Желанная Шести

— Меня преследуют сны о ней. Сияна... что на самом деле постигло ее? — мой голос дрогнул, я надеялась услышать опровержение моим кошмарам в его словах. — Прошу, расскажи мне все. Я хочу знать.

Агний тяжело выдохнул, склонив голову, светлые локоны скрыли его глаза.

— Мы были чудовищами задолго до того, как обрели их обличья. Наши сердца—некогда порочные и жестокие—не могли спокойно смотреть на ее счастье с Казимиром. Когда же судьба обернулась против нее, мы бездействовали, зная, что она обречена на верную погибель в мороз.

В этот миг я заметила, как переменился лик Агния—его безмятежная маска рассыпалась, обнажая груз мучительных воспоминаний, которые давно терзали его по ночам.

— За те месяцы, что я провела под одной крышей с вами, я сумела многое узнать о каждом из вас, — задумчиво протянула я, проводя пальцами по шелковистым лепесткам цветов. — Вы храните темные истории—истории, сотканные из самой природы ваших страхов. Мучения, которым вы себя подвергаете, — жестокое эхо воспоминаний об этих историях. Я считаю, что прежде всего вы должны найти в себе силы простить самих себя.

Моя рука, немного подрагивающая от нерешительности, коснулась его пальцев.

Взгляд Агния затмился печалью.

— Ты говоришь истину, милая Шура. Безусловно, ты права. Но как простить себя, если сострадание было отнято у нас в тот момент, когда мы приняли свою вторую природу? Однако ты... — он улыбнулся мне теплой улыбкой, пробившейся сквозь мрачные тени. — Ты многое изменила. Прожив так долго на этой земле, я понял одну вещь: на свете существуют только любовь и страх, и ничего больше. Если мы прокляты своими страхами, то только любовь может служить нам спасением. И это не любовь к себе; это любовь, дарованная другому. И поэтому я с ужасом думаю о том, что могу потерять тебя, боясь, что мои слова или поступки могут изменить то, как ты меня воспринимаешь.

— Ты никогда не задумывался о том, что страх — это тот источник, из которого проистекает всякая храбрость?

Агний снова одарил меня понимающей улыбкой, кивнув.

Когда мы улеглись на травяной покров, я прижалась к его груди, и ритмичное биение его сердца стало для меня отрадой. Агний, убаюканный безмятежностью момента, погрузился в дремоту. Мой взгляд скользнул по созвездию родинок, украшающих его грудь и шею. Увлекшись прослеживанием их узоров пальцем, я забыла о том, что он погрузился в сон.

— Помнишь, что я говорил о родинках? — его голос был тихим шелестом, веки по-прежнему были закрыты.

— Что это следы от поцелуев, подаренных сужеными в прошлой жизни?

Он улыбнулся в ответ, заключая меня в свои объятия.

— Твой душевный свет затмевает все мои дурные мысли, которые я когда-либо вынашивал.

— Дурные мысли? У тебя? С трудом верится, что в тебе есть хотя бы намек на это. Ты кажешься... безупречным.

— Кажешься... Это определяющее слово, — отозвался он с ноткой меланхолии в тоне.

— Я отказываюсь соглашаться с этим.

— Не вынуждай меня убеждать тебя в обратном, Шура. Я бы никогда не пожелал причинить тебе страдания.

— Причинить страдания? Что ты имеешь в виду?

Мое излишнее любопытство разгорелось: я увидела, как стремительно расширяются его зрачки.

— Я проигрывал этот диалог в своей голове бесчисленное количество раз... Словно я прожил три жизни за это время, — признался мужчина, опуская глаза—золотистые пряди волос рассыпались каскадом, скрывая его лицо от моего внимательного взгляда. — Я возжелал тебя с такой силой, что душа моя воспылала. Каждый раз, когда вижу тебя, с тех пор как ты появилась на пороге нашего дома, я горю нестерпимым желанием. Мой зверь пробуждается при одном только виде тебя, он также как и я алчет обладать тобой—здесь и сейчас. Но поддаться этому первобытному порыву я себе никогда не позволю.

