Последняя жертва

– Только не опаздывай, в девятнадцать ноль-ноль жду.

Егор кивнул. И только когда она ушла, плавно покачивая бёдрами, он сообразил, что забыл спросить, кто ещё будет.

В субботу в восемнадцать тридцать, дольше терпеть он не мог, Егор стоял у двери подъезда. Сжимая в руке букет – пять головастых, толстостебельных роз.

На звонок домофона долго никто не отзывался, и Егор решил, что над ним зло подшутили. Но, едва он собрался швырнуть букет на землю и обматерить стальную дверь, как из домофона донёсся запыхавшийся голос.

– Да. Дымов, ты?

Он облегчённо вздохнул и выпалил.

– С днюхой!

– Ты рано.

– Э, – он опешил, – боялся опоздать.

– Заходи.

Замок противно запищал, и он потянул на себя тяжёлую дверь. Рывок по лестнице, травмированное колено заныло, но Егор, не обращая на него внимания, пулей влетел на третий этаж.

Замер перед массивной под дерево дверью, он поискал кнопку звонка, не найдя, осторожно постучал костяшками в металлический косяк.

– Заходи, – приглушённо раздалось из-за двери.

Ручка плавно провернулась, и он вошёл в полутёмный коридор. Вопреки ожиданиям из квартиры не доносилось звуков, характерных для весёлой вечеринки. Ни тебе музыки, ни смеха.

В голове мелькнуло, может, он ошибся, и праздник будет не в субботу, а в воскресенье?

– Люда, ты где?

Из-за двери, расположенной справа, донеслось.

– Дымов, дверь закрой на ключ.

Он оглянулся, запер дверь и сказал:

– Слушай, ты чего меня по фамилии зовёшь, у меня имя есть, и почему нет никого?

– Тебе как отвечать, по порядку? – снова донеслось из-за двери.

– Как хочешь.

– Тогда отвечаю на первый вопрос. Нравится мне твоя фамилия. А на второй – зайди сюда и узнаешь.

Егор сбросил ботинки, повесил куртку в шкаф и осторожно приоткрыл дверь.

– Люда, что за шутки? – в комнате было темно.

Никто не отозвался, Егор зашарил рукой по стене в поисках выключателя. Но вместо гладкого, холодного пластика, рука наткнулась на что-то мягкое и тёплое. Он отдёрнул руку и обернулся. Прежде чем дверь захлопнулась, он разглядел смутную фигуру. А затем его обняли мягкие руки, а рот закрыли пахнущие шоколадом и вином губы.

Он выпустил букет из рук и подхватил обнажённое тело на руки. В перерывах между поцелуями он прошептал:

– Люда, ты?

– Какой же ты дурачок, Дымов. Неси меня на кровать.

Больше в эту ночь они не говорили.

У них вообще сложились странные отношения. На людях Людмила старательно делала вид, что с Егором у неё чисто шапочное знакомство. Привет-привет, пока-пока. Но, по ночам! О, эти ночи! Они словно пили друг друга и не могли напиться. Днём бесстрастная и отчуждённая, по ночам она словно вулкан извергала на него лаву своей страсти.

Поначалу его обижало такое положение дел, но вскоре он с ним смирился, тем более что в нынешнем положении Егору приходилось вертеться словно волчку. Поток дотаций, с уходом из большого спорта, иссяк, стипендии он не получал, так как еле тянул учёбу. Приходилось работать ночным сторожем в детском саду. Зарплата не ахти, но вместе с пенсией матери жить можно. Так и крутился…

Тот, кем бы он мог стать, покивал, словно с чем-то соглашаясь.

Тот, кем он был, наклонился к Егору и зашептал:

– Что, туго братуха?

Егор согласился:

– Туго.

– А ты, что хотел?

Егор пожал плечами:

– Того же, чего и все.

– Во, как! – тот, кем он был, склонился ещё ближе, горячее дыхание обожгло ухо. – А откуда ты знаешь, чего все хотят?

– Не знаю, догадываюсь.

– А я вот, представь себе, не догадываюсь, просвети меня, а, братуха.

Егору надоел этот разговор, он и не представлял себе, что может быть таким въедливым.

– Отстань, ты это я, а значит, знаешь то же, что и я.

