Где прячется начало

Светлана Яблоновская

Где прячется начало

Предисловие

Жизнь не начинается с крика новорождённого и не заканчивается последним вдохом. Жизнь – это то, что рождается внутри, когда мы впервые по-настоящему смотрим в глаза другому человеку.

Когда держим чью-то руку не из вежливости, а потому что в этом моменте – всё. Когда молчим, потому что не нужны слова. Когда чувствуем любовь – не из страха и не из страсти, а потому что не можем иначе.

Мы привыкли думать, что смысл скрывается где-то там – в достижениях, в событиях, в ярких поворотах судьбы. Но на самом деле он всегда рядом. В чашке чая, поставленной на стол. В сообщении, отправленном без повода. В том, чтобы быть рядом, когда кто-то уходит, и остаться – в чём-то его.

Смерть не является приговором. Она может стать последней чертой – а может открытием истины, которую мы так и не успели озвучить. Смерть не всегда трагедия. Иногда это признание. Признание в любви. Признание в сожалении. Признание в том, что мы начали по-настоящему жить, когда уже не было времени на долгие пути.

Эта книга – не о том, как умирать. Она о последнем прозорливом взгляде. О шансе стать собой не в начале, а в конце. О возможности оставить после себя не пафос, а тепло.

"Где прячется начало" – это не финал. Это момент, когда человек перестаёт прятаться и наконец становится таким, каким всегда мог быть: живым, честным и… по-настоящему любящим.

Глава 1. Тяжелый день.

Даниэль опаздывает. Не потому что проспал – просто не видит смысла приходить вовремя. Всё равно ничего важного не начнётся без него.

Он входит в офис, как в бар после полуночи: чуть помятый, с уверенной, ленивой походкой, будто всё вокруг – его сцена. На нём безупречное чёрное пальто с высоким воротом, скрывающее следы тяжёлой ночи. Шлейф лёгкого аромата вчерашнего вина тянется за ним, незримо вплетаясь в воздух.

Правильные черты лица, светлые, слегка кучерявые волосы, небрежно растрёпанные, словно после бурной ночи. Блистательная улыбка вспыхивает на лице – та самая, которую невозможно забыть. Улыбка, обещающая больше, чем сказано, улыбка, которая обнадёживает, успокаивает и разоружает.

В его облике было что-то странно притягательное: он словно нёс с собой частичку света, даже если сам плыл во мраке. Даже сейчас, с лёгким налётом усталости на лице, он выглядел так, будто одним словом мог утешить, вдохновить, вернуть к жизни.

Он обводит взглядом зал, где кто-то вяло щёлкает по клавишам, кто-то пьёт кофе. В этом мире правил и отчётности он всегда был чужим – слишком живым, слишком настоящим. Небрежным движением он скидывает пальто на ближайший стул, даже не замечая чужих вещей. Бросает в пространство:

– Ну что, живы?

И проходит вперёд, словно весь офис создан только для того, чтобы быть его немой аудиторией.

В обеденной зоне, возле стойки с автоматом для кофе, развалился Оливер – загорелый, подтянутый, обычно чересчур правильный для этой компании. Но сегодня даже он был другим: с растрёпанными волосами, помятым воротником и ленивой ухмылкой.

Увидев Даниэля, Оливер приподнял картонный стаканчик, как бокал:

– Вот кто вчера победил по всем статьям! Ты жив вообще?

Даниэль усмехнулся, потрогал виски, словно проверяя, на месте ли голова:

– Пока жив, но мир крутится подозрительно быстро.

Они обменялись понимающими взглядами: два слегка разбитых, но довольных жизнью мужчину. Оба в лёгком похмельном угаре, оба с отблеском вчерашних триумфов в глазах.

Оливер хмыкнул:

– Ты вчера устроил шоу века. Когда ты начал заказывать всем подряд текилу – я понял, что вечеринка перешла на новый уровень.

Даниэль прыснул от смеха:

– Главное – вовремя знать, где заканчивается трезвость и начинается искусство.

Они расселись на высоких стульях, разлив по новым стаканчикам бодрящий чёрный кофе. Разговор перетёк в извечную мужскую тему – подвиги.

– Ладно, признавайся, сколько собрал номеров? – ухмыльнулся Оливер.

– Скромно. Пять.

– Всего пять? – наигранно ужаснулся Оливер. – С твоим-то талантом?

– Я брал качеством, не количеством, – невозмутимо парировал Даниэль, отпивая кофе.

– А ты?

