Клятва и клёкот

– Или мира не будет вообще, – мрачно закончил Дербник. – Ты не понимаешь, о чем говоришь, княжна.

– Это мои земли! – надавила Марья. – И я устала смотреть, как льется наша кровь. А льется она, Дербник, не прекращаясь, и не видно этому всему конца.

– Послушай, – он попытался собрать мысли в кучу, а те бегали в голове и чуть ли не сталкивались друг с другом, – это… странный задум, а скорее, страшный. Такие решения нельзя принимать в одиночку.

Марья нахмурилась. Видимо, сама понимала, что ни князь, ни бояре, ни Совет, ни вечер не одобрят. Это все равно что вонзить меч в собственные ребра. Верная смерть, зато врагу ничегошеньки не достанется. Не зря же Огнебужские давят и подкрадываются к Черногорью. Сколько пытались, да все никак: гнали их от Ржевицы всеми способами – боями, данью, проклятиями.

Сердце шептало: вот-вот пролезут. И что тогда станется с горами и чародейской темницей? Их ведь, проклятых, ни одно перемирие не удержит! Уж сколько раз пытались – а все заканчивалось очередной битвой. Несколько весен затишья, а дальше резня.

– Мы не советовались с соседями, когда… – договорить она не решилась. И слава богам. Ведь то же самое из года в год повторяли их враги.

Дербник схватил кружку кваса и начал жадно пить. Пена, прохлада, капля хмеля, затем – легкость. Да, он всего лишь слуга, не советник, не сильный чародей, чье слово могло бы иметь хоть какой-то вес.

– Мне не нравится эта затея, княжна, – хриплым голосом заговорил Дербник. – Но я не вправе решать. Я видел войну, она… уродлива. Ужасна. Как старый ворон полуголыми костями, ободранными перьями и гнилым клювом. Ее надо остановить. Как – я не знаю, – он призадумался, а затем добавил: – Но вряд ли это может сделать один человек.

Чародей ли, князь, да хоть сын самого Перуна, рожденный на земле! Это раньше Огнебужские могли отхватить кусок полей и убраться восвояси, а теперь им и того мало! Земель вокруг Ржевицы – и тех не хватит, чтобы откупиться за триста лет-то. Что началось с раскола Совета, с чародея и разборок внутри одного княжества, то давно переросло в истощающую борьбу за поля, города и горы, где, по слухам, таились несметные сокровища. Да и их-то не достанешь! Пойди попробуй – мгла вмиг затуманит ум и унесет в глубины пещер.

– Будем сидеть да дожидаться, пока они не явятся сюда, – Марья помрачнела.

Разговор совсем перестал быть приятным, хотя Дербнику хотелось осторожно любоваться Марьей, особенно когда рядом нет ни приставучей Зденки, ни ее няньки. В то же время душа сжималась от отчаяния: с одной стороны, он мечтал стать вровень с ней, а с другой – понимал: никак нельзя! Княжна выше, статнее, ярче, Дербник – ниже. Ему не стоило даже приближаться. Да и Сытник не одобрял, что он порой видится с Марьей, а уж ему-то перечить – как против родного отца идти.

«Стать вровень… Чушь какая!» – обругал он себя в мыслях.

А Марья медленно пережевывала мясо. Наверное, обдумывала его слова.

– Позволь откланяться? – пришлось спросить. Дербник не хотел задерживаться – нельзя было наедаться вовсю и пьянеть, иначе он не выдержит.

– Да, – отвернулась Марья, – ступай. Спасибо.

Дербник встал и торопливо прошел к выходу. Теперь двери трапезной казались ему спасением. От безумной задумки, сияющих глаз, хмеля и разговора, который походил на натягивание тетивы, медленное и скрипучее. Словно еще миг – и зазвенит, выпустив острую стрелу. Может, это была проверка на верность, кто знает? Или княжна помутилась умом? Тут оставалось только гадать.

