Оттепель для Вольфа

– Ради тебя? – усмехнулась она. – Ты говоришь так, словно тебе не всё равно, что я чувствую.

– Конечно, мне не всё равно, – ответил я. – Я просто пытаюсь объяснить, что это необходимо. Ты должна поддерживать мой имидж, показывать всем, что у нас всё хорошо.

– Имидж? Это всё, что тебя волнует? – спросила она с горечью. – Ты совсем не думаешь о моих чувствах, о моей боли?

– Я понимаю, что тебе тяжело, – сказал я, подходя к ней ближе. – Но я обещаю, что сделаю всё, чтобы тебе было хорошо.

Я протянул руку и попытался дотронуться до её лица, но она отвернулась.

– Я тебе не верю, – прошептала она.

Я почувствовал прилив гнева, но сдержался. Я не мог позволить себе потерять контроль над ситуацией.

– Это не имеет значения, – сказал я, стараясь говорить как можно более спокойно. – Ты всё равно пойдёшь со мной. Это не просьба, а приказ.

Увидев её потрясённый взгляд, я смягчил тон.

– Элиза, пожалуйста, пойми. Это нужно не только мне, но и тебе, и твоей семье. Если ты откажешься, все подумают, что между нами что-то не так. И это может повредить «Блэквуд Эстейт».

Она молчала, обдумывая мои слова. Я знал, что она понимает, что я прав.

– Хорошо, – прошептала она, наконец, подняв на меня глаза. – Я пойду. Но только ради моей семьи.

Я улыбнулся. Это была маленькая победа, но она была важна для меня. Я знал, что рано или поздно сломлю её сопротивление и завоюю её сердце.

– Отлично, – сказал я. – Тогда я закажу стилиста и визажиста. Ты должна выглядеть безупречно.

Я вышел из спальни, чувствуя, как внутри нарастает возбуждение. Игра только начиналась, и я был готов ко всему. Я был Уильям Вольф, и я всегда добивался своего. Чего бы мне это ни стоило.

Оставив Элизу в спальне, я позвонил своему личному стилисту и визажисту, дав четкие инструкции: создать образ, который затмит всех на благотворительном вечере. Никакой скромности, только роскошь и элегантность. Пусть все видят, что Элиза Блэквуд теперь – часть моей жизни, и она должна соответствовать моему статусу.

Когда стилисты прибыли с целой горой дизайнерской одежды и обуви, я позволил им самим войти в спальню, а сам остался ждать в гостиной. Не хотел смущать Элизу своим присутствием, хотя признаться честно, мне было любопытно посмотреть, как она будет выбирать наряд.

Спустя час стилисты вышли, тяжело дыша и поглядывая на меня с немым вопросом.

– Мистер Вольф, у нас небольшая проблема, – робко начала одна из них.

– В чём дело? – резко спросил я, нахмурившись.

– Мисс Блэквуд отказывается надевать что-либо из предложенного. Говорит, всё слишком вычурное и не соответствует её стилю, – объяснила стилист, нервно теребя в руках блокнот.

Я вздохнул. Конечно же, она не могла просто согласиться на то, что я для неё выбрал. Ей нужно было выпендриться, показать свой характер.

– Хорошо, – сказал я, стараясь сохранять спокойствие. – Я сам с ней поговорю.

Войдя в спальню, я увидел Элизу, стоящую посреди комнаты, окружённую настоящими горами шелка, шифона и кашемира. Платья от Valentino, Dior, Versace, Givenchy – все, что стилист привез сегодня утром, были разбросаны по комнате, словно после взрыва на фабрике моды. Рядом громоздились горы обуви – туфли на шпильках, босоножки, украшенные стразами, классические лодочки. Элиза, босая, в моей футболке, которая все еще висела на ней мешком, выглядела раздражённой и упрямой. На полу валялось изумрудно-зеленое платье от Gucci, смятое, словно его только что вытащили из мусорного ведра.

