Приглашение к любви

Учитывая, что он разоряется на это клятое озеро Виви.

– Потому что у нас все есть, – делано удивился Андрей Палыч и даже дрогнул голосом, будто Свят его начинал обижать своей недогадливостью. – Вместо гранд-каньонов американских у нас, знаете, дагестанские каньоны. Вместо Финки – Карелия, вместо Аляски – Камчатка. Сибирские просторы не хуже канадских, и степи есть, и средняя полоса, и Арктика. Знаете, что Еврейский автономный округ площадью как два Израиля? Таймыр может Британию собой как тазом накрыть! А Коми – целая Франция, только вместо беф бургиньона у них там оленина, ха-ха! Мы – это целый мир, Святослав. И именно вам как передовику нашей Гильдии следует об этом заявить. Вас в пример молодежи поставят…

– Андрей Палыч. – Свят собрался с мыслями и даже отошел от пешеходного перехода, встал у ларька с кофейком-фикс за девяносто рублей. – Меня пригласили в Гильдию, чтоб делиться опытом, учиться и развиваться у мастеров. У Борисова вот потрясающий курс, у Антоновой… Антонова вообще лучшую художку делает, она гений. Я с радостью сам отвел даже два семинара, громко сказано, конечно…

– Вы самый молодой наставник у нас были! – подтвердил Андрей Палыч.

– Просто понимаете… Я могу давать уроки «Фотошоп» и «Лайтрум», про экспозицию, там, рассуждать, композицию и все такое… Но я не пропагандист, и упаси боже на камеру еще вещать, мол, теперь-то заживем.

Тут возникла тяжелая пауза.

Каждый из них вложил в нее немало своих предчувствий.

– Ну вы же можете сказать по настроению, – напряженно произнес Андрей Палыч, – что по настроению мы должны быть все вместе в такой момент? Скоро год, как компании уходят, бренды, уезжают люди, молодых теряем… – Свят поморщился: этот старпер сказал «бренды» с той же козлиной назальной «е», как говорят старики слово «се-екс». – У нас из Гильдии ушли Алексенко и Карпович, потому что мы запретили им… э-э… ушли громко и открыто… И хотелось бы теперь заключение по ним озвучить: что мы – не с ними.

«Вы им запретили высказываться за мир во всем мире. И еретические коллажи с символикой мутить», – подумал Свят.

Эти двое делали серию миролюбивых постов. В сообществе они говорили о том, что око за око – это ветхозаветная логика. Что бьешь по врагу, а попадаешь в мирняк, или враг, отвечая тебе, попадет в мирняк. Что кровь льется, а надо ее просто не лить – цепь эту разорвать и бежать войны всячески – на своей-то земле сколько бедности и неурядиц. Мы же фотографы, мы зеркало. Мы покажем то, что видим…

И стало, конечно, хуже.

Свят слышал, что Алексенко и Карпович смотались в Белград в первую очередь из-за Гильдии.

Наговорить на статью легко. Можно ли на статью намолчать? Святу-то что делать?..

Во всяком случае слабину давать не следует. И потом, он ведь даже с отцом не обсуждал «международную ситуацию». Один раз только в феврале в Тюмень позвонил, спросил: «Бать, ты с президентом согласен?» Батя ответил: «Сын, я на него могу повлиять так же, как на погоду. Ты когда-нибудь в Питере с погодой соглашался? Она есть, и все тут. Делом займись лучше».

Что Свят толкового проговорит на публике? Почему вообще его принуждают высказывать свои взгляды? Что там было в Конституции на этот счет?..

– Понимаете, Андрей Палыч, я с вами как бы стыкуюсь по части фотографии. И в Гильдии фотографов я занимаюсь всем в районе фотографии. Я вам очень признателен. Я, правда, отдаю немало, но и получаю больше. Так?.. – Свят понял, что отчасти перенимает от Андрея Палыча особенности речи. – У меня просто нет стремления указывать людям, утверждать настроения, обращаться к истории. Типа в истории наши лучшие соотечественники делали так, значит, и я должен делать так… – «Не туда, Свят, ох не туда!» – Э-э… возглавить и направить – это точно не про меня…

– Вы у нас самый амбициозный молодой фотограф. Мы вас тогда в статье именно так и превозносили… – попробовал его перебить Андрей Палыч.