3

Гданец пел и плясал, не понимая собственного счастья. Он не знал, каково это – гореть, прятаться, дрожать от страха, плакать. И сходить с ума, видя отрубленные руки, ноги, головы. А сколько выжженной земли! Она чернела вокруг Ржевицы, окраинного города, клубилась змеиными рядами и постепенно замыкала кольцом стены.

Дивосил просыпался с этими мыслями и кривился от отвращения к самому себе. Его ведь звали в птичник, обещали обучить перекидываться – но нет, уперся, стал травником, потому что хотел спасать, залечивать, вытаскивать раненых, вырывая их из рук Мораны чуть ли не силком.

Вышло плохо. Дивосил помнил, как витязи тянули руки к нему. Каждый из последних сил умолял вытащить именно его, хрипел, выплевывая кровь. Но он не мог взвалить на плечи сразу нескольких, никак не мог. А чародеи, служившие Огнебужским, настигали – аж спину жгло вражеским пламенем. И птицы сверху кричали: «Уходи! Отступай с остальными, иначе умрешь!»

Кого-то Дивосил, конечно, спас. Но скольких оставил…

Боги здорово посмеялись над ним, ведь именно Дивосилу приходилось добивать витязей. Чаще всего они – окровавленные, с вывернутыми телами – смотрели с пониманием, реже – с гневом.

Дивосил всегда возвращался, чтобы посмотреть. Вернулся и в тот раз. Как оказалось, не зря – у разрушенного перелеска кто-то отчаянно звал на помощь.

«Пожалуйста, пусть это будет не морок», – думал тогда Дивосил, несясь навстречу неизвестному витязю.

Да, он был настоящим, с багровым месивом вместо правого глаза, с кучей оберегов на шее. Так Дивосил спас вражьего чародея – притащил прямо к воротам и попросил отпереть. Надо ли говорить, насколько сильно его возненавидели?

А потом при чародее нашлись истертые куски бересты с забытыми резами[7]. Носились с ними пару седмиц. Чародей лишь усмехался, но молчал – ровно до тех пор, пока кто-то из стражников не пошутил про Лихослава Проклятого.

– Ты его спас, тебе с этим и возиться! – сказал посадник. Наверное, хотел убить двух уток одной стрелой: избавиться от непутевого травника и послать весточку князю.

Так Дивосил оказался в Гданеце. Князь Мирояр принял его ласково: осторожно расспросил про чародея, бересту, резы, похмыкал, покивал и велел оставаться пока в тереме. Дивосил как будто прочел по губам: «Ну и что, что на окраинах Ржевицы идут бои? Ты там все равно ничем не поможешь».

Дивосил ходил в баню каждую седмицу, ел свежий хлеб и мясо. Он делал это, чтобы не выделяться – и ненавидел себя все больше. За сытость, тепло, чистоту. Да даже то, что он мог высыпаться каждую ночь, – уже невесть что!

В конце концов он решил поговорить с князем. Может, удастся выпросить у него перевертышей? Все знали, что Мирояр дорожил своим птичником, но мало ли. Ржевица ведь и впрямь задыхалась в огне. Мрачная, измотанная, она будто стояла за спиной, заставляла просыпаться в холодном поту, биться головой о стену и кричать до хрипа. Порой Дивосилу хотелось оторвать себе руки – но, к счастью, он понимал, что без них окажется и вовсе бесполезным.

Дивосил собрал пшеничные кудри в хвост, перевязал куском веревки и вышел из спальни. Он догадывался, что по терему ползали злые слухи, мол, приехал седмицы две назад чудной травник, ходит теперь в простецких рубахах и волком смотрит на остальных. И пусть ползут, лишь бы князь понял, насколько плохи дела в Ржевице.

Вереница лестниц словно смеялась над ним, вынуждая заворачивать не туда и спрашивать дорогу у стражников. Одни объясняли, другие шутили. Дивосил вздыхал и качал головой.