– Три… и одно обещание подумать. – Оливер рассмеялся. – Но ты видел Марту? Она прямо мечтала, чтобы её унесли на руках.

Даниэль щёлкнул пальцами:

– Да я бы и унес, кабы ноги не подкосились.

Смеются. Настоящее, живое удовольствие от глупостей, которые они творили.

И тут, конечно, речь заходит об офисных девушках.

Оливер склоняет голову, оценивающе глядя в зал:

– Эмма – чистый сахар. Только чуть поменьше косметики бы…

– Лена ничего, если закрыть глаза на лишние пять кило, – поддерживает Даниэль, хищно сощурившись.

– А эта блондиночка из бухгалтерии…

– Простушка, – отрезает Даниэль. – Скука смертная.

Они переглядываются, словно два заговорщика на королевском балу. Пьянящее чувство превосходства делает их шутки ещё громче.

И в этот момент мимо них проходит Она. Изабелла. Холодная, неприступная, сверкающая, как айсберг в лучах утреннего солнца. На ней тёмно-синее платье, в волосах блеск мягких волн. Она проходит, не удостаивая их даже взглядом, будто их не существует.

Оба резко выпрямляются, натягивая на лица полуулыбки.

– Вот наш главный приз, – шепчет Оливер, наклоняясь к Даниэлю.

Тот кивает, не отводя глаз:

– Кто возьмёт её на корпоративе, тот и Мужик с большой буквы.

Они пожимают друг другу руки с нарочитой торжественностью, как два рыцаря, заключающие абсурдный союз.

Смеются. И снова расходятся: Оливер уходит к своему отделу, а Даниэль, обхватив голову руками, направляется к своему рабочему столу. Там его ждёт встреча с реальностью – и с собственной головной болью.

Даниэль доковылял до своего стола, как старик после бури. Стол выглядел не лучше, чем его голова: заваленный бумагами, кружками с остывшим кофе и папками с открытыми проектами, словно поле после безуспешной битвы.

Он уставился на хаос перед собой. Тонны незавершённых дел, дедлайны, схемы, заметки, черновики… И всё это должно быть закончено сегодня. Потому что завтра – корпоратив. И завтра – подведение итогов. И завтра – вручение дополнительных премий.

С мыслящей больной головой предстояло совершить маленький подвиг.

Даниэль скривился, потянулся к клавиатуре, но с видом человека, которому предложили переплыть Ла-Манш вплавь после трёхдневной попойки. Однако он прекрасно знал одну истину: он был не из тех, кто сдувается после пары бокалов вина. Нет. Даниэль был мастером больших забегов.

Тогда как другие валялись бы под столом после одной вечеринки, он мог провести ночной марафон по барам, напиться как поросёнок, встать утром, выглядеть так, будто его переехал табун баранов – и всё равно выполнить месячную норму работы за один день. Только такие, как он, могли пить месяц за вечер – и жить, как будто ничего не произошло.

И именно это безрассудство, это весёлое пренебрежение правилами и сделало его и Оливера закадычными винишными друзьями. Тем самыми, кто понимал друг друга без слов, кто мог вместе смеяться, спорить и клясться взять самый недостижимый трофей офиса, прежде чем опять нырнуть в омут нового запоя.

Даниэль с усмешкой включил компьютер. Гулкий стартовый звук полоснул по вискам. Он зажмурился на мгновение – а затем, ухмыльнувшись, принялся за работу. Словно сам себе бросал вызов: справишься ли ты сегодня, чемпион всех вчерашних вечеринок?

Ответ был очевиден.

Глава 2. Корпоратив на максималках.

Пятничное утро в офисе было похоже на натянутую струну. Все двигались чуть быстрее, чем обычно, разговаривали чуть громче, чем нужно, смеялись там, где смеяться было незачем.

Корпоратив – как туча на горизонте: вроде праздник, а вроде катастрофа.

Столы украшены шариками, ленточками, в углу кто-то сооружает инсталляцию из пластиковых бокалов. Менеджеры шушукаются о премиях, ассистентки поправляют макияж прямо за рабочими местами, мужчины переглядываются, оценивая, кто в чём придёт вечером.

Даниэль наблюдает за этим хаосом, лениво потирая виски.

Он сидит за своим столом, который по-прежнему напоминает руины после стихийного бедствия, и щёлкает ручкой – щелчок, ещё щелчок – словно проверяя, лопнет ли этот мир от лишнего звука.

