчас неприятно и больно. Ссадины глубокие. Выключаю воду. Он присаживается на столешницу, подкладываю полотенце под его мокрые руки и щедро поливаю их дезинфицирующим настоем. Промакиваю.

– Не оборачивается тот, кто устремлён к звёздам. – К чему он вдруг решил цитировать Да Винчи? Молчу. Вздыхаю.

Провожу процедуру повторно. Боксёр вроде бы затихает и успокаивается, но всё же стараюсь не смотреть ему в лицо, боясь нарваться на колкий взгляд и выбесить его ещё сильнее.

– Мне трудно понять твой образ мышления, ещё труднее понять твой образ жизни, и уж точно не понять тебя, но совершенно ясно, что мне всё чаще хочется зашвырнуть тебя в чан со святой водой и хорошенько отмыть от всего того дерьма и грязи, которые присутствуют в твоей жизни, и это всё, не смотря на мой атеистический взгляд на мир!

Смахнув излишки настоя, дую ему на руки, чтобы просушить поскорее, ну и чтобы не так больно было. Доктор из меня так себе, но это должно помочь. Наношу мою фирменную заживляющую мазь, едва касаясь его кожи. Нам обоим очевидно, что пластырь, за которым он, якобы, пришёл, тут никак не поможет. Беру бинт. Обматываю руку, пальцы, как умею (паршиво, словом). Вторую.

Он ещё пару секунд наблюдает за тем, как я застирываю окровавленное полотенце, буквально чувствую, как он изучает меня и мои флаконы без этикеток, щупает своим внимательным пронзительным жёстким взглядом, и всё же делаю вид будто не замечаю этого.

Боец молча выходит. Кое-кто в этом номере бесит его невероятно. И мне не хочется покидать эту маленькую уборную, отделанную кафелем. Там в комнате сейчас кружит непредсказуемый зверюга. Хоть мне и жаль его и очень интересно узнать о произошедшем, выходить совсем не хочется, он же может накинуться. Его словно подменили. Раньше, когда другие говорили о его излишней агрессивности, мне с трудом в это верилось, приходилось соглашаться с вспыльчивостью засранца и признавать его эгоистичность и склонность к тирании, но только сейчас понимаю, какой по истине бывает настоящая агрессия в его случае. Последние дни меняют моё представление о нём, а эта ситуация и вовсе расставляет все точки. Понять бы ещё, что именно его так бесит во мне, и кто был инициатором драки, хотя на второй вопрос знаю ответ. Почти уверена, что знаю. Медленно выползаю из ванной.

– И это всё, на что ты способна? – встречает меня колкой фразой. Глаза горят непонятным мне гневом. Чего ему от меня надо?!

– Это всё, чего ты достоин. – Молчим и пялимся друг на друга. Смягчаюсь. Увожу тему. – К тому же это всего лишь разрывы эпидермиса – ничего смертельного.

– Речь о другом. Неужели не будет ни нравоучений, ни расспросов? – Дискомфортно от непонимания того, что вообще в принципе с ним происходит. Кажется, Остин и сам не знает, что с ним, вижу в его глазах вопросы. Его злоба из-за отсутствия ответов? Проблема в том, что у меня, мало того, что нет ответов, так ещё и не понимаю его вопросов, парень сегодня явно пришёл не по адресу.

– Я не священник, так что… Исповедь – это не ко мне, ни чем не могу тебе помочь. Но если сам хочешь… – Прислоняюсь к шкафу, сесть на кровать – означало бы оказаться слишком близко к нему, и соответственно попасть в зону поражения.

Он просто смотрит в меня, проваливаю миссию "Не смотри на него!". Тело предательски реагирует на его напряжение, от чего словно бы сотни ледяных пауков пробегают по всем мои внутренностям, пробираются через желудок к горлу и направляются к голове. Те ещё ощущения. Ненавижу "пушистых" восьминогих. Набираюсь решимости вступить с Остином в затеянную им безмолвную полемику. Он не выдерживает.

– А ты хочешь? – Пялимся друг на друга с минуту не меньше. – Ты ведь хочешь меня, я знаю. – У меня глаза лезут на лоб. Серьёзно? В этот раз не похоже на шутку. Остин огибает кровать, идёт в мою сторону. –  Меня бесит эта херня! Давай переспим и проехали!

Шок! На его лице злоба, настроен решительно и подходит слишком близко. Деваться мне некуда, упираюсь спиной в шкаф.