– О, Дивосил! – князь Мирояр встретил его с улыбкой. Он вообще казался удивительно добрым. – Здравствуй!

– Князь, – Дивосил поклонился.

Среди шелестящих кусков бересты горели свечи. Мирояр перебирал их, поднося к огню так близко, словно хотел сжечь. Но нет – читал и возвращал на место. В полумраке лицо князя напоминало… О боги, только не снова! Миг – и перед Дивосилом замелькали посеревшие головы витязей. Колени задрожали. Во рту пересохло. Тянуть было нельзя – иначе он сойдет с ума.

– Князь, – Дивосил облизал пересохшие губы, – позволь мне вернуться в Ржевицу? Я нужен там.

Мирояр поднял голову и взглянул на него. То ли с любопытством, то ли испытующе. Так обычно глядели, когда желали проверить силу человека. Сколько выдержит? В какой миг свалится?

– Ржевицу сожгли два дня назад, – наконец хмуро сказал Мирояр.

– Как, – вырвалось само, – как, князь?!

Мирояр молчал. Дивосил не выдержал – упал на колени и затрясся. Сколько их было – тех, кто боролся за город, защищал, спасал, прятал? О боги, боги! За что?! Кажется, он провалился туда – княжеские покои сменились тусклыми стенами. Ржевица стонала и кричала разными голосами, звала Дивосила. Он хотел побежать, но чья-то рука грубо дернула за плечо.

– Живи, – послышался насмешливый голос, хриплый, старушачий, – мертвым ты уже не поможешь.

Запахло… Нет, не гнилью и кровью – полынью и мятой. Какая странная и лихая смесь! Ржевицу затянуло дымом, а его самого унесло куда-то вдаль.

Дивосил открыл глаза и быстро задышал. Рядом сидела Любомила, держа в руках дымящуюся охапку трав. Да, славное сочетание. Оно могло поднять даже полумертвого.

– Вишь, как переживает. – Любомила взглянула на князя. – Сам себя жрет.

– Спасибо, Любомила, – Мирояр подошел к ним. – Ступай.

Она встала с лавки, поклонилась, взглянула на Дивосила и пошла в сторону двери. Сколько уже прошло? Лучина? Две? Ведь за ведуньей еще надо было послать, а там пока придет, пока поймет, что к чему…

– Останови это, князь, – пробормотал Дивосил. – Прошу тебя.

– Для этого ты мне и нужен, – ответил Мирояр. Он бросил взгляд на закрывшуюся дверь, нахмурился и заговорил совсем тихо: – Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. Если все получится, то мы, возможно, найдем способ остановить это все.

Дивосил с удивлением посмотрел на князя. Неужели? Вдруг обманывает? Войну пытались остановить задолго до рождения Мирояра, но все попытки оборачивались новыми стычками, а те перерастали в битвы.

Правда, по княжеству расползались слухи, будто Огнебужские напирают не просто так, не столько ради земель, где золотятся колосья, сколько ради чародея. Желали ли они вызволить его? И стоило ли это желание сожженных городов и деревень? Ох, вряд ли!

– За Ржевицей находится Черногорье, – задумчиво начал князь. – Огнебжуские чародеи пытаются пробиться туда. Не впервые, конечно, но раньше они не были так решительны.

– Князь, ты думаешь, – удивленно произнес Дивосил, – думаешь…

О нет, он не мог сказать это вслух, это же предательство.

– Да, они хотят именно этого, – голос Мирояра словно налился сталью.

Боги, да за что? Правду говорят, что беда не приходит одна. Дивосил схватился за голову. Страшно было представить, что случится с их землей, если Огнебужские займут Черногорье. Из самих скал сочилась злая сила – черная и вязкая, как болотная жижа. Она была неуправляемой. Чародеи, что пытались подчинить ее, сходили с ума и умирали в муках. Эта сила подчинялась лишь одному, но его уже нельзя было называть человеком. Огнебужские… Они не могли настолько обезуметь!