– Да ладно тебе, чё ты ломаешься, как девочка-целочка?

– Пошёл на фиг, урод.

– Хе-хе-хе, – тот, кем он был, заперхал горлом, – ну ладно, не хочешь говорить, так я тебе скажу. Хотел ты мил человек, счастья, да, братуха, простого человеческого счастья. Семьи крепкой, жену любящую и любимую, детей – мальчика и девочку, да, или девочку и мальчика. Работы хорошей, приносящей моральное и финансовое удовлетворение, да.

Эти его, да и а в каждой фразе были противны Егору до омерзения. Но, ведь он сам так разговаривал, когда проводил допросы. Знал, как это нервирует, заставляет злиться и – значит сказать больше того, что собирался.

– А что у тебя есть, а, братуха?

– А что у меня есть? – эхом повторил Егор.

Тот, кем он был, покивал.

– Что! Есть! У нас! – тот, кем он был, медленно проговорил фразу, делая ударение на каждом слове. – У нас, понимаешь, у нас!

В пространстве повисла тягостная тишина.

– А, братуха? Что, есть у нас? Молчи, молчи, – тот, кем он был, прижал палец к его губам. – Я, тебе скажу, я! – он лихорадочно шептал, глотая окончания.

И, закончил по слогам шёпотом, тихим-тихим:

– Ни-хе-ра!

И заорал в пространство, прямо Егору в ухо:

– Э-ге-гей! Ни хера! Слышите вы, – тот, кем он был, повернулся сначала к тому, кем он не был, а потом к тому, кем бы он мог стать, – ни хера у нас нет. И у вас тоже нет, ни хера нет!

Проорав это, он враз, спущенным шариком, осел и тихо заплакав начал напевать:

Был я в школе герой, я учился на пять.

Я знакомые буквы любил повторять.

Я разглядывал книги как шифр, я пытался узнать,

Что такое весна.

Лишь однажды пытался я школу поджечь,

Да учитель узнал, спички выбросил в печь.

Мне хотелось огня и тепла, я не мог больше ждать,

Когда будет весна… 37

Егор слушал его и, кивая в такт, тихонько повторял:

– Ни хера. Ни хера. Ни хера…

Господи! Как он добился того, что к тридцати трём годам у него собственно ничего нет, как говорил тот, кем он был – ни хера!

Ни семьи, как-то всё у них плохо складывалось с Людмилой.

Тайком они встречались до самого окончания института, её окончания, училась она на два курса младше и не на юридическом, а на финансовом.

Он уже пахал в ментовке, когда они расписались. Без лимузинов, белого платья, голубей и банкета. Он, она и два свидетеля: свидетельница – подружка невесты и свидетель – приятель свидетельницы.

Жить стали в однокомнатной квартире, папаша её подсуетился, был он мелким чинушей в налоговой службе, но хватку имел стальную, такую, что не вырваться, а вырвешься, так пожалеешь, что оказался на свободе.

Сейчас, оглядываясь на прожитые годы, он удивился, как они прожили с Людмилой девять лет? Почему не разбежались раньше, тогда, когда начались все эти недомолвки и разлады. Что их держало рядом друг с другом? Детей у них не было. Егор даже не мог сказать почему. Он не хотел? Хотел. Людмила? Она вроде тоже как ничего против не имела. Планы совместные строили, над именами спорили. Но рождение все откладывали. То, денег не было на содержание, то условия не позволяли, то вдруг её карьера в гору пошла, и уход в декрет рубил всё на корню, так что…

Так что, а что так?

Охладели они друг к другу или…

Или это она растеряла к нему чувства по дороге к успеху? Или это он измотанный работай, очерствел душой?

В общем, совместная их дорога вдруг начала расходиться. И чем дальше они шли, вроде как рядом, но уже не вместе, тем дальше отдалялись их жизненные тропки. Его вправо, а её влево…

Вот-вот влево, а точнее – налево.