– Не надо. – Пытаюсь сохранять суровость в лице и достучаться до его благоразумия. Он кислоты наглотался? Несмотря на мой протест, подходит и располагает руки по сторонам от меня, опирается на шкаф. Критическая дистанция. В нём жестокость. Мне не страшно, мне странно, внутри меня стопроцентная уверенность, что он не сделает мне больно и насиловать тоже не станет. В любом случае, это не будет изнасилованием, прыткий умник меня раскусил! – Я не хочу… – произношу максимально спокойно, не договариваю слова "так" и вздыхаю. Он склоняется надо мной, при такой максимальной близости удаётся разглядеть его глаза: темно-серые, узорчатые.

Его зрачки приходят в странное движение, словно заработал зум. Остин заметно дёргается, чуть поворачивает голову набок. Лучше не провоцировать непонятную для меня реакцию. Не боюсь его активировавшейся теневой стороны, так что закрываю глаза и медленно отворачиваю голову в сторону, после чего чувствую, как он отшатывается, слышу, как тихо выходит из комнаты. Только когда понимаю, что осталась одна в номере, открываю глаза.

Хочется пойти за ним, а не могу. Злюсь на него. Злюсь на то, что он убеждён, что я хочу его. Даже я ещё не до конца знаю это, а он уже уверенно твердит об этом. Твою ж мать!

Закрываюсь на защёлку. Зарекаюсь больше дверь не открывать. Во всяком случае сегодня. Он сам не свой. Не верится. Просто в голове не укладывается, что он сначала подрался, а потом пришёл ко мне с идеей переспать. У него всегда секс это вот так..? Бац и поехали?! Сразу же вспоминаются слова М. Лабковского: "Секс в мыслях мужчин опасен в двух случаях: если в мыслях всегда только секс и если секс всегда только в мыслях".

Конечно же не могу уснуть, он – моя бессонная мысль. Глазею на его куртку, которая по-прежнему валяется на полу, и через час мучений, терзаний и споров с собой, хватаю её и несу в ванную, чтобы отмыть. Не могу иначе. На изделии нет никаких потёртостей или других изъянов, грязь не впечатана. Складывается впечатление, будто бы он просто отшвырнул её в сторону, чтобы не мешала в потасовке. С кожи всё легко отмываться простой водой.

Вещь пахнет им. Этот аромат опять трудно описать словами, но чувствовать его – это истинное блаженство. И дело даже не в том, какой этот запах, дело в том, чей он. Раньше никогда так не залипала на запахи парней. Могла оценить приятное сочетание чистого белья и геля для душа, но чтобы вот так кайфовать от запаха, который не имеет никакого отношения ни к парфюму, ни к гелю, ни вообще к чему-то такому синтетическому – для меня нонсенс. В этом запахе живое. Мне будет трудно расстаться с этой курткой.

Я безоговорочно зла на парня и бесконечно тоскую по нему. Неужели я и правда так открыто его желаю?

Утром меня будит стук в дверь, потираю глаза и откладываю в сторону куртку, с которой в обнимку заснула. Прежде чем открыть дверь, спрашиваю:

– Что нужно?

Предполагаю, он успел остыть, но лучше не открывать ему. Сначала его неплохо было бы засунуть в смирительную рубашку!

– Доставка. – Слышу женской голос. Открываю дверь. На пороге стоит полная афроамериканская женщина с огроменным букетом максимально идеальных в моём понимании роз. Чёрно-серо-белых роз!

– Это Вам. Распишитесь. – Протягивает мне планшет, и я на автопилоте ставлю подпись стилусом.

– Точно мне? – Хотя из-за оттенка цветов сомнений почти не остаётся…

– 507? – Обе смотрим на значок у двери. – Значит, да. В цветах записка. – Она передаёт мне букет. Тяжеленный. Пахнет свежестью и чистотой.

