
Полная версия
День Гнева
– Детей? – переспросил тогда Джамал, сжав кулаки и вспомнив свою младшую сестру, умершую от болезни, на лекарства от которой у них не хватило денег.
– Тех, кого они крадут у нас под видом гуманитарной помощи, увозят в свои "благополучные" семьи, – вербовщик уклончиво улыбнулся. – Мы вернем их в лоно истинной семьи. Фаланги.
Теперь, стоя в этом холодном бункере, Джамал чувствовал, как эта ложь начинает горчить на языке.
По пути к реке, сжимая в руках тяжелую сумку со взрывчаткой, он смотрел на огни ночного Дрездена. Гладкие речи вербовщика о справедливости казались здесь, на холодной немецкой земле, фальшивыми. Разве так борются за правое дело – взрывая мост, по которому завтра утром пойдут обычные люди? Сомнение ледяной иглой впилось в его сознание, но многолетняя военная выучка, инерция приказа и присутствие суровых «братьев по оружию» заглушили этот тихий голос. Он – солдат. А солдаты выполняют приказы. Пока.
Ночью, на берегу Эльбы, группа из пяти человек ползла к опорам моста. Река несла свои темные воды, воздух был холодным и влажным. Джамал крепил заряды С-4 к холодному металлу, его пальцы, привыкшие к оружию, работали быстро и точно. Он проверял таймер.
Внезапно в кустах неподалеку раздался шорох. Это был не зверь. Из своего укрытия, очевидно, в поисках еды, вылез мальчик лет десяти. Худой, в рваной куртке, он с любопытством смотрел на темные фигуры.
– Ты кто? – прошептал он по-арабски, его глаза были огромными и испуганными.
– Уходи, – прошипел Джамал, подталкивая его к тропинке. – Сейчас будет громко.
Он инстинктивно схватил ребенка за голую руку, чтобы отвести в сторону. Его большой палец, не прикрытый перчаткой для лучшей чувствительности при работе со взрывчаткой, скользнул по мягкой перепонке между большим и указательным пальцами мальчика. В тусклом свете далеких городских огней, отражавшихся от воды, он не только нащупал, но и увидел легкую припухлость и неестественный, едва заметный геометрический контур под тонкой детской кожей. Это был крошечный, идеально квадратный, твердый предмет.
– Убери свидетеля, Джамал, – раздался садистский шепот напарника, коренастого ливийца по имени Халид. Он навел пистолет с глушителем на ребенка. – Или я сделаю это медленно.
Джамал увидел, как мальчик в страхе прижал к груди старенький, потрепанный игрушечный грузовик. В этот момент все его подавленные сомнения взорвались. Это был не абстрактный «урон», а конкретный ребенок с игрушкой. Что-то внутри Джамала оборвалось. С яростью, порожденной отвращением к себе и к тому, во что он ввязался, он ударил Халида прикладом по руке. Выстрел ушел в небо. Мальчик, вскрикнув, бросился бежать, выронив грузовик в грязь.
На рассвете, в бараке лагеря, телевизор показывал прямой эфир. Мост Августусбрюкке взлетал на воздух в огненном шаре. Вековое строение, ключевая артерия, соединявшая исторический центр с новыми районами, рухнуло в темные воды Эльбы. Город мгновенно оказался разорван надвое. Репортажи были полны паники: вой сирен с обоих берегов, неспособных пересечь реку, сообщения о парализованных экстренных службах и тысячах людей, отрезанных от дома и работы.
«Теракт в Германии! – кричал диктор. – Виновные – мигранты!»
А затем начался фейк. Джамал видел, как неуклюже, но эффективно в репортаж вклеивают «доказательства». Фото того самого мальчика, которое, видимо, уже было в базе данных, появилось на экране с подписью «Подозреваемый в пособничестве». Его лицо, искаженное страхом, теперь выглядело как лицо юного фанатика.
Лицо Джамала окаменело. Он открыл свой планшет. В папке «Возмездие», которую ему выдали, были сотни таких же детских лиц. Это были не просто фотографии. Каждый файл представлял собой структурированный профиль: имя, фото и рядом – длинный буквенно-цифровой код и непонятный черный квадрат, похожий на футуристический QR-код.
И тут его пронзило ледяное озарение. Этот черный квадрат на экране… его форма, его идеальные углы… это была цифровая тень того, что он нащупал под кожей мальчика. Это не были просто фото для пропаганды. Это был каталог. Инвентарная ведомость живых, дышащих детей, помеченных, как скот, превращенных в отслеживаемые активы системы. Ужас был не в том, что их использовали. Ужас был в том, что их пронумеровали.
