Полная версия
Lewis Hadridge
Антология Расщепления
Посвящение и благодарности
Этот сборник я хочу посвятить Алине Ф., за то, что всегда была рядом и предложила идею начать писать о снах. Твоя поддержка и вдохновение стали тем ключом, который открыл передо мной новые миры. Спасибо за твою веру и за то, что помогла мне найти свой путь.
«Мы не боимся того, что видим. Мы боимся того, что не можем понять.»
AD
«Иногда самое страшное – не то, что ты видишь, а то, что ты начинаешь понимать.»
Глава 1.
Дыхание.
Я не помню, как оказался в этом месте. Последнее, что всплывает в голове, – это мгновение тишины перед чем-то важным. Я не знал тогда, что это будет. Теперь я здесь. В этом мёртвом городке, где всё будто застыло в ожидании. Воздух тяжёлый, как мокрое одеяло, а тишина какая-то… неправильная. Она не просто окружает, она проникает в тебя, заполняет изнутри, давит, как груз.
Кругом – дома. Каменные, серые, будто выросшие из самой земли. Они выглядели так, словно их строили не для людей, а для чего-то древнего, чьи нужды давно забыты. Узкие улицы, заваленные пылью, тянутся во все стороны, как корни огромного дерева. Ветер едва шевелит эту пыль, принося с собой запах чего-то, что давно умерло. Но трупов нет. Ничего нет. Только мы – странная компания, собранная, кажется, случайно. Остальные – пятеро – держались немного позади. Их лица смазаны, как на старых фотографиях, которые слишком долго лежали под солнцем. Я не могу вспомнить их имена. Пытаюсь, но они ускользают.
Со мной была девочка. Маленькая, лет десяти. Откуда она взялась, я не знаю. Она шла рядом, тихая и сосредоточенная, будто знала что-то, чего не знал я. Её лицо не было размытым, как у остальных. Оно было чётким, даже слишком. Прямая чёлка, тёмные глаза, которые казались слишком серьёзными для ребёнка. Она смотрела на мир так, будто видела в нём что-то, что мне было не дано разглядеть.
Один из нас, мужик в потёртом плаще, шёл чуть впереди. Он казался единственным, кто хотя бы пытался думать. У него была та обречённая решимость, которую можно увидеть у людей, которые привыкли руководить, но больше не верят в то, что это имеет значение.
– Может, на вулкан? – сказал я. Зачем? Не знаю. Просто вырвалось.
Они не спорили. Никто не задал вопросов, никто не сказал "зачем". Такое молчаливое согласие пугало. Даже девочка посмотрела на меня и кивнула, будто я сказал что-то очевидное.
Мы шли долго. Сначала по чёрной пустыне, потом по камням, острым, как лезвия. Вулкан возвышался над нами, огромный, как гора. Его вершина терялась где-то в серых тучах, и чем ближе мы подходили, тем сильнее сковывало ощущение, что это место не должно существовать. Склоны были покрыты чем-то скользким, то ли пеплом, то ли застывшей лавой, которая блестела так, будто её только что залило проливным дождём. Каждый шаг был как на катке. Ноги скользили, приходилось хвататься за острые камни, чтобы не упасть. Камни резали ладони, но мы молчали.
На вершине нас ждала черепаха. Огромная. Нет, не так. Она была гигантской. Её панцирь покрывали глубокие трещины, сквозь которые сочился свет – тусклый, зеленоватый, как свет гниющих ламп, которые вот-вот перегорят. Её кожа была похожа на камень, только она двигалась, медленно переливаясь, как что-то живое. Голова черепахи была такой огромной, что я смог бы сесть на неё, как на лошадь, но это было последнее, что мне хотелось сделать. Она повернула ко мне глаза. Глаза, которые были слишком человеческими. Они смотрели прямо в душу, выискивая что-то, что я не хотел показывать.
– Тут ещё и черепахи обитают? – спросил я. Голос мой дрогнул, звучал слишком громко, слишком грубо в этом месте, где всё казалось чужим.
– Вулкан основа этого места, – ответила девочка. Она говорила спокойно, ровно, как будто объясняла что-то само собой разумеющееся. – А за ним Атлантический океан. Так что понятно.
И, чёрт побери, я понял, что это действительно логично. Не знаю почему, но эти слова уложились в моей голове, как кусочек пазла.
Девочка потянула меня за руку.