Резким, исступленным движением Агний наотмашь ударил себя по лицу, отчего из его носа побежала пунцовая струйка. Он наспех стер кровь рукавом шубы, стараясь не встречаться с моим взглядом.

— Шура, не уповай на меня. Не доверяй ни одной душе в стенах поместья.

— Какая проникновенная речь, Агний! Если бы только твои слова имели под собой почву искренности, — раздался голос, пронизанный насмешкой.

Моран медленно вышел из тени деревьев, аплодируя.

— Ты также намеревался открыть ей, как заманил в ловушку суженую Казимира? — его ухмылка расширилась, когда я отшатнулась, инстинктивно пытаясь укрыться за спиной Агния. — Знаешь ли ты, дорогая Шура, что в ту роковую ночь не Казимир был в очереди на вылазку? В ту ночь Агний должен был отправиться на охоту. Однако Казимир крепко поссорился со своей невестушкой, поскольку она слишком много времени проводила в обществе нашего благородного Агния. Похоже, наш приятель питает особую тягу к повторению былых ошибок.

— Что бы он ни говорил, это лишь средство поселить в тебе смуту, Шура. Не верь его словам, — негромко произнес Агний, и его пальцы с оберегающей нежностью сжали мои.

Взгляд Морана стал более хищным, когда он устремил его на меня.

— Я всегда возвращаю то, что принадлежит мне по праву, на свое законное место. Я говорю о тебе.

— Как он смог покинуть территорию поместья? — прошептала я Агнию с замиранием сердца.

Агний прищурился, принюхиваясь. Внезапно, словно пораженный каким-то озарением, он подался вперед.

— Что ты сделал с Ратишей?!

Моран с глумливой усмешкой ответил: — Я просто сделал то, на что ни у кого из вас не хватило бы духу. Пришлось воспользоваться кровью щенка, чтобы на несколько часов выйти за пределы нашего милого домика. Занятно, да?

Поначалу роль крови Ратиши в его рассказе ускользала от меня, но потом меня осенило - леденящее осознание. Ратиша не был связан теми же цепями проклятья, что и остальные; он обладал свободой покидать поместье по своему желанию. Таким образом, его кровь могла теоретически дать Морану возможность задержаться за пределами поместья без серьезных последствий.

— Сколько крови ты у него забрал? — прорычал Агний, в его глазах вспыхнула ярость. Моран лишь ухмыльнулся, потешаясь над его беспокойством.

— А я задам обратный вопрос: как долго, по-твоему, он протянет без четверти своей крови?

Агний резко выдохнул, его глаза на мгновение прикрылись. Я ухватилась за его руку, сердце тревожно ёкнуло.

— Ты сможешь помочь ему?

Он сдержанно кивнул.

— Надеюсь, что смогу. Но ему, без сомнения, потребуется переливание крови.

— Урок преподан, — хлопнув в ладоши, заявил Моран, поворачиваясь к нам спиной. — Только представь, что ждет других, если ты посмеешь выйти за пределы резиденции без моего на то разрешения. Игрушки должны оставаться на своих полках, иначе последствия постигнут тех, кто им дорог.

С этими словами он перевоплотился в волка и скрылся в глубине леса.

***

В порыве отчаяния я мчалась по тускло освещенным коридорам поместья, направляясь к покоям Ратиши. Не постучавшись, я влетела в его спальню.

Он лежал на кровати, бледный и залитый потом, его левая рука до локтя была замотана бинтами. Мои кулаки сжались—Моран заплатит за это.

Опустившись на колени рядом с кроватью, я почувствовала, как на меня наваливается груз безнадежности. Ратише нужно переливание крови, но проклятие, сковавшее волколаков, лишает их возможности оказать помощь; их кровь навлечет проклятие и на него. Я бы все отдала, чтобы помочь ему, но моя собственная кровь, запятнанная ядом вурдалака, была бы еще смертельнее, чем анемия, с которой он боролся.