Ему всё это казалось смешным. Суета. Жажда признания. Псевдо-радость. Вино, танцы, громкие речи о достижениях года – и всё ради того, чтобы на утро остаться с той же зарплатой, теми же проблемами и новым похмельем.

Он откидывается на спинку кресла, закидывает ногу на ногу, наблюдая, как стая офисных воробьёв носится между принтерами и кофемашинами.

Кто-то шёпотом обсуждает количество премий. Кто-то спорит, можно ли пить до полуночи. Кто-то уже нервно потеет в новом костюме.

Даниэль усмехается. Для него это было всего лишь игрой. Очередной маскарад. И всё же внутри, под этой ленивой улыбкой, где-то в глубине копошилось странное чувство. Будто что-то важное должно было случиться. Но пока – нет. Пока можно наблюдать. И щёлкать ручкой в ритме этого забавного абсурда.

Оливер появляется у стола Даниэля, словно призрак доброй вечеринки. В руках – бумажный стаканчик с кофе, на лице – лукавая улыбка.

– Ты бы хоть не валялся, как портянка после марша, – говорит он, глядя на Даниэля, который раскинулся в кресле, закинув ногу на стол и лениво щёлкая ручкой.

Даниэль ухмыляется:

– Расслабление – это искусство. А искусство требует правильной позы.

Оливер наклоняется ближе:

– Не забудь про наше мужицкое пари. Сегодня корпоратив. Сегодня битва. Сегодня решится, кто первый очарует ту самую ледяную королеву.

Даниэль лениво проводит пальцем по столу, словно вычерчивая маршрут своей победы.

– Можешь начинать волноваться, друг мой, – тянет он. – Я уже на полпути к триумфу.

Оливер усмехается:

– Твой триумф пока в стадии мечты. Но посмотрим.

Они обмениваются заговорщицкими взглядами, словно два гусара перед штурмом.

Разговор естественно перетекает к рабочим подвигам:

– Сколько вчера закрыл проектов? – спрашивает Оливер.

– Все, – гордо отвечает Даниэль. – Я – машина.

– Я тоже, – хвастается Оливер. – Даже не верится, что можно быть таким продуктивным под текилой.

Они хлопают друг друга пятюнями, как два школьника, получившие пятёрку за списанное сочинение.

– Ну что, – смеётся Оливер, – сегодня снова отметим? Новые подвиги – новая бутылка.

Даниэль кивает с ленивым, почти королевским одобрением.

В этот момент Оливер замирает, прищурившись в сторону. Лукас, словно грозовая туча, медленно движется к ним, с папкой в руках и выражением лица "сейчас будет больно".

Оливер шепчет:

– О, прибавка к зарплате к тебе ползёт.

Оба давятся от смеха, стараясь выглядеть прилично.

Оливер в последний момент отступает, кивая Даниэлю в знак удачи, и уходит прочь, покачивая бёдрами так демонстративно, будто разыгрывает целую пьесу для офисных девушек.

– Павлиний павлин, – бормочет Даниэль, пряча усмешку за стаканчиком кофе.

И напрягает мышцы шеи – готовясь к наступающему урагану.

Лукас подошёл к столу Даниэля с видом человека, который нёс новости не только хорошие. Те, кто знал его дольше двух дней, уже умели читать такие настроения по выражению глаз.

Даниэль поднялся с кресла быстро, ровно. Пожал руку крепко, коротко – как мужчина мужчине. Лукас кивнул одобрительно:

– Молодец, Даниэль. Все проекты закрыты, работа выполнена отлично. Ты справился. Я это вижу.

Даниэль молчал, позволяя себе только лёгкую улыбку – ту, что всегда носил в кармане на случай подобных сцен.

Лукас ненадолго замолчал, будто собираясь с мыслями, а потом продолжил:

– Знаешь, я давно за тобой наблюдаю. Ты не просто хорошо выполняешь задачи. У тебя есть то, что редко встретишь – потенциал вести за собой. Видение. Решительность.

Он поставил папку на край стола и чуть наклонился вперёд:

– Ты мог бы сделать больше, Даниэль. Намного больше, чем просто закрывать проекты вовремя. Ты можешь расти. Но… – Лукас выдержал паузу, – твоя страсть к вечеринкам мешает тебе выйти на новый уровень.

Даниэль не моргнул. Только чуть крепче сжал пальцы на краю стола.

Лукас говорил спокойно, почти по-отечески:

– Я смотрю на это сквозь пальцы. Пока. Потому что вижу: ты стоишь большего. Но всё имеет свою цену. И однажды веселье может отнять у тебя то, что ты заслуживаешь.

