Серебряные нити Шардена. Пепел и тис

Мы, сдуваемые лёгким, ненавязчивым ильдевирельским ветерком, что разогнался до двадцати метров в секунду, двигались в сторону Переходного склона. Там старый дом под номером три, весь опутанный плющом, приютил в своём подвале бар с самым идиотским названием, которое когда-либо рождал человеческий мозг. «Тёмная Петрушка» – настолько странное словосочетание, от которого хочется либо смеяться, либо плакать.

Но, справедливости ради, раз ему доверился сам Магистр…

Я пожалела, что не взяла шарф, завистливо глянув на Эльсу, чью шею обнимал пушистый и мягкий красный палантин Имитра. Надо как-то уже приспосабливаться одеваться по погоде. Да и плащ сегодня надела тонкий, не такой, как мой любимый серый… и карманов в нём поменьше. Ладно. Красота требует жертв.

– Ну и где эта петрушка? – Эльса клацнула зубами, обняв себя за плечи.

– Хороший вопрос… А, вот! – я зябко передёрнула плечами и ткнула пальцем в кирпичную арку, что пряталась между двумя лавками: одна торговала какими-то музыкальными инструментами, а другая – кристальными булочками, от запаха которых живот предательски напомнил о своём существовании. Мы шагнули в арку, под вывеску с веточкой петрушки. Надеюсь, в этой Петрушке будет, чем перекусить. Вообще, петрушка обычно использовалась как подношениё мертвым и символизировала смерть… почему владелец решил выбрать именно эту траву?

Народу вокруг – тьма тьмущая! Журналисты – с армией тенеглассов наготове, с блокнотами, тетрадями и записными книжками. Одна бойкая девушка в огромной шляпе цепко ловила случайных посетителей из очереди, тыча им в лицо тенегласс и спрашивая:

– Шарденская Галка! Скажите честно, по шкале от одного до “спаси и сохрани”, насколько вам страшно спускаться в бар, где совсем нет света? Считаете ли вы это приличным?

Девица в меховой накидке с вырезом до пупка пыталась пройти как «специальная муза заведения» – и получила в ответ равнодушное «все музы стоят в очереди». Двое лигатов, стоявшие поодаль, очень напряжённо о чём-то шептались, периодически поглядывая на лестницу вниз так, будто она могла напасть первой. И даже пожилая пара с большим белым котом в корзине, что флегматично наблюдал за происходящим, стояла у входа, и женщина – в вязаном пончо с вышивкой луны – ворчала:

– Света нет, сомнительное место, а внуки прутся! Что за мода пошла такая странная? – кот вторил ей ленивым мяуканьем и широким зевком, а седовласый мужчина рядом с ней покачал головой. Пара ретировалась, тихо переругиваясь о нравах нынешней молодёжи.

А очередь, тем временем, собралась и правда огромная.

– Что делать будем? – насупилась Верин, оглядывая людское месиво, в котором слышался и мехаэрийский акцент, и визгливый смех, и чьё-то крайне вдохновенное исполнение стиха о полыни.

– Хороший вопрос. – вздохнула я. Плана на такой исход событий у меня не было. Может, отправить тенегласс Маг…

И тут дверь в подвал приоткрылась – чёрная, массивная, с обитой металлом кромкой. Очередь притихла, завороженно наблюдая за явившимся усатым мужчиной. Тощий, в бархатном жилете цвета красного вина, с закрученными усами и серебряными серьгами в обоих ушах. Он окинул столпотворение профессионально-ленивым взглядом… и резко остановился на нас с Эльсой. Лицо у него вспыхнуло узнаванием, и в ту же секунду откуда-то сбоку – будто вынырнул из воздуха – к нам подскочил Ирис.

– О, ну наконец-то! – он едва не обнял меня, но в последний момент лишь театрально прижал руку к груди. – Еле нашёл вас здесь.

