Полная версия
Сын Монетного
Ник Хаданцев
Сын Монетного
Якутск- 2025
Посвящается моей супруге Ларисе
и моей маме Анне Николаевне Степановым
Это старое буддийское кладбище стояло в стороне от скоростного шоссе Йокогамы. Благодаря быстрому росту экономики Йокогама хорошела- вытягивалась ввысь и в ширину. Динамично растущему городу требовались все новые территории для застройки. По замыслу отцов города на месте этого заброшенного кладбища планировалось построить многоэтажный торговый молл, который бы удовлетворял растущие потребности жителей Йокогамы.
Кладбище было уже обречено. И как старое дерево падает, своим разложением давая жизнь молодым побегам, также и это заброшенное кладбище с истлевшими останками давно живших людей, должно было быть закатанным под асфальт и бетон.
Среди поросшего буйной растительностью кладбища стояли почерневшие от времени памятники, неизвестно когда и кому поставленные. На надгробьях чаще были видны иероглифы, а изредка попадались могильные плиты, на которых кириллицей были высечены имена и годы жизни усопших. Буддийские монахи монотонно пели, воздавая слова благодарности Всевышнему за его мудрость и проницательность. Напевая низкими утробными голосами, они размеренно крутили молитвенный барабан и звенели колокольцами.
В ворота кладбища вошла пара. По внешнему виду европейцы- высокий статный мужчина с красивой загорелой девушкой. Они негромко переговаривались между собой на испанском.
Под монотонное пение служителей Будды они стали медленно осматривать старые замшелые могильные камни. Монахи не обратили на эту пару никакого внимания- мало ли людей заходит на старое кладбище? Может решили попрощаться со своими родными до его окончательного сноса.
Наконец мужчина, в чертах которого отдаленно угадывались азиатские черты подошел к одному из служащих и на ломаном японском сказал:
– Здравствуйте! Мы подданные Аргентины- и приехали проведать своих родных. Меня зовут Базилио, а это моя дочь. Где- то здесь захоронены мои отец и дед. Азиаты, с фамилиями Никифоровы. Не японцы, а как вы говорите- гайдзины…
Служащий посмотрел на эту странную пару- по виду европейцы. Говорят, что приехали сюда из Латинской Америки. Ищут каких- то азиатов- гайдзинов. Но ни один мускул не дрогнул на его лице. Он кивнул в знак того, что все понял и повел их в самый отдаленный уголок кладбища. Вскоре он подвел пару к скромному могильному камню, на котором было высечено:
«Никифоров Гаврил Васильевич- Манньыаттаах уола.1 1871- 1964».
Могильный камень давно покрылся зеленым мхом и был густо засыпан давно увядшими листьями. По заржавелой оградке и давно увядшим цветам было видно, что давно никто не приходил к этой могиле поклониться. Некому было привести эту могилу в порядок, принести цветы и всплакнуть над прахом усопшего.
Выцветшая маленькая фотография широкоскулого мужчины- азиата с волевым подбородком смотрела с серого надгробья. Время безжалостно- оно поработало над этим изображением, но оно не стерло выражение умных и проницательных глаз усопшего.
Мужчина склонился и своими большими пальцами стал убирать пожухшие листья с могильного камня. Потом протер лицо на фотографии и произнес на чистом русском:
– Здравствуй, дед! Мы с твой правнучкой пришли к тебе…
Под речитатив буддийских монахов и мелодичное постукивание колокольчиков, мужчина замолчал.
Наконец девушка, которая с любопытством рассматривала фотографию мужчины- азиата, нарушила молчание:
– Папа! Это кто? К кому ты обращаешься?
Мужчина приобнял девушку и медленно сказал:
– Доченька, этой твой прадедушка!
Девушка, тряхнув прядями каштановых волос, недоуменно посмотрела на мужчину и выпалила:
– Как прадедушка и почему он находится здесь, в Японии? Может хватит этих тайн- не пора ли мне рассказать о моем неизвестном прадедушке?
