Сын Монетного

– Отец! Надо заниматься скупкой не здесь в Якутске, а прямо на местах, на севере- там где пушнина добывается. Это позволит нам отсечь всех посредников и скупать по более низкой цене. Причем надо не только скупать, а обменивать на нужные промысловикам товары. И делать это надо в факториях, которые мы откроем на севере повсеместно. А пушнину предлагаю продавать не в Хабаровске, а напрямую американцам и англичанам! А для этого предлагаю отправить меня в Москву и Петербург для проведения переговоров…

Старший Никифоров пытливо посмотрел на Гаврила, затем стал теребить свою жидкую бородку на своем длинном морщинистом лице.

Но гнев, вызванный тем, что его сын вспомнил тот случай с сенокосчиками, не отпускал его. Досада на односельчан сидела внутри и свербила его. Наконец старик прервал свои раздумья и начал говорить короткими рублеными фразами:

– Это большой риск! Мне надо подумать. Пятьдесят тысяч рублей золотом- это большая сумма денег. А я не хочу прогореть! Сейчас меня зовут Василий Монетный, а я будут звать «Василий Бесштанный». Хватит на сегодня- я устал. Езжай к себе домой!

Гаврил ничего не говоря, развернулся, сел на коня и поехал к себе домой. Ожидавшая дома Мария по осанке мужа и по его угрюмому взгляду поняла- старик отказал. Мария ничего не сказала, лишь погладила мужа по руке. В ответ Гаврил посмотрел ей в глаза и сказал:

– Ничего. Я все равно найду выход!

В это время Манньыаттаах, подкинул дрова в камелек, поковырял в нем углями и ушел в себя думами. Огонь благодарно принял новую порцию поленьев и заиграл веселыми бликами на лице у старика.

Василий Сергеевич решил заняться своим любимым вечерним занятием- протереть и посчитать свои ненаглядные золотые монеты. Он крадучись подошел в угол своей комнаты, куда никому не разрешал входить без разрешения. Из незаметного глазу углубления за камельком достал свой сундучок обитый железом. Сгорая от нетерпения и вожделения, открыл замок сундука ключом, который всегда носил на шнурке у груди.

Завораживающий блеск золотых монет осветил жилище Василия Манньыаттаах. Бережно Василий разложил суконное полотно на столе и стал раскладывать золотые монеты, укладывая их рядами и столбиками в соответствии с номиналом и годом чеканки. Затем большими кистями своих рук стал поглаживать монеты и наводить суконной тряпочкой блеск на них.

Пятирублевые монеты с изображением Александра III на аверсе шли в верхний ряд. Ниже выложил новенькие николаевские империалы с номиналом десять рублей и полуимпериалы по пять рублей. Самый нижний и длинный ряд состоял уже из трехрублевых золотых монет.

Этот блеск и гордые профили императоров успокаивающе действовали на Василия Сергеевича. Он бережно натирал монеты и думал о встрече с сыном.

«А сынок то мой хорош! Кого угодно может убедить- далеко видать пойдет!». Он перебирал эпизоды своего разговора с сыном и уяснил для себя- Гаврил не отступит, пойдет до конца. Когда долго занимаешься коммерцией, то поневоле становишься знатоком человеческих душ.

Несгибаемое упорство сына всегда удивляло Василия. «И в кого он такой пошел?». Уже в детстве, если Гаврил что- либо хотел, он того и добивался. Даже играя во дворе, своим упорством и настойчивостью умел подчинять своей воле сверстников и ребят, которые были на несколько лет его старше.

– «Мой характер! Только усилился в нем в несколько раз»– ухмыльнулся Василий. «Упорный малый- все равно пробьет свою идею- надо дать ему денег. Должно получится у него- вроде толково все задумал».

Приняв решение, Манньыаттаах удовлетворенно улыбнулся. Затем вытянул свои длинные ноги и, глядя на всполохи огня в камельке, предался мечтам. В этих мечтах Василий Сергеевич видел себя в окружении близких, в нарядных платьях- видел себя главой большого рода, владельцем еще большего количества магазинов, окруженный уважением и любовью…

На следующий день рано утром к удивлению Гаврила и Марии к их двору подъехал сам Василий Манньыаттаах. Он степенно слез с лошади, размял свои длинные конечности и крепкой поступью двинулся к крыльцу дома.