– Пойдём, – сказала она.
Мы обошли черепаху, и перед нами открылся обрыв. Внизу, далеко-далеко, простирался океан. Он был тёмным, почти чёрным, а волны медленно накатывались на скалы. Я смотрел на него, и у меня закружилась голова. Девочка потянула меня за собой.
Она полезла вниз. По скалам. Я хотел её остановить, но она двигалась быстро, как будто знала, что делает. Каждый камень под ногами был скользким, каждый шаг грозил падением. Я полез за ней.
На каком-то шаге я оступился. Камень ушёл из-под ноги, и я почувствовал, как земля исчезает. Девочка крикнула, я схватился за скалу, но пальцы соскальзывали. Это был конец. Но тут кто-то схватил меня за плечо и рывком затащил обратно. Мужик в плаще. Он не сказал ни слова. Только посмотрел на меня и кивнул, будто это его обязанность – вытаскивать идиотов вроде меня.
Мы вернулись обратно к остальным.
– Нам пора спускаться, – сказал кто-то.
Но как? Вулкан был слишком высок, слишком отвесен. Спускаться пешком было невозможно. Тогда мужик в плаще достал из своего рюкзака верёвку. Он молча обвязал себя, проверил узлы, потом сказал:
– Ждите.
И прыгнул вниз.
Мы стояли там, у края, смотрели, как верёвка напряглась, а потом исчезла из виду. Мужик исчез. Мы ждали. Час. Второй. Ничего. Только тишина.
– Хватит ждать, – сказал кто-то. – Пошли.
Мы пошли. И я чувствовал, что сделали ошибку.
Глава 2.
Дом, который смотрит
Мы не спустились с вулкана. Мы просто… исчезли.
Я не помню ни шага, ни перехода, ни момента, когда мир изменился. Мы шли по скользким камням, спотыкаясь, цепляясь за острые углы, пока всё вокруг не стало… другим. Камни исчезли. Воздух стал плотным, тёмным. А затем – стены. Они возникли внезапно, словно выросли из земли. Старые, деревянные, искажённые, как в зеркале, которое слишком долго плавили. Мы оказались внутри дома.
Это был не дом. Это было что-то большее – или меньшее. Коридоры не заканчивались. Они сворачивали, петляли, ведя нас в никуда. Полы скрипели под ногами, но каждый звук был чужим, неестественным, как будто кто-то следил за нами. Мы шли по этим бесконечным коридорам, пока не начали путаться, терять направление.
Комнаты были пустыми. Но каждая из них была неправильной. В одной стены были странно изогнуты, напоминая ребра животного. В другой потолок был покрыт чем-то, что двигалось, как дыхание. Третья была полностью зеркальной, но зеркала не отражали нас. Они показывали… что-то другое.
– Нам нужно вернуться, – сказал кто-то.
Но вернуться было невозможно. Каждый шаг вперёд или назад приводил нас в новое место.
Мы держались за верёвку – ту самую, которую оставил мужик в плаще. Это была наша единственная связь с реальностью. Она тянулась через коридоры, через комнаты, через всё это место, как спасательный трос. Но даже она не помогала.
Первые странности начались с двоих из нашей группы. Мужчина и женщина, чьи лица я всё ещё не мог вспомнить, начали вести себя странно. Они шептались между собой, бросали на нас косые взгляды. Их движения стали резкими, слишком быстрыми. Они не держались за верёвку.
– Это место нас ест, – сказал один из них.
Я не сразу понял, что он имеет в виду. Но потом я заметил: стены двигались. Едва заметно, но достаточно, чтобы это вызывало страх. Они словно сжимались, пытаясь схватить нас.
– Мы должны уйти, – сказала девочка. Она всё ещё была рядом со мной. Её голос оставался спокойным, но в нём появилась слабая дрожь.
Мы вошли в детскую комнату. Она была окрашена в бледно-розовый цвет, с облезлыми обоями и старым деревянным зеркалом на стене. Игрушки валялись в углах, но они были слишком изношены, чтобы кто-то мог ими играть. Девочка подошла к игрушечному туалетному столикц, заглянув в зеркало. Но в зеркале не было девочки. Она стояла рядом со мной, я чувствовал, как её пальцы сжимают моё запястье. Но в зеркале её не было.