Мужчина наморщил свой лоб, озадаченно погладил волосы у себя на голове и тихо начал говорить:
– Доча! Пришло время рассказать тебе о нем. Так слушай- твой дедушка из России, из далекой северной губернии, которую называют Якутия. Деда твоего зовут Гаврил Никифоров и был он из рода якутских купцов и богачей…
Глава 1. Начало
Нет ничего ожидаемей и лучше на всем белом свете, чем приход весны после долгой и суровой зимы. Бык зимы, потерявший оба рога, еще сопротивляется- холод приходит по ночам, подмораживая за ночь улицы и дома. Но его сопротивление с каждым днем слабеет- восторженно по утрам щебечут пичужки, а солнце утром начинает слепить, словно понуждая все сущее к пробуждению. Недаром говорят, что чем там, где бывает так длинна и сурова зима, оживление природы воспринимается с особенным чувством.
Наконец она пришла- долгожданная весна, наполненная журчанием ручейков и запахом оттаявшего снега. Пришла весна и на родной алас2 Манньыаттах уола- Гаврила Васильевича Никифорова.
Пара ребятишек- мальчик семи лет и девочка пяти лет- шли по еле видной тропке, которая то исчезала совсем, то снова указывала направление пути. По обочинам тропинки рваными кусками лежал ноздреватый снег, а на оттаявших участках, среди жухлой прошлогодней травы появлялись первые робкие подснежники. Нежный цвет подснежников, подсвечиваемый ярким весенним солнцем, как будто говорил: «Конец зиме! Да здравствует весна!».
Мальчик быстро шел впереди, время от времени оглядываясь на маленькую девочку, которая, оскальзываясь на весенних лужах, бежала за ним. Ее маленькие торбаса, одетые на босу ногу, давно промокли и тяжелым грузом болтались на ее худеньких тонких ножках.
– Вася! Ну подожди же ты…– хныкала девочка и сжимая в руке букетик пожухших подснежников.
– Эй, сестричка! Ну иди же ты быстрее! Не успеем к ужину- мама будет недовольна,– хмурясь, отвечал ей мальчик. Он остановился и стать поджидать девочку.
В лесу начинала кипеть жизнь- бегали голодные и веселые бурундуки, дятлы деловито выводили свои барабанные мотивы, а над аласами плыли к северу косяки перелетных птиц. А дети, взявшись за руки, торопливо шли по тропинке, пыхтя и поскальзываясь в весенние лужи.
Наконец впереди завиднелись жилые строения и дети вприпрыжку побежали в их сторону.
– Вася! Наденька!– кричала женщина с порога добротного деревянного дома детям, которые вприпрыжку бежали к крыльцу дома.
– Я же говорила вам не уходить далеко от дома!– нарочито сердито начала выговаривать детям беременная женщина с круглым лицом и добрыми темными глазами.
Маленький Вася немного насупился и, выставив грудь вперед, сказал:
– Мама! Отец сказал нам, чтобы мы учились самостоятельности- мы сами собрали сучки и березовые ветки. Вечером папа сделает нам из этих обрезков игрушки- стадо коров и человечков…
Дети помолчали, а потом не утерпев, стали говорить своей матери:
– Мама! Мы такое видели, мы такое видели,…– восторженно наперебой щебетали дети и, перебивая друг друга, рассказывали о том, как много подснежников выросло на поляне, о воздушном бое между чайками и старым вороном над озером.
Женщина быстро оттаяла, погладила по головам детей и мягким голосом сказала:
– Ну хорошо. Мойте руки и идите ужинать- уже давно все остыло…
Дети обняли маму, вручили ей уже поникший букетик подснежников и на цыпочках прошли в дом, где спали их младшие братья и сестры.
После плотного и вкусного ужина, вдоволь насмеявшись и обсудив семейные дела, большая семья Гаврила Васильевича и Марии Павловны Никифоровых стала дружно убираться со стола и готовиться ко сну.
Дрова в большой печи догорали, отдавая жар и бросая последние блики на стены дома. Плача прозрачными восковыми слезами и освещая детскую комнату, горела толстая свеча. Мария Павловна заканчивала на кухне мыть посуду, в то время как Гаврил Васильевич укладывал детей спать.
Гаврил Васильевич Никифоров- Манньыаттаах уола худощавый молодой мужчина с волевым подбородком и умными глазами с любовью смотрел на своих детей. Дети, глядя хитренькими глазами на отца, стали канючить:
– Оте-е-ец! Ну, расскажи нам сказку или интересную историю перед сном…
Гаврил Васильевич, по очереди заботливо погладив головы детей, ответил:
– Вы же уже стали большими- может пора перестать слушать сказки перед сном?
– Ну, отец!.. – разом стали просить дети.