Женщина уходит, я же продолжаю стоять в замешательстве. Вернувшись в номер, ставлю букет на серый ворсистый пол. Впервые в жизни получаю букет в любимой гамме. Поразительно… Фантастика! Как он только узнал? Нахожу карточку с отпечатанной серой голубкой. С обратной стороны карточки читаю отрывок стихотворения, написанного мелким острым неразборчивым почерком:

"I'm strong on the surface, not all the way through I've never been perfect but neither have you so if you're asking me, I want you to know when my time comes forget the wrong that I've done help me leave behind some reasons to be missed don't resent me and when you're feeling empty keep me in your memory leave out all the rest". (Я силен внешне, но не до конца, я никогда не был идеален, но и ты тоже, так что, если ты спрашиваешь меня, я хочу, чтобы ты знала: когда придет мое время, забудь о том, что я сделал плохого, помоги мне оставить позади некоторые причины, по которым меня будет не хватать, не обижайся на меня, и когда ты чувствуешь пустоту, сохрани меня в своей памяти, забудь обо всем остальном. )

P.S. Sorry… (Извини…).

Перечитываю раз десять, вертя карточку в руках, вспоминая, почему мне знакомо это стихотворение. К тому моменту, когда до меня доходит, что это композиция Linkin Park – Leave Out All The Rest, понимаю, что прощать мне его не придётся, поскольку к утру, как ни странно, у меня нет никакой злобы или обиды, только желание его увидеть поскорее и постараться понять причину его вчерашнего поведения. Этот человек слишком сложный и запутанный ребус для меня. Загадка, для которой у меня нет отгадки, и это бесит настолько, что хочется себя ударить или придушить.

Куртка просохла и выглядит так, словно ничего и не было. Интересно, получится ли у нас с Остином тоже сделать вид, что ничего не было? Крашусь, одеваюсь, погружаю цветы в поддон душевой кабины, предварительно наполнив его водой. Хватаю полюбившуюся куртку.

Пока еду, размышляю об ожидающих меня перспективах. Ели признаю его правоту в отношении моего страстного желания его плоти, то это будет поражение. Полный провал точнее. Если же намекну об ошибочности его мнения, то это будет враньем и не убедительным скорее всего, так что опять окажусь проигравшей. Он при любом раскладе будет торжествовать в своей правоте и сексуальной неотразимости, я а окажусь в числе сотен дурочек, мокнущих по нему. Падовая ситуация, как ни крути. Только при условии не возвращения к этой теме, есть шанс не стать проигравшей стороной. О выигрыше, конечно же, не стоит и мечтать.

– Привет, – здороваюсь с Хлоей, которая что-то считает за стойкой.

– Привет, деточка. Ты чего тут в такую рань?

– Заехала, отдать Остину куртку. А где все? – Оглядываюсь по сторонам, не наблюдая никого из парней.

– Спорят в подсобке.

– Спорят?

– Ага. Потом ещё и поругаются. Но это ничего, помирятся. Давай её сюда. – Протягиваю через бар куртку с чувством утраты. Стоит ли попадаться Эймсу на глаза? Определённо – нет, кажется, он пребывает не в лучшем настроении и сегодня.

– Ости наконец-то повёл себя, как джентльмен, и одолжил тебе куртку прохладным вечером?

– Нет. Он повёл себя, как обычно – слишком непредсказуемо, а куртку забыл у меня в номере. Но его жест с цветами всё же намекает на возможное наличие в нём задатков джентльмена.

– Цветы?

– Ага. Прислал розы в попытке извиниться за свои… эм… проделки.

– Что? Что? – Женщина так таращит глаза, что я готова в любой момент подставить ладони и поймать их, выпадающие из глазниц. – Ост и извинился? Цветы? Мы об одном и том же парне говорим, а? – Киваю. – Ну и делаааа… – Её удивление удивляет меня.

Основную миссию я выполнила и теперь мешкаю, в то время как надо бы побыстрее бежать и не попасться ему на глаза. Не сегодня. Не сейчас. Сам же вчера сказал, что я его бешу. Точнее моё желание. А как оправдаться так, чтобы ещё сильнее не опозориться, я ещё не придумала. Да и едва ли смогу…

– Ладно, поеду в студию. Рада была видеть. Хорошего дня. – Хлопаю ладонью по барной стойке и ухожу. Толкаю изо всех сил тяжеленную дверь, протискиваюсь на улицу.

– Ди. – Окликает меня любимый голос. Впервые по имени. Мне приятно до дрожи. – Всё в порядке?

– Нет! – Бубню, злюсь на свою нерасторопность.

– Нет? – Мой однозначный ответ его ошеломляет.

Конечно же, он понимает, что букет роз не сможет уладить вчерашнюю ситуацию, и всё же явно надеялся смягчить последствия. Знал бы он, что нет никаких последствий. Почему я готова ему всё прощать вот так запросто? Сполна насладившись его обеспокоенным и извиняющимся взглядом, продолжаю.