– Подождите, пожалуйста. Я все же не могу обличать людей и взывать к людям. Я – фотограф, Андрей Палыч. Пока весьма посредственный, но я только на языке фото с людьми хочу говорить. И на свое счастье, я, как ни стараюсь, отвратительно снимаю репортажку. Иначе уже выложил бы достойные кадры митингующих и пикетчиков. Ведь именно в этом свобода молодых! Вы сами так сказали: показывать то, что видишь и чувствуешь.

– Вот это вы зря, – совсем другим тоном произнес Андрей Палыч.

– И фотосерию про «влюбленных питерцев» я, знаете, сильно обрезал…

Свят понял, что сейчас рвет членский билет перед носом куратора.

В той фотосерии, максимально неудачной с точки зрения ремесла, которую позже зло и великолепно высмеял великий фотограф с Василеостровской Александр Петросян, немало было однополых[2] влюбленных Петербурга и пикантных намеков, случайных касаний, забавных отражений. Там были китч, и кэмп, и такие славные братания пьяной десантуры в фонтанном августе, и фанатские оргиастические упоения на концертах Билана и Нюши – потные лица в экстазе прожекторов, в просветах черной кожи… И даже размазанный панк с парой розовых сосисок в кармане косухи, торчат они двоеперстием на груди… панк этот в обнимку с фонарным столбом, столб удерживает его против четырех ветров и портвейна под мраком Троицкого собора – это ли не любовь?

Свят находил сюжеты и терял кадр.

Свят видел драматургию и рассыпал планы.

Координации фотографической он до сих пор не заимел – чтобы все составляющие отличного снимка выдерживались умом, а душу снимку дарил сам объект, как учила его Антонова. Вот этого профессионального баланса Святу не хватало категорически.

Молчание Андрея Палыча становилось черной дырой.

– Обличать и пальцем тыкать на публике и сортировать по тегу – вот этот предатель, этот эмигрировал как только, так сразу – и в ус не дует. А это доказанный гей, а это казачки засланные, а это плохо, а вот это хорошо – это все не моя задача. Вот смотрите, Андрей Палыч. Пишет какой-нибудь наш «инженер человеческих душ»: мол, товарищ Артист – вы же сын советского генерала и что же вы кривляетесь в Израиле, а как же память, а предки, а Родина?! А вы, товарищ Юморист, ваша бабушка была великой советской актрисой, а вы все издеваетесь над Совком и номенклатурой? Не стыдно вам лицемерить?! Ваш статус, ваш клан как раз из Совка и растет! Шуты ведь при троне должны оставаться, царю зеркало правды подносить, а не деру давать…

– Святослав, вы уже юродствуете! Я не понимаю, куда вы…

– Так я объясняю! Понимаете, Андрей Палыч, жалом водить среди народонаселения, тыкать пальцем в людей, делить на этих и других – для этого есть трибуны в ток-шоу. Блогеры. «Телеги» больших русских писателей. Ну и пусть ведут там свои летописи пидорасов, пусть решают между собой, кому и как командовать мировоззрением. Как только заговорил об этом – все! Ты не человек, ты – поза. Мне сейчас противно, что я сам, получается, пальцем тыкаю. Я-то знаю, мне приходится поневоле следить за ними. Я же их фоткаю от имени Гильдии на писательских встречах…

– А я про вас совсем иначе думал, – бесцветно произнес Андрей Палыч.

– А я вам напомню вашего Галича. Вы ж его нам у костра сами пели в Комарове. «Не бойтесь мора и глада. А бойтесь единственно только того, Кто скажет: "Я знаю, как надо!.." Он пройдет по земле железом И затопит ее в крови…»

– Святослав!

– Работа у них, допустим, востребованная, – не утихал Свят, прохожие оборачивались. – Они там гордость нации возвращают, президента приветствуют через «аве цезарь» от сердца к звездам. Но я с людьми так поступать не хочу. Тыкать не хочу – хочу вверх. Голову вверх держать, а если и ходить среди людей, то сквозь поверхность смотреть. Я лучше идеи буду оценивать, технику изучать, в природе я быть хочу. Технически сделаю все, что надо по части фотографии, – твердо сказал Свят, – технически я же остаюсь законопослушным гражданином, возможно, с мелкими недочетами. Но в душе я пацифист и заодно со всеми нормальными людьми, которые хотят просто жить и делом заниматься. Конечно, как Алексенко я передергивать с символикой не буду, но в душе у меня полный порядок.

«И я себе сегодня пацифик на аватарку прилепил. Герой, блин».

– Святослав, я с вами сейчас попрощаюсь. А если мы вдруг снова поговорим, то это совсем другой разговор будет, до свидания.

«Вот и конец истории», – подумал Свят.