Мужчина задумался и после недолгого молчания ответил:
– Ладно, слушайте настоящую историю. Когда- то, давным- давно, когда еще не было на свете нашего прапрадеда- на нашей земле круглый год стояло жаркое, вечное лето. На этой земле росла невиданная буйная трава, росли высокие деревья и бегали самые разнообразные звери. В этих густых лесах водились гиганты слоны, поросшие шерстью- мамонты. Огромными бивнями они рыхлили землю и рев их оглашал благодатные долины.
Никифоров вскочил и приложив пальцы к лицу и стал изображать мамонта, раскачиваясь из стороны в сторону. Дети с восторгом тихонько повизгивали в своих кроватях, укрывшись одеялами до глаз.
… И жили в это же время древние люди- наши прародители, которые жили родами. Они укрывали свои тела шкурами и жили в пещерах. Охота была их единственным источником пропитания. И мамонты были их пищей…
Мария Павловна, завершив уборку со стола и вытирая руки, неслышно вошла в детскую спальню. В это время дети недоумевающее смотрели большими круглыми глазами на отца и сразу наперебой стали спрашивать:
– Как? Ты ведь говорил, что мамонты были огромными? Как маленький человек мог его убить и съесть?
Гаврил Васильевич рассмеялся и, игриво посмотрев на свою супругу, ответил заговорщицки:
– А вот мама вам теперь ответит на эти вопросы. Я сам от нее узнал про этих диковинных животных…
– Вот хитрец!– воскликнула Мария, улыбнувшись и ласково глядя на мужа и детей. Затем присела на край детской кровати и как заправский рассказчик начала говорить:
– Ну ладно так и быть- помогу нашему папе ответить на этот вопрос. Так вот- угрожающий рост и вес мамонтов не имел значения. Смышленые и находчивые люди заранее находили место с высоким обрывом. Затем стаей окружали мамонтов и воем, громким стуком палок о деревья гнали их к обрыву. Они гнались за мамонтами, кидая в них копья и камни.
Мамонты в панике убегали от настигающих их людей и в конце- концов с разбегу падали с обрыва. Люди добивали мамонтов камнями, бросая их с высоты. Так добытые людьми мамонты становились источником пищи и одежды для древних людей…
Дети заворожено слушали маму, которая плотно укрывая по очереди детей одеялами, заканчивала свой рассказ:
– И теперь далеко на севере люди находят остатки человечьих пиршеств- кости и бивни мамонтов. Которые ваш папа и дедушка скупают и продают… А теперь дети- всем спать!– сказала Мария Павловна стала целовать каждого ребенка в лоб и в детские пухлые щечки.
Но дети еще долго не могли заснуть- разыгравшееся воображение не давало им уснуть. Они снова и снова обсуждали шепотом, как яростно и зычно кричали добиваемые людьми огромные мастодонты. Как охотники в шкурах, издавая боевой клич, мечут камень за камнем в умирающих животных. Уже засыпая дети договорились, что завтра будут играть в охотников и мамонтов. С этими мыслями и образами они погрузились в свои тихие детские сны.
Вскоре стали готовиться ко сну в своей спальне и супруги. Мария Павловна в белоснежном ночном платье у зеркала гребешком расчесывала свои густые иссиня- черные волосы. Лампа с тюльпаном- абажуром отбрасывала мягкий свет на стены их убежища. В то время как Гаврил лежал на их супружеской железной кровати, украшенной никелированными шишечками. Он с нежностью смотрел жена расчесывает волосы и вспоминал как увидел ее в первый раз…
Он помнил каждый момент их встречи в мельчайших деталях- как увидел ее смеющуюся, поправляющей непослушные пышные волосы. Живые и умные глаза этой девушки в белом летнем платье остановились на Гавриле. Он зарделся румянцем и ответил на этот взгляд.
Гаврил слышал о ней от своих дальних родственников- о красавице и умнице Марии Гаврильевой из Павловска. Он неожиданно для себя приблизился к девушке и, сильно смущаясь, сказал:
– Здравствуйте! Я слышал о Вас. Меня зовут Гаврил. Гаврил Никифоров…
Мария рассматривала лицо Гаврила- темно- коричневые проницательные глаза под высоким лбом, острый, выдающийся вперед подбородок и черты лица, словно высеченные из гладкого камня, которые выдавали в нем силу характера и ум. Он понравился ей сразу- в эту же секунду в ее сердце зародилось чувство. Чувство, которое свяжет ее судьбу навсегда.