Он сделал шаг ближе:

– Я знаю, ты дружишь с Оливером. Он парень не плохой… Но он уже остался там, где ему удобно. Ты другой. Ты можешь идти дальше. И если хочешь – обязан идти дальше.

Лукас выпрямился, словно подводя черту:

– Сегодня на корпоративе будет руководство. Я представлю тебя как одного из тех, на кого мы ставим. Может быть – как своего будущего заместителя.

Он вновь пожал руку Даниэлю – крепче, чем в начале разговора.

– Сегодня твой шанс показать, кто ты на самом деле. Не подведи.

Лукас ушёл, оставляя за собой странную смесь ощущения тяжести и ожидания.

Даниэль остался стоять, глядя ему вслед. В его голове, переполненной фразами вроде "давай выпьем" и "забьём на всё", вдруг зазвучали другие слова: "Ты обязан идти дальше."

И впервые за долгое время он задумался – а куда именно он идёт?

Офис, переодетый в праздник, выглядел так, словно кто-то взял будничную серость и попытался залить её ведром конфетти. На стенах висели гирлянды, в углах толпились связки воздушных шаров, из динамиков играла бодрая музыка, которую никто толком не слушал. Столы ломились от закусок, канапе, сладких напитков и дешёвого шампанского. Все были на десять процентов свободнее, чем обычно – и на пятьдесят процентов фальшивее.

Даниэль стоял у стойки, одной рукой сжимая бокал с лёгким сладким коктейлем, другой засунув руку в карман брюк. Тёмно-синий костюм сидел на нём безупречно, подчёркивая стройную фигуру и ту ленивую уверенность, которая всегда выделяла его из толпы. Лёгкие кучерявые волосы чуть упали на лоб, придавая облику ту самую каплю небрежного шарма, что часто была смертельной для окружающих.

Он лениво оглядывался вокруг, словно тигр в вольере. В центре зала, среди общей суеты, появилась она. Изабелла.

Красивая шатенка с длинными мягкими волосами, стройная, как лань, в идеальном бордовом платье, которое одновременно скрывало и подчёркивало её фигуру.

Она двигалась спокойно, без суеты, с той естественной грацией, которую невозможно купить за деньги.

На лице – лёгкая улыбка вежливости. В глазах – холодная отстранённость. Она пришла сюда не ради веселья. Она пришла из вежливости.

Даниэль задержал взгляд на ней чуть дольше, чем собирался. Что-то в её безупречной сдержанности цепляло сильнее любых броских платьев и громких смехов.

Рядом появился Оливер – в сером приталенном костюме, с расстёгнутым воротником рубашки. Кареглазый, с лёгким кавказским акцентом в облике и той самой породистой внешностью "мачо на максималках", от которой в офисе вздыхала добрая половина женского коллектива.

– Ну что, брат, – хлопнул он Даниэля по плечу, – план "захватить ледяную королеву" в силе?

Даниэль медленно отпил из бокала, чуть приподняв бровь:

– Я всегда выполняю обещания.

Оливер рассмеялся и, не теряя времени, отправился в бой, ловя на себе восхищённые взгляды офисных красавиц, словно павлин среди домашних куриц.

Даниэль остался на месте, наблюдая.

Он не спешил. Он знал: настоящая игра начинается не с первого тоста и не с первого глупого комплимента. Настоящая игра начинается, когда все маски начинают спадать.

Он допил свой коктейль, медленно поставил бокал на стойку и направился к Изабелле – в тёмно-синем костюме, с руками в карманах, с улыбкой, которая могла бы растопить лёд… если бы сама Изабелла была хоть чуть-чуть склонна таять.

Музыка в офисе гремела, будто кто-то заказал самую банальную праздничную подборку "для всех возрастов". Дешёвое шампанское, вино и конфетти сделали своё дело – люди пританцовывали, стараясь изобразить радость хотя бы для виду.

На импровизированном танцполе в центре офиса крутилась Изабелла. Она двигалась мягко, плавно, как лань, попавшая в круг света прожектора. В её движениях сквозила лёгкая обречённость: «Надо танцевать. Надо улыбаться. Надо соответствовать.»

Она не веселилась – она отбывала обязательную норму вежливости.

На краю танцпола пританцовывали Даниэль и Оливер. Не спеша. Расчётливо. Каждый из них выбрал свою тактику.