Гаврил не ожидал увидеть отца. И мысли галопом пронеслись у него в голове- «Зачем он пожаловал? Хочет выгнать его из этого дома и отстранить от дел после вчерашнего разговора?». Буря эмоций пронеслась в душе Гаврила, но он совладал с собой и с непроницаемым лицом встретил отца.

Василий Сергеевич, сузив свои большие раскосые глаза, протянул свою ручищу для рукопожатия и, не выпуская руки Гаврила, начал говорить:

– Здравствуй сын! После того как ты уехал я крепко подумал и решил- помогу тебе деньгами. Верю в тебя. Завтра я передам тебе пятьдесят тысяч рублей золотом- дерзай! А еще познакомлю тебя в городе со своими друзьями- большими людьми и известными купцами, которые занимаются пушниной. Готовься- на этой неделе поедем в Якутск…

Гаврил в порыве благодарности крепко сжал руку отца, а потом и обнял отца. Позади стоявшая Мария всплеснула руками- широкая улыбка умиления и радости озарила ее лицо. Она подбежала и тоже обняла старшего Никифорова.

Лицо Манньыаттаах неожиданно подобрело- он растянул свои жесткие губы в улыбке, а глаза зажглись с доброй хитрецой, собрав вокруг себя паутины морщин. Он бодрым зычным голосом стал нарочито покрикивать на молодых супругов Никифоровых:

– Ну хватит о делах! Дайте же мне на внуков своих посмотреть что ли… А вообще- в этом доме гостям чай наливают?!

***

Отец с Гаврилом в своих лучших одеждах с небольшим багажом взошли на пароход, который делал перед Якутском короткую остановку на правом берегу Лены. Пароход вобрал в себя новых пассажиров- поднял швартовы, дал гудок и отчалил, набирая ход.

Судно шло медленно, пеня темно- коричневую воду великой реки. Мимо как в замедленной съемке проплывали песчаные речные острова, густо поросшие тальником и забросанные плавником, еще не высохшим после недавно прошедшего ледохода. Еще совсем недавно здесь с грохотом лезли друг на друга огромные льдины, обдирая кусты на этих островах.

Крики беспокойных чаек, круживших над судном, перемежали звук ударов лопастей о гладь воды.

Каждый оборот больших гребных колес приближал пароход к левому берегу, где все явственней проступали очертания Якутска. Постепенно перед глазами Гаврила стали проступать шпили церквей, крашенные металлические крыши над темными от времени деревянными домами большого города.

Пароход стал постепенно замедлять свой ход и было слышно как матрос на носу судна забрасывает веревку с грузом и выкрикивает глубины.

А на пристани толпилось множество людей- прибытие первого парохода после долгой зимы- это всегда праздник. И на этот праздник пришли самые разные горожане- на деревянном причале было не протолкнутся.

Уже издалека были видны дамы в ярких цветных платьях, чьи головки украшали элегантные шляпки, украшенные искусственными цветами. Тут же рядом с дамами, поддерживая их за руки, стояли франтоватые и набриолиненные кавалеры в темных костюмах.

Толклись вездесущие нищие, просящие подаяние. Их жалостливые причитания перебивались громкими криками зазывал- веселых продавцов пирожками и иной снедью, которые наперебой рекламировали свой товар.

Все смешалось в этой праздничной суете. Люди, соскучившиеся по общению и праздничной толкотне, словно дети радовались на пристани приходу первого парохода в Якутск.

Гаврил с отцом по качающимся трапам сошли с парохода. То тут, то там обнимались и смеялись встречающиеся люди. Услужливая прислуга подхватывала багаж прибывших и быстро уносила с причала. Гаврил с отцом сошли с причала и поднялись на берег, где стояли наготове разномастные повозки, телеги и экипажи. Представительные и громогласные извозчики в сюртуках с надраенными бляхами громко, пытаясь перекричать друг друга, предлагали свои услуги.

Манньыаттаах ни секунды не раздумывая, направился к группе лучших экипажей. Сытые и чистые как на подбор лошади перебирали копытами, готовые сорваться и увезти прибывших хоть за сто верст отсюда.

Отец деловито подошел к одному из экипажей, немного поторговался с владельцем и потом дал знак Гаврилу- едем! Гаврил с отцом забросили свои сумки в повозку и быстро двинулись с речного вокзала в город. Свежая и сильная пара лошадей понесла по улицам города Никифоровых. Отец стал рассказывать его план пребывания в городе.