– Нет-нет-нет, – залепетал Дивосил. – Нельзя, никак нельзя!

– Поэтому мне нужна твоя помощь, – продолжил князь. – Ты должен отыскать и прочесть все записи о том чародее и о самом Черногорье. Совет в свое время хорошо постарался, – Мирояр качнул головой. – Но то, что ты привез… Ладно, забудь. Просто поищи везде, где можно.

– Князь, ты не шутишь? – удивленно спросил Дивосил. – Мы тревожим то, о чем нельзя говорить.

– У нас нет выбора, – развел руками Мирояр. – Ты не представляешь, как тяжело теперь поддерживать мир в Гданеце.

– Хорошо, – кивнул он. – Я постараюсь разузнать. Поищу старые записи, если позволишь.

– Не переживай, – улыбнулся Мирояр. – Тебе не будут мешать.

«Но за тобой будут следить». Князь не договорил этого – Дивосил понял сам. Совет чародеев и Моровецкий род не первый век шли бок о бок. Правда, у теперешнего Совета не было такой жуткой силы – так, отголоски. Раньше то были могучие волхвы, что решили служить не столько богам, сколько княжеству. Они стояли во главе войска, а не прятались в глубинах, разрушали и исцеляли. Но чем больше длилась война, тем меньше оставалось храбрых и готовых проводить годы в сражениях.

Их дети – а позже и внуки – росли в Гданеце не зная горя. И эти-то, привыкшие к сытной жизни, не собирались рисковать собой. Тогда, кажется, и сила стала выветриваться из их крови. Чары ослабели, зато в руках плескалась власть, переливаясь багряным и золотым. Они не были готовы ее отпускать. Пожертвовать деревнями, городом – да, ею же – нет.

И Мирояр знал об этом, как и прочие. Жаль, что бездействовал так долго. Боялся ли? Ай, не понять!

Дивосил поклонился и вышел. Он брел по лестницам, растерянный и уставший. Ржевица, травы, Черногорье и руки. Множество рук, что тянулись к нему из мглы и пытались разорвать на части. Голова кружилась.

Сам того не заметив, Дивосил оказался во дворе. И правильно – он нуждался в свежем воздухе. Умирать больше не хотелось, жить – тоже. Если князь не соврал, и Дивосил мог помочь… Что ж, он поможет. С другой стороны, за попытку могут казнить – и даже Мирояр не спасет. Голоса бояр против одного.

Дивосил печально усмехнулся. Видимо, князь заметил, что он не сильно цепляется за жизнь. Иначе бы не попросил. Пусть так. Близость гибели успокаивала, нежно баюкала, напевая: «Ты либо умрешь, либо принесешь пользу», – и от этого становилось чуть легче.

Дивосил присел на широкую ступеньку. Стоявшие рядом стражники косились на него с усмешками. А он смотрел, как бегали во двору курицы, как ржали кони, живые и сытые – и хлюпал носом. На глаза наворачивались слезы.

В Ржевице одна курица могла прокормить много витязей. А с костей они варили похлебку несколько раз и смеялись, что вскоре придется выбирать: лошади или сапоги. И спорили, какое варево будет вкуснее.

Дивосил смотрел – и плакал.

Ржевица, славная Ржевица, которая приютила его после смерти родителей. Эта земля кормила, напитывала жизнью, звенела колосьями. Дивосил помнил, как бегал по городу еще ребенком и выискивал нужные травы. Тогда его не волновали тревожные шепотки и слухи, что враг вот-вот подкрадется.

Дивосил в детстве любил шутить, что он сам словно Ржевица – пшеничный. Теперь – такой же выжженный, но выживший каким-то чудом.

Впрочем, все еще впереди.

II

Шепотки за спиной

– Не молчи. Продолжай.