Гудки, конец.

Как-то глупо все вышло…

Поганое чувство распылилось в груди: будто по ходу разговора Свят незаметно для себя шагнул куда-то в сторону, не осознавая. И продолжает идти. Вроде бы та же рутинная дорога под ногами, три улицы, два светофора, но ноги его раздвоились, их четыре, он типа кентавр и, помимо проспекта Энгельса, бежит еще смутным безумным зверем без роду-племени по скрытой дороге в совсем другое место… И коли сам он себе цели не видит, то ему точно найдут применение…

Болезненно заныло в груди, как бывает в редкой ситуации в жизни. Знаешь, что за этим поворотом, за этой дверью находится то, что видеть не нужно. Быть там не нужно. Шестым чувством назови, интуицией, астральной интервенцией – просто знаешь: туда не стоит. Не «нельзя», потому что кто ж запрещает? Где знаки? Даже, наоборот, любопытно… а все-таки не надо. Пусть белый день на дворе, солнце неопределенно наверху, асфальт скользок да ровен, ветерок дует, люди неподалеку, и самое главное – на случай любых неожиданностей – айфон заряжен до ста.

А все-таки не стоит идти.

Не иди.

Свят помотал головой, стряхивая наваждение. Надо ж, как старик настроение испортил! Дурной совковый человек.

…Вот уже и на полчаса опаздывает, мамашка эта сейчас начнет названивать. И конечно, предвидел Свят, в вестибюле метро он пойдет через рамку металлоискателя, и на тушку пентакса и пару портретных объективов, разумеется, пропищит длиннее прочего. Ежедневный дядька в синем кителе преградит Святу путь: давай-ка на рентген, парень.

Но Свят ошибся.

Дорогу у метро ему внезапно преградил высокий полицейский, попросил документы.

Свят выудил из рюкзака паспорт, отдал, спросил понимающе:

– Понятых ищете?

На втором курсе его с однокурсником остановили на Миллионной именно с этой просьбой. Свят хотел было взбрыкнуться: мол, дело это добровольное. Но тогда при менте был усталый страшный следователь, что ли. И он так тускло, но внушительно, не глядя студентам в глаза, пробасил всей окружающей среде: «Понятые – нужны. Будьте добры исполнить свой гражданский долг». Тогда, пять лет назад, Свят даже не задумался права качать. Они оказались в отделении полиции, к ним вывели зачуханного наркомана в балахоне, руки в наручниках за спиной. У него из кармана достали два мутных пакетика, и Свят наваял документ, мол, изъятие такого-то предмета подтверждаю, дата, подпись, расшифровка…

Однако сейчас у метро «Озерки» понятые не требовались.

Этот полицейский спросил:

– На учете в каком военкомате состоите?

– В Тюмени.

Наморщил лоб.

– Приписное есть?

– У меня его забрали, когда медкомиссию проходил, – не соврал Свят. – Я там прошел, мне должны скоро выдать военник.

– Тогда проедемте в военкомат.

И полицейский, не касаясь Свята, но убирая руку ему за спину, словно распространяя намерение в область тела, направил парня в полицейский уазик.

– Мне не надо в военкомат, – сказал Свят на ходу.

Он был спокоен, уравновешен, вообще для своих лет Свят в любой ситуации оставался серьезным и выдержанным молодым человеком, что не раз с удовольствием отмечал куратор Андрей Палыч.

– Вас там проверят. Если все нормально, то и отпустят.

– У меня дела, мне есть чем заняться.

– Вот проверят и займетесь.

В окне уазика Свят различил еще одного в форме на переднем сиденье и гражданского на заднем. Почему-то именно этот обычный парняга, сидевший не абы как внутри, а даже нога на ногу и листавший большим пальцем в смартфоне, подломил сопротивление Свята. Ноги сами двинули к машине.

«Это полицейская облава при осеннем призыве, – сказал он себе, – ноябрь, а им план закрывать. Наверно, пацанов нет, вот и гребут. Но они не имеют права».

И всю дорогу до двухэтажного здания военкомата, построенного по типовому проекту, Свят твердил себе: «Они не имеют права». И еще: «По ходу, меня выгонят из Гильдии».

И под конец: «Мы все сорвали съемку одному трехлетнему малышу».

Через час Свят после некоторых неловких разговоров сидел один-одинешенек на скамье с откидными креслами, как в старом кинотеатре.