– Сегодня езжай к себе домой, а завтра надо будет быть на благотворительном приеме у губернатора Скрыпицына. Мы с тобой тоже приглашены. Там соберутся самые именитые купцы Якутии: Кушнарев, Бахарев и другие. Там на приеме и поговоришь- сделаешь им свое предложение.

– По какому случаю прием?– спросил Гаврил, мимоходом разглядывая улицы и горожан.

– Выдумщик он наш губернатор! Решил в провести прием, что сагитировать за свою земельную реформу. И что удумал- то: решил распределять покосы по жребию, без различий на достаток и способности семей. Он здесь уже десяток лет, а все не уразумеет, что нельзя равнять всех чохом. Неужто при распределении покосов нет разницы между мной и нашим наслежным3 алкашом Петрухой?! Я то скошу и продам, а с продажи налоги в губернскую казну заплачу. А лентяй Петруха как сидел на своей печи- так и не сдвинется с места. Ни себе, ни людям. Пришел на нашу голову этот губернатор- либерал чертов,– чертыхнулся Манньыаттаах.

Недовольно помолчав, бросил еще вдогонку:

– А зачем спрашивается- он разрешил политическим ссыльным обучать наших детей?! Мало нам заразы в головах- так еще и эти неблагонадежные дурить будут головы нашим мальцам…

Тем временем экипаж вкатился на центральную Большую улицу Якутска. По центральной улице города, залитой огромными весенними лужами, катились повозки с людьми и товаром. Вот нещадно скрипя и увязая в грязи, катилась повозка с деревянной бочкой с водой, запряженная быком. Водовоз- якут, время от времени бил старого быка, от чего тот лишь немного ускорял свой ход. Городские мальчишки, радуясь приходу весны, запускали щепки- импровизированные кораблики- в ручьи, громко кричали и спорили.

Дамы выгуливали после долгой зимы свои наряды, чинно прохаживаясь по деревянным тротуарам, уложенных вдоль высоких деревянных бревенчатых заборов.

Гаврил Васильевич вернулся в свой дом в Залоге4, а старший Никифоров сразу же вызвал приказчика с подробным отчетом о продажах и выручке. После доклада старик стал распекать приказчика за нерасторопность и ненадлежащий догляд за товаром. Затем, недовольный отчетом, поехал лично проверить наличие товара и проверять кассу.

***

А на следующий день состоялся прием у губернатора. Отец с сыном входили в нарядный и большой дом начальника Якутской губернии. Войдя в парадную, Гаврил изумился роскоши и великолепию губернаторского дома. Множество свечей освещали огромный зал, где гремела музыка, был слышен звон бокалов и оживленный говор.

Вдоль стен были расставлены столы, которые ломились от закусок и вин. Официанты в парадных ливреях споро меняли использованные хрустальные бокалы, серебряные приборы и фаянсовые тарелки на новые. Запах навощенного пола, женских духов, кожи и сигаретного дыма витал в воздухе, возбуждая Гаврила.

Уверенные в себе, нарядно одетые мужчины и женщины сбивались в уже привычные им группы по интересам: известные предприниматели, чиновники, офицеры.

Как только Гаврил с отцом вошли в зал- они сразу же стали объектом пристального внимания всех присутствующих. Гаврил чувствовал на себе эти оценивающие взгляды, которые поначалу смутили его. Но его отец- Василий Никифоров- нисколько не стесняясь своего добротного, но все таки поношенного сюртука, бодрой походкой направился к группе, стоявшей вокруг губернатора. Гаврил, поддавшись примеру отца, гордо поднял голову и последовал за ним.

Губернатор Якутской губернии Скрыпицын стоял в окружении чиновников и громко сетовал на отсутствие опытных кадров, необходимых ему для проведения земельной реформы в Якутской губернии.

Как только Василий Манньыаттаах и Гаврил подошли к окружению губернатора, Скрыпицын оживленно воскликнул:

– А вот и местная знать подошла! Вот сейчас и узнаем об обстановке на местах из первых уст. Василий Сергеевич, что думаете о земельной реформе?