– Они, – усач оживился, заметив Ириса и отстёгивая бархатную чёрную ленту, что загораживала спуск к лестнице. – Специальные гости. Проходите, вас уже ожидают.

Талькар пропустил нас вперёд, и мы поспешили к лестнице, проталкиваясь через возмущённый народ. Очередь наперебой заволновалась, особенно те, кто простоял с самого открытия.

– Это что за «они» такие?

– Я тоже специальный! У меня отец в совете печатников!

– А ну, не лезь, шапка лимонная!

Начала завязываться потасовка, и лигаты, стоящие поодаль, начали подбираться ближе. Эльса не преминула возможности подмигнуть какому-то длинноволосому симпатяге в очереди. Усач, проходя вперёд нас, учтиво открыл дверь, пропуская меня и Верин. Внутри была тьма. Не метафорическая, а самая что ни на есть настоящая. Свет был, но совсем минимальный: редкие свечи в нишах стен, будто случайно позабытые кем-то. Некоторые горели тускло-зелёным. Другие – плавились черным воском, источая горьковато-пряный аромат, похожий на заваренный травяной настой. Свечи на чистку от негатива. Отлично, мне уже нравится.

«Тёмная Петрушка» оказалась самым настоящим лабиринтом. Усач вёл нас по темноте, постоянно петляя и заворачивая. Я мало что различала в этой непроглядной тьме – лишь сводчатые потолки, но низкие, почти касающиеся макушки. Столы – разномастные, явно принесённые с разных мест: где-то мраморный круглый, где-то грубый деревянный с прожжёнными дырами. Вместо стульев – подушки, мягкие тюфяки, скамейки, заваленные пледами. Словно кто-то вытряхнул чердаки десяти бабушек и приволок найденный скарб сюда. Новой мебелью здесь не пахло совсем. Пахло… весьма приятно. Мокрым камнем и вкусной едой, смешанной с табаком.

Глаза чуть привыкли к отсутствию освещения тогда, когда мы вошли, видимо, в основной зал, в котором было невероятно многолюдно. За деревянной барной стойкой огромная женщина с ярким макияжем и интересной родинкой над губой что-то колдовала над фиолетовым, в тон её платью, напитком. Вокруг её головы короной была заплетена толстая коса из тёмно-каштановых волос. Перед ней сидел ярко-рыжий мирид в смешных сапогах и шляпе с пером, который как-то грустно хлебал из грубой оловянной чашки… молоко? Интересно. Рядом, опершись локтем о стойку, уныло вещал о чём-то барменше какой-то весьма симпатичный мужчина, но с уставшим и понурым лицом. Та понимающе закивала, пробасив ему что-то в ответ. Эльса впереди меня удивлённо хмыкнула, заслышав её голос.

Неподалёку, в углу, кто-то наигрывал что-то печальное на струнном инструменте, похожем то ли на лютню, то ли на арфу. Я, следуя за Эльсой, чуть не врезалась в мужчину с крюком вместо левой ладони, что отвечал за вторую часть музыкального сопровождения, исполняя драматичное произведение на пианино. Музыкант зло зыркнул на меня из-под широкополой треугольной шляпы, и я поёжилась, ускорив шаг. В спину, вместо ругательств, которых я ожидала, мне вдруг донеслось его пение – надо сказать, очень проникновенное, красивое и мелодичное. Ирис позади меня присвистнул, начав тихо подпевать песне, которую он, видимо знал.

Мы прошли мимо гоготавшей группы студентов в тёмных мантиях, чей стол был завален бокалами, бумагами и чертежами с алхимическими схемами. Рядом спорили двое пожилых мужчин, и у одного на плече сидел… ворон? Народу было тьма. Теперь стало понятно, почему никого не впускали – потому что было просто некуда!