Он с отвращением нажал «удалить», словно совершая ритуал отречения.
В этот момент его планшет завибрировал. Это было не новостное уведомление. Это было прямое сообщение из защищенного канала OSIRIS. На экране появилось одно изображение: фотография его младшего брата Кайоде в Кении, идущего по улице Найроби. Под фото – геотег в реальном времени и одна фраза:
Солдат, проявивший излишнюю эмпатию, ставит под угрозу не только миссию, но и то, что ему дорого. Следующий приказ ты выполнишь без колебаний. Мы наблюдаем.
Сообщение исчезло через пять секунд, не оставив следов.
Ледяной пот прошиб Джамала. Это была не публичная порка. Это было хуже. Это был тихий, личный ошейник, который только что защелкнулся на его шее. Система не собиралась его убивать. Она собиралась его использовать, держа в заложниках его семью. Он был не просто щепкой в чужом пожаре. Он стал оружием, направленным против самого себя.
Глава 6: Руины памяти
Париж, кафе «Ностос» в Бельвиле, 25 марта, 19:30
Лейла сидела за столиком в углу, механически теребя бумажную салфетку. Под ногтями все еще оставалась едва заметная меловая пыль, въевшаяся в кожу двадцать лет назад. Воспоминание было таким же острым, как осколок стекла, как будто все произошло вчера.
Бейрут, 12 сентября 2006 года. Стены подвала дрожали. Дрожала земля под ногами. Пыль, пахнущая известью и страхом, забивала горло. Она прижалась к отцу, вдыхая запах его старого пиджака – лаванда, чернила и пот. Он читал хриплым шёпотом, заглушая рёв бомбардировщиков, его голос прерывался, когда он обнимал ее так сильно, что было больно дышать. «…ночные кошмары, что шепчутся в тиши, зовут меня в путь, где нет ни души…» На стене ее сестра Марьям, не обращая внимания на грохот, выводила мелом: «Мы выживем». Ее смех, звонкий и бесстрашный, был самым громким звуком в этом подвале. Она рисовала солнце с глазами-пуговицами. «Лейла, добавь облако!» – крикнула она. Грохот поглотил ее голос. Потолок рухнул первым, и последнее, что почувствовала Лейла, был запах гари и крови.
Пробуждение в тишине парижского кафе было резким, как пощечина.
– Ты пролила кофе на шрам, – хриплый голос вырвал ее из прошлого. Хозяин кафе, Хаким, морщинистый, как высохший инжир, указывал на ее запястье. Шрам от арматуры все еще болел перед дождем. В его взгляде не было простого любопытства. Была знающая, тяжелая усталость человека, который видел слишком много таких шрамов.
– Вы ошиблись. Это ожог, – солгала Лейла.
– Ожоги не рисуют узоры, – он провёл пальцем по воздуху, повторяя зигзаг ее шрама. – В 2006-м я вытаскивал детей из таких щелей. Я тоже потерял там семью. – Он замолчал, его взгляд стал далеким. – Ты держишь мелок двадцать лет… Фаланге нужны те, кто помнит. Не для того, чтобы скорбеть, а чтобы ненавидеть.
Он молча положил перед ней ключ от подсобки. Старый, потертый, с глубокими царапинами, словно он прошел через многое. На брелоке была выгравирована эмблема – сломанный меч и полумесяц. Лейла смотрела на ключ. Взять его – значит сделать шаг в неизвестность, к мести, но и, возможно, к ответам. Она сжала в кармане мелок – свой талисман. Фраза «Мы выживем» теперь звучала как вызов. Как обет.
Она взяла ключ.
Глава 7: Уроки ненависти
Подпольный тир Фаланги, Париж, 27 марта 2026 года
Мишень с фотографией израильского министра обороны висела рядом с детским рисунком Марьям. Командир Фаланги, которого все звали Ястреб, высокий мужчина с пустыми глазами, указал на экран с тепловой картой мишени.
– Попади в позвоночник. В четвертый шейный позвонок. – Его голос был холоден, как сталь. – Ты дрожишь? Бейрутская девочка боится крови? Или жалеешь тех, кто разбомбил твою сестру?
Лейла проигнорировала унижение. Она вспомнила другой урок. Долина Бекаа, 2008 год. Дядя Али, грубый, хромой, но живой, шипел: «Живот, а не голову. Это просто, это жестоко. Это война». Урок Ястреба был другим. Это было искусство, психологическая пытка через снайперскую точность.