– Что здесь происходит? – спросил я, скрестив руки на груди, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, хотя внутри все клокотало от раздражения.

– Я не собираюсь надевать всё это, – заявила она, резко кивнув в сторону нарядов. – Это похоже на костюмы для цирка, а не на платья для благотворительного вечера. Я буду выглядеть в них… вульгарно.

Я усмехнулся, пряча улыбку. В ее словах была доля правды. Стилист явно перестарался, подбирая наряды для молодой художницы, привыкшей к джинсам и футболкам.

– Эти платья от лучших дизайнеров мира, Элиза, – ответил я, стараясь говорить как можно более терпеливо. – И они идеально подойдут для сегодняшнего мероприятия. Ты должна… произвести впечатление.

– Мне всё равно, кто их сшил, – возразила она, подняв на меня взгляд. В ее глазах сверкали искорки гнева. – Они слишком откровенные, слишком блестящие, слишком… вычурные. Я чувствую себя в них… голой.

– Слишком сексуальные? – подсказал я, приподняв бровь, не в силах сдержать легкой иронии.

Она вспыхнула, ее щеки покрылись ярким румянцем.

– Это не имеет значения! – резко ответила она. – Я не собираюсь надевать то, в чём мне некомфортно.

Я вздохнул. Она была такой упрямой и непокорной, как дикий жеребенок, пытающийся сбросить с себя седло. Но я не мог позволить ей испортить сегодняшний вечер. Слишком много было поставлено на карту. Репутация, сделка, будущее…

– Хорошо, – сказал я, мысленно проклиная свою импульсивность, которая заставила меня жениться на этой упрямице. – Тогда выбери что-нибудь, что тебе нравится. Но помни, что ты должна выглядеть… достойно. Соответствовать… моему статусу.

Она посмотрела на меня с недоверием.

– Ты действительно разрешаешь мне выбрать самой? – спросила она, и в ее голосе послышалась нотка удивления.

– Да, – ответил я. – Но я буду оценивать твой выбор. И если мне что-то не понравится… ты наденешь то, что выберу я.

На её лице появилась слабая, неуверенная улыбка.

– Договорились, – сказала она, и с новым энтузиазмом принялась перебирать платья, отбрасывая в сторону слишком яркие и вычурные наряды.

Я сел в кресло, обитое белой кожей, и стал наблюдать за ней. Она была такой сосредоточенной и серьёзной, словно решала судьбу мира, а не выбирала платье для благотворительного вечера. Ее брови были нахмурены, губы плотно сжаты.

Через некоторое время она выбрала одно из платьев – темно-синее, из матового шелка, простого, классического кроя, без лишних украшений, с длинными рукавами и v-образным вырезом. Но оно идеально подчёркивало изящество ее фигуры, белизну ее кожи, и делало её ещё более красивой, почти… беззащитной.

– Что скажешь? – спросила она, поворачиваясь ко мне, и в ее глазах читалась тревога.

Я окинул её пристальным взглядом и медленно кивнул.

– Неплохо, – сказал я. – Элегантно. Но нужна изюминка. Не хватает… блеска.

Она закатила глаза.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, и в ее голосе снова послышались нотки раздражения.

– Нужен аксессуар, – ответил я, вставая с кресла. – Что-то, что сделает твой образ… запоминающимся.

Я подошёл к туалетному столику из черного лакированного дерева и взял небольшую бархатную коробочку. Открыв её, я достал из неё бриллиантовое колье – тонкая платиновая цепочка, украшенная крупными бриллиантами, сверкающими чистым, холодным огнем.

– Надень это, – сказал я, протягивая ей колье.

Она посмотрела на него с восхищением, и в ее глазах мелькнуло что-то похожее на… страх.

– Оно прекрасно, – прошептала она. – Но оно, наверное, стоит целое состояние.

– Оно бесценно, Элиза, – ответил я. – Семейная реликвия. И сегодня оно будет принадлежать… тебе.