Камни отозвались. От них отделились тени и заплясали, стремясь вверх. Мгла заклубилась, завертелась. Она оплетала тело, укутывала в мягкое покрывало и постепенно усыпляла. А дальше начиналась новая песня…

1

Дворовая птичка. Глупая сова. Зденка пускала одну стрелу за другой. Пальцы болели. Спина – тоже. Волосы слиплись от пота и напоминали отсыревшее сено. Да уж, не девица-краса.

Зденка рыкнула. Тетива зазвенела. За спиной кто-то смачно выругался.

Она обернулась и увидела Сытника. Ну все, теперь придется слушать брань целую лучину и повторять, что все поняла.

– Зденка, – Сытник тряхнул седеющими прядями и поманил ее к себе, – подойди.

Зденка убрала лук за спину и развернулась. Сердце пропустило удар. Кого-кого, а Сытника она боялась больше погибели – уж слишком громко кричал, топтал ногами, а потом наказывал, отправляя к стражникам. Зденка понимала почему, но не могла простить – ни драки после бессонного караула, ни бои во время, когда живот выворачивало от боли, а на портах проступала кровь.

– Что-то случилось? – она устало взглянула Сытнику в глаза и не нашла там злости. Уже хорошо.

– Ты загоняешь себя в могилу, – Сытник выдохнул. – Отдохни.

Зденка не поверила собственным ушам. Он что, браги поутру выпил? А может, боги спустились с небес и решили помочь? Нет, вряд ли. Или проверяет? Кто знает, может, устраивает очередное испытание, с него станется.

– Да здорова я, – Зденка отвела взгляд и нахмурилась.

– У тебя кровавый хмель, – голос Сытника зазвенел сталью. – Я не хочу, чтобы вы с Дербником перебили друг друга.

Отдых. Это слово отдавало насмешкой. Может, Сытника огрели чем-то тяжелым?

– Я не могу, – ох, как же захотелось опуститься на землю. Сесть – и молча смотреть в серое небо. – Я даже спать спокойно не могу.

– Надо, – отрезал Сытник. – Зайди к Любомиле за мятным отваром.

И повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен. Он не терпел возражений. Зденка отряхнулась и побрела в другую сторону, подальше от этого треклятого хозяина, который сам не знал, чего хотел от птиц. То сражайся, пока не провалишься в темноту, то отдыхай целый день, даже если не выбилась из сил. Тьфу!

Мысли завертелись в голове одна другой краше. Зденка поморщилась. Уж лучше пускать стрелы и натирать мозоли, чем думать о мерзком паршивце Дербнике и о войне. Она ведь не глухая и не слепая – видела, как сходил с ума недавно прибывший горе-травник. Не зря сходил же! И Дербник, да. Угасающий глупец.

Зденка треснула кулаком по лавке. Будь ее воля, выхватила бы из колчана стрелу и переломала пополам от досады, но стрелы стоили дорого. Нет, ну с Дербником все ясно, там и Любомила не поможет, а вот горе-травник… Как его? Ай, забыла! Вот безголовая! Ну и ладно – все равно с ним придется поговорить.

Сытник всю жизнь пугал их войной, а потом показал, и не раз. Зденка запомнила. Кровь, искаженные болью лица и запах гнили. Она догадывалась, что скоро князь Мирояр отправит их поближе к окраинам – выслеживать, помогать, нападать и защищать. Не зря же ходили слухи, что Огнебужские сожгли пару застав и подползали клубочищем змей к Ржевице.

– Эй. – Зденка подняла голову и увидела Пугача. – Сытник сказал, ты отдыхаешь?

– Вроде того, – буркнула она.

От Пугача веяло темной ворожбой, хотя он ничем таким не занимался – жил в птичнике с остальными, давал советы Сытнику и изредка ругался. На других он смотрел то ли с насмешкой, то ли с любопытством – сразу не поймешь.

– Значит, можем выйти в город. – Пугач усмехнулся, криво, как тать, почуявший добычу. – Корчма, хмель, перемывание костей?..