– В номере нет вазы, дополнительные опции отеля мне не по карману, поэтому цветы заняли всю душевую. Не всё в порядке, потому что негде мыться теперь. Плюс, я не самый большой фанат растительной расчленёнки без веского повода. Отрубленные конечности живого и всё такое меня не привлекает, знаешь ли. И хотя цветы – это, бесспорно, очень красиво, их убийство можно оправдать, только если их плоть является подношением к жертвенному алтарю… Но с оттенками бутонов ты невероятнейшим образом угадал. Кто тебе подсказал? – Отвечая, он хлопает себя дважды по сердцу. Смеюсь. Его глаза светлеют, так к нему приходит успокоение.

– Без обид? – Всё ещё допытывается. Его волнует моё отношение к нему после случившегося? Неужели. Остину Эймсу не всё равно? Смотрит с недоверием. Он явно ждал от меня другого. Скандала или чего-то вроде.

– За цветы спасибо, конечно, но и без них всё обошлось бы без обид.

– Думал, ты приехала пристыдить меня. – Ах вот что! Отрицательно качаю головой. Стал бы этот тип меня слушать. Усмехаюсь.

– Я приехала отдать куртку, она на баре у Хлои. – Кивает. Повисает пауза. Провинившийся внимательно на меня смотрит и молчит. – Увидимся. – Надеюсь, что достаточно незаметно для него улыбаюсь неловкости момента.

– И всё? – Зависаю, понимаю, к чему он клонит и к какой теме ведёт разговор. Но я не готова проигрывать. Молча киваю.

– Дап. Мне пора в студию. Там меня заждался очередной нервный срыв. – Больше ничего не скажу, а он ничего не докажет.

– Как знаешь. – Поджимает губы, кивает, разворачивается и уходит. Загадка. Головоломка. Моя черепушка действительно начинает трещать от раздувающегося мозга. Хренов судоку!

Еду в офис и отдаюсь работе всецело, только чтобы отвлечься от мыслей о нём. "И всё?" – ну а чего тебе? Как же он меня бесит! Напеваю себе под нос: "Nothing can care about, nothing can care about you won't be there for me, you won't be there for me". (Ни о чем не могу переживать, ни о чем не могу переживать, тебя не будет рядом со мной, тебя не будет рядом со мной.).

Вечером решаю созвониться с женихом, чтобы вернуться к реальности. Очнуться. Болтаем всего 17 минут. Очень долгих 17 минут. В большей степени говорю я. Стараюсь рассказывать о городе, о том, насколько трудоёмкий и изматывающий процесс даже не самой съёмки, а подготовки к ней. Сообщаю об изменениях в контракте, моей новой и весьма сомнительной роли. Говорю ему о том, как сильно на меня давит расстояние между нами. Вообще-то внутри мне погано, потому что я говорю это в большей степени от необходимости сказать, а не от реального чувства. Просто не хочется усложнять.

Ему, как всегда, не о чем рассказывать, но чтобы хоть как-то выстроить диалог, который то и дело затухает и сходит на нет, зависая тупыми паузами, расспрашиваю его о всяких рабочих мелочах, в которых ему приходится участвовать пока я на территории супостата. Конечно же мне не интересно, как собираются нынешние заказы и как непросто ему меня подменять на работе. Но нужно оставаться участной. Сейчас моя очередь. Он тоже всегда терпеливо выслушивает меня, когда говорю работе, книгах, о музыке и картинных выставках, хотя ему это совершенно безразлично, и он далёк от этого. Мы оба терпеливы друг к другу. Переводим разговор к обсуждению нашего будущего: что скоро я займу своё место на работе, начнём строить дом, подкопим денег и купим машину поновее. На этом прощаемся.

