Последняя жертва

– Хорошо, сколько там человек?

– Ну-у-у, – протянул Вялый, – точно не скажу, я двоих видел, Алик и здоровый такой, Стас, кажется, погоняло не знаю. Они меня никогда дальше коридора не пускали.

– Ладно, на месте решим, – Егор вылез из машины, машинально отметив, что, Гоша тут же перегнувшись через пассажирское сиденье, заблокировал дверь.

4

Едва Егор скрылся за углом дома, как всё спокойствие и расслабленность слетели с Игоря.

– Сука, сука, сука! – замолотил он кулаками по рулю.

– «Дымяра», сука, ментовской беспредельщик! – орал он в пустоту автомобильного салона.

«Нет, ну, как не вовремя, старый дворовой товарищ, объявился. Какого хера ему надо? Блин, с весны ведь не виделись, а тут он так некстати появился. И это в такой момент, когда полкило «дурика», были у Игоря на кармане. Его, и только его, Гоши, товар, так удачно подрезанный у цыган. Словно чёрт из табакерки выскакивает этот ментяра. Он за ним следил, что ли? Да, нет, не может быть. Случайность, это просто случайность. Или нет?»

Игорь не мог спокойно сидеть, он весь крутился, извивался и подёргивался. Беспорядочно трогал руль, торпеду, включал и выключал магнитолу. Очень хотелось «вмазаться», пустить по вене «кораблик», или хотя бы «хапнуть» «ганжика». Нет, нет, нет, он, как и клялся Егору, почти полгода был чист, как говорится – ни в рот, ни в жопу. И сейчас спустить на тормозах титанические усилия, приложенные чтобы слезть с иглы, Игорь не мог. Только не сейчас, когда «крупняк» на мази, когда вот он шанс зажить, как хочется, как всегда, мечтал: крутые тачки, стильные тёлки, элитный алкоголь, престижный «флет»28 где-нибудь в центре.

Невозможно, просто дико, зачесались предплечья с внутренней стороны, там, где ещё недавно от локтя к запястью, торила себе «дорогу» жизнь на «хмуром».

Он застонал от этой наркомановской жажды. Хотя бы покурить, не «крэк», или «шишечку», просто сигарет, самых обычных никотиновых палочек. Игорь принялся судорожно искать по карманам сигареты.

Пусто, пусто, пусто!

Застонав от разочарования, он полез в бардачок – там, кроме бумажного мусора: использованных салфеток, смятых стаканчиков из-под кофе, скомканных треугольных упаковок от пиццы и кое-какого инструмента ничего не было.

– А-а-а-а, – он почти завыл, – б..ть, сука, на х.й! Где вы?

Гоша обшарил взглядом салон.

Ведь были же, были!

Вот, они!

Пачка сигарет застряла между «ручником» и водительским креслом, видимо, вывались из кармана, пока он бесновался после ухода «Дыма».

Игорь судорожно затянулся, наплевав на просьбу, можно сказать, приказ, начальства не курит в салоне. Постепенно его отпустило.

«Может и правда «Дым» отдаст ему «дурь» и отпустит? Он ведь не знает, что там товар раз в пять дороже «герыча». Гоша захихикал от того, как ловко он обманул мента.

Мысли после схлынувшей волны ярости стали медленными и вялыми.

«Он же всегда был нормальным пацаном, даже когда ментом заделался. Ну да, подтянул его, Игоря, в «соловьи», но ведь не стал оформлять на бумаге, так вась на вась всё проходило, да и выручал не раз, когда он в очередное говнище влезал. Нет, не хера! Когда на кону старая, даже не дружба, а так – приятельство и полтонны первоклассного, чистого, можно сказать высшей пробы «дерьма», нетрудно догадаться, что победит. И товар, «Дымяра», себе заберёт, вон, как у него глаза загорелись, когда он пакет увидел. И его, Игорька, «Сидору» сдаст. Или побоится цыган? Они ведь за такой расклад мочканут его. Не посмотрят, что мент. Товара-то на нехилую сумму, хватит на всё ещё и останется. Он же не знает, что это его, Игорька, товар, его и только его. А цыгане, когда хватятся пропажи, ни хера не найдут, того, кто товар подрезал. Он, Игорь, умный, чисто сработал, без шума и пыли. Нет, не сдаст его «Дым» «Сидору». Он его убьёт!»