Манньыаттаах, и до этого никогда не отличавшийся дипломатическим характером, прямо заявил:

– Владимир Николаевич приветствую! При всем уважении к Вашей светлейшей особе, считаю эти нововведения лишними- потому что нельзя на общих собраниях распределять землю и покосы по простому большинству голосов. Мнение уважаемых людей улуса или наслега, которые своей сметкой и опытом доказали свою способность к работе- ни во что не ставится.

Окружение губернатора разом замолчало, вперив взгляды в Скрыпицына. Тот немного покраснел в ответ на эти слова и, насупившись, ответствовал:

– Да как вы все не поймете- я пытаюсь принести благо всем! Чтобы каждый житель, каждый селянин мог принять участие в жизни своего наслега. А также имел равные возможности к получению достатка и благоденствия…

Манньыаттаах ухмыльнулся и без всякой деликатности прервал губернатора:

– Есть одна якутская поговорка «Аан дойду аппатын- томторун дэхсилиэн суоха»…

Якуты, которые были в окружении губернатора, не сдержавшись, рассмеялись.

Манньыаттаах нисколько не смущаясь, продолжил:

– Эта поговорка на русский язык переводится, что не сможешь ты один подровнять всех неровностей земли. А проще говоря, непосильная эта задача, уважаемый Владимир Николаевич! И Вы тоже не измените природу человеческую: кто был лодырь- таким он и останется. Что толку менять старый уклад, если он сложился веками…

Губернатор сверкнул глазами на Василия Сергеевича, но справился со своим гневом и несколько театрально обратился ко окружающим остальным:

– Вот так господа! Нет понимания на местах тех преимуществ, которые мы хотим им дать этой реформой…

Василий Манньыаттаах всем своим гордым и несколько вызывающим видом словно говорил: «А что Вы хотели? Вы спросили- я ответил…».

Повисла неловкая пауза. Губернатор оглядел присутствующих, немного подумав, сказал:

– Ладно, господа! Давайте пройдем к столу- на пустой желудок эту тему нам не осилить!

Окружающие чиновники и их дамы облегченно вздохнули, и прошли к накрытым закусками и винами столам.

Подойдя к столу, Василий Манньыаттаах схватил рюмку и стал пробовать закуски. Затем оглядев зал, толкнул Гаврила:

– Вот стоит твой Бахарев! Будь с ним осторожен- скандалеозный он. Тот еще пройдоха и шарлатан!..

Гаврил посмотрел в ту сторону, в которую кивком показал отец. В окружении местных купцов и магнатов стоял рыжеватый подвижный мужчина средних лет. Он хорошо поставленным голосом что- то рассказывал своим собеседникам, на что те громко и заразительно хохотали.

Гаврилу показалось, что Бахарев своими повадками походил на рысь- мягкие и сильные движения, взгляд зеленоватых глаз и повадки хищника, готового в любой момент взорваться и напасть в самый неожиданный момент.

Гаврил подошел к толпе купцов и, дождавшись когда утихнет очередной взрыв хохота, обратился к Бахареву:

– Петр Иванович, приветствую Вас! Меня зовут Гаврил Васильевич Никифоров, сын Василия Манньыаттааха,– лаконично представился молодой человек.

– А, приветствую! Весьма наслышан о Вашей семье,– сказал Бахарев, энергично пожимая сухощавую руку Никифорова.

– У меня есть к Вам деловое предложение, Петр Иванович,– сразу перешел к делу Никифоров.

– Какой Вы быстрый молодой человек! Давайте поступим так- завтра приезжайте ко мне по этому адресу- там и спокойно обсудим,– ответил Бахарев, протянув свою визитную карточку.

– До завтра, Петр Иванович! Честь имею,– сделав легкий поклон, Никифоров отошел.

Глава 2. Становление

Мех соболя являлся одной из основных статей дохода царской казны. В иные годы четверть всего годового дохода Российского государства составляли поступления от продажи пушнины.

Пушнина стала тем локомотивом, который двигал ватагами русских казаков и вел к открытию сибирских земель. Он заставлял казачьи отряды продвигаться все дальше на север и дальше на восток.

И в Якутии основным видом дохода узкого круга купцов стал промысел и продажа ценного меха- в основном меха соболя.

К их числу относился и купец первой гильдии Бахарев Николай Васильевич. Водкой, хитростью и лестью он расположил к себе северных якутов и эвенков. Он брал у них соболей без денег, в кредит, не условливаясь по цене. Накопив партию пушнины, Бахарев продавал затем соболей в Хабаровске и Владивостоке, накручивая сверху двести, а иногда и триста процентов прибыли.