Я подошел к ней сзади, осторожно отодвинул ее волосы, открывая тонкую, изящную шею, и застегнул колье. Бриллианты сверкали в свете ламп, отбрасывая на ее кожу мириады крошечных бликов, делая ее еще более привлекательной, почти… волшебной.

– Ты выглядишь… потрясающе, – сказал я, глядя на неё в зеркало, и в этот момент я понял, что впервые вижу ее настоящую красоту. Красоту, скрытую за маской страха и покорности.

Она посмотрела на меня, и я увидел в её глазах благодарность и… что-то ещё, чего я не мог понять.

В этот момент я осознал, что она начинает мне нравиться. Не как объект для сделки, а как женщина, как личность. И это пугало меня больше всего на свете.

Я вспомнил, что сегодняшний вечер организован не просто так. Я хотел показать всем, что Элиза Блэквуд теперь – моя женщина, и я горжусь ею.

– Ты знаешь, это колье спонсорский продукт сегодняшнего вечера,-сказал я,

Её глаза округлились от удивления, а потом появилась хитрая улыбка.

9. Элиза

Взгляд Уильяма, полный неожиданного восхищения, заставил меня на мгновение забыть о своей роли. Тепло разлилось по груди, и я невольно задержала дыхание, ловя его взгляд. Но тут же одернула себя. Нельзя строить иллюзий. Он просто играет свою роль, как и я. Этот блеск в его глазах – всего лишь часть игры.

– Спонсорский продукт? – переспросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и безразлично, хотя внутри все трепетало от непонятного волнения. – Ты хочешь сказать, что весь этот вечер – рекламная акция твоей компании?

Уголки его губ приподнялись в легкой усмешке.

– Именно. И это колье – лишь верхушка айсберга, Элиза. Мы запускаем новую линию украшений, и ты – ключевая фигура нашей рекламной кампании. Все взгляды сегодня будут прикованы к тебе. Ты – лицо нашего бренда.

Жаркая волна стыда окатила меня. Использовать меня, как…манекен? Это было унизительно. Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Но… я сама подписала этот контракт. Я знала, на что иду. И теперь должна играть по правилам.

– Ясно, – процедила я сквозь зубы, стараясь сохранить хотя бы видимость спокойствия. – В таком случае, мне нужно выбрать подходящую обувь.

Я отвернулась к распахнутым коробкам с обувью, разложенным на бархатной оттоманке. Мой взгляд скользил по сверкающим шпилькам, усыпанным стразами и блестками, по изящным босоножкам с тонкими ремешками, обвивающими лодыжку. Были даже туфли, декорированные перьями экзотических птиц. Роскошь и излишество – вот что бросалось в глаза. Но все это казалось мне слишком кричащим, вульгарным, не соответствующим простоте и элегантности моего платья. Кроме того, я представила себя, балансирующую на этих головокружительных каблуках весь вечер, и меня передернуло.

Наконец, в самом дальнем углу одной из коробок, я нашла то, что искала. Классические белые лодочки из мягкой кожи. Устойчивая шпилька средней высоты, острый носок, изящный изгиб. Ничего лишнего. Они идеально дополняли образ, подчеркивая чистоту линий платья и не отвлекая внимания от колье.

– Я думаю, эти подойдут, – сказала я, поворачиваясь к Уильяму и демонстрируя ему свой выбор.

Он окинул туфли внимательным взглядом, задержавшись на мгновение на моих голых лодыжках.

– Отличный выбор, – произнес он с едва заметным одобрением в голосе. – Сдержанно и элегантно. Как раз то, что нужно.

Я присела на пуф и, осторожно сняв защитные чехлы с туфель, надела их. Кожа приятно облегала стопу. Встав, я сделала несколько шагов по комнате, прислушиваясь к своим ощущениям. Туфли оказались удивительно комфортными. Я могла бы протанцевать в них всю ночь.

