Магнит для ангелов

– Не знаю. Но думаю, мы должны отыскать снова этот Клуб, мы должны пойти туда и там… Мне кажется, что только там мы сможем узнать…

– Но послушай, Олег, – Сева замялся, не зная, как выразить своё сомнение, – тебе не кажется, что всё это похоже на… как бы это сказать… ведь мы сейчас выключили системы безопасности, так?.. всё это как-то не очень… законно… нас за это ведь могут и того… ты не боишься?

– Разумеется, – гордо и уверенно распрямил грудь Олег, – но в этом-то всё и дело. Понимаешь, если мне удастся создать грибы бессмертия, то ничто уже не сможет мне – нам! – угрожать. А пока… Пока что – да, лучше нам помалкивать обо всём об этом.

– Ну да, но я хочу сказать, – Сева огляделся по сторонам и перешёл на шёпот, – я хочу сказать, что это не только всё против Закона, но это ведь как-то всё против… – и он указал пальцем в небо.

– Друг мой, – уверенно и безапелляционно заявил Олег, – я не знаю, в какого Бога веришь ты, но мой Бог – бессмертен и абсолютно свободен. Значит, стремление к бессмертию и свободе не может быть против Бога. Наоборот. А про закон… видишь ли, я занимаюсь историей. Я изучил некоторые материалы, особенно в последнее время… Знаешь ли ты, что наш Закон придуман одними людьми ради того, чтобы подчинить себе других людей?

– Не может быть, – растерялся Сева. – Мы же живём в развитом коммунизме, у нас все равны. Разве кто-то может нас себе подчинить? И потом… Закон – он же ведь от Бога. Если бы это было не так, он просто не был бы Законом, вот и всё.

– Он им и не является, – Олег упрямо стоял на своём, но при этом он всё же понизил голос и перешёл на полушёпот, – То, что мы называем «Законом» – это никакой не закон. Это просто правила, регулирующие отношения в обществе. Их люди сами придумали, высшие. А божественный Закон – это другое, совсем другое…

– Не может быть такого, – чуть не взвизгнул Сева, – Я читал, я знаю… Ведь Бог – это деньги. Именно деньги – наивысшая сущность Бога! А стало быть деньги – это и есть главный Закон!.. Деньги уравнивают всех людей в возможностях и гарантируют каждому право быть тем, кто он есть…

– Ну, ты даешь, – Олег вдруг расхохотался. – Это ты, похоже, начитался всякой ерунды… Скорее всего это «Главное и Второстепенное» так на тебя подействовало… Читал… Там есть интересные моменты, но в целом я тебе скажу вот что по этому поводу: эта книга написана двадцать пять лет назад и никакого отношения к древним рукописям не имеет. Её полностью, от начала до конца сочинили в СВБ. Настоящих её авторов трое – все они верхние соратники, и писали они это всё по заданию ВКУ в расчёте на всяких олухов, которые должны верить во весь этот бред… Это для тех написано, кому официальной религии мало, и кто хочет знать больше положенного.

– Не может быть, – Сева изумлённо вытаращил глаза, пытаясь осознать всё только что сказанное Олегом, – не может быть такого. Это очень серьёзный труд о глубинах, об основах… Я читал его много раз и много раз имел возможность убедиться в том, что всё это… Что это всё так и есть… Деньги правят миром… Деньги – это Бог…

– Деньги действительно правят миром, но только этим, нашим миром, да и то лишь на определённом уровне. Деньги – это просто инструмент управления, и чем больше людей верят в абсолютность и божественность этого инструмента, тем проще этими людьми управлять. Я сейчас не могу тебе всё рассказать, но поверь мне, Бог – это вообще не про деньги. Бог – это Единый Бесконечный Источник жизни и света, Творец миров, коим несть числа; и человек создан по его образу и подобию. Мы с тобой – да, вообще, все люди – это дети Бога. Мы все свободны и бессмертны по замыслу! Когда-то давно эта религия была на земле самой главной, но после ВЭР власть захватили высшие жрецы, и они…

– Что это значит? Я не понимаю, этого не может быть, я просто не могу поверить, – растерянно бубнил Сева, – как же так, ведь я всю свою жизнь… я столько много раз… этого просто не может быть…