– Вам сюда, – наконец, коротко бросил усач, открывая практически незаметную дверь в конце зала. Мы вошли в и без того маленькую комнатку, которая при нашем появлении уменьшилась раза в два. Потолок низкий, стены обиты бархатом, на полу – мягкие ковры, посередине – большой деревянный стол, вокруг которого стоял полукруглый диван. И такая же темнота, освещаемая лишь парой свечей, что спрятались в маленьких нишах.

И – он. Эврен, сидевший на диване с таким видом, будто этот бар принадлежал ему. На Магистре был, как и всегда, чёрный костюм со слегка нахально расстёгнутым воротом обсидиановой шёлковой рубашки. Чёрные волосы собраны назад, но несколько прядей беспорядочно выбились, падая на сосредоточенное лицо. В пальцах мужчина крутил тонкий бокал с чем-то явно алкогольным, но… почему-то привычной печатки Совета на его пальце я не заметила.

– Спасибо, Маллор, – мягко сказал он, и усач, этот самый Маллор, слегка поклонился, блеснув серебряными серьгами, и, не дожидаясь дозволения, вышел, закрыв дверь.

– Уютненько, – кивнув Хаэлю, фыркнула Эльса и грациозно упала на диван напротив него, закинув ногу на ногу. – Честно, я думала, ты пригласишь нас в чайную. Там хотя бы… ну, окна есть. – она сморщила носик, смахивая пыль со стола.

Я села рядом с ней, буравя Эврена взглядом. Он мельком глянул на меня поверх бокала, потом пожал руку Ирису. Всё так буднично, спокойно – будто мы не собираемся ловить и допрашивать малолетнего теневика в столице Шардена, а обсуждаем расписание книжного клуба. Талькар, звякнув всеми своими цепочками и браслетами, тяжело рухнул на диван со стороны Эврена. Его пальто слегка распахнулось, обнажая сверкающие пряжки на жилете. Он был, как и всегда, невероятно роскошно и щегольски одет – тёмно-синее пальто и чёрный костюм с серебряной фурнитурой. Эврен – тоже в чёрном. Я – в чёрном. У нас что, сегодня день траура?

– Umbra, tene sussurrum. – тихо произнёс Магистр, изящно выхватывая из ближайшей тени серебристую нить и обводя ею маленькое пространство вокруг. Стало тихо, и весь галдёж посетителей бара, доносившийся из-за двери – исчез.

– Итак?.. – я склонила голову, разглядывая Эврена. Тусклый, дрожащий свет свечи упал ему на скулу, подчёркивая её остроту. Он отзеркалил мой жест, насмешливо приподняв густые чёрные брови. Взгляд, которым он меня смерил в ответ, был таким тёмным в этом полумраке, что мне вдруг стало жарко. Я повела плечами, сбрасывая наваждение, и театрально закатила глаза, а затем, немного опомнившись, всё же заговорила, уже для Ириса:

– Сегодня назначена… скажем так, подставная… встреча. Солейл Дархан будет ждать меня в пять часов в Саду Семи Листьев. Знаешь, где это?

– Разумеется. – отозвался друг, бросив взгляд на бокал в руке Магистра – изящный, тонкий, чуть запотевший. В нём колыхалась янтарная жидкость. Ирис скривился, будто ему стало не по себе, что он без бокала, и на мгновение его взгляд стал по-мальчишески завистливым.

– Наша задача – позволить Мирст встретиться с ним и немного отвлечь его, чтобы тот расслабился и ни о чём не подозревал. План действий следующий: Ирис и Эльса неподалёку контролируют вход и выход в сад, а я появляюсь через полчаса, удерживаю его и спрашиваю всё, что нам надо знать.

Я прикусила губу. Сердце стучало чуть чаще обычного – как перед экзаменом или важным ритуалом. Слишком много прорех и дыр было в этом плане.