– Идеально, – прошептала я, чувствуя, как напряжение постепенно отпускает. По крайней мере, обувь не будет дополнительной проблемой этим вечером. Теперь мне оставалось только принять свою роль и сыграть ее безупречно.– Ну, вот и всё, – сказала я, посмотрев на Уильяма. – Я готова.

Он окинул меня взглядом с головы до ног и одобрительно кивнул.

– Ты выглядишь потрясающе, – повторил он. – Но мне нужно тоже одеться. Подожди меня здесь.

Уильям скрылся в ванной комнате, а я осталась одна в спальне, чувствуя, как холодные грани бриллиантов касаются моей кожи. Колье, подарок или скорее инструмент в руках Уильяма, тяжелым грузом лежало на моих плечах, напоминая о заключенной сделке, о моем долге и данном обещании.

Я посмотрела на свое отражение в высоком зеркале. Да, я выглядела безупречно. Изумрудно-зеленое платье мягко облегало фигуру, подчеркивая талию, роскошное колье сверкало на моей шее, волосы, уложенные в высокую прическу, открывали изящную линию шеи. Но за этой внешней красотой скрывалась пустота и отчаяние. Я чувствовала себя птицей в золотой клетке, лишенной свободы и права выбора.

Вдруг, резким диссонансом в тишине комнаты, зазвонил телефон. Я схватила его с туалетного столика. На экране высветилось имя Клэр, моей лучшей подруги.

"Клэр! " – прошептала я, словно боясь, что Уильям услышит меня сквозь шум воды в ванной.

"Элиза! Как ты? Нервничаешь?" – голос Клэр был полон сочувствия и тревоги.

"Еще как," – призналась я, опускаясь на край кровати. – "Чувствую себя товаром на витрине."

"Держись, милая! Все будет хорошо. Ты справишься. Просто помни, что это всего лишь один вечер."

"Легко сказать… Этот вечер может решить судьбу моей семьи. И «Блэквуд Эстейт»…"

Мы проговорили еще несколько минут. Клэр, как всегда, умела найти нужные слова поддержки. Она напомнила мне о моей силе и умении держать удар. Разговор с ней немного успокоил меня, вселил хоть каплю надежды.

В голове мелькнула мысль о побеге. Бросить все, вернуться в «Блэквуд Эстейт», пусть даже с позором и гневом матери. Но я тут же отогнала эту мысль. Сбежать – значит предать свою семью, оставить их один на один с финансовыми проблемами. Я не могла позволить себе такой эгоизм.

Я должна быть сильной. Ради своей семьи, ради «Блэквуд Эстейт», ради всего, что мне дорого. Я должна сыграть свою роль до конца, какой бы горькой она ни была.

Дверь ванной комнаты открылась, и на пороге появился Уильям. Черный смокинг безупречно сидел на его подтянутой фигуре, белоснежная рубашка подчеркивала легкий загар. Он выглядел элегантно и неприступно.

– Ну что, поехали? – спросил он, обращаясь ко мне с вежливой, но холодной улыбкой. Его взгляд скользнул по моему лицу, и я почувствовала, как внутри все сжалось от неприятного предчувствия.

Я сделала глубокий вдох и кивнула.

– Поехали, – ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно.

Я шагнула навстречу своей судьбе. И я была готова ко всему. Почти.

Лимузин мчал нас по ночному городу, освещённому миллионами огней. Уильям сидел рядом со мной, непринуждённо болтая по телефону, словно мы ехали на обычную вечеринку, а не на мероприятие, которое должно было определить мою дальнейшую жизнь.

Я смотрела в окно, стараясь не думать о том, что меня ждёт. Чувствовала себя словно актриса, готовящаяся к выходу на сцену. Я должна была сыграть роль любящей невесты, счастливой и беззаботной. Иначе Уильям не оставит меня в покое.