Самую малость противно от всей ситуации, от заметно натянутого диалога, чудом закончившегося на положительной ноте, без выедания моего мозга. Порядком надоело чувствовать себя виноватой за то, что мне улыбнулась удача, и я оказалась в Штатах. Теперь постоянно приходится стараться говорить так, чтобы у него было хорошее настроение. Это жутко раздражает. Но такова цена отношений, которые хочется сохранить. Просто сейчас нам обоим непросто. Нужно пережить все эти обстоятельства. Расстояние притупляет чувства, тем более те, которые почти отсутствуют. Но убеждаю себя в том, что, когда вернусь домой, всё будет как прежде: я знаю его, понимаю. Он абсолютно прозрачен, постоянен и спокоен. Не критикует. Не изменяет. Другого такого мне не найти. Он добрый, честный. Мы так давно вместе и всегда всё было ровно и стабильно. Просто этот город с его бешеным ритмом не оставляет мне сил для отношений на расстоянии. Вернусь, и всё у нас с ним будет нормально. Но смогу ли я теперь ограничиваться этим "нормально"?

Вспоминаю произведение "Норма" и понимаю, что – нет. Пути назад в "прежде" – разрушены, сожжены адским огнём моей нынешней страсти.

Остаток вечера сижу на подоконнике и отдаюсь умозаключениям, что теперь на самом деле мне это всё, что было прежде, попросту не нужно. Не к спокойствию и стабильности отныне сводятся мои стремления. Мне нужно нечто более значительное. Мне необходимо чувствовать большее, чем радость от покупки авто. И построить хочу не дом, хочу выстроить взаимоотношения заполненные эмоциями. И чувств хочу других. Ярких. Как оказалось, я на такие чувства способна…

Принимаю душ и провожу остаток вечера в компании нескольких популярных книг. Читаю, только для того, чтобы иметь возможность сравнить себя с именитыми авторами. Вновь расстраиваюсь от того, что моя работа поверхностна, слог скуден, а сюжет не занимателен. Окончательно разочаровавшись в своих "трудах", рисую пару мрачных картин и валюсь спать.

Глава 11. Сахар

Дни пролетают грузной птицей. Новый день и вовсе, как взбесившийся страус, но спрятать голову в песок хочется мне! Повсюду снуют толпы народа, суета, гам, Рейнольд носится туда сюда, постоянно звонит кому-то и отдаёт распоряжения; в нем много энергии, он может чётко расставить всех по своим местам и запустить в слаженную работу все шестерёнки этой адовой мясорубки. Всё гудит и шуршит, когда этот человек на своём рабочем месте и орёт на всех!

– Зайди ко мне! – Зовёт меня. Захожу. – С пятницы стартуют кастинги на роли. Будешь присутствовать?

– Да, конечно.

– Так и думал. Пока отбираем людей на эпизодические роли. Я направил письма тем, кого хотел бы видеть в главных ролях, с предложением о возможности сотрудничества. Надеюсь, через неделю мы утвердим полный состав актёров и наконец-то приступим.

– Чудно.

– Слушай, за тобой право подписи, но прошу тебя, не мешай мне с подбором актёров. Договорились? – Молчу, не произнося "нет", но он воспринимает моё молчание, как знак согласия. – Отлично. Вот ещё пара листов из сценария, ознакомься. В пятницу нужно будет подписать документы. – Беру переданную толстую пачку бумаги. Дураку понятно, что к пятнице столько не прочесть! Продолжает издеваться и мстить? "Пара листов", как же!

– Рей, я не хочу мешать. – Лысый смотрит на меня, его очки бликуют от света окна, так что не вижу его глаз. – Я так же, как и ты, хочу, чтобы этот фильм получился отличным. Просто хочу помочь.

– Ди, послушай, моя мама печёт шикарные пироги, и с детства она позволяет мне помогать ей в этом. Знаешь, как я ей помогаю? Протираю посуду. – Сравнение весьма красочное. – Понятия не имею, как ты спуталась с этим гадом, и чего он тебе наплёл, но я – профессионал, и знаю, что нужно для того, чтобы этот фильм был успешным. А ты просто не мешайся. – Эти слова задевают. – Кстати. Новый месяц твоего прибывания идёт. Вот. – Бросает на стол несколько купюр, словно собаке косточку. Я совсем на мели, но принимать от него подачку не стану.

– Оставь себе. – Закрываю спокойно дверь и направляюсь в нору к Чарли. На меня продолжают косо смотреть почти все работники. Что-то шепчут, язвительно улыбаются. Готова поспорить: все они тоже сделали ставки и теперь ждут момента, когда же снимут банк. Интересно, каков расклад? Я бы тоже поставила. На провал…

Единственные, кто добры ко мне – это два пузатых старика. Мне они нравятся. Во-первых, потому что они очень тихие, во-вторых, они не против моего присутствия, даже выделили для меня небольшой уголок у себя: переставили диван, столик и торшер к стене – моя рабочая зона. Раньше тишина в этом помещении давила мне на нервы, теперь же именно эта тишина мои нервы успокаивает.