Егор, как сейчас, помнил тот августовский жаркий вечер. Людмила задерживалась на каком-то то ли совещании, то ли встрече с клиентами, или вообще на корпоративе. Она говорила ему утром, когда собиралась на работу, почему её не будет дома вечером, да он, занятый мыслями о предстоящей выволочке от начальства, пропустил её слова мимо ушей. Запомнил только, что вернётся она поздно и чтобы он не беспокоился. Вот Егор и не беспокоился. Он катил в троллейбусе на встречу с одним замечательным стукачком, обещавшим напеть кое-что интересное. Время восемь по полудню, а рогатый старичок битком. Плотная и потная масса людских тел прижала Егора к окну на задней площадке, прямо напротив распахнутая форточка, из которой бил в лицо поток тёплого воздуха. Егор невидяще смотрел на летнюю улицу, прикидывая вопросы, которые надо задать информатору.

От мыслей, бродивших в голове, его отвлекло алое пятно, промелькнувшее за окном. Егор сфокусировался на остановившемся рядом алом джипе, обтекаемом и мускулистом, словно присевший перед прыжком бультерьер. Тонированные окна скрывали пассажиров, и он остро позавидовал им, наслаждающимся кондиционированной прохладой кожаного салона, а то, что салон кожаный, он знал доподлинно. Точно такая тачка была у Людмилиного шефа. Мощная, красная словно флаг, ушедший в небытие страны, до отвращения красивая и роскошная.

Загорелся зелёный свет, троллейбус дёрнулся и поехал, джип плавно тронулся, проезжая мимо окна, у которого стоял Егор. Но уехать далеко они не успели, вновь остановившись едва миновав перекрёсток теперь уже в пробке. Сейчас Егору был виден только зад машины и часть передней дверцы со стороны пассажира.

Нетерпеливо он взглянул на часы.

Твою мать, на встречу со стукачом он опаздывал, а, впрочем – плевать, не барин подождёт. Егор вновь посмотрел на замершую рядом машину. Чёрное стекло, отражавшее троллейбус и толпу, истекающую потом в нём, поехало вниз. Из окна показалось тонкое запястье с изящной кистью, с зажатой меж пальцев дамской сигаретой с пегим и кривоватым столбиком пепла. Длинный палец с ухоженным алым ногтем легонько стукнул по сигарете, стряхивая пепел. Егор терпеть не мог таких вот ногтей – длинных и острых, словно у хищной птицы, да ещё такого вызывающе красного цвета, словно их обмакнули в кровь. Людмила его, как раз вчера вернулась из салона именно с таким маникюром, хотя и знала, что ему это не нравится.

Рука исчезла в салоне, но вновь появилась, но теперь уже вольготно расположившись в проёме открытого окна. Красивая рука, машинально отметил Егор – гладкая, загорела и.… Вот ведь странно – будто бы знакомая.

Вдвойне странно, что знакомых обладателей таких шикарных машин у него не было. Если не считать…

Вот бл..ь!

Он весь покрылся липким, горячим потом.

Вот бл..ь!

Если не считать за знакомого шефа Людмилы. Но Людмила не курила. Или курила?

Вот бл..ь!

Троллейбус вздрогнул всем своим железным нутром и чуть-чуть продвинулся вперёд.

За опущенным тонированным стеклом, прямо в шикарном кожаном салоне, сидела Людмила?

Людмила?!

Егор бессильно ткнулся лбом в крестовину рамы, силы внезапно покинули его. В салоне чужой машины сидела его жена. Он полностью не видел её, но не узнать просто не мог. Её волосы, её профиль, её шея, её плечо, её, мать твою, рука…

Курящая, и весело улыбающаяся, можно сказать, хохочущая, наверное, в ответ на удачную шутку водителя. Давно он не видел её такой беззаботной и весёлой, и никогда она так не смеялась над его шутками. Никогда!

Глаз он не видел, но был уверен – они блестят, тем блеском, что некогда блестели в темноте их спальни, когда она верхом на нём устраивала дикую и бешеную скачку страсти.

Вот бл..ь!

Бессилье ушло, сменившись бешеной дрожью готовых к действию мышц. Егор кинулся вперёд по салону, расталкивая возмущённых пассажиров, чтобы полностью увидеть жену, но троллейбус тронулся с места, а джип, взревев мотором, рванул вперёд, словно торпеда, пущенная по вражескому миноносцу. Егор, сменил курс, пробиваясь уже к дверям, но замер, не дойдя до выхода.