Она сосредоточилась, заставляя себя видеть не человека, а анатомический атлас. Она выстрелила. Пуля на экране вошла точно в указанную точку.
– Идеально, – одобрил Ястреб. – Ты не стреляешь. Ты рисуешь боль.
Его одобрение леденило душу. Она помнила другой день, другой подвал. Бейрут, 2014 год. Подвал «Хезболлы». Воздух пах страхом. Перед ней на стуле сидел сириец. В его глазах была не мольба, а пустота обреченного. «Стреляй! – рявкнул тогда ее командир. – Или мы найдем твою сестру». Сердце Лейлы сжалось. Она подняла пистолет… и выстрелила в цепь. Импульс милосердия, пересиливший страх. За это ее избили и бросили в карцер на три дня, но она ни о чем не жалела.
Лейла опустила винтовку. В ее глазах не было удовлетворения. Она посмотрела на свой мелок. Его кончик был сломан. Как позвоночник на мишени. Как что-то внутри нее самой.
Глава 8: Кровные узы
Лагерь Фаланги, Вогезы, 30 марта 2026 года
Лесной лагерь напоминал руины Бейрута. Дети с изможденными лицами тупо повторяли лозунги за жестоким инструктором. Девочка лет восьми, с косичками, как у Марьям, целилась из игрушечного пистолета в фото президента Макрона. Лейла поймала ее взгляд – в нем была не только заученная ярость, но и детский, неподдельный страх. Это ранило ее.
Позже, в сыром подземелье, освещенном тусклой лампой, перед ней поставили человека в мешке на голове.
– Предатель, – сказал Ястреб, разжигая ненависть у присутствующих бойцов. – Передавал данные о наших складах врагу. Твоя честь – устранить его.
Лейла сорвала мешок. Ее рука с пистолетом опустилась. Шок был физическим, как удар. Под мешком было лицо, которое она ненавидела и боготворила. Дядя Али. Вспышки воспоминаний: он учит ее стрелять, он смеется, он ругает ее за промах.
– Дядя Али? – ее голос дрогнул.
Он плюнул ей в ноги.
– Ты стала ими. Ты воюешь за тех, кто бомбил Бейрут.
«Нет! – кричала она про себя. – Я мщу за Марьям! За тебя!»
Ее рука с пистолетом дрожала. Она посмотрела в его глаза. Там не было мольбы. Там был приказ старого солдата: «Сделай это быстро. Не заставляй меня страдать». Она нажала на спуск, рефлекторно, сквозь слезы, которые обожгли ей щеки.
Дядя Али рухнул. Из-за пазухи у него выпал амулет. Лейла подняла его. Под кулоном была спрятана ее фотография. Она, четырнадцатилетняя, гордая, с винтовкой, которая была больше ее самой. На обороте – два слова, написанные почерком дяди: «Прости меня».
Ястреб, с лицом удовлетворенного палача, прикрепил ей на рукав нашивку Фаланги.
– Осирис доволен. Он говорит, что мы вернём тебе даже мёртвых.
Слова прозвучали как кощунство. Лейла сжала амулет так, что его острые края впились в ладонь. Снаружи дети пели свой гимн: «Мы – щепки, что сожгут ваш лес». Это звучало как похоронный марш.
Глава 9: Призраки Средиземноморья
Марсель, поместье «Ла-Розерай», 2 апреля 2026 года
Дом отставного майора NATO Пьера Лефевра утопал в розах. Лейла, в соломенной шляпе и легком платье, слилась с туристами. Под маской безразличия она просчитывала маршруты охраны и слепые зоны камер.
Она проникла в его кабинет через окно, рискуя всем. На полке стоял альбом с надписью «Ливан. 2006». Шок от узнавания своего дома. Ее стена с рисунком Марьям. Ее отец, в разорванном пиджаке, рядом с книгой Бодлера. Убийца хранил память о своих преступлениях как трофеи.
Лефевр поливал розы в саду, грустно напевая «La Vie en Rose». Старик. Лейла поймала его в прицел. На мгновение она заколебалась. Но голос Ястреба в голове был безжалостен: «Он командовал бомбардировкой. Он виновен».
Выстрел. Лефевр упал, успев прошептать: «Сара… прости…».
У него тоже была дочь.
В кармане его пиджака Лейла нашла письмо и детский рисунок. «Мы выживем» – подпись печатными буквами.