– Это что за… – Я не успел договорить, как дверь за нашими спинами захлопнулась с такой силой, что пол под ногами будто вздрогнул. Это было не просто закрытие – это было заявление. Женщина из нашей группы осталась снаружи. Я слышал её крик. Он был не долгим, но в нём было что-то такое, что заставило мой желудок перевернуться. Она звала нас, её голос становился выше, отчаяннее, а потом… оборвался. Как будто кто-то выключил звук.
– Откройте! – заорал кто-то, бросаясь к двери.
Мы все попытались её открыть, толкали, дёргали за ручку, но она не сдвигалась. И вдруг за дверью стало слышно. Сначала это был слабый скрип, как если бы кто-то крался по старому полу. Потом – стук. Размеренный, будто кто-то постукивал ногтями по дереву. Звук приближался. Он становился громче, но при этом сохранял пугающую неторопливость. Как будто тому, кто шёл, не было необходимости спешить.
– Что-то идёт, – прошептала девочка. Её голос был тихим, но в нём звучала уверенность, которая только усилила мои страхи.
Шум продолжал нарастать, пока дверь не начала дрожать, словно её толкали изнутри. Мы отступили к центру комнаты, сгрудившись вокруг зеркала. Я не мог оторвать глаз от этой двери – от того, как её петли скрипели, как древесина шевелилась под давлением. А потом она медленно открылась.
На пороге стоял мужчина. Один из нас. Тот самый, который шептался с женщиной несколько часов назад. Но теперь он был другим.
Его лицо, в отличие от остальных, не было размытым. Оно было слишком чётким. Настолько чётким, что это пугало. Я видел каждую пору, каждую морщину, каждую мельчайшую деталь, как будто кто-то нарисовал его с болезненной точностью. Его кожа натянулась на скулах, как пергамент, который вот-вот порвётся. А глаза… они светились красным. Не просто красным, как кровь или огонь, а каким-то густым, насыщенным, словно в этих глазах горел ад. Они не отражали света, они сами его излучали.
Но больше всего меня пугала его улыбка. Она была неестественной. Уголки его губ тянулись вверх так широко, что казалось, будто кто-то взял его лицо за края и силой растянул. Эта улыбка была слишком широкой, слишком напряжённой, будто кожа вот-вот лопнет. Она не была человеческой. В ней не было тепла, не было радости. Только насмешка, от которой хотелось сжаться в комок и исчезнуть.
Он стоял в дверном проёме, высокий и напряжённый, как будто его тело управлялось нитями невидимого кукловода. Его руки были сложены за спиной, а голова чуть наклонена набок, как у актёра, который готовится начать свою реплику. Он смотрел на нас, но его взгляд был прикован ко мне. Эти красные глаза будто впивались в мою душу. Я почувствовал, как холод пробежал по позвоночнику.
– Вы так и будете тут сидеть? – его голос был глубоким, вкрадчивым, будто он говорил не только словами, но и мыслями, просачиваясь в голову каждого из нас.
Мужчина в дверях слегка наклонил голову набок, его лицо всё ещё застыло в этой невыносимой, натянутой улыбке. Казалось, он изучает нас, оценивает, будто решает, с чего начать.
– Вы же знаете, что это бесполезно, верно? – продолжил он, не делая лишних движений.
Мы молчали. Никто не осмеливался ответить. Даже девочка, всегда спокойная, стиснула мою руку так сильно, что её пальцы вонзились в кожу.
– Вы боитесь меня? – он снова наклонил голову, чуть сильнее, как будто пытался заглянуть в нашу душу. – Не надо бояться. Я ведь не хочу вам зла.
– Уходи, – наконец сказал я. Мой голос прозвучал хрипло, неуверенно, но я всё же сказал это.
Он рассмеялся. Смех был низким, холодным, будто обволакивал стены комнаты, пропитывал воздух.
– Уходить? – повторил он, делая едва заметный шаг вперёд. – Нет, мой друг. Я не могу уйти. Это место… оно нас всех держит. Но знаете, что забавно? Я понял, как тут всё устроено.
Его глаза горели этим жутким багровым светом, который, казалось, не отражался в комнате, но прожигал насквозь всех, на кого он смотрел. Я чувствовал, как этот взгляд буквально проникает в меня, выворачивая мои мысли наизнанку.
– Ты бредишь, – сказала женщина из нашей группы. Её голос дрожал, но она всё же нашла в себе силы сказать это.