Спустившись, машу старичкам рукой и усаживаюсь за сценарий. Зад, спина и шея уже начинают поднывать в предвкушении долгих часов работы. Несоответствия бросаются с первых страниц. Беру ручку, начинаю отмечать самые неприемлемые места. Вычёркиваю тупые диалоги сомнительного происхождения. На это уходит целый день. Чтение (сопряжённое с мозговым штурмом и постоянным дёрганием меня по различным вопросам) идёт очень неспешно.

Еду в отель. Сидя за переработкой и осмыслением сценария уже в номере, не замечаю, как наступает новый день. К этому моменту успеваю просмотреть чуть больше половины. Расшиваю стопку бумаги и раскладываю всё на эпизоды. В целом, смиряюсь с тем, что фильм будет не таким, как книга, поэтому большинство несостыковок пропускаю без каких-либо отметок. Но места, которые совершенно не укладываются в голове, вызывают раздражение и гнев, вычёркиваю, чуть ли не разрезая ручкой страницы.

В пятницу прихожу к Рейнольду, тот болтает по телефону и заставляет ждать в коридоре. Просиживаю у его двери около 30 минут, продолжая чтение сценария. И тут мимо меня в офис к Рею начинают проходить ребята из команды, партиями по два три человека они заходят в его кабинет и закрывают дверь. По силуэтам из-за матовой перегородки стекла видно, как все усаживаются за стол. Начинается совещание.

Забыл про меня! Сначала встаю с желанием уйти, но ярость не позволяет этого сделать. Открываю дверь, вхожу в кабинет.

– Я просмотрела сценарий, есть места, которые нужно изменить.

Присутствующие начинают таращиться на главаря безобразия.

– Сценарий хорош – это первое. На изменения нет времени – второе.

– Тогда я не подпишу, – вываливаю на него свою обиду в присутствии кучи свидетелей.

Рейнольд засовывает руки в карманы, смотрит с выжиданием и глубоко вдыхает, я его бешу. – Хотя бы просто посмотри. – Протягиваю ему распадающуюся стопку потрёпанных страниц. Он и не думает делать этого. – Тут полно глупостей! Как можно заменить волка собакой? Собаки не живут в лесу.

– Да какая разница, главное, чтобы серым был!

– Нет же. Должен быть белый и чёрный волки. Это важно. Это же символы. – Укладываю стопку бумаги на его стол. – И почему героиня появляется с первого эпизода? Ведь сначала нужно оставить интригу. Она не должна прилетать в лоб!

– Я не буду ничего менять!

– Но это глупо! Теряется смысл. – Удивляюсь тому, как уверено готова стоять на своём и спорить. – Нужно…

Не успеваю договорить, как дверь кабинета (без стука) резко открывается, и появляется человек-черный-классный-стиль. Он довольный смотрит мне в лицо, не обращая внимания на прочих присутствующих. Его глаза горят азартом. Улыбка преображает лицо. Сказать, что я в шоке – ничего не сказать. Я в ступоре. Совершенно обескуражена.

– Пойдём. – Подходит, берёт меня за моё холодное запястье и тянет в сторону двери. – Посмотрим, как ты справляешься со своим серым кардиналом. – Глаза гипнотизируют. О чём он? О ком?

Ноги послушно топают за ним следом. Проходим по коридору, смотрю, как смуглое сильное предплечье с проступающими жилами и венами переходит в красивое запястье, а оно перетекает в кисть и пальцы, которые смыкаются на моём бледном запястье и уверенно держат. Они плотно сжимают мне руку, и я издаю хрипловатый тихий стон, слышный только мне самой. Это так приятно. У него такая грубая и одновременно нежная, бархатная ладонь. Перехватывает дыхание от кайфа: диафрагма давит на лёгкие, внутри колет тысячами приятных и тёплых пузырьков, что-то на мотив  Gibran Alcocer – Solas.

Самоуверенный тип приводит меня в берлогу к Чарли, отпускает руку, когда заходим в помещение, мне от этого расставания становится не по себе. Пропускает меня вперёд, щелкает выключателем у меня за спиной, и в помещении загорается яркий свет. А я и не знала, что так можно было, что тут вообще может быть так светло…