– Какова гарантия того, что никто не явится? И… что он придёт один? Разве не может ли он что-то заподозрить? – тихо спросила я, и в моём голосе прозвучало неприкрытое сомнение в успехе нашей затеи. Всё-таки фамилия Солейла – Дархан. Сын самого сенешаля элериарха, самого близкого доверенного лица первой персоны Шардена. Если мы попадёмся…

– Если ты не сказала ему, что знаешь то, что он – теневик, врядли он что-то заподозрит. – логично подметил Ирис, поправив белые волосы, собранные в хвост. – И, насколько я помню, он сам был заинтересован в каких-то ответах, которые ты можешь ему дать.

Я кивнула Талькару. Он был прав – Солейл ведь сам искал встречи, сам пришёл ко мне в "Пеплотравы" за ответами. А даже если он пришёл только для того, чтобы получить возможность уложить меня в постель – свидание, назначенное мною, всё равно не выглядит подозрительным для него.

Надеюсь.

– Гарантий того, что никто не заметит нас – никаких. – неутешительно вмешался Хаэль. – Но и отловить его, чтобы притащить его в подвал моего дома – мы не можем. Он слишком значимая фигура для таких мероприятий. – он покачал головой, а Эльса скептически сложила руки на груди.

– Хорошо. – кивнула я. – Как мы его удержим?

– Я не думаю, что он захочет сбежать. Особенно… от тебя. – с какой-то злой усмешкой произнёс Эврен, отпивая из бокала.

Ирис поперхнулся, а Эльса сдавленно хихикнула, ткнув меня под столом носком сапога так, словно хотела спросить: ты это слышала? Слова его не имели ни игривой окраски, ни тени доброй шутки – лишь сухая, ледяная прямота, от которой моя кожа покрылась мурашками, будто от холода. После сказанной им фразы он не посмотрел на меня, сделав вид, что внимательно изучает алкоголь в бокале. Но я видела – его пальцы на стекле сжались чуть сильнее, чем нужно, заставляя костяшки побелеть. Словно под этими словами всё-таки скрывался какой-то подтекст. Желание ответить ему резко боролось с желанием принять эту реплику как подобие комплимента и забыть о ней.

– Малец тщетно и долго искал твоего внимания, поэтому – он и не сбежит. Хотя, я бы предпочёл, чтобы ты… не привыкала к роли приманки. – заметив, что пауза затянулась, продолжил он, наконец, устремив на меня взгляд своих обсидиановых глаз.

Вот как. Я бы предпочёл. Эта фраза обожгла меня, как обжигает нутро глоток вина на пустой желудок. Он что, пытается поставить мне какие-то условия? С чего он вообще взял, что может решать за меня? Я сама выберу, нужно ли мне быть приманкой или нет. Или он просто… флиртует? Почему от одного этого «я бы предпочёл» у меня пересохло во рту? Я откинулась на спинку дивана, сделав вид, что ничто не тронуло меня.

– Не волнуйся, Магистр. – чуть охрипшим голосом произнесла я медленно, почти ласково, склонив голову чуть вбок. – В этой роли я не задержусь. Слишком утомительно быть наживкой… гораздо интереснее быть рыбой. С зубами.

Слова повисли в воздухе, приобретая вес и становясь практически осязаемыми. Эльса шумно вдохнула, а потом горделиво хмыкнула, будто одобряя, при этом одарив Эврена взглядом, в котором читалась вся глубина женского: ну и что ты теперь на это скажешь, красавчик? Ирис же издал сдавленный звук, похожий на кашель, явно пытаясь не заржать в голос.

А вот Эврен… он медленно повернул ко мне лицо. Его обсидиановые глаза вперились в мои.

Дуэль серебра и чернильной глубины, в которой блеск металла явно уступал непроглядной тьме.

Его лицо было спокойным, бесстрастным, но где-то, в глубине его взгляда что-то вспыхнуло – не гнев, не обида… скорее, азарт. Как у охотника, внезапно обнаружившего, что его дичь умеет царапаться и может укусить в ответ.

– Прекрасно, – наконец выдохнул он, и голос его был низким, с хрипотцой, и обманчиво мягким. – Главное, не забывай, кого ты можешь съесть и не подавиться – а кого проглотить будет чертовски тяжело.