– Брежу? – мужчина чуть приподнял голову, будто размышляя. – Нет, – он снова засмеялся, и этот смех отозвался вибрацией в полу. – Я вижу. Этот дом… он живой. Он чувствует нас. И он выбрал меня.
Мы переглянулись, обменялись взглядами, полными страха и недоумения. Никто не понимал, что делать.
– Слушайте, – продолжил он, его голос стал мягче, почти обволакивающим. Он сделал ещё один шаг в нашу сторону, и тень от его вытянутого тела скользнула по полу комнаты. – Я могу вам помочь. Этот дом принял меня. Я стал его частью. И теперь я могу провести вас через него.
– Ты стал чем-то другим, – тихо сказала девочка. Её голос прозвучал так уверенно, что я повернул голову, чтобы посмотреть на неё. Она смотрела прямо на него, не моргая, как будто знала, что он не человек.
– Другим? – его голос наполнился насмешкой. – Да, я стал другим. Сильнее. Умнее. Свободнее. Этот дом дал мне то, чего мне всегда не хватало.
– Ты не человек, – сказал я.
Он снова рассмеялся, и на этот раз его смех звучал так, будто с ним смеялся весь дом. Стены дрожали, пол начинал скрипеть. Я почувствовал, как на лбу выступил пот, но не от жары – от ощущения, что это место начинает дышать синхронно с его смехом, что мы заперты в теле чудовища, которое только что пробудилось.
– А разве это плохо? – спросил он, наклонившись чуть ближе. Его лицо оказалось всего в метре от моего, но я не мог пошевелиться. Его глаза, эти красные, испепеляющие глаза, будто приклеили меня к полу. – Быть человеком – это слабость. Вы боитесь. Вы прячетесь. Вы цепляетесь за эти жалкие остатки старой жизни. Но зачем? Этот дом даст вам всё, что нужно. Вы только должны принять его.
– Ты хочешь заманить нас, – сказал мужчина из нашей группы, шагнув вперёд. Его голос звучал твёрже, чем мой, но и в нём чувствовалась дрожь. – Ты хочешь, чтобы мы стали такими же, как ты.
– Заманить? – его голос стал нежным, почти ласковым. – Нет. Я хочу помочь. Этот дом… Он не хочет вас убивать. Он хочет, чтобы вы остались. Чтобы стали частью его. И это не больно. Это… правильно.
– Нет, – твёрдо сказала девочка. Её голос был тихим, но в нём звучала такая уверенность, что даже он на мгновение замолчал. Она сделала шаг вперёд, встала рядом со мной, и я почувствовал, как её маленькая ладонь стиснула моё запястье. – Мы не останемся.
– Ты не понимаешь, – прошептал он, его голос внезапно стал хриплым, как будто он утратил часть своей силы. – Если вы уйдёте, дом не отпустит вас. Он уже принял вас. Вы уже его часть.
– Ты лжёшь, – сказал я, чувствуя, как во мне поднимается гнев. – Ты просто хочешь, чтобы мы подчинились.
Я шагнул вперёд, буквально толкая девочку за спину, и захлопнул дверь перед его лицом. Его улыбка исчезла в последний момент, и на её месте появилось нечто иное – какая-то жуткая смесь ярости и разочарования.
Дверь закрылась с глухим стуком, и на мгновение наступила тишина. Мы все замерли.
А потом началось.
Сначала это были удары. Глухие, ритмичные, как удары кулаком по дереву. Потом дверь начала дрожать, будто её пинали ногами. Мы отступили к центру комнаты. Вскоре все прекратилось, но мы знали, что это все еще не конец.
Глава 3.
Паук из темноты
Я не помню, как мы вышли из той комнаты. Всё будто стёрлось из памяти, оставив только ощущение паники и недосказанности. Мы стояли посреди бесконечного коридора, который уходил во мрак, и я чувствовал, что что-то изменилось. Нет, не в доме. В нас. Мы больше не были вместе. Мы больше не были группой. В какой-то момент, пока дверь дрожала, а стены сжимались, мы разделились. Каждый пошёл своим путём, ведомый страхом или, может быть, чем-то более сильным, чем страх.
Остались только я и девочка. Я держал её за руку, чувствуя, как её маленькие пальцы сжимаются вокруг моей ладони. Она ничего не говорила, но я знал, что ей страшно. Её дыхание было прерывистым, а шаги – быстрыми, как у человека, который хочет убежать, но не может. Мы шли по коридору, окружённые тишиной, которая больше не казалась тишиной. Это было дыхание дома. Медленное, глубокое, как будто он жил где-то рядом, за этими стенами, или, что хуже, прямо в них.