Я коснулась лба Ратиши, ощутив холод его кожи. Он лежал не шелохнувшись, лишенный сознания. Я хотела поцеловать его в лоб, но, стоило мне склониться к нему, как что-то внутри меня затрещало. Мое зрение на мгновение померкло, а затем вновь обрело ясность.

«Время вышло, милая. Я вернулась, Шурочка. Соскучилась по мне?» — раздался в голове голос вурдалака, и зловещая усмешка отдалась в моем сознании.

Как же замечательно снова оказаться в теле прелестной девы. Что она собиралась тут делать? Тайком поцеловать мальчишку в лоб? Как банально!..

Зависнув над лицом Ратиши, я приблизилась и прильнула теплым поцелуем к его заледеневшим губам.

— Ты мой любимец, волчонок. Придется тебя выручить, — прошептала я, поднимаясь с вновь обретенной силой.

Спускаясь по парадной лестнице, я испытывала чувство предназначения сполна. Из гостиной доносились звуки жаркого спора Юргиса и Кирилла.

— Это искусство, Кирилл, или можно выкинуть это к чертям собачим? — воскликнул Юргис, швыряя что-то на ковер с пестрым узором.

Кирилл испуганно ахнул, а затем послышались новые шуршащие звуки.

— Да как ты смеешь! Ты что, незрячий? Как ты можешь не видеть, что это художественное произведение???

— Значит, я слепой, ибо вижу лишь то, что твое «произведение искусства» будет пылать пуще дров! — рассмеялся Юргис, и их препирательства продолжились, пока я скользящим шагом проследовала мимо них в обеденный зал.

Там, во главе внушительного дубового стола, восседал Моран с бокалом вина в руке. Слева от него сидел Казимир с непроницаемым выражением лица, читая книгу.

Когда я вошла, общая обстановка переменилась. Взгляд Казимира столкнулся с моим, костяшки его пальцев побелели на переплете фолианта, выдавая бушующие внутри него чувства.

— Ты что-то хочешь? - осведомился Моран, с деланным безразличием потягивая вино.

— Да, — невинно улыбнувшись, сообщила я, подходя ближе. — Я хотела бы отужинать с тобой. Можно?

Моран выразительно вздернул бровь, и с его губ сорвался смешок.

— Восхитительная просьба. Прилежные игрушки несомненно поощряются. Можешь присоединиться ко мне.

— Благодарю. Но прежде чем мы начнем трапезу, я хочу благословить наш стол молитвой.

Подойдя к Морану, я опустилась перед ним на колени.

— Я хочу помолиться за тебя, мой хозяин.

Тишина воцарилась в зале, и даже потрескивающий камин, казалось, затих в ожидании.

Неожиданно Моран ухватил меня за подбородок, приподнимая так, чтобы я встретилась с ним взглядом.

— В какие игры ты задумала играть со мной?

— Игры? Как же я могу не захотеть помолиться за тебя, хозяин? Ты спасал мою жизнь бесчисленное количество раз, больше, чем я того заслуживаю. Когда ты не позволил багровой реке забрать мои годы, когда расправился с упырями, напавшими на меня в лесу, или когда я потеряла самообладание из-за голода своей новой природы—ты всегда и везде приходил за мной.

Я опустила ладони на его колено, заглядывая в суровые черные очи.

Моран смерил меня взглядом из-под густых блеклых ресниц.

— Начинай.

Я прижалась щекой к его колену и прикрыла глаза, зная, что Моран по-прежнему блаженно не ведает, что Шура никогда бы не произнесла молитву за его душу. Он считал, что мы с Шурой по-прежнему боремся за это тело, не ведая, что мы давно стали самостоятельными владельцами этого тела.