Она протянула ему руку и живо ответила:
– А меня зовут Мария!
Мария с Гаврилом стали встречаться. Гаврил ждал каждой встречи- желая снова и снова окунуться в эти глаза, услышать глубокий голос своей возлюбленной. Они долго ходили по близлежащему лесу и много говорили. И в разговорах находили так много общего друг у друга. Гаврилу казалось, что у него никого нет ближе по духу, чем Мария. Вскоре они стали понимать друг друга с полуслова.
Общение с ней давало Гаврилу удивительную живительную энергию и радость. Мария была начитана и знала много того, чего не знал Гаврил. Она рассказывала ему о других странах, нравах других народов. О новых открытиях и инженерных чудесах. Словно границы мира раздвинулись у Гаврила, выходя далеко- далеко за пределы его родного аласа.
Ему неожиданно захотелось жить, дышать полной грудью и радоваться каждому прожитому дню рядом с ней. И каждый раз он ловил себя на мысли, что он хотел быть рядом с этой девушкой. Чтобы она утром просыпалась рядом с ним, ощущать тепло рук и запах травы в ее волосах.
Вскоре они не могли скрыть от своих родных, что встречаются. Спустя полгода после их первой встречи родные Гаврила Никифорова поехали свататься к родителям Марии…
– Хорошо что мы приехали погостить к моим родителям. Дети воздухом дышат… О чем задумался, дорогой?– спросила Мария, неторопливо расчесывая волосы.– Ты сегодня весь день какой- то задумчивый.
– Знаешь, я давно думал и очень долго все взвешивал- и теперь хочу с тобой поделиться своими мыслями…,– Гаврил замолчал, собираясь с мыслями и затем стал говорить:
– Я все время наблюдал как мы торгуем и ведем свои дела. Нужно меняться и торговать по- новому…
– Почему же?– спросила Мария и заинтересованно посмотрела на мужа.
– Я понял, что скоро вряд ли у нас будут покупать скот в Бодайбо. Скоро наладится дорога к приискам и со всей России туда будут возить мясо и другое продовольствие. Мы с нашими ценами будем уже работать себе в убыток…
Мария отложила в сторону гребешок и легла рядом с Гаврилом. Она оперла свою голову локтем и стала внимательно слушать мужа.
– Поэтому нам надо больше заниматься пушниной. Причем заниматься не так, как это делаем мы сейчас- закупаем в Якутске или близлежащих улусах, а потом сдаем русским купцам в лучшем случае во Владивостоке. Надо скупать пушнину самим прямо там- на севере, а потом продавать ее напрямую англичанам, американцам и японцам…
Мария восхищенно смотрела на своего мужа и потом, погладив его по голове, тихо сказала:
– Я всегда знала, что ты больше чем церковный староста! Я это поняла, как только увидела тебя. Ты у меня умный и сильный духом и я знаю- тебя ждет великое будущее..
Гаврил благодарно посмотрел на Марию и обнял ее. Это время было любимое время супругов Никифоровых. Эти краткие моменты – когда дети ложатся спать и можно спокойно, обнявшись под теплым одеялом, поговорить. Именно в эти моменты он доверял супруге свои самые сокровенные чувства и мечты. С ней ему не было нужды прятаться или что- то утаивать. И сейчас он стал ей говорить то, что не мог или стеснялся говорить кому- либо еще:
– Я это все понимаю, но мне немного страшно сказать об этом отцу и нашим родственникам. Вдруг они не поймут или засмеют…
Мария привстала с подушки и глядя в глаза Гаврилу воскликнула:
– Ты умный, ты вдумчивый и говоришь правильные вещи! Никогда не сомневайся и иди вперед. В любом случае знай, что я люблю и верю в тебя…
– Но мой отец…– пытался было возразить Гаврил. Но Мария не дала ему договорить:
– Твой отец всегда тебя поддерживает! Поддержит и сейчас. Но он экономит на всем- зачем- то копит и копит деньги. При этом умудряется бахвалиться, что золотых и серебряных монет ему хватит, чтобы на каждый шаг лошади он может стелить этими монетами непрерывно на тридцать верст от местности Асыыкай до Ярмонского берега р. Лены! Не зря ему дали это прозвище Василий Манньыаттаах- «Монетный Василий». Но нужно смотреть дальше- на год, на несколько лет вперед. Только так можно расти и развиваться дальше…
– Он, как и любой нормальный купец, не торопится говорить сразу «да». Сказал, что ему нужно время на обдумывание,– парировал Гаврил.