Ирис громко втянул воздух. Я хмыкнула и, как ни в чём не бывало, повторила вопрос о том, как удержим Солейла. Верин рядом качала головой и хитро переглядывалась с Ирисом, явно ведя о чём-то немой диалог.

– Я просто свяжу его теневой серебряной нитью, вот и всё. Ты предварительно используешь заклинание тишины, чтобы даже если он закричал – лигаты не сбежались. Даже если он сильный теневик – он точно плохой воин, и не сможет сопротивляться неожиданному нападению, не сможет его предугадать. На крайний случай, даже если он захочет и… сумеет сбежать – думаю, вдвоём мы его сможем поймать. – он отсалютовал мне бокалом и… этот безобидный жест почему-то вызвал какой-то трепет в груди, который ещё не ослаб после его "я бы предпочёл". – Если даже он ускользнёт от нас – Ирис, Эльса – сделайте всё, чтобы задержать и поймать его живым.

Они серьёзно кивнули, будто бы и не были минуту назад свидетелями очень странного диалога. В воздухе все ещё витало напряжение, но оно постепенно рассеивалось, как дым от свечи.

– Что мы будем делать, если нас заметят лигаты? – подняв бровь и сложив руки на груди, спросила Эльса.

– О, они нас не заметят, Верин. – протянул Магистр спокойно, почти лениво, как будто речь шла не о саботаже городской стражи, а о перемещении шахматной фигуры. – Мои связи в Карал Вельторне немного помогли в том, чтобы сегодня… скажем так… внести небольшие корректировки в расписание патруля Иль-де-Вирела, и сделать так, чтобы район Солёного рынка и Сада Семи Листьев остались без охраны с пяти до семи вечера. Отряды патрульных чуть-чуть разминутся так, что этого никто не заметит. – он довольно приподнял уголок губ, откинувшись на спинку дивана.

Ирис восхищённо присвистнул, а Эльса рядом недобро покачала головой, разметав рыжие локоны по плечам.

– Хорошо. Но какова гарантия того, что Солейл не расскажет о том, что ты на него… напал? – нахмурилась я, смотря на Магистра.

– Если весь Шарден по-прежнему хранит молчание о новом теневике, появившемся после церемонии распределения Отклика в Академии, – это означает лишь одно: Дархан-старший приложил все усилия, чтобы скрыть то, кем на самом деле является его сын. Если уж даже сами студенты об этом не говорят… там определённо что-то происходит. И, судя по реакции Совета – или, точнее, по её отсутствию, – они решили замять это дело. Хотя по закону, как вы понимаете, его должны были обезвредить сразу, прямо там, в Академии. – Эврен медленно провёл пальцем в воздухе, будто чертил невидимую линию. – Если Солейл вздумает заговорить, рассказать о нашей с ним "беседе" – у меня есть все основания действовать в рамках закона. Как не подконтрольного теневика, его можно будет устранить официально – и ни у кого не возникнет вопросов или оснований для предъявления ко мне претензий. Неприкосновенность члена Совета не распространяется на детей. Это первый вариант.

Он сделал паузу и сложил руки на груди, прищурившись:

– Второй вариант – если, несмотря на мои угрозы, он решит пойти ва-банк и открыто рассказать о случившемся, – тогда нам придётся действовать на опережение. Придать большой огласке тот факт, что тогда, на церемонии, не какой-то случайный студент, а сам сын сенешаля элериарха оказался магом Тени, – согласитесь, это ведь громкое заявление. Настолько громкое, что оно обрушится не только на Иль-де-Вирел, но и на весь Шарден, если не на весь Эвмонар. Последствия, думаю, будут необратимыми. – он усмехнулся уголком губ. – И если после этого меня посчитают угрозой и устранят… что ж. Это уже будет не просто расправа, которую можно было бы замять. Это будет началом войны – Эвмонар не сможет этого проигнорировать.