Был это, наверно, актовый зал, вон там скромная трибуна, на стене, выкрашенной зеленым, в левом и правом углу по портрету современного вождя: Путин и Медведев. Стена коридора была выбелена и увешана сверху донизу лозунгами, выписками из нормативных актов и листовками, рекламирующими контрактную службу. Маршал Рокоссовский висел со своею цитатою. Коридор проходил насквозь через этот зал, заворачивая в череду врачебных кабинетов для медкомиссии призывников.

Свят не терял присутствия духа.

Ему помогало сосредоточение творческого уклона: как описать эти клише? Какие снимки могли бы выйти, рискни он достать здесь пентакс?

Его поведение – «осажденная крепость», «меня хрен возьмешь» – клише. Тетка, сидящая в кабинете с окошком за его спиной, ее облик, речь, поведение – клише. Попробуешь копнуть глубже?..

Кадр: его вводят и ставят в очередь других парней, узким казенным коридором они идут в один кабинет. Запах присутствия, кафельная плитка, старые обои, облупленный потолок, люминесцентные лампы.

Кадр: шеренгой они перед майором, послушная цепочка молодых людей – «вертикальные бипедальные животные» в количестве одиннадцать штук. Кто-то назвал этого мужика в кителе майором. Свят в знаках различия не разбирался и не хотел. Была у него только философская фотосерия «Предназначение Плеч» (подсмотрел и скопировал у кого-то с Pinterest). Он снимал загорелые плечи деревенских, плечи юношей в секции гимнастики, плечи загорающих на песке Петропавловской крепости, и смаком были подписи: «это плечи для погон», «это плечи для пиджака», «это плечи для вечного рюкзака».

Парни, стоявшие перед ним, все как один отправлялись на медкомиссию, что Свята пугало. Майор непрерывно писал в журнале.

Военкомовская тетка, которую Свят через пять минут поименует «мисс Рэмплинг», стальным голосом называла имена, отбирая людей через собранную стопку паспортов.

– Говоров Святослав.

– Здесь.

– На учете в каком военкомате?

– В тюменском.

– Так, а почему регистрация питерская?

– В Питере живу.

– А там-то почему на учете?

Бестолковый разговор, она сама все понимает.

– Не успел встать здесь, когда переехал… Я медкомиссию там прошел, военный билет должен получить в Тюмени.

– «Не успел» – это что значит?

«Не хотел и не собирался, вот что».

– Обязан успеть в двухнедельный срок. Ну?

– Я уже прошел медкомиссию… – собрался повторить Свят.

– Ну-ну, и что у тебя?

– У меня по здоровью.

Кадр: от Свята не ускользает быстрый взгляд майора на запястье Свята. Это рожа у него медленная и толстощекая, нос по-бульдожьи сопит – мечта отоларинголога, а глаза-то бойкие, черные – цыганские очи. Великая привычка, Свят: засучивать рукава, демонстрируя на запястье Hamilton с автоподзаводом за две тыщи евро, не абы что, а аппарат, реанимирующий излюбленную модель Элвиса Пресли. Майор частностей не знал, но все прочувствовал. Мальчик с такими часами не мог не откупиться. Не надо его мариновать.

Кадр: мальчик Свят исключен из шеренги и отправлен в актовый зал, зачем-то «посидеть, а мы сейчас разберемся».

Одна шеренга парней уходит, другая шеренга внезапно отправляется в подъехавший автобус. Тетка довольно говорит, что призывники собраны и упакованы, доброго пути! Майор уходит, какие-то солдаты уходят, Свят один, тетка где-то запропала.

Стук железной двери. В закутке у входа среди мониторов и пультов – охранница. Кадр смазан: к миниатюрной охраннице, будто упавшей в гнездо из камуфляжного ватника, Свят не успел присмотреться.

Теперь клише.

– Ну что по здоровью? – тетка подошла, смотрит сверху вниз. – Что по здоровью, ну?

Кадр: стрижка короткая, свитер в обтяжку – синяя вязка, серые олени на груди, строгие брыли, веки тяжеловатые, глаза из стали, лицо как будто было когда-то аристократическим, голос лязгает. Ей бы говорить медленно, а наказывать быстро – очень порочная модель бы получилась. Свят запомнил, что в кабинете висел на крючке, над красным пальто, берет с козырьком… Минорная размеренная мелодия дольками пошла по радио на посту охранницы, синт-вейв…

Мозг Свята легко сплел поп-культурную цепочку.

– Не годен.

– А что? Ну что?

– Дерматит.