«Мы все рисуем "Мы выживем"? – подумала она. – Даже палачи?»
Она листала альбом, видя другие разрушенные дома, другие жертвы, прежде чем бросить его в камин. Но снимок стены с рисунком Марьям она вырвала. Не как триумф. Как болезненное напоминание.
Глава 10: Кодекс молчания
Брюссель, район Моленбек, 5 апреля 2026 года
Новое задание: ликвидировать Разию Аль-Тамими. Предательницу.
Улица Де ля Лой, 11:30. Разия вышла из дома с дочкой. Яркий флешбек. Лагерь 2006 года. Разия-подросток, ее смех, ее доброта. «Мы как сёстры», – говорила она.
Девочка подняла с тротуара мелок и нарисовала на асфальте солнце. Точно как Марьям – с лучиками-завитушками и пуговицами-глазами. Лейла замерла. Это знак? Проверка?
На крыше дома напротив винтовка дрожала в ее руках. Голос Ястреба в голове: «Сантименты – смерть». Голос Марьям: «Мы выживем». Голос Разии: «Мы как сёстры».
Ее решение выстрелить мимо было актом бунта. Она сознательно сместила ствол.
Выстрел.
Пуля ударила в стену. Разия вскрикнула и бросилась бежать. Лейла начала спуск, но второй выстрел, с соседней крыши, оборвал ее надежду. Она видела, как падают тела. Как кровь смешивается с мелом, уничтожая символ.
Вечером Ястреб ждал ее. Рядом с ним стоял снайпер, сделавший второй выстрел.
– Сантименты – роскошь, – сказал Ястреб, с силой прижав ее к стене. – Ты думала, мы тебе доверяем? Следующая ошибка станет последней.
Поздно ночью, в своей квартире, Лейла гравировала надписи на гильзах. Это была ярость, направленная на себя. «Трус». «Предательница Марьям».
Она пыталась написать письмо сестре, но рыдания прерывали ее. Она сожгла листок. Ритуал не принес облегчения. Пепел – вот все, что от нее осталось.
Искры в паутине
Глава 11: «Тени алтаря»
(Маркус Вайс)
Берлин, 28 марта 2026 года. Заброшенная церковь Св. Норберта. 3:17 ночи.
Ветер выл, как раненый зверь, срывая с окон остатки витражей. Святые лики – то ли Петр, то ли Павел – рассыпались на осколки у ног Маркуса. Он прижался к стене, затянутой паутиной, и вытащил фонарь. Луч света упёрся в распятие, упавшее лицом в груду кирпичей. «Идеально для предателя», – хрипло усмехнулся он, доставая из кармана microSD. На пластике – царапины от пули, пробившей бронежилет на переулке Моабита.
3:25. Под алтарём, заваленным листовками «Фаланги».
Ноутбук с отколотым углом гудел, перегреваясь. Маркус ввёл пароль – Gerechtigkeit über alles – девиз, который когда-то висел в академии рядом с портретом канцлера. Экран мигнул:
Доступ разрешён. Форматирование через 5:00.
Маркус вставил microSD в ноутбук. На экране всплыли схемы, напоминающие колонии вирусов. «Нанороботы размером с пылинку – миллионы микроскопических устройств, способных внедряться в мозг через капилляры. Они формировали нейронные сети, превращая носителей в живые датчики системы. "Чёрт, это не слежка… Это полный контроль", – прошептал он, наблюдая, как 3D-модель робота вгрызается в клетку гиппокампа».
Он щёлкнул по папке Zieliste. Глаза тут же нашли фамилию: Ozdemir, Selim.
3:28. Вспышка памяти: Гамбург, 2024.
Селим, его напарник, вытирал кровь с ножа. Курд-курсант хрипел на асфальте: «За что…». Маркус поднял пистолет, но выстрелил в небо. «Они везде, – прошипел Селим. – Выбирай: семья или принципы».
Клавиши ноутбука заскрипели. «Ты выбрал не ту сторону», — подумал Маркус, листая файлы.
3:31.
Schlafende Agenten
Anna Schmidt – Polizeipräsidentin Berlin
Selim Ozdemir – Cybercrime-Abteilung
…
Marcus Weiss – Status: Ziel 0. Vor Stunde X liquidieren.
Желудок сжался. Он дёрнул провод microSD – экран погас. Но 17 имён уже горели в памяти.
3:33. Звонок с неизвестного номера.