Когда же приходило время расплачиваться с туземцами за поставленную пушнину, у Бахарева падало настроение и он яростно торговался с ними. Обманывая и прижимая каждую копейку.

Бывало и так, что промысловики не могли добиться аудиенции у Бахарева, чтобы забрать свои законные, причитающие им деньги за соболей. И так поступал не только Бахарев, так делали и многие другие якутские купцы, сколотившие себе состояния на «мягком золоте».

Дорогие кожаные диваны, дубовые шкафы и картины в массивных позолоченных рамах- все говорило о богатстве хозяина и его желании произвести впечатление на окружающих. На столе стояла наполовину опорожненная бутылка дорогого шустовского коньяка. Чуть пьяные глаза Бахарева и наполненная коньячная рюмка в его руках говорили о том, что он с утра уже приложился.

– Добрый день, Петр Иванович!– ответил Никифоров, не спеша оглядывая роскошные апартаменты Бахарева.

Бахарев своими рысьими глазами вглядывался в Никифорова. И ничего не ускользало от его придирчивого внимания. Он отметил про себя, что молодой человек следил за собой. Идеально уложенные волосы на голове, ухоженные ногти рук, белоснежная рубашка выдавали в нем человека аккуратного и щепетильного к мелочам.

– Добрый день, Гаврил Васильевич! Чем могу быть Вам полезен?– спросил Бахарев, закончив свой беглый осмотр.

Никифоров помолчал, словно взвешивая каждое слово, и медленно начал свою речь:

– Вы знаете, что я происхожу из известного купеческого рода Никифоровых. Мои родные занимаются продажей скота. Но прибыль в этом виде деятельности недостаточна высока. После нескольких лет размышлений я думал бы заняться скупкой и продажей пушнины…

Бахарев вглядывался в молодого человека и как опытный психолог понимал, что Никифоров настроен решительно. Что- то коробило его в этом молодом человеке. Смутная тревога и раздражение как темные рыбы из омута медленно всплывали в его душе. Тем не менее Бахарев кивнул, как бы одобряя слова Никифорова и склонив голову, продолжал внимательно слушать.

Никифоров замолчал. У него мелькнула мысль- а доверять ли свои сокровенные мысли прожженному торгашу. Немного подумав, он продолжил:

– Видите ли, я размышлял довольно продолжительное время и пришел к выводу, что необходимо заниматься скупкой пушнины непосредственно на местах- на Севере. Это намного выгоднее, нежели покупать ее у мелких оптовиков здесь- в Якутске. В связи с чем, хотел бы предложить Вам не препятствовать мне в организации факторий непосредственно на севере…

Бахарев неожиданно взвился и раздраженно стал выговаривать Никифорову:

– Вы разве не знаете, что это моя епархия?! Я уже на протяжении многих лет занимаюсь скупкой пушнины. Люди знают меня, а я знаю многих, кто занят в этом деле! Я настоятельно не рекомендую лезть на мою территорию…

Никифоров спокойно выслушал гневный выпад Бахарева и спокойным голосом ответил:

– Ну что ж- я ожидал примерно такой реакции. И сейчас Вы не оставляете мне выбора- я начну создание факторий на Севере!

Бахарев схватил со стола тяжелое пресс-папье и сжал его в руках, отчетливо давая понять, что вскоре запустит им в голову Никифорова. Бахарев поборол свое желание кинуть тяжелым предметом в оппонента и визгливым криком перебил Никифорова:

– Пошел вон, щенок! Это моя вотчина и ни с кем я делиться я не намерен!..

Никифоров прощаясь, коротко кивнул Бахареву и с чувством достоинства невозмутимо встал и вышел из апартаментов. Здесь Бахарев не удержался и кинул пресс- папье в закрытую дверь. «Вот щенок! Только вылез из навоза в своей деревеньке, а уже замахнулся ни на кого нибудь- а на меня!..»– подумал Бахарев. Выругался, махом опрокинул в себе рюмку коньяка. Потом немного подумал, налил еще и снова опорожнил в себя. Благородный напиток разлился по телу, согревая и давая успокоение Бахареву.

***

– Ну и как- удалось тебе договориться с этим заносчивым жуком Бахаревым?– спросил Василий Манньыаттаах у Гаврила.