Эврен чуть помолчал, и только после паузы добавил, отпив немного из бокала:

— Я завтра на заседании осторожно подниму вопрос. Спросим между делом, как обстоят дела с тем мальчишкой, о котором мы говорили в прошлый раз. Понаблюдаем за реакцией Тенцзар и Дархана-старшего. Но нельзя давать даже никаких намёков о том, что мы что-то знаем.

Да, по понедельникам проводились еженедельные заседание Совета. Мы с Ирисом и Эльсой синхронно кивнули.

– Простите, конечно, – подала голос Эльса, скрестив ноги и облокотившись на подлокотник дивана. Свет от свечи мягко падал на её рыжие волосы, заставляя их вспыхивать бронзой. – Но можно задать один… как бы это сказать… риторический вопрос? Почему, чёрт возьми, мы обсуждаем политику в какой-то…"Тёмной Петрушке"?

Я рассмеялась, согласно закивав. Ирис фыркнул, посмотрев на волосы Эльсы. Эврен склонил голову чуть вбок, и на его лице появилась дразнящая полуулыбка – та, от которой у меня в груди что-то дрогнуло.

– Потому что эта «Тёмная Петрушка» принадлежит человеку, которому я доверяю. Более того – он наш человек. Бар держит Маллор, тот самый, что проводил вас сюда. Когда-то он мне крупно задолжал… и теперь расплачивается. Выбирал я это место не за атмосферу, Верин, – мягко усмехнулся он, – а, скажем так, за стены. Они умеют молчать. И темнота даёт определённое преимущество – здесь вас мало кто узнает.

Магистру кто-то задолжал? Интересно, но я, конечно, об этом никогда не слышала. Как и о многом другом, что происходило в его жизни – какой-то неуютный укол непонятного чувства пронзил нутро, и я повела плечами, стараясь сбросить с себя это ощущение. Как по сигналу, за дверью раздался приглушённый звук – два коротких и два длинных стука. Эврен, не поворачиваясь, произнёс:

– Входи, Маллор.

Дверь распахнулась, впуская внутрь всё того же худого усача с серебряными серьгами в ушах. В руках он держал поднос, от которого пахло жареными пряностями, копчёным мясом, хлебом с зеленью и чем-то тягуче-сладким, напоминающим кристальные булочки.

– Для вас, – лениво, но с уважением сказал Маллор, расставляя еду на низком столике. Кувшин с вином, чайник чая из плачущей мяты, и… да. Мои любимые кристальные булочки, которые Маллор поставил прямо передо мной. Это… специально для меня? Я с благодарностью кивнула, помогая хозяину расставить блюда.

– Спасибо. Всё, как обычно.

– Конечно. – Маллор усмехнулся, подмигнув Эльсе. – Кто я такой, чтобы помнить лица?

Всё как обычно? Что это означает? Наверное, как обычно – меня здесь не было, и ты ничего не видел? Он исчез так же быстро, как появился. Дверь за ним захлопнулась, и я наложила теневое заклинание тишины, вытянув серебристую нить из тени бокала, стоявшего передо мной.

– Вот теперь можно по-настоящему говорить, – пробормотал Ирис, наливая вино в свой бокал.

– Да. Вечер у нас будет… занятный, и предлагаю вам набраться сил. Я знаю Маллора давно – до "Петрушки" у него были другие заведения, и, поверьте, его люди готовят потрясающе.

Самое лучшее и приятное, что он сказал за сегодня. Если у этого Маллора было так много заведений, что же такое он задолжал Магистру, что аж сам приносит ему еду, а не поручает это дело официанту? Одна из салфеток, задетая моей рукой, упала со стола на пол, и я наклонилась поднять её – правда, в этой темноте пришлось неплохо так пошарить по полу в её поисках. Затем, наконец, вернувшись обратно в вертикальное положение – положила на свою тарелку кристальную булочку с тонкой хрустящей корочкой, вдохнув потрясающий аромат ванильного теста и орехового масла, а затем – подумала, что неплохо было бы налить себе чая, но… моя чашка, немного сдвинутая в сторону, уже была наполнена им доверху. Я растерянно нахмурилась, чуть склонив голову. Чай я себе точно не колдовала, и точно никого не просила налить, Маллор тоже явно этого не делал.