Когда мы подъехали к месту проведения благотворительного вечера, я увидела толпу репортёров и фотографов, ожидавших нашего появления. В животе всё сжалось от волнения.

Уильям вышел из машины первым и подал мне руку. Я взяла её, стараясь не показывать, как сильно дрожат мои пальцы.

Вспышки фотокамер ослепляли меня, когда мы шли. Уильям улыбался и махал рукой, словно политик, баллотирующийся на выборах. Я старалась держаться рядом с ним, не отставать и не опережать его.

Когда мы вошли внутрь, я огляделась. Зал был огромным и роскошным, украшенным цветами и хрустальными люстрами. Вокруг сновали элегантно одетые люди, попивая шампанское и оживлённо беседуя.

Уильям повёл меня к группе людей, стоявших у бара. Он представил меня своим знакомым, называя меня своей невестой и расхваливая мои достоинства.

Я старалась улыбаться и поддерживать разговор, но чувствовала себя не в своей тарелке. Эти люди были такими надменными и поверхностными, что мне хотелось поскорее сбежать от них.

Уильям, заметив моё замешательство, обнял меня за плечи и притянул к себе.

– Всё хорошо, дорогая? – спросил он, глядя на меня с заботой.

Я кивнула, стараясь улыбаться.

– Всё прекрасно, – ответила я, зная, что за нами наблюдают.

– Пойдём, я познакомлю тебя с остальными, – сказал Уильям и повёл меня дальше по залу.

Так продолжалось весь вечер. Уильям представлял меня своим знакомым, я улыбалась и поддерживала разговор. Он был внимательным и заботливым, словно я была самым дорогим для него человеком.

Но стоило мне сделать что-то не так, сказать что-то не то, как его поведение резко менялось. Он отводил меня в сторону и начинал отчитывать, грубо и злобно.

– Что ты себе позволяешь? – шипел он мне на ухо, когда я позволила себе пошутить с одним из его друзей. – Ты должна быть серьёзной и сдержанной. Не позорь меня!

Затем он снова улыбался и вёл меня обратно в зал, словно ничего и не было. Он был словно двуличный Янус, демонстрирующий миру одну сторону, а мне – совсем другую.

Этот вечер тянулся бесконечно долго. Я чувствовала себя измученной и опустошённой. Я мечтала только об одном – поскорее вернуться домой и забыть обо всём этом.

Но я знала, что это только начало. Впереди меня ждёт ещё много таких вечеров, много фальши и лицемерия. И я должна научиться с этим жить. Иначе я просто не выживу в этом мире.

10. Уильям

Я чувствовал липкую фальшь улыбок, когда жал руки гостям, благодаря за щедрые пожертвования. «Ура»?! Да, деньги собраны, репутация фонда укреплена. Но внутри меня клокотала ярость. Элиса… Эта чертова Элиса! Она же знала, как важен этот вечер, как я готовился к нему месяцами! А она, блять, решила напоследок устроить цирк. Её игривый флирт с этим банкиром, её громкий смех, её чертово «случайное» касание его руки… Все это выглядело как дешевый спектакль, как плевок в лицо всем моим усилиям.

Когда мы, наконец, сели в машину после этого бесконечного, тошнотворного благотворительного вечера, я молчал, сжимая руль так, что костяшки пальцев побелели. Внутри все кипело, клокотало, как лава в жерле вулкана. Она, кажется, почувствовала неладное – или просто играла свою роль идеальной, заботливой невесты – и попыталась нарушить тягостную тишину:

– Уильям, все прошло просто замечательно! Ты был великолепен! Все были в восторге от твоей речи! Мы собрали рекордную сумму для фонда!

Я резко затормозил на обочине, чуть не вылетев на встречную полосу, развернулся к ней и, еле сдерживаясь, процедил сквозь зубы:

– Заткнись, блять. Просто заткнись. Не произноси ни слова.