…Давным-давно в драйвовой юности, угоравшей по тяжелой музыке, услышал он дивную песню. The Chauffeur – от калифорнийской ню-метал-банды Deftones. Композиция совсем не походила на их репертуар и запала в душу. Через десять лет Свят случайно услышал в барбершопе оригинал: на самом деле это детище Duran Duran. Вместо размеренного ритма гитары там гипнотический проигрыш аналогового синтезатора. Так, а вот и клип: шофер везет в старинном авто загадочную эротическую модель посреди пустого города, бетонных эстакад и домов. На какой-то подземной парковке она вдруг танцует со своим двойником странный изломанный танец, а шофер ее, идеальный ален-делоновский типаж, выходит из тени и оказывается женщиной… А вот в голове распахивается статья на вики, у Свята фотографическая память, так фраза на странице выглядела: «видео на песню The Chauffeur было вдохновлено фильмом Night Porter, 1974». Афиша: в главной роли Шарлотта Рэмплинг, в фуражке, штанах и подтяжках на голое тело, перчатки до локтя. Она – заключенная концлагеря, которая танцует для фашистов-надсмотрщиков. Очень красивое кино, очень больное.

Кадр: Свят установил сходство, эта тетка в военкомате – вылитая та Рэмплинг, лет под шестьдесят, привет.

Святу эти ассоциации как раз плюнуть, он визуал и гик, референсы, образы, отсылки… Склепать, сфоткать и выдать. Мозг легко переходит на смещенную активность, лишь бы уйти от стресса.

– Где?

– В смысле?

– Где дерматит? Ну где? Показывай где?

– На мне.

– Ну показывай.

– Нет.

– А чего «нет»? Когда призывник не годен, он сам все показывает. Он вообще рад показать. Ему это нетрудно! Ему это легко! Взял да показал. И мигом отсюда пошел. А тебе-то показывать нечего. Ну?

– Что «ну»?

– Это я спрашиваю, а не «что "ну"»! Ну?!

Надавить, запугать, заговорить…

У нее такая работа, она так ее делает.

«Я избегаю ее, я так это делаю. А все же, как стыдно и глупо. Как бате пересказать? Клише…»

Свят избегал да попался.

Кадр: мисс Рэмплинг встает у трибуны между портретов президентов и говорит Святу:

– Это не я такие правила придумала, а люди гораздо выше меня. Вот они. У каждого из нас есть права и обязанности. У мужчин – мужские обязанности. Мой муж прошел афганскую войну…

«…И я всем советую пройти ее», – автоматически додумал Свят.

– …Все должно быть в рамках закона. – Тут язык вещания переключил на себя федеральный канал, не иначе. – В этой связи́ я вас оставляю до выяснения.

«В этой связи́, – повторил Свят про себя. – Разве может психически здоровый человек говорить "в этой связи́"?»

– Как говорил Борман, – криво улыбнулся Свят, – а вас, Штирлиц, я попрошу остаться. Да?

– Именно так, молодой человек. Позубоскальте мне еще.

– Повторять за фильмом даже мартышка может. А вы знаете, как SS расшифровывается?

Мисс Рэмплинг окаменела лицом и скрылась.

Конечно, она не знала.

Конечно, она отлично повторяла.

«Что я-то сделал не так? – подумал Свят. – Я же избегаю государство как нормальный гражданин, как это принято. Не наглее и не глупее остальных. Если можешь, не идешь в армию. Что такого? Батя советовал еще в одиннадцатом классе: "Зачем терять год? Работать надо. Сейчас такая армия, что один раз на стрельбище постреляешь. Пахай, сына, пахай! Матрасик уголком подбивать я тебя и так научил в десять лет. В голове у тебя порядок. А армия должна быть контрактной, профессиональной и осознанной…"»

Родители подкинули Святу денег на откуп, потому что он тогда потратился на новый полнокадровый пентакс и на путешествие по Кавказу. Ему было неудобно за откуп, он пообещал: вернет деньги быстро. И вернул. Свят со второго курса зарабатывал как помощник фотографа на мероприятиях и обеспечивал себя сам…

Родители в Тюмени позвонили хорошему дерматологу. Тот принял от Свята конверт, проинструктировал: «На медкомиссии по порядку проходи, я там буду, у тебя будет атопический дерматит. По итогу выдадут военник с категорией В, все нормально».

Все было б нормально, если б Свят не уехал из Тюмени в Питер, не дождавшись военного билета. Думал, заедет и захватит позже… У него съемки, у него семинары, надо летать… Кто знал, что полицейская облава так легко его примет и доставит в военкомат?