Коридор становился всё уже, стены словно сжимались, угрожая задавить нас. Пол под ногами скрипел всё громче, а воздух становился плотным, как мокрый воск. Я хотел остановиться, отдышаться, но девочка тянула меня вперёд. Она знала, куда идти. Или притворялась, что знала. Я не спрашивал.
– Мы не одни, – тихо сказала она.
Я замер.
– Кто-то идёт за нами, – добавила она, не глядя на меня.
Я обернулся, но позади была только тьма. Она двигалась. Она не просто стояла, как тень, – она шевелилась, колыхалась, как живое существо. Я смотрел на неё слишком долго, и мне показалось, что я вижу что-то внутри этой тьмы. Глаза. Огромные, бездонные глаза, которые смотрели прямо на меня.
– Не смотри, – сказала девочка, дёрнув меня за руку. Её голос был резким, как удар по лицу. – Идём дальше.
Мы пошли. Темнота осталась позади, но её дыхание я всё ещё чувствовал на затылке.
И тогда мы увидели дверь.
Она была чёрной, как сама ночь. Не просто тёмной, а будто поглощала весь свет вокруг. Я не мог оторвать от неё взгляд. Она была чуть приоткрыта, и из-за неё струился слабый, серый свет. Свет, который не давал надежды. Мы остановились перед ней. Девочка медленно подошла к двери, но я схватил её за плечо.
– Не подходи, – прошептал я. Но она уже смотрела внутрь.
– Он там, – сказала она.
Я не успел спросить, кто "он", потому что дверь начала открываться. Медленно, с жутким скрипом, который отзывался где-то глубоко внутри меня. Звук был похож на стоны, на скрежет зубов, на что-то, что не должно существовать. Я схватил девочку за руку и хотел снова отступить, но что-то заставило меня стоять. Что-то сильнее страха.
И тогда он появился.
Паук. Огромный, чудовищный. Его тело было покрыто плотным хитином, который блестел в тусклом свете. Ноги, длинные и тонкие, как спицы, двигались медленно, выверенно, с хищной грацией. Но самое страшное было не это. Самое страшное – это были его руки. Человеческие руки, которые росли из его тела, как что-то неестественное, неправильное. Они были слишком длинными, слишком худыми, с пальцами, которые изгибались под невозможными углами. Эти руки двигались отдельно от его тела, хватаясь за стены, за пол, за воздух, как будто искали что-то, что могли бы разорвать.
Паук остановился перед дверью, и я увидел, что за ним кто-то стоит. Мужчина. Не из нашей группы. Я никогда его не видел, но он выглядел… обычным. Это, наверное, и пугало больше всего. Он не должен был быть здесь. Он не принадлежал этому месту. Но он стоял там, дрожа, как лист, с лицом, перекошенным от ужаса.
Паук смотрел на него. Нет, не просто смотрел. Он изучал его, как учёный изучает насекомое под микроскопом. А потом он двинулся. Резко, быстро, слишком быстро для своего размера. Его человеческие руки схватили мужчину за плечи, подняли его в воздух, как куклу, и прижали к стене.
Мужчина закричал. Это был крик, который я никогда не забуду. Крик, полный боли, ужаса и осознания того, что смерть неизбежна.
Паук наклонил голову, и я увидел, как из его рта высунулось что-то похожее на язык. Длинный, тонкий, покрытый мелкими зубами. Он медленно подтянулся к голове мужчины, и я понял, что сейчас произойдёт.
Он вонзил этот язык прямо в лицо мужчины. В его глаза, в его рот, в его череп. Я слышал хруст костей, видел, как кровь хлынула изо всех отверстий, как тело мужчины дёргалось, а потом обмякло. Паук вытянул язык, и вместе с ним из головы мужчины потянулось что-то белое, блестящее. Его мозг. Он был ещё жив, пока это происходило. Я видел, как его глаза продолжали дрожать, как его руки пытались слабо сопротивляться, но паук держал его крепко.
Всё это длилось всего несколько секунд. А потом паук бросил тело на пол, как пустую оболочку, и повернул голову в нашу сторону.