– Послушай меня, я тебе вот что скажу. Нам уже пора включаться. А то мы очень сильно рискуем попасть под подозрение СВБ. Я тебе потом всё расскажу, я за последние полгода много чего узнал. У меня есть допуск в очень специальные книгохранилища, понимаешь. А после того, как я узнал код… Разве ты сам не понимаешь, что спасти нас может только бессмертие, настоящее, истинное? А пока мы с тобой смертны – они с нами могут сделать всё, что им вздумается… Аннигилировать могут… Так вот. Сейчас мы включимся и разойдёмся. Я пока что хочу дать тебе один совет. Никому ничего не говори ни про какую свободу. Даже не думай об этом, когда рядом кто-то есть. Иначе – это всё действительно очень опасно. Давай держать связь. Раз уж мы нашли друг друга – это очень хорошо, но это явно только начало… Ты скоро сам всё поймёшь, поверь, сам всё увидишь и поймёшь… А пока – будь аккуратнее.

– Хорошо, – обречённо согласился Сева. Всё его существо колебалось, хотя где-то в глубине он чувствовал глубокую правоту своего нового знакомого. Необходимость опять включать систему безопасности сейчас казалось для него тягостна, и ему пришлось сделать над собой усилие. Впервые в жизни он вдруг начал понимать, что система личной безопасности жёстко обуславливает его, что она вовсе не служит для его защиты, а наоборот, нужна лишь для того, чтобы осуществлять постоянный контроль за всеми его действиями. Это состояние полнейшей прозрачности его личной жизни вдруг сделалось ему ненавистно.

Олег как будто бы знал всё, что происходило в эти мгновения в Севиной душе. Он вздохнул и одобрительно похлопал Севу по плечу.

– Ничего, – подбадривал он, – выход обязательно должен быть. Теперь нас двое. Значит, всё это – не случайно. Вдвоём – уже не так страшно. Ну…

Олег пошарил в кармане спецкостюма, прислушался и буквально изменился в лице. Он снова стал деловитым учёным, и важно поправив очки на носу, значительно посмотрел на Севу. Сева вздохнул и тоже включил спецкостюм. На этом они, без дальнейших слов, молча пожав друг другу руки разошлись.

Перемены начинаются

Сева поплёлся к себе домой. Всё, происшедшее за этот день буквально переполнило его впечатлениями, мысли скакали от одного эпизода к другому в попытке восстановить нарушенную непрерывность всей последовательности событий. Однако Сева был слишком изнурён, чтобы чрезмерно усердствовать сейчас в этом внутреннем поиске.

Поднявшись в свой уютный жилблок на 26 этаже, он молча разделся и безо всяких вечерних процедур плюхнулся на свою большую кровать. Приятный домашний комфорт тут же поглотил всю его усталость, и Сева моментально провалился в какой-то зыбкий полусон. Детали обстановки его жилблока постепенно размывались, превращаясь в замысловатые картины неведомых и странных интерьеров, и только какой-то голос всё время твердил ему в ухо: «Свобода – величайшее счастье, свобода – высочайшее достижение, человек – свободное существо…»

Когда утром сработала система пробуждения, и Сева резко и неожиданно проснулся, он поначалу даже весьма удивился, увидев вокруг знакомый интерьер своего собственного жилища. У него почему-то возникло ощущение, что сон его был бесконечно долгим: настолько интенсивны и разнообразны были происходившие с ним там события, что ему показалось, что прошли годы, если не десятилетия с тех пор, как он последний раз лёг спать. Впрочем, пробуждение его было столь стремительным, что все детали сна остались там, за гранью, и всякое воспоминание о них начисто исчезло в тот самый миг, когда Сева, липкий от пота и с пересохшим горлом, открыл глаза.

На всякий случай он первым делом посмотрел на хозмонитор, чтобы удостовериться в том, действительно ли он лёг спать вчера. Некоторое время потребовалось ему для того, чтобы вспомнить, какой именно день был вчера. Наконец всё вроде бы сошлось, и он не без труда уселся на кровати и, всё ещё не очень доверяя окружавшей его обстановке, осмотрелся по сторонам. Сделав достаточно мощное усилие, он, наконец, поднял своё тело и отправил его на помывку и утренние процедуры.

«Ну и ну, – размышлял Сева, задумчиво переключая температуру воды в душе от холодной на горячую и обратно, – что-то крепко меня вчера накрыло… что же это было?»