Тут ему пришло на ум не самое трудное решение. К чему дожидаться чего-то в военкомате? Очевидно, его насильно не проводят через необходимые процедуры. Он как бы выведен из игры, а не отпускает тетка его, чтобы домариновать или, может, просто поиздеваться…

– Сейчас позвоню к нам в Тюмень. Они с вами свяжутся и заверят, что я там все прошел…

Мисс Рэмплинг этому не удивилась, пожала плечами:

– Ага, ну звони, у тебя полчаса есть. А там майор вернется. Не хочешь показывать, так тебя наши подержат и разденут. А я посмотрю на твой дерматит.

«Пугай-пугай».

Свят погуглил телефон родного военкомата, вбил, но сначала решил позвонить тому дерматологу.

– Здравствуйте, Виталий Александрович! Это Святослав Говоров, может, помните меня?

– Конечно, помню, говорите.

– Беспокою вот по какому поводу. Меня тут доставили в военкомат в Питере. Сказали: раздевайся, показывай болячки, иначе загребем в призыв…

– Ни в коем случае! Они не имеют права. Никто тебя не разденет. Святослав, ты позвони в наш военком и попроси выслать твое дело… Дела между военкоматами можно факсом пересылать…

– Понял вас, спасибо, так и поступлю.

– Что бы они там ни говорили, никто тебя не разденет! Ты это заруби на носу.

– Понял вас, понял, Виталий Александрович!

Милая дама из родного военкомата ситуацию поняла быстро. Только попросила, чтоб Свят ей продиктовал номер для отправки факса. Свят отправился за номером к мисс Рэмплинг. Та, разбирая свои дела, пролаяла ему нужные цифры, он записал в айфон и перезвонил в Тюмень, передал.

Свят уселся в зале и оцепенело листал ленту, не различая ничего.

Время шло.

Перезвонил: опять милая тюменская дама. Говорит: несколько раз набирала, что-то не отправляется, верный ли номер? давайте сверим…

И тут Свята осенило.

Кадр: Свят встает с посветлевшим лицом, стараясь не скрипеть полами, и тихо идет к охраннице. Свят все еще был вежлив и спокоен не по годам, это от отца. Такие на выпускных альбомах в школе выделяются осанкой, серьезным лицом и очками, у кого-то еще львиная шевелюра, они гордость класса, на снимках они в центре…

– Подскажите ваш номер, пожалуйста. Мне надо дело переслать из другого города…

«Чудесная эта охранница, с вайбом Натали Портман, только челюсть легче, нежнее… Откуда ты здесь, дюймовочка? Как в чопах оказалась?.. И на стуле в углу, явно сломанной дешевке на колесиках, лежит сумочка. Точно ее, сумочка-конверт. К ней прилеплена виниловая наклейка – анимешная Микаса из "Атаки Титанов"… Ну что за прелесть, это краш, держись, Вика!..»

Охранница назвала ему цифры те же, что и мисс Рэмплинг.

Правда, на одну больше.

«Вот же сука старая, – улыбнулся Свят чистым золотом, – сука ты злобная, стальная Шарлотта».

Новое число он продиктовал тюменской спасательнице, и факс, отозвавшись на междугородний контакт, затрещал, бумага зашуршала и вышла из лотка, долгожданная, на издыхающем тонере, но все-таки пришла, пришла!

И Свят взял свое дело, благо аппарат стоял в углу у охранницы, и отнес в кабинет злобной суки, протянул ей и увидел, увидел! Дрогнули плечи, она с потаенной злобой, пряча от Свята глаза, вчиталась и поняла, и он понял следом: не вышло-то паренька задержать, обмануть, то есть как бы недоговорить ему, да даже и не это, а будем говорить честно, без обиняков, по-русски: наебать не вышло Свята, да, не вышло наебать, не вышло напиздюнькать, сказать неправду не вышло!

Свят почувствовал, как воспаряет от своей правоты. Между кроссовками от американцев Saucony и кафелем пола – полметра. Парка от Scotch & Soda превосходит качеством и формой любую вещь в этом месте. Он избежал государства, избежал как надо, как нормальный человек, и впредь он будет придерживаться кривой своей в избегании, он победил, победил!

Но до чего же все-таки клише.

Как это преподнести в сторис? Как рассказать Вике?

А мама – чуткая мама – она же сразу поймет, что Свят был расстроен, потом вспорхнул, потом задумался. Она всю параболу сыновнего настроения считывает по телефону и проживает своим сердцем родным так же верно, как криминалист понимает баллистику пули.