– Нет, он отказался. Еще и ругался, что не намерен ни с кем делиться,– коротко ответил Гаврил.

Природа Василия Манньыаттааха была такова, что встречая отказ, он сразу же начинал испытывать азарт и делал как он пожелает, ломая любое сопротивление. И тут он не изменил себе- гневно надулись вены у него на лбу и хищно сузив свои большие раскосые глаза, он бросил сыну:

– Ну и бог с ним! Я тебя познакомлю со своим старым компаньоном- Михаилом Васильевым. Он уже тридцать лет занимается скупкой пушнины на севере- опыта даже побольше чем у этого Бахарева. У него свои места закупа есть и свои поверенные там, на местах.

Гаврил кивнул. Но для того, чтобы победить таких как Бахарев, одних скупщиков на местах было мало. Нужны были большие деньги.

– Отец! Я хочу стать главным скупщиком пушнины в Якутской губернии, а для этого нужны большие деньги. Очень много денег…

По своему обычаю, Гаврил снова ходил большими шагами по комнате. Наконец остановился, хитро сощурившись, улыбнулся и сказал отцу:

– А давай мы возьмем деньги у англичан или у американцев. Это ведь основные и конечные покупатели пушнины. Я договорюсь с ними…

Василий Сергеевич изумленно посмотрел в глаза своему сыну- где это видано, чтобы искусные торговцы англичане вели дела с мелким купчишкой из далекой и забытой богом якутской земли. Немного помолчав, он промолвил:

– Опасную игру ты затеял, Гаврил! Англичане хитры и ловки- не обвели бы они тебя вокруг пальца. Подпишешь с ними договор и останешься им должен по гроб жизни…

Гаврил снова улыбнулся и произнес:

– Отец! Я все взвесил. Да работы и переговоров будет много. Но ничего страшного на самом деле нет. Риск очень большой, но если мы договоримся- никто нас уже не остановит…

Уверенность и спокойный вид сына вселили в Василия Никифорова оптимизм. Он почему- то увидел своего сына снова маленьким ребенком, которого когда- то обижали местные сорванцы. На что маленький Гаврюша грозил своим обидчикам маленьким кулачком и лез снова в драку.

Старик не сдержался- он сделал шаг к Гаврилу и обнял своего сына. Потом, откашлявшись сказал:

– Хорошо, Гаврил! Я тоже все взвесил и предлагаю сделать следующим образом- возьмешь с собой в дорогу партию пушнины, которую наш земляк Бажедонов мне на реализацию передал. И еще- одного я тебя не отпущу. Поедешь с моим старым знакомым- Иван Гавриловичем Васильевым. Он человек авторитетный, большой чиновник и давно уже проторил дорожки в нужные кабинеты в Москве и Петербурге- с ним не пропадешь. Опять же познакомит тебя со своими друзьями- влиятельными купцами и предпринимателями …

***

Никифоров пропал из Якутска. Три долгих года его никто не видел. И только его жена- Мария Павловна- знала о том, что он выехав за пределы Якутской губернии, посетил Москву, Санкт- Петербург, Одессу, Сочи.

В своих письмах к своей жене он подробно описывал все свои впечатления и свершения. И в каждом письме писал о своей любви и грусти по своим родным. Писал о том, что благодаря поддержке Иван Гавриловича Васильева он смог наладить связи и войти во многие высокие кабинеты в Москве и Санкт- Петербурге.

Мария Павловна же в ответных письмах писала ему о забавных эпизодах из жизни их детей, о вере в его способности и готовности ждать его из этой затянувшейся поездки. Ведь эта разлука была ради их семьи.

Письма придавали силы Гаврилу Васильевичу и он снова и снова предпринимал попытки найти контакты для сбыта пушнины.

А когда он неожиданно для всех вернулся после своего трехлетней деловой поездки, купеческий мирок встряхнула весть о том, что ему удалось подписать контракт с англичанами на поставку пушнины. Причем не на жалкие десятки тысяч рублей, а на целый миллион!

Из уст в уста передавались новости об удачливом молодом Никифорове, что он не только подписал контракт, но и получил солидный куш, продав всю партию пушнины- свою часть и пушнину Бажедонова.

Гаврил Васильевичу же не терпелось увидеть своих родных. И он, закончив дела в Якутске, выехал к себе домой. Сердце его радостно забилось, когда он увидел Марию Павловну и детей.