Прошло не менее получаса, когда тело его, наконец, начало ощущать резкий контраст температур, а в сознании постепенно восстановилась, по крайне мере частично, цепь событий вчерашнего дня. Выйдя из ванной, Сева отправился завтракать. Он включил свой любимый профессиональный канал «Инфодемпинг» и, налив кофе, принялся просматривать поток последних репортажей и сообщений.

Что-то было во всём этом не то. Скользя взглядом по таблице результатов игр на глобальном тотализаторе, Сева вдруг подумал:

«Ну, допустим, я выиграл. И у меня вдруг стала масса денег. А что же дальше? Что я буду с ними делать?»

Мысль о том, что делать с деньгами никогда прежде не приходила ему в голову. Ответ на этот вопрос всегда казался ему само собой разумеющимся. Чем больше денег, тем лучше… Сева немного пофантазировал о том, что можно было бы купить, будь у него миллион, но в целом получалось не очень интересно: можно будет обставить свою жизнь массой комфортабельных удобств, можно будет купить путевку на круиз по Солнечной системе, можно будет позволить себе любое развлечение, любой виртуальный канал, ну а дальше – что?..

«А вдруг, – и тут Сева чуть не поперхнулся, – а вдруг я завтра умру?..»

Он как-то через чур реально представил себе, что его больше нет в этом мире, что вот сегодня утром он не просыпается, и больше никогда не просыпается, и значит всё золото мира уже не имеет для него никакого значения…

«Хорошо, – размышлял дальше Сева, – но ведь душа моя останется. Она перейдёт на Солнце, и там…» – тут он вспомнил, как Олег сказал ему вчера, что может быть и души тоже смертны, и его вдруг парализовала мысль о том, что его, Севы Спрыгина, может быть больше не будет никогда. Никогда! Умер – и всё. Навсегда.

Сева провёл ладонью по покрывшемуся испариной лбу. Он почему-то подумал о том, что раньше никогда не задумывался о судьбе стариков. Стало уже как-то само собой разумеющимся, что всех граждан старше 60 лет переводили в особые учреждения, и связи с ними практически не оставалось. Почему так? Ведь наверняка ещё могут быть живы люди, которые родились до энергетической революции. Вот бы расспросить их, как было тогда? А что если…

Сева включил виртуалку и отправился в видео библиотеку. У него был допуск в глобальный архив видеоматериалов, и он решил им воспользоваться. Однако тут система дала отказ. Оказалось, что получить архивные ролики, относящиеся к дореволюционной эпохе, можно только придя в архив лично. Этот факт ещё больше возбудил в Севе нездоровые подозрения, и он всерьёз призадумался.

«Ну, хорошо, – решил он, наконец, – а что же тогда такое жизнь? В принципе? И зачем она? Вот родится ребенок. Потом ему исполняется два года и его отдают в начальную школу. Потом в среднюю, потом в высшую. Ведь для чего-то это всё нужно? Конечно, всем этим занимается Общественное планирование: кого как воспитать, кого куда направить. Но ведь все в конце концов получают жильё, работу, зарплату… Зачем? Ну, допустим, чтобы служить обществу, генерировать информационные ценности. Ведь всё это делается ради блага всех людей на земле, чтобы все люди вместе могли эволюционировать, становиться лучше, исполнять свое высшее предназначение… Но ведь если так подумать, этим всем могут и роботы заниматься…»

Тут Сева вспомнил о приобретённом вчера чайном ассортименте и отправился в свой локальный шлюз доставки. Он долго и не без удовольствия распаковывал все свои покупки, расставляя их на столе. Затем он включил виртуальный самоучитель чайного мастерства и на некоторое время погрузился в тонкости манипуляций со всеми этими предметами, с водой и чаем. В самый разгар действия его снова начала одолевать недоверчивая подозрительность:

«Интересно, а может ли робот заваривать чай? Ну, допустим. Но ведь пить чай робот не может! Ну, в принципе можно научить робота поглощать напиток, но это же абсурд. Во всяком случае, он никакого удовольствия от этого не получит. Значит, только живой человек может по-настоящему пить чай. А что ещё может делать только человек? Думать… ну думать в принципе может и робот, искусственный интеллект может же думать и даже местами лучше, чем человек. Чувствовать… вот это, пожалуй, да. Эмоциональный аппарат имеется исключительно у биологических существ. Может быть, жизнь нужна именно для того, чтобы чувствовать? Но какой в этом смысл? Если всё время только что-то чувствовать, так и что из этого?» – тут Сева налил себе в чашку свежезаваренного чаю, в задумчивости отхлебнул и, обжёгшись, поперхнулся, разлив полчашки себе на ногу. Обозлившись на свою собственную неуклюжесть, он швырнул чашку на стол, вскочил и нервно заходил по жилблоку.