– Ты же сейчас в его тени! Даже прозвище тебе дали- Манньыаттаах уола. «Сын Монетного»! Как будто у тебя нет своего имени и ты вечно будешь ходить как подпорка своего отца…
Гаврил в ответ на эти слова нахмурился. Мария сразу поняв, что задела тонкие нити в душе у Гаврила, уже смиренно продолжила:
– Надо тебе с ним поговорить. Езжай к нему- обсуди. Я думаю, что он все- таки выслушает тебя и поддержит…
– Спи родная! Утро вечера мудренее,– лишь ответил Гаврил.
За стеной тихо посапывали их дети и домочадцы. Печь догорала, бросая тусклые блики на пол их дома. Мария заснула, а Гаврил еще долго не смог сомкнуть глаз, думая о предстоящей встрече со своим отцом.
Уже несколько поколений Никифоровы занимались тем, что растили скот, а затем с выгодой для себя продавали его золотопромышленникам в Бодайбо. Этот порядок не нарушался уже десятилетиями.
Гаврил же давно думал о том, что продажей скота себе имя не сделать и подумывал заняться масштабной скупкой и продажей пушнины. «Только большая торговля пушниной могут дать мне признание и силу!»– твердил себе Гаврил.
Еще зимой он предложил отцу начать дело по новому- поставить его на широкую ногу. Но осторожный старик все время уклонялся от этого разговора.
И вот спустя уже почти три месяца после первого разговора, Гаврил снова решил напомнить о своем предложении и убедить своего несговорчивого отца дать ему денег на расширение дела.
– «А ведь жена моя права- даже зовут меня сейчас как «сын Монетного Василия». Нет уж, вечно тенью своего отца я не буду. Открою дело, слава о котором выйдет за пределы нашего края»– эта мысль снова и снова настойчиво оживала у Гаврила в голове.
Он еще долго ворочался он в жаркой постели. Иногда вставал, пил воду и снова ложился рядом с супругой. Наконец и он уснул под утро.
***
На следующий день Гаврил позавтракал, одел свою нарядную одежду и оседлав уже приготовленного коня, поехал на встречу с отцом.
Через некоторое время Гаврил въехал во двор жилища своего отца. Огромный и просторный дом Никифорова- старшего величественно раскинулся посреди аласа. Гаврил неспешно привязал коня к коновязи у дома отца, состоявшего из двух огромных балаганов, примыкавших к избе, срубленной в русском стиле.
Здоровенная сторожевая собака начала лаять, но признав Гаврила, тут же начала вилять хвостом. Навстречу Гаврилу вышел отец. Василий Манньыаттаах- худощавый старик огромного роста, едва не задев дверной проем, вышел на крыльцо. Потертая старая тужурка, такие же виды видавшие штаны и ботинки никоим образом не выдавали в нем предприимчивого и удачливого предпринимателя.
Манньыаттаах обнял своими большими ручищами Гаврила. Прижал к себе и похлопал по спине. Потом с высоты своего двухметрового роста посмотрел любящим глазами на сына и сказал громоподобным голосом:
– Доробоо, мой дорогой единственный сын! Заходи в дом- попьем чаю. Чувствую, что неспроста ты приехал,– сказал Манньыаттаах, жестом приглашая сына пройти.
Гаврил вошел в дом с земляными полами и закопченными окнами. Тут же была расставлена старая грубая мебель, сколоченная местным наслежным плотником. Все это было сделано давно, еще с самого детства Гаврила и не менялось экономным отцом уже многими годами.
– Отец! Почему ты не хочешь настелить здесь деревянные полы и купить новую мебель? Соседи же уже давно себе построили современные и удобные дома,– спросил Гаврил.
– Аа! Ник чему мне все эти роскошества! Жил так всю жизнь и дальше проживу,– махнул длинной костлявой рукой Манньыаттаах.
Отец налил свежезаваренный крепкий чай Гаврилу и вопросительно посмотрел на Гаврила.
Гаврил откашлялся и твердым голосом начал говорить:
– Отец! Я снова пришел к тебе по своему вопросу- о расширении нашего дела. Как говорил тебе- хочу заняться скупкой и продажей пушнины. Ты не мог бы мне занять денег?– спросил Гаврил у отца.