Ох, не к добру это. Зденка сжала руки и прищурилась. Как же красиво смотрелась бы стрела в этой тонкой шее! А когтями можно и лицо разодрать – бледное как поганки.

Нет-нет-нет. Зденка помотала головой. Все-таки они с Пугачом из одного птичника. И впрямь что-то неладное с ней в последнее время. Недосып? Или Дербник настолько разозлил?

– Да, не помешало бы, – она нерешительно кивнула. – Тебя-то Сытник как?..

– Ай, да куда он денется, – Пугач отмахнулся. – Отпустил конечно.

Нет, пройтись по этой наглой роже птичьими когтями не помешало бы. Зденка положила колчан со стрелами на лавку и встала. Пугач был всего на пару лет старше, но Сытник всегда слушал его, а еще лучше кормил, чаще отпускал в город и не избивал до полусмерти в гневе. Да, она завидовала. Как же тяжело признавать!

Вот так вот отмахнуться мог только Пугач. Если бы Зденка попыталась – осталась без сна на целую ночь. Это дорогого стоило.

– Я знаю славное место, за переулком у вечевой степени[8], – заговорил Пугач. – Приметил еще давно.

– Ну конечно, – она не сдержалась. – Ты у нас каждый терем знаешь.

Пугач ничего не ответил – молча прошел вперед, показывая дорогу. Зденка лениво поплелась за ним. Наверняка задумал что-то, что не понравится Сытнику. Иначе не стал бы тащить ее за ворота.

Когда стражники выпустили их, Зденка ахнула. Сколько раз выходила в город – столько раз и любовалась высокими теремами из резного дерева. Каждый завиток приводил ее в восторг и напоминал: война еще не захлестнула Гданец. Хотя вместо коней и петухов на крышах были совы, соколы, орлы. Народ верил в княжеских перевертышей и, кажется, думал, будто птичник защитит их от набегов.

Зденка усмехнулась. Жаль, что это простые слухи – такие успокаивали людей, но кто успокоит самих птиц? Совет? Князь? Да нет – чародеи, жившие в Гданеце, сидели сложа руки. Оживали они разве что во время полюдья, чтобы собрать побольше.

Пугач тряхнул черными кудрями. Тоже грязными. Да, баню для них топили не так часто, как хотелось бы.

– Пришли, – он указал на корчму. Совсем крохотную, с покосившейся крышей. У входа терся какой-то мальчишка в оборванной рубахе.

– Славное место, говоришь, – цокнула языком Зденка. – Ну-ну.

Пугач проскочил внутрь. Видимо, он часто бывал здесь – корчмарь тут же отвернулся, чтобы налить браги. Даже не поздоровался.

Зденка, осматриваясь по сторонам, переступила через порог. Пара лавок, защитные резы у входа, охапки трав у потолка и несколько свечек. В дальнем углу дымился огарок. Отчего-то ей захотелось сесть именно туда. Да и лавка, стоявшая поближе, казались засаленной, грязной донельзя.

Пугач принес кружки с брагой. Зденка охотно подхватила свою, внюхалась и, убедившись, что следов отравы нет, сделала глоток. Боги, какая же она чудная – мягкая, с привкусом спелых ягод, пьянящая совсем немного. О, такой браги Зденка не пробовала давно. Даже в тереме подавали горькую. Та вонзалась в голову стрелой, кружила и уносила в туман сразу.

– Ржевицу сожгли, – шепотом заговорил Пугач. В полумраке его глаза блестели золотом. Ну точно сова! Разве что нос орлиный, с горбинкой, а так – пугач пугачом. И говорил он тоже пугающе.

– Так вот с чего наш горе-травник плачет, – выдохнула Зденка. – Что предлагаешь?

Пугач отхлебнул браги, затем посмотрел на корчмаря, который, кряхтя, возился с мисками и плошками, и заговорил снова:

– Князь замышляет что-то, не самое хорошее. Но мне об этом не узнать, – он поджал губы. – Зато твой дружок может.