«Не может быть, чтобы смысл жизни был в одних только эмоциях, особенно – в негативных. Наверное, тут в чём-то ещё дело. Что же ещё такого может человек, чему нельзя обучить робота? – Сева остановился, посмотрел на собственное отражение в теле-стене на фоне какого-то очередного репортажа, и задумчиво предположил: – Фантазия. Вернее – воображение. Творчество!»

Эта мысль показалась ему весьма убедительной, и он изо всех сил вцепился в неё и принялся размышлять дальше:

«Значит, человек живёт, чтобы служить обществу, ради общего блага. И это его служение выражается в его творчестве. А что такое творчество? Это когда создаёшь что-то из ничего. Не было ничего и вдруг – раз! – и появилось. Робот не может творить из ничего. Он может только перерабатывать то, что уже есть. Вот в чём секрет! Стало быть, информационные ценности могут создавать только люди!»

Эта мысль хотя и была не нова, но прежде Сева никогда не думал об этом так. Раньше ему важна была логическая связка «информационные ценности – деньги». Он всегда рассуждал об этом с точки зрения результата. Теперь же ему сделалось очевидно, что результат в виде денег не имеет никакого значения. И вообще: деньги – это не показатель. Это просто… просто… «ложь и обман»… Вот, что они имели в виду! Ну, конечно, как он раньше этого не понимал!

Потрясённый глубиной собственного проникновения в тайны бытия, Сева ощутил вдруг сладкое блаженство и, следуя какому-то необъяснимому внутреннему импульсу, встряхнулся всем телом и с разбегу прыгнул на кровать. Он лежал там, зарывшись головой в подушку, и стонал от непонятного, охватившего всё его существо восторга, как будто в руках его оказались ключи от всего мироздания. Каждый вдох и каждый выдох вызывал в нём чувство удивительной сопричастности какой-то высшей неведомой силе, которая живёт в нём и делает из него – творца. Которая наделяет всю его жизнь высшим смыслом. Он молча смеялся от счастья не в силах даже озвучить эту свою радость.

Раздался сигнал, и на хозмониторе появилось изображение его очередной подружки Юлечки. Они сблизились не так давно. Юля работала на телевещании уже много лет, она вела программы, посвященные научным достижениям. На работе её ценили как хорошего и надёжного специалиста. Рейтинг её был один из самых высоких среди коллег, почти в полтора раза больше, чем у Севы. При этом она была всего на год его старше. В искусстве любви ей, конечно, трудно было найти равных, но характер у неё был несколько неуравновешенный. По временам, она могла подолгу тараторить обо всём подряд, причём её совершенно не беспокоило, интересны ли её соображения собеседникам, она даже не требовала никакой обратной связи. В иные моменты она вдруг замыкалась, уходила в себя, переставала реагировать на вопросы, прикосновения. Особенно часто такое случалось с ней после занятий сексом. Эти «отключки» порой могли длиться час и более. Несколько прошлых её партнёров предупреждали Севу об этом в самом начале их знакомства, но он как-то сразу не придал этому особого значения. Впрочем, даже и после того, как он пару раз стал свидетелем этих странных «колебаний настроения», его это особо не обеспокоило. Ему это даже где-то нравилось. В эти моменты лицо Юли преображалось, она как будто улетала куда-то далеко-далеко.

Юля внимательно осмотрела весь Севин блок и, обнаружив Севу лежащим на кровати, обеспокоено поинтересовалась:

– Севочка, милый мой, что случилось, что с тобой? Ты себя хорошо чувствуешь?

– Замечательно! – Сева перевернулся на спину, раскинув руки. Его немного раздражала Юлина привычка включаться, не дождавшись его ответа. Хотя он ведь сам выдал ей на это доступ.

– А что это ты валяешься? Что делаешь? – с лёгким подозрением поинтересовалась Юля.

– Я думаю о смысле жизни, – блаженно признался Сева и чуть слышно добавил, – и о свободе… – и, хотя Юля расслышала эти его слова, она их не поняла.