– Нашёл свою фамилию, герой? – голос скрипел, как ржавые шестерни. – Посмотри на восточное окно.
Маркус поднял голову. В проёме, где когда-то был Архангел Михаил, мерцала красная точка. Лазерный прицел.
3:34.
Он рванул в подвал, сбивая ящик с молитвенниками 1943 года. Взрыв ослепил – дрон врезался в алтарь. Огонь лизал фреску: Христос с выжженными глазами указывал на дыру в полу. «Канализация…» – Маркус прыгнул вниз, едва уворачиваясь от второй вспышки.
3:40. Тоннель, запах ржавой воды.
Кровь текла по щеке, смешиваясь с потом. В кармане жгло найденное под алтарём: медальон с полумесяцем и гравировкой «OSIRIS наблюдает». Маркус швырнул его в чёрную воду. Эхо прошипело: «На-блю-да-ет…»
– Анна Шмидт… Селим… – шептал он, пробираясь по тоннелю. – Я вас найду.
Глава 12: «Огненные шрамы»
(Эмили Леруа)
Роттердам, подпольная клиника «Асклепий». 30 марта 2026 года. 21:45.
Сырость бункера въедалась в кожу, смешиваясь с запахом йода и старой крови. Эмили прислонилась к стене, усыпанной трещинами, и провела рукой по ящикам с потускневшей маркировкой: «UNICEF-2008». Два дня назад её нашли здесь – в бывшем бомбоубежище под портом, где доктор Жан-Клод, анархист с лицом шахтёра, собирал «отбросы войны». Фонарь, подвешенный на ржавой трубе, отбрасывал тени на стеллажи с медикаментами, украденными из госпиталей НАТО.
22:03. Железная дверь с петлями, залитыми солью.
Санитары ворвались в помещение, волоча носилки под чёрным брезентом.
– Взрыв на нефтехранилище, – прохрипел Жан-Клод, срывая ткань. – Фаланга заминировала зону эвакуации.
Под брезентом лежала девочка лет шести. Её лицо было похоже на восковую маску – кожа вздулась пузырями, губы обуглились. На запястье болтался браслет: «Амина, 12.06.2020 – Аллах акбар». Эмили вспомнила кадры из новостей: ребёнок с окровавленной куклой в Берлине. Та же хрупкость. Та же жестокость.
22:17. Операционный стол, сколоченный из дверей холодильника.
– Морфия нет, – Эмили надрезала волдырь на плече девочки. Гной хлынул на перчатки. – Водка и бинты. Сейчас!
Память ударила, как нож: Лион, 2023. Мальчик с ожогами от напалма. Его отец, солдат с нашивкой НАТО, рвал на себе рубашку: «Он же не террорист!».
– Доктор! – Жан-Клод тряс её за плечо. – Она умрёт от болевого шока!
– Умрёт, если я остановлюсь, – Эмили провела скальпелем вдоль рёбер. – Её боль – наш долг.
22:49. Экран монитора, мерцающий помехами.
– В шахтах! – Санитар тыкал пальцем в кадр, залитый красным светом. – Там что-то двигается…
На записи по вентиляционной трубе полз дрон-паук с камерой вместо головы. На корпусе – логотип OSIRIS: глаз в треугольнике. Эмили не оторвала рук от раны:
– Если я отойду, она истечёт кровью. Режьте провода, но не глушите свет.
23:15. Гул вентиляторов, пахнущих гарью.
Дрон, пробив решётку, рухнул на пол, высекая искры. Жан-Клод раздробил его ломом, но монитор уже мигал сообщением:
OSIRIS v.9.2: Цель подтверждена. Координаты: 51.9225° N, 4.4792° E.
– У вас пять минут, – прошипел санитар, хватая автомат. – Они идут.
Эмили затянула последний шов. Амина сжала её палец обугленной ладонью.
– Если я её брошу, она умрёт, – сказала Эмили, не поднимая глаз. – Если останусь – умрёте все вы.
Жан-Клод швырнул на стол кольцо с гравировкой «48.8566° N, 2.3522° E».
– Ты нужна там, где кончаются карты. Мы задержим их.
23:22.
Эмили достала из-под стола пистолет «Walther P99» с гравировкой «Veritas» на рукояти. Подарок раненого агента Фаланги, которого она спасла в ту роковую ночь. За дверью послышался лязг затворов.
– Держись, малыш, – она встала между Аминой и входом, целясь в щель. – Это ещё не конец.