Она отшатнулась, как от удара, в ее глазах, широко распахнутых, появился неподдельный испуг. Маска счастливой невесты слетела, обнажив истинное лицо – испуганной, загнанной в угол жертвы.

– Ты, черт возьми, что себе позволяла весь вечер? – зарычал я, не в силах больше сдерживать бушующую внутри ярость. – Думаешь, я слепой? Думаешь, я не видел, как ты выплясывала перед этим жирным мешком с деньгами, Ричардсоном? Строила ему глазки, хихикала над его плоскими шутками? Ты, блять, хоть понимаешь, как ты меня унизила? Ты понимаешь, что этот вечер – это моя жизнь, мой чертов шанс заключить сделку, которая спасет мою компанию от краха, и ты чуть все не просрала своей дешевой, вульгарной клоунадой?!

Я не мог остановиться. Злость, как гной из застарелой раны, вырывалась наружу, обжигая, отравляя все вокруг.

– Ты думаешь, тебе все можно, потому что ты красивая? – продолжал я, мой голос дрожал от ярости. – Думаешь, я буду закрывать глаза на твои выходки вечно? Да пошла ты на хуй, Элиза! Ты просто кукла! Красивая, изысканная, дорогая кукла, но… пустая! Бездушная! И я, похоже, был полным идиотом.

Я резко отвернулся, снова схватился за руль, сжимая его до боли, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Молчание в машине давило, как тонна свинца. Я завел мотор и резко надавил на газ, оставляя позади огни ночного города. До дома мы ехали в полной, гнетущей тишине, и я знал, что этот разговор, вернее, эта грязная, безобразная вспышка гнева, изменит все. Я не знал, к чему это приведет.

Я паркуюсь в гараже, резко глушу мотор. Элиза не двигается, сидит, словно статуя, смотрит прямо перед собой, словно оглохла и онемела. На улице – идеальная маска счастливой невесты, дома – эта каменная отрешенность, безразличие. Ненавижу оба эти обличия. Выхожу из машины, с силой хлопаю дверью. Она выходит следом, молча, покорно, как тень, идет в дом.

Внутри холодно, неуютно, пусто. Как и в наших отношениях.

Бросаю пиджак на спинку кресла и наливаю себе виски. Двойную порцию. Нужно что-то, чтобы притупить эту кипящую внутри злость, иначе я опять наговорю лишнего. Что-то… что я буду потом жалеть. Элиза стоит у окна, все так же молча, глядя на ночной город.

– Завтра приезжает мама, – бросаю ей, не глядя.

Она вздрагивает, словно от электрического разряда, медленно поворачивается ко мне. В ее глазах мелькает что-то похожее на испуг, тревогу, но быстро исчезает, сменяясь привычным безразличием. Маска снова на месте.

– Что? – тихо спрашивает она, словно не расслышала моих слов.

Делаю большой глоток виски. Жгучая жидкость обжигает горло, растекается по венам, принося некоторое облегчение.

– Мама. Приезжает. Завтра, – повторяю я по слогам, с трудом удерживая свой голос ровным и спокойным, хотя внутри все переворачивается от волнения. – Она… изъявила желание познакомиться с моей… обожаемой невестой. Ее визит будет коротким. У нее, как всегда, плотный график, – добавляю я с легкой иронией, которая, впрочем, теряется в напряженной тишине. – Завтрак, короткая прогулка, возможно, ужин. В остальное время она будет погружена в свои дела. Никаких долгих задушевных бесед, никаких семейных посиделок.

Я пристально смотрю в ее глаза, пытаясь прочесть ее мысли, уловить хоть малейший проблеск эмоций. Но ее лицо – непроницаемая маска. Ни тени волнения, ни следа страха. Абсолютно ничего. Эта холодная невозмутимость начинает раздражать.