Я не помню, как мы побежали. Я только помню, как держал девочку за руку, как слышал её тяжёлое дыхание, как чувствовал, что паук идёт за нами. Его шаги были медленными, но настойчивыми. Он не торопился. Он знал, что мы далеко не уйдём.
Это воспоминание преследует меня до сих пор.
БЕЗМОЛВИЕ
«Безмолвие – это не отсутствие слов. Это когда даже мысль глохнет»
Глава 1.
Мерцание.
Мы шли в кино.
Это звучит глупо, да? Апокалипсис – и всё начинается с кинотеатра. Но именно туда мы направлялись: я и двое других. Я не знал их имён. Но почему-то знал их. Мы чувствовали друг друга как старые напарники, те, что уже прошли через что-то раньше. Я знал, кто как дышит в тревоге, кто как бежит, кто первым сорвётся, если запахнет бедой. Может, я знал их с рождения. Может, встретил только вчера. Вернее, тело моё знало, как шагать рядом с ними, как реагировать на их голоса. Один был высокий, худой, с вечным выражением скуки. Второй – коренастый, тяжёлый, всегда смотрел по сторонам, будто ждал выстрела.
Воздух в фойе был затхлым, пахло попкорном, пылью и чужими страхами. Я чувствовал, как пот собирается под воротником, как натёрло палец на ноге, но не мог понять, откуда это ощущение – слишком реальное, как будто я живу здесь давно, а не пришёл случайно.
Когда выключили свет – мир умер.
Один щелчок – и всё. Люди сначала замерли, потом заорали. Свет исчез, и с ним ушло всё, что казалось нормальным. Кто-то уронил стакан, пластик грохнулся и разбился с нелепой звонкостью. Женщина закричала – хрипло, с надрывом, будто ей в глотку вбили железо.
– Что за хрень?! – это голос коренастого. Я забыл его имя.
– Спокойно… спокойно, просто авария, – сказал я, но сам уже знал: это не просто. Это началось.
Мы вышли из зала. В коридоре было темно, красные аварийные лампы моргали, будто в бреду. Торговый центр стал лабиринтом – пустым, гулким. Витрины отражали наши тени, и казалось, будто кто-то идёт за нами след в след.
– Там! – кто-то крикнул, и мы рванули.
Бежали вслепую. Мимо манекенов, мимо лифтов, мимо стен, которые сужались, как глотка чудовища. Я чувствовал, как сердце бьётся в рёбрах, как воздух давит на грудь.
Комната. Белая.
Мы вбежали туда, не думая. Один вход, ни окон, ни предметов.
Гладкие стены. Без единой царапины.
Тишина здесь была живая. Не просто отсутствие звука – она наблюдала. Комната дышала нами.
– Мне здесь плохо, – прошептала одна из девушек, когда они вошли. Их было две. Мы не знаем, откуда. Просто появились. Одна с заплаканными глазами, вторая с растрёпанными волосами и пальцами, которые дрожали.
– Здесь не должно быть… так… – сказала первая.
Я смотрел на неё, и на секунду мир подёрнулся рябью. Как в жару над асфальтом.
Я моргнул. Резко.
– Уходим, – сказал я. Мой голос звучал так, будто я говорил сквозь вату.
…
Мы выбрались. Мы спустились с третьего этажа. Прыжок не был красивым – больше похож на падение с недооформленным намерением. Я приземлился на бок, ударившись плечом и бедром. Ладонь ссадил до крови – мелкая, но яркая боль. Кто-то из наших застонал, но не громко, скорее как вздох – то ли боли, то ли разочарования.
Снаружи был туман. Густой, как молоко с грязью. Я чувствовал его на лице, как слизь. Воздух стал влажным, тяжёлым, как будто его нужно было жевать. Рядом торчали ели – как пальцы мёртвеца, вытянутые к небу.
Мы ещё даже не успели обсудить, куда бежать дальше, когда туман вокруг сгустился – не в фигурах, а в силуэтах. Они просто… возникли. Как будто выросли из земли. Люди – или те, кто когда-то были людьми. Лица закрыты масками, одинаковыми: чёрные, без отверстий для глаз. На одежде – логотип, непонятный символ, похожий на перевёрнутую литеру «R» с точкой. Они не говорили. Один из них протянул руку – не агрессивно, не резко – но настолько уверенно, что я даже не подумал отшатнуться. Пальцы сжались на моём предплечье, и с этого момента я больше не был хозяином себе.