В раздумьях, откуда взялась полная чашка, взглянула на друзей: Ирис негромко переговаривался с Магистром, почти не отрывая взгляда от бокала, пальцами выстукивая по его стенке какой-то ритм. Эльса рядом… Эльса же… сияла. По-другому не скажешь – щёки её были румяными от восторга, глаза прищурены, а губы растянулись в улыбке, слишком уж… хитрой.

– Он, – молча, одними бровями и быстрым кивком головы, указала она.

Я повернула голову. Эврен спокойно сидел на своём месте, что-то объясняя Ирису. На столе перед ним стоял всё тот же бокал с виски. Он не смотрел на меня, не двигался, не выдавал ни единого признака участия и внимания к моей персоне. Но я заметила: искусный серебристый чайничек стоял теперь чуть ближе к нему, чем к центру стола, а мою чашку он, скорее всего, пододвинул к себе, пока я наклонялась за булочкой или салфеткой.

И этого жеста, в виде наполненной чаем чашки и кристальных булочек специально для меня, оказалось достаточно для того, чтобы под рёбрами запорхало что-то живое и отчаянно глупое.

Мы не спешили, времени было ещё в избытке. Поздний обед или ранний ужин всё же случился – настоящий, действительно вкусный, с вином, булочками, вкусным мясом и ароматным хлебом. Эльса с удовольствием ела, покачивая ногой под столом и то и дело бросая на меня и Хаэля лукавые взгляды. Ирис вёл неспешную беседу с Магистром, как будто это был не вечер накануне важнейшего рывка, а мирный час в библиотеке. Даже Эврен временами ел, но это больше походило не на полноценный приём пищи, а на закуску к виски.

Когда еда закончилась и была допита последняя чашка чая, мы поднялись почти одновременно. Эльса первой смахнула крошки с коленей и встала, поправляя алый корсет. За ней – Ирис, лениво потягиваясь. Талькар закинул руку подруге на плечо, за что получил тычок в ребро, но совсем не расстроился, захохотав и прижав её к себе за талию. Они вышли первыми, вдвоём, смеясь, как любовники – чтобы не привлекать лишнего внимания и не казаться подозрительными. Комнатка сразу опустела, но тихо не стало – друзья, открыв дверь, нарушили полог заклинания тишины, и теперь было слышно жизнь. что происходила в остальной части бара. Хаэль стоял у двери, выжидая пару минут, прежде чем тоже выйти.

– Не хочешь уйти первым? – сглотнув, спросила я, рассматривая дотлевающий огарок свечи в нише стены.

– Нет. – прозвучало тихо, но резко, будто ударили ножом об стол.

Почему-то мне резко захотелось рвануться к спасительной двери, лишь бы не оставаться с ним здесь, практически в полной темноте, наедине. Не видеть его тёмный силуэт, подсвеченный сбоку дрожащим пламенем жалкой свечи, что догорит с минуты на минуту и погрузит комнатку в кромешную тьму. Не вдыхать этот аромат – пряный, с горчинкой пепла и терпким тисом, обволакивающий разум, как дурман. Не слышать его голос, в котором пряталось то, от чего мне хотелось одновременно сбежать и прижаться к нему.

Неправильно. Это всё неправильно. Я не должна такое чувствовать.

Не к нему.

– Спасибо, – выдохнула я, прежде чем успела прикусить язык. – За булочки. И за то, что… что налил чай.

Твою мать. Я что, сейчас серьёзно поблагодарила мужчину за то, что он налил чай? Мне что, пятнадцать?