Какого чёрта! Он всё равно не успеет, машина умчалась, не догнать. Егор подавил бешеный порыв выскочить из горячего нутра троллейбуса и разрядить всю обойму в зад красной машины и облокотившись на поручень, замер, закрыв глаза и прижавшись лбом к горячему и липкому металлу.

Мысли поначалу вихрем крутившиеся в голове, замерли и поползли усталыми улитками.

Как такое может быть? Его Люда и… Нет, нет, нет… Он ошибся, просто ошибся, мало ли похожих людей. Он начал лихорадочно вспоминать, во что была одета жена утром. Да, вроде как всегда – строгий тёмно-синий костюм, нет, нет… Жара, на улице жара. Она надела льняную и при этом безумно элегантную, как ему казалось, светло-серую пиджачную пару. Точно! Юбка чуть выше колен оттенявшая загар гладких ног и приталенный пиджак на одной пуговице, а под ним шелковая полупрозрачная блузка с рукавом три четверти – точно!

А, эта сидевшая в машине?

Он до боли зажмурился, восстанавливая в голове только что увиденное. Так, так, так. Кисть с зажатой сигаретой. Дальше гладкая загорелая рука, острый бугорок локтя и… и… и плечо!

Егор облегчённо выдохнул, только сейчас заметив, что всё это время не дышал. Плечо – голое, круглое и красивое! И что-то такое красное, лёгкое и на тонких бретельках. Так что, это была не она. Нет, не она – не Люда.

Он успокоил себя, хотя в глубине души…

В глубине души он знал – что-то не так. Они не спали вместе вот уже несколько месяцев. Точнее, спали, но каждый под своим одеялом. Он даже не помнил предлог, под которым жена достала второе одеяло, то ли ей жарко было, то ли, наоборот, холодно. Последний раз они занимались любовью вначале неожиданно холодного июня. Он тогда пришел домой ближе к полуночи, жутко уставший и злой. Не поев и даже не приняв душ, что для него было редкостью, завалился спать. А под утро, когда начало светать, он проснулся оттого, что ощутил руку Люды на своём животе. Не поняв спросонья, в чём дело, он хотел сбросить её, но мягкая ладошка, приподняв резинку трусов, нежно погладила его член, и Егор мгновенно возбудившись, ужом, скользнул под одеяло жены.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Торчок – наркоман (жаргон)

2

ОБНОН – Отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.

3

Тряска – ломка (жаргон).

4

Аленка – передозировка (жаргон).

5

Здесь наркотик.

6

Пикник – Дай себя сорвать.

7

Банчила – человек перепродающий наркотики (жаргон).

8

Алик – раскладчик или покупатель наркотиков (жаргон).

9

Яма – место, где спрятаны наркотики (жаргон).

10

Минёр – человек делающий закладки (жаргон).

11

Стафф – общее название наркотиков (жаргон).

12

Пал Макарыч – пистолет Макарова (ПМ) (жаргон).

13

Ганжик – ганджубас – наркотик (жаргон).

14

Пикник – Твое сердце.

15

Пикник – Цветок ненастья.

16

Пикник – А может быть и не было меня.

17

Пикник – Дай себя сорвать.

18

Пикник – Мы как трепетные птицы.

19

Челик – человек (жаргон).

20

Висяк – нераскрытое дело (жаргон).

21

Мокрое дело (мокруха) – убийство (жаргон).

22

Мести – говорить (жаргон).

23

Банчит – торгует (жаргон).

24

Натурашка – наркотики растительного происхождения.

25

Афганка – сорт конопли.

26

Обдолбыш – наркоман (жаргон).

27

Банч – здесь наркотики.

28

Флет – здесь квартира.

29

Беспонтовка – дикорастущая конопля.

30

Молочко – отвар из молока и кустов конопли.

31

Жарёха – жаренная в масле марихуана, иногда с гречей или другой крупой.

32

Ханка – самопальный наркотик, сделанный из сока опийного мака.

33

Паршак – здесь наркоман.

34

Бодаться – здесь драться.

35

Макар – Пистолет Макарова (ПМ) (жаргон).

36

Подвязка – наплечная, она же оперативная, кобура (жаргон).

37

Пикник – Герой.