Глава 13: «Кровные узы»
(Джамал Оченг)
Лагерь Фаланги, Восточная Европа. 2 апреля 2026 года. 19:30.
Джамал сидел на ящике из-под патронов, отбрасывая тень от костра. Лезвие его ножа с гравировкой «Harambee» блестело в свете пламени. Запястье обожгло: чёрный браслет OSIRIS завибрировал, экран вспыхнул кровавым текстом:
Задача 447: ликвидировать цель №81-К. Координаты: 52.3702° N, 4.8952° E. Срок: 24 часа.
Он коснулся экрана. Карта вывела точку в Амстердаме – кафе «Мвензе». Фото загрузилось с задержкой. Сердце упало: Олувасеун Игве. Кения. 2018–2024: мой напарник.
19:45. Палатка с трещащим генератором.
Джамал вставил флешку в планшет. Видео: Олувасеун в чёрной форме Фаланги передавал конверт человеку в маске с логотипом OSIRIS. Голос робота:
Предатель слил данные о поставках оружия. Его смерть – условие выживания вашего отряда. Осирис не терпит слабости и предательства среди тех, кто должен расчищать путь для нового поколения. Каждый взрослый элемент системы должен быть безупречен, иначе он угрожает чистоте всего замысла.
На столе лежала фотография: 2022 год, Найроби. Они с Сеуном пили пиво после операции по спасению заложников. На обороте – детская надпись: «Братья по крови».
20:15. Воспоминание: Лагерь беженцев Дадааб, 2020 год.
Олувасеун, прикрывая его спину, тащил раненого мальчика через пули. «Джамал, беги!» – крикнул он, и в тот же миг рикошетная пуля пробила его плечо. «Ты спас мне жизнь, брат», – сказал Джамал позже у палатки медиков.
Телефон завибрировал. Голос командира Фаланги:
– Ты видел задание? Если не выполнишь, следующий в списке – твоя сестра в Момбасе. Её данные уже в системе. Она – потенциальный актив для будущего. Не вынуждай нас пересмотреть её статус из-за твоей нерешительности.
21:00. Тайник за палаткой, запах пороха и масла.
Джамал зарядил пистолет с глушителем. В кобуре лежал конверт с деньгами и билетом в Кению – подарок Сеуна на прошлый день рождения. Он набрал знакомый номер:
– Сеун, это я. Встретимся в старом месте. Срочно.
– Слышал, ты стал псом Фаланги, – голос друга звучал ледяно. – Приходи один.
Амстердам, кафе «Мвензе». 3 апреля. 08:00.
Олувасеун сидел у окна, пальцы машинально касались шрама на плече. Джамал сел напротив, чувствуя холод стали под курткой.
– Ты знаешь, зачем я здесь? – спросил он, пряча дрожь в голосе.
– Чтобы убить меня. – Сеун улыбнулся, доставая фотографию: они с мальчиком из Дадааба. – Его звали Али. Фаланга взорвала его школу в Гариссе… вчера.
Браслет OSIRIS вспыхнул: «Осталось 10 минут».
08:09.
– Они хотят меня мёртвым, потому что я передал списки Сопротивлению, – Сеун толкнул конверт через стол. – Здесь дети, которых Фаланга увезла в Европу. Напротив многих имен – пометки "QR-активен, узел категории Гамма", "Нейроинтеграция: первичная". Они не просто пленники, Джамал, они часть его машины! Твоя сестра Акира… её имя тоже там.
Выстрел грянул с улицы. Пуля пробила стекло, вонзившись в грудь Олувасеуна. Джамал рванулся к нему, но браслет взорвался болью:
Задача провалена. Координаты сестры переданы в активный протокол наблюдения.
Глава 14: «Уроки кисти и свинца»
(Лейла Насралла)
Заброшенный город под Вроцлавом, Польша. 7 апреля 2026 года. 07:30.
Лейла стояла на колокольне, её пальцы сжимали ржавые перила. Туман клубился над руинами хрущёвок, словно дым после бомбёжки. Внизу шестеро новобранцев Фаланги копошились у ящиков с оружием. Она включила мегафон, и её голос, холодный и резкий, разорвал тишину:
– Вы не стрелки. Вы – художники. А пуля – ваша кисть.
Ветер донёс запах гари. Как в Бейруте, – мелькнуло в голове.
08:15. Площадь с памятником Ленину, покрытым граффити.
– Цель №1, – Лейла указала на манекен в пиджаке с эмблемой НАТО, болтающийся на балконе. – Сердце или голова?