Ах вот оно что! Зденка сжала кружку. До чего же захотелось вылить ее на Пугача и убежать.

– Что ж ты его сам не попросишь? – шикнула она и отпила еще. Нет, выливать настолько вкусное варево, да еще на поганую голову Пугача, – все равно что злить богов.

– Я просил, – пожал плечами Пугач. – Но Дербник ничего не понимает. Дубина дубиной.

Ну точно издевается. Любопытно, он знает или?.. Зденка не выдержала – подняла кружку и сделала несколько глотков. Это должно помочь.

– Дербник честный, – как можно спокойнее сказала она.

– И это плохо, – покачал головой Пугач. – Не то время, не те люди.

– Выживем, – отмахнулась Зденка.

Они просидели в корчме до полудня. Вкусная брага сводила на нет всю ту темную силу, которой веяло от Пугача. Он уговаривал поспрашивать Дербника о жизни князя, Зденка же пыталась выяснить, что знал Пугач. Догадался ли он, почему Зденка так яростно билась с Дербником. Сытник вот не понял. Кровавый хмель, как же!

Но Пугач не признавался. Притворялся, что не понимает, или впрямь не понимал, уводил разговор в другую сторону, расспрашивая про княжну Марью. Надо же – еще один! Впрочем, княжной любовались все – от черни до бояр. Статная, медовая, она походила на цветок. И добрая.

Зденка помнила, как Марья ругала Сытника, когда узнала, что тот гонял девок, несмотря на кровоточащие животы. Правда, ее нянька потом бранила саму Марью, мол, нельзя княжне знать о таком, да еще и голосить на весь двор. Ох и шуму было! В птичнике хохотали, в тереме, наоборот, злились.

Наверное, если спросить через Дербника, княжна проговорится. Или хотя бы намекнет. Но зачем это знать Пугачу? Может, его подкупили Огнебужские? Зденка криво усмехнулась: нет, за брагу она не продастся.

– Так уж и быть, – ответила. – Попробую узнать, чего там да как.

– Спасибо, – просиял Пугач. – Это… и впрямь важно.

Темнил. Зденка видела это даже сквозь хмельную пелену. Просил помочь, а для чего – не говорил. Решил, что лучше никому не знать? Почему? И ведь не спросишь – уйдет от ответа.

Когда они покидали корчму, Хорс лениво плыл на самой вышине небесного покрывала. Зденку шатало. Все-таки не каждый день попадается настолько чудная брага. Словно сам Велес варил, а Мокошь ему помогала. Пугач казался умиротворенным. Видимо, поверил.

По сторонам высились дома бояр и купцов. Возле каждого хватало стражи. Хмурые витязи с подозрением косились на прохожих, таких же безрадостных и уставших. Зденка опустила голову. Уж лучше смотреть, как хрустят листья под башмаками.

Словно птичьи кости.

Бр-р-р-р, жуть какая! Зденку аж передернуло. Нет, не будет никакого хруста! И вообще, Пугач делал все то же, что и обычно – пугал своими странностями. Ничего нового.

Пусть вся их подготовка будет напрасной, пусть Сытник зря тревожится, пусть Ржевица, бедная Ржевица, станет последней и больше никто не пострадает. Боги, пусть будет так!

Зденке очень, очень хотелось в это верить.

2

Отец старался беречь ее. Зачем – Марья не понимала. Из большой любви боялся вмешивать в грязь? Странное дело. А может, он никак не мог понять, что в тереме везде были уши и Марья все прекрасно знала и без него.

В обед среди бояр прошел слух, будто Огнебужские сожгли Ржевицу. Прогрызали-прогрызали – и вот прогрызли защиту и растерзали воинов. Князь приказал укрепить городские ворота и усилить стражу по волостям[9].

Ржевица… Марья бывала там однажды, когда они с отцом навещали тамошнего посадника и проверяли запасы еды. Город, стоявший среди полей, с удивительными людьми, что сеяли зерна, зная про набеги.