Даниэль танцевал с ленивой лёгкостью, словно ему это и не стоило усилий: одно движение плечом, лёгкий поворот корпуса – и уже кажется, что он в своей стихии. Руки в карманах, полуулыбка – небрежный король этого бала масок.

Оливер действовал более напористо: размашисто, с демонстративными па, напоминая то ли заигрывающего мачо, то ли самодовольного павлина на выпускном. И оба, словно сговорившись, начали незаметно смещаться в сторону Изабеллы.

Метр за метром. Шаг за шагом. Плавное наступление двух мужицких фронтов. Изабелла заметила. Конечно заметила. Её взгляд скользнул через плечо, поймал их навязчивое движение – и выдал всё, что она думала: «Фу. Какие бесстыжие. Началось.»

Она чуть дернулась, резко изменила траекторию танца и словно бы невзначай оттанцевала прочь, оставляя их в дурацком вакууме посреди танцпола.

Оливер первый не выдержал и громко расхохотался, ткнув пальцем в Даниэля:

– Ха! Видал, как тебя слили?

Даниэль усмехнулся, тоже ткнув в ответ:

– Меня? Это от тебя она спасалась!

Они развернулись на пятках и дружно двинулись к барной стойке, пританцовывая на ходу, будто признавая поражение без лишней драмы.

Бар принял их, как родных сыновей. Они взяли по новому бокалу и, облокотившись на стойку, начали наперебой подначивать друг друга:

– Слушай, твоя техника "пьяный павлин" реально не сработала, – хмыкнул Даниэль.

– А твоя "я тут случайно оказался, но я офигенный" – вообще провалилась с треском! – отыгрался Оливер.

Они смеялись. Их общее поражение было даже приятным. Потому что в этой игре они всё равно оставались собой – двумя бесстыжими мечтателями, для которых процесс был важнее результата.

Бар был их островком спасения после позорного бегства с танцпола. Оливер залпом осушил бокал и хлопнул Даниэля по плечу:

– Ну что, дружище, каково быть проигравшим?

Даниэль усмехнулся, качая головой:

– С таким партнёром по атаке? Мы были обречены.

Они смеялись громко, искренне, без горечи. Потому что знали: эта битва не стоила того, чтобы всерьёз её переживать.

Именно в этот момент к ним подошёл Лукас.

– Даниэль, – сказал он с лёгкой улыбкой, – пора.

Оливер понимающе приподнял бровь:

– Иди, светило.

Даниэль поставил пустой бокал на стойку, поправил пиджак и пошёл за Лукасом. Спокойно, без лишней напыщенности, как человек, который не боится, что его будут оценивать.

Они подошли к группе "шишек" – старших менеджеров, акционеров, представителей центрального офиса. Все в идеально сидящих костюмах, с ухоженными лицами, с глазами, в которых всегда светится только два вопроса: «что ты умеешь» и «что ты стоишь».

Лукас хлопнул Даниэля по плечу, как своего воспитанника:

– Позвольте представить. Даниэль – один из наших лучших. Надёжный, умный, инициативный. Моя возможная правая рука в будущем.

Даниэль пожал несколько рук, ровно, уверенно. Без заискивания, без лишнего рвения – с той самой лёгкой самоиронией, которая делает людей запоминающимися.

Краем глаза он выискивал в зале её. И увидел. Изабелла стояла чуть в стороне, с бокалом в руке. Она смотрела на него. Не отводила взгляда. И в этом взгляде было всё: лёгкое уязвление, скрытая обида, вопрос – почему он, а не я?

Она, которая всегда работала безупречно, соблюдала правила, следовала инструкциям. И он, вчерашний гуляка, весельчак, балагур – получает шанс, о котором она мечтала. Её губы дрогнули. Но через секунду она снова надела свою безупречную маску равнодушия.

Даниэль едва заметно усмехнулся, но на этот раз – с оттенком сладкой, уязвлённой победы. Он не сделал ни шага в её сторону. Не попытался показать триумф открыто. Но внутри него разливалось то особое чувство, которое бывает у мальчишки, переигравшего ту, кто посчитала его не стоящим внимания.

"Смотри, кого ты потеряла."

Он видел в её взгляде то, что хотел увидеть: Уязвлённую досаду. Молча признанную ошибку. И этого было достаточно. Сегодня он выиграл. Красиво, тонко – и до последней ноты.

Глава 3. Дорогая мама.

Утро.

Даниэль открыл глаза и на секунду не понял, где он. Потолок расплывался в лёгком тумане, голова гудела так, словно в ней устроили репетицию марша. В комнате пахло: вчерашним вином, чужими духами, усталостью. Все звуки были приглушёнными, словно он лежал под стеклянным колпаком.