– Ты понимаешь, что это значит, Элиса? – мой голос становится жестче, приобретает металлические нотки. – Никаких выходок. Никаких этих твоих театральных перфомансов. Никаких флиртов с официантами, никаких едких комментариев. Ты будешь вести себя как… как примерная жена. Вежливая, внимательная, любящая. Ты будешь играть эту чертову роль, Элиса! И играть ее безупречно. Это понятно?

Я замолкаю, буравя ее взглядом. Хочу, чтобы она прочувствовала всю серьезность ситуации. Чтобы поняла, что на этот раз ставки слишком высоки. Что ее детские игры могут разрушить все.

– Если ты хоть на секунду забудешь, кто ты сейчас и что должна делать, я… – я осекаюсь, сжимая стакан с виски так сильно, что костяшки пальцев белеют. Не знаю, что сказать дальше. Не знаю, на что я способен, если она сорвется. Но она должна понять – на этот раз я не позволю ей все испортить.

– …ты меня поняла? – заканчиваю я, с трудом сдерживая бурлящий внутри гнев.

Тишина затягивается, становится почти физически ощутимой. Кажется, что даже воздух в комнате наэлектризован. Наконец, она медленно, еле заметно, кивает.

– Да, – шепчет она, не поднимая глаз.

– Хорошо, – говорю я, ставя стакан на стол. – Иди спать. Нам обоим нужен отдых. Завтра будет долгий день.

Я смотрю, как она послушно встает и направляется к двери, ее плечи поникли, голова опущена. Внезапно меня пронзает острое чувство вины. Может быть, я слишком жесток с ней? Может быть, ей сейчас так же тяжело, как и мне? Но я тут же отгоняю эти мысли. Сейчас не время для сентиментальности. Завтра нам предстоит выдержать настоящее испытание. И мы должны быть готовы к нему.

11. Элиза

Господи, как же хочется смыть с себя все это. Этот вечер, его злость, его слова… Как будто я вымазалась в грязи. Включаю воду погорячее и забираюсь в ванну. Пар обволакивает, расслабляет мышцы. Закрываю глаза и стараюсь выбросить все из головы. Но получается плохо. Его взгляд, полный презрения… Боже, как же больно. Неужели я действительно так ужасна? Неужели он действительно так меня ненавидит?

Вылезаю из ванны, вытираюсь и натягиваю шелковый халат. Волосы еще влажные, падают на плечи. Выхожу из ванной, а там… Уильям. Стоит у двери, смотрит на меня. Тяжелый взгляд.

–Ну наконец-то, – сухо говорит он и проходит мимо меня в ванную.

Я вздыхаю и иду в спальню. Сажусь на кровать, чувствуя, как дрожат колени. Что будет завтра? Как я смогу играть эту роль? Смогу ли я хотя бы улыбнуться его матери? А главное… что будет после завтра? Куда мы движемся? И есть ли у нас вообще будущее?

Лезу под одеяло, пытаясь согреться. Закрываю глаза. Но заснуть не получается. Слышу, как в ванной шумит вода. Потом тишина. Затем щелчок двери.

И вот он. Уильям. Стоит в дверях спальни. На нем только полотенце, обмотанное вокруг бедер. Капли воды стекают по его груди. Он выглядит… диким. Незнакомым. Пугающим.

Я от неожиданности вздрагиваю и отшатываюсь к спинке кровати. Сердце бешено колотится в груди.

– Блять! – вырывается у меня невольно. Испуг парализует. Я смотрю на него, не в силах вымолвить ни слова. Что он собирается делать?

Он будто не слышит моего ругательства. Никакой реакции. Просто стоит и смотрит, тяжело дыша. Этот взгляд… он прожигает меня насквозь. Будто сканирует, оценивает, раздевает. Я чувствую себя беззащитной, обнаженной не только физически, но и морально.

Проходит целая вечность, прежде чем он, наконец, шевелится. Без единого слова разворачивается и идет к своей стороне кровати. Поднимает одеяло и ложится. Молча. Просто ложится и отворачивается ко мне спиной.