– Опять ты за свое! Сказал же тебе, что мне нужно подумать,– резко ответил ему Манньыаттаах, вперив глаза в Гаврила.
Гаврил не отвел своих глаз и невозмутимо смотрел прямо в глаза своему отцу. Выдержав тяжелый отцовский взгляд, он примирительно начал говорить:
– Отец! Я же говорил, что хочу дать европейское образование своим детям. Хочу построить большой дом для семьи в Якутске, хочу торговать по всему миру. И единственное, что мы можем предложить миру достойного- это шкуры соболя!
– Гаврил! Там уже занимаются десятками лет другие купцы. И я очень сомневаюсь, что они пустят тебя на свою территорию,– нахмурившись, ответил ему отец.
– Так как торгуют они- это неправильно, а в первую очередь несправедливо. В обмен на спирт и дешевые побрякушки скупают по низкой цене у добытчиков пушнину. Спаивают людей да и еще и обманывают их на каждом шагу!
Старик ухмыльнулся, пошевелил своими густыми кустистыми бровями и ответил сыну:
– В этом и есть смысл торговли, сынок! Не объегоришь- не будет тебе прибыли…
– Я помню как ты объегорил своих сенокосчиков… И кто от этого выиграл в конце концов?– уколол отца Гаврил.
– Они были лентяи и дармоеды! И зря ты пошел с ними на мировую в суде- не надо было им ничего платить!– вспылил Манньыаттаах. Те старые злость и досада, и так не затухающие внутри Василия, полыхнули как разворошенный костер. У старика снова в памяти воскресли в памяти события тех дней и он ожесточенно сказал:
– Эти неблагодарные людишки никогда не ценили того, что я им делал. Ты же знаешь, что я внес вклад в Областное казначейство пять тысяч рублей золотом и проценты с этого вклада идут на оплату подушевого налога всех жителей нашего наслега? Почти тридцать лет от мала до велика не платят налог- и в ответ мне вот такая благодарность?!
Гаврил понял, что зря он вспомнил этот эпизод. И примирительно продолжил:
– Не сердись отец, но я буду торговать по- другому. Буду торговать честно и это позволит мне собрать под собой всех основных поставщиков и промысловиков,– твердым голосом сказал в ответ Гаврил.
– Хех! Честность это конечно хорошо, но в торговле пушниной обман является основным талантом. Только благодаря этому обману и финтам живут такие, как известные тебе Бахарев, Петров и Окоемов. Даже не знаю- получится ли у тебя делать торговлю мехом в «белых перчатках», по справедливости,– не унимался старик.
Отец, еще не отойдя от этой внезапной вспышки гнева, внимательно стал смотреть в глаза Гаврила. Младший Никифоров встретил этот взгляд и не отводя глаз, снова твердым голосом сказал:
– Отец! Поверь мне- я долго думал на эту тему и мое решение взвешенно. Мне уже почти тридцать лет и я все время под твоим боком. Пора мне вылететь из семейного гнезда и начать свое дело!
Никифоров- старший задумался и немного помолчав, ответил:
– Не знаю. По мне так скажу, что от добра добра не ищут. Мы из года в год продаем скот. У нас есть своя лавка в городе. Конечно лавка небольшая, но она приносит стабильный доход. Если это позволяет делать нам деньги и кормиться- зачем пытаться изменить это?
Гаврил помолчал и ответствовал отцу:
– Как ты не понимаешь отец? Я тебе говорил, что железная дорога пришла к границам нашей губернии и скоро алданские прииски завалят дешевым мясом со всей Российской империи. Надо же смотреть немного вперед. Дальше продолжать поставлять на прииски скот и уповать на то, что так будет всегда- это очень неосмотрительно. А я же хочу продолжить и расширить наше семейное дело- хочу стать знаменитым и известным купцом! Купцом, торгующим с другими странами- купцом первой гильдии. Я еще раз говорю, что хочу продолжить дело нашего рода- известного рода Асыыкай… Только обгоняя конкурентов и расширяясь возможно это сделать- стать торговцами пушниной первой величины во всей нашей губернии! Иначе будем обречены оставаться только в пределах своего наслега, радуясь этому жалкому уровню доходов…
– Мы и так занимаемся скупкой соболей и мамонтового бивня,– как отрезал, ответствовал Манньыаттаах.