Он медленно сел на кровати, провёл рукой по лицу. Щетина царапала пальцы. На тумбочке мигал экран телефона.

Вчерашний вечер вспоминался обрывками: смех, бокалы, музыка, лица, рукопожатия. Взгляд Лукаса. Похвала. Рукопожатие "шишек". И – где-то на фоне – Изабелла. Стоящая в стороне. Холодная. С чуть дрогнувшими губами, которые он запомнил лучше всего.

Он усмехнулся сам себе. Вот она, победа. Праздничная, глухая, никому не нужная. Встал. Поплёлся в ванную. Холодная вода ударила по лицу. Даниэль вцепился руками в край раковины, глядя на своё отражение.

Тёмные круги под глазами. Взъерошенные волосы. И что-то ещё – что он старался не видеть. Что-то, что давно росло в нём и сегодня дало трещину.

Он выбрал тёмную рубашку. Натянул её, словно броню. Накинул тёмные очки – не потому что свет бил в глаза, а чтобы спрятаться. Спрятать глаза, в которых больше не отражалась прежняя лёгкость.

Внутри шевелилась тяжесть. Телефон завибрировал на столе. Он взял его, взглянул на экран.

Марк.

Даниэль смотрел на звонок, как смотрят на дверь, за которой что-то скребётся. И знал – если откроет, назад дороги не будет.

Он нажал на зелёную кнопку.

– Алло, – голос сиплый, чужой.

– Даня, – голос брата был тяжёлым, скомканным, будто Марк проглотил кусок металла.

– Мамина ситуация… не очень. Врачи говорят, лучше приехать. Желательно – сегодня.

Даниэль молчал. Он слышал каждое слово. Каждую паузу между ними.

– Снова? – спросил он машинально.

– Не шутки, – тихо ответил Марк. – Я бы не стал просто так…

Связь треснула от тяжести молчания.

– Хорошо, – выдохнул Даниэль.

– Сегодня.

Он отключил звонок, опустил телефон на стол.

Комната, недавно пахнущая праздником, теперь пахла чем-то иным. Что-то закончилось. И началось другое.

Он подошёл к окну.

На улице всё было, как всегда: машины, люди, солнце. Будто мир даже не заметил, что в его жизни открылась трещина. Даниэль стоял, вглядываясь в эту чужую нормальность. И чувствовал, как всё внутри него замерло.

Сегодня он проиграл не в танце. И не в флирте. Сегодня он проиграл в самом главном – в иллюзии, что жизнь будет ждать, пока он играет.

Телефон в руке казался тяжелее обычного. Даниэль ещё стоял у окна, когда решение созрело в нём без слов и колебаний. Никаких «завтра». Никаких «подождать». Сегодня.

Он вернулся в комнату, на ходу накинул куртку, проверил, не забыл ли документы и ключи, и вышел. Дверь хлопнула за спиной так резко, что в коридоре кто-то обернулся. Мир снаружи жил своей обычной жизнью: сигналы светофоров, спешащие прохожие. А внутри него всё застыло, словно часы, у которых вырвали батарейку.

Он ехал сквозь город, будто через плёнку. Звуки становились глухими, движения – замедленными. Всё происходило не с ним. Не о нём. Он был зрителем собственной жизни. Улицы мелькали за стеклом. Одна за другой, без смысла, без цели.

Иногда он ловил себя на мысли: «Может, если не приеду, всё обойдётся.» «Может, пока я еду, она ещё жива, ещё улыбается.» Но внутри что-то холодное и острое уже знало: никакие расстояния не спасают от неизбежного.

Больница встретила его запахом хлорки и тусклым светом коридоров. Тишиной, которая не была тишиной – а ожиданием чего-то плохого.

Он шёл по плитке, слыша только эхо собственных шагов. Каждый шаг отдавался в груди глухим ударом. У стойки регистрации он назвал имя матери. Женщина в белом халате подняла глаза, что-то уточнила, кивнула и жестом велела идти за ней. Коридоры казались бесконечными. Одинаковые двери, одинаковые стены. Он будто шёл по кругу.

Наконец остановились.

– Здесь, – тихо сказала медсестра.

Даниэль сделал вдох, открыл дверь.

В палате пахло лекарствами и сыростью. Мама лежала у окна. Тонкая, хрупкая, будто ткань, оставленная на солнце. Она повернула голову, увидела его – и слабо улыбнулась.