– А мне говорил, что будешь генетикой заниматься; выходит, обманул? – хихикнула она. Потом подумала и добавила, – о каком ещё смысле, зачем тебе это? Милый…

– Всё нормально, Юль, – заверил её Сева, испугавшись, что чуть было не проговорился, – всё в порядке. Я вчера купил себе все чайные дела. Вот, изучал церемонию. А теперь решил отдохнуть…

– Хитрюля! – восхитилась Юля, – а что же ты меня не позвал чай пить, отдохнули бы вместе? – и она сладостно подмигнула Севе из монитора. – Я сейчас спущусь к тебе…

– Стой, стой, подожди, – Сева сел на кровати и уставился в монитор, – сейчас не надо, давай потом, сейчас у меня дело, мне нужно уйти, ненадолго, я скоро вернусь и тогда —увидимся…

– Что-то ты темнишь, – обиделась Юля, – куда это ты собрался? Давай я с тобой пойду?..

– Юля, что за бред, – возмутился Сева, – перестань, пожалуйста. В конце концов мы – свободные люди, что ты как маленькая, я не знаю…

– Ах, вот ты про какую свободу, – в голосе Юли засквозили истерические обертона, – теперь понятно. Так бы и сказал сразу. Ну и пожалуйста, раз ты так хочешь… Будь свободен! – и она выключилась.

Сева вздохнул полной грудью и… ничуть не расстроился. Две недели их близкого знакомства как раз уже истекли, а о «продлении» Юлиного срока Сева даже и не помышлял. Подобный исход его вполне устраивал. Он включил Юле блокировку на вход и вздохнул с облегчением.

Однако блаженное состояние, в которое он погрузился было незадолго до разговора, куда-то улетучилось. Он огляделся и вспомнил о том, что и в самом деле собирался весь день заниматься генетикой. Он принялся перебирать в уме все те доработки, которые хотел внести в свой проект еще вчера, но вдруг поймал себя на мысли, что погружаться в это сейчас у него нет ни малейшего энтузиазма. Вместо этого он решил пойти прогуляться.

Пока он одевался и собирался, снова раздался сигнал вызова и монитор попросил разрешения на вход. Это был Олег Прямов. Сева обрадовано и даже слегка взволнованно нажал на клавишу ответа.

– Приветствую, Севастьян! – радостно заулыбался в мониторе Олег, поправляя очки, – Ну как ты, дружище?

– Да ничего, спасибо, – отозвался Сева с тёплым умилением, – много думал сегодня, разные мысли в голову лезут… А ты как?

– Да, тоже в порядке; почти не спал, но бодр и свеж, сам себе удивляюсь. Я был сегодня в библиотеке и выудил пару интересных книжек, а теперь, вот – с работой покончено, и я подумал… Может увидимся?

– Я с радостью, – признался Сева, – как раз собирался выйти на воздух, даже оделся уже.

– Замечательно, – обрадовался Олег, – давай встретимся на бульваре?

– Договорились!

Сева выбежал из жилблока, и уже через несколько минут они с Олегом радостно жали друг руки и заговорщически перемигивались на немноголюдном заснеженном бульваре, в том самом месте, где расстались вчера ночью. Совершенно безо всяких для того оснований, эти два человека, которые только вчера познакомились, сегодня чувствовали друг к другу странное, глубокое и интимное расположение. Впрочем, они и не задумывались об этом, но просто текли как река, однажды разошедшаяся на два потока, которые затем снова слились в единое русло.

Сева принялся было в захлеб рассказывать Олегу о своих утренних размышлениях и о том благостном чувстве, которое охватило его, при этом, однако, он всё время посматривал на своего друга, стараясь не выходить за рамки конспирации. Олег внимательно и с интересом слушавший Севин рассказ, улыбался куда-то в глубину своего существа, узнавая себя самого в этом сбивчивом и не вполне осмысленном повествовании, как ученик старшего класса порою испытывает немалое удовольствие, решая вместе с младшим учеником какую-нибудь его задачку.

Сева закончил рассказ, и друзья некоторое время молча шли по зимнему бульвару. Наконец Олег сообщил:

– Я с тобой совершенно согласен в том, что смысл нашей жизни состоит именно в творчестве, однажды я понял это также как и ты сегодня. Но я пришёл также к выводу, что следует различать истинное творчество от механического, так я для себя это обозначил. Понимаешь, ведь в наш век, когда энергетический ресурс практически неограничен, творчеством может заниматься всякий. Однако далеко не всякий творческий труд может соответствовать тому высокому идеалу, который ты сегодня осознал, как смысл человеческой жизни.

– Что ты имеешь в виду, – не сразу сориентировался Сева, – ты хочешь сказать, что не все люди в наше время могут быть заняты творчеством?

– Это – да, – согласился Олег, слегка ухмыляясь и глядя поверх очков куда-то вдаль, – но дело не в этом. Понимаешь, любое действие, которое приносит некий конкретный, окончательный результат, и заканчивается в момент достижения этого результата – это, как мне кажется, не есть творчество в полном смысле этого слова. Даже если для постановки задачи и её реализации тебе понадобилось некоторое воображение, фантазия, всё равно; если ты связываешь свою деятельность с обретением чего-то и останавливаешься, когда получаешь то, что хотел, то это правильнее было бы назвать «работой», «заслугой» или как-то так. Например, сделал дело – получил деньги. Творчество же, как мне кажется, это нечто большее. Когда ты действуешь ради самого действия, не ограничивая себя ожиданием конкретного результата. Когда само действие, а вернее – само созидательное усилие становится целью, а не результат этого усилия…

– Интересно ты подходишь к этому вопросу, – задумчиво согласился Сева, – я ещё не успел даже так далеко зайти… Но во всяком случае у каждого человека в наше время есть возможность творить…

– Как ты считаешь, «Костис Мутантис» – это настоящее творчество? – ехидно поинтересовался Олег.

– Ну, кончено, разумеется. Ведь это… – тут Севу охватили сомнения, и он осёкся. – А разве нет?

– Я не хотел бы навязывать тебе своё мнение, – с важным видом Олег поправил очки на носу, – но я считаю, что это не совсем… как бы это выразиться… не совсем то. В наш век генетика, конечно, достигла небывалых высот, но все эти лианы… по большому счёту, это всё лишь демонстрирует ограниченность ума современного человека. Ведь все эти разработки никак не способствуют прогрессу, эволюции, они замкнуты сами на себя. Понимаешь, можно наплодить ещё массу различных генетических мутантов, но всё это в конечном итоге ведёт лишь к вырождению одних биологических форм и замены их другими, а сути это никак не меняет.

– А суть – это что? В данном случае? – недоумённо поинтересовался Сева.

– Ну, вот, например, грибы бессмертия – это может стать реальным прорывом. Это уже не просто генетика ради забавы, это цивилизационный прорыв, шаг в будущее, – гордо и многозначительно констатировал Олег.

– Ты правда веришь, что такое возможно? – Сева изумленно и недоверчиво посмотрел на товарища снизу вверх.

– Иначе нет смысла всем этим заниматься, так я считаю. Ведь если мы говорим об истинном творчестве, а не просто о каком-то там… хобби. Я только с этой целью занимаюсь своими грибами. По-моему, это действительно достойная задача, а все эти травки, фруктики, корнеплодики… Глупость это всё, по большому счёту, бессмысленная трата времени и сил. И никакое это не творчество, а скорее наоборот…

Сева задумался. Он вспомнил, как три года назад он впервые заинтересовался генной инженерией, как изучал технологические основы этого процесса, посещал виртуальные курсы, делал свои первые попытки. Как родилась у него идея создать свой первый проект, «Золото Земли», и сколько сил – и денег – было вложено в его организацию. Конечно, по большому счёту, Олег был прав: весь этот проект с точки зрения биосферы не имел особого значения. Но вложенная в этот труд фантазия, усилия, время, и тот результат, к которому в конечном итоге удалось прийти, не могли быть напрасными.

– Знаешь, – заключил он, наконец, – а по-моему, любой результат – это лишь промежуточный этап. Ты достигаешь чего-то, но там, дальше, открывается новая перспектива, которая раньше была тебе не видна. Идёшь дальше, снова подходишь, вот уже вроде бы всё, держишь его в руках, а – нет, там дальше снова простор для творчества… Не может же быть, чтобы все люди, или подавляющее большинство, работали напрасно.

– Конечно же нет, – тут же согласился Олег, – но для этого необходима изначальная постановка более высокой цели. Такой цели, которую нельзя достичь никогда, к которой можно идти без конца…