От таких мыслей Игоря бросило в пот, в горле пересохло и жутко захотелось в туалет.

«Точно, он его, Игоря, завалит, мочканет по-тихому. Вот прямо тут, в тачке вальнет, или придушит, «Дым», он вон какой здоровый, ему с его силой и борцовскими ухватками кончить Игоря, как в платок высморкаться. Придушит и вывезет в парк. Чё тут ехать-то? Пять минут и на месте. Бросит где-нибудь в глуши, ветками привалит, потом пара снегопадов и привет, всплывёт его труп только весной. Бля! Что делать, что делать?»

Игорь затрясся от страха и прикурил очередную сигарету, надеясь хоть так успокоить нервы.

«Что делать? Гремел в голове сакраментальный вопрос. Что? Что? Что? Что-что, самому валить ментеныша, вот что. Только, как?»

Опыта убийства, себе подобных, у Игоря не было, хотя такое желание возникало у него частенько, особенно под «спидами». Поэтому он смутно представлял, как это сделать.

Взгляд Игорька остановился на раскрытый бардачок, бесстыдно вываливший своё мусорное нутро на всеобщее обозрение. На глаза попалась отвёртка – чёрная, изрядно пошарпанная резиновая ручка, металлический стержень, странно и страшно блестевший в темноте бардачка. Аккуратно, быстро оглянувшись по сторонам, не идёт ли «Дым», он вытянул её наружу. Рукоять – ребристая и шершавая, удобно легла в ладонь. Игорь провёл пальцами по хромированному, длинному, сантиметров двадцать, стержню, дотронулся до наконечника – острый. Крестовый шлиц бы сбит так, что кончик представлял собой скорее остриё шила, чем отвёртки.

Игорёк представил, как вгоняет отвёртку в бок менту. Раз, раз, раз. А потом в шею, хрясь. А после, как и собирался «Дым», отвозит бездыханное тело, подальше вглубь парка, к старому заброшенному туалету, где никто не ходит, и скидывает тело в раздолбанное очко, и заваливает его мёрзлыми кусками снега.

«Только где его мочить? В тачке? Не, не варик, он здесь всё кровью изгваздает, не отмоешь потом. В нём, в этом кабане ментовском, крови, небось, литров десять. Да и потом, как труп в парк протащить? На машине на территорию не пустят. Нет, нет, нет, надо его в парк вытянуть, сказать, мол, он кой-чего там видел. Не, херня, не поведётся «Дым» на такой развод, он кручёный. В другом месте его мочить надо. Только где?»

Игорь заозирался, словно выискивал место, где привалит наглого «мента». Взгляд остановился на шоссе – прямом и широком, уходящем вдаль.

«Сады, да, сады!»

Дорога тянулась вдоль трамвайных путей, мимо жилых домов – пятиэтажных хрущёвок и трёхэтажных щитовых бараков в сторону аэропорта. И там, между гаражным кооперативом и железнодорожной станцией, раскинулись, уходя вглубь района так называемые сады – дачный посёлок учителей.

«Точняк! Дачи, туда надо заманить «Дыма» и там же прикопать. Как он сразу до этого не додумался? Там сейчас, стопудово, никого нет. Зима, дикий мороз, сугробы, много заброшенных летних развалюх, и полно тайных схронов. Там самое место для зарвавшегося «мента», точнее, для его тела».

Игорь снова захихикал, представив, как прячет тело мента в полуразвалившейся халупе в глубине садовых участков. Он неплохо знал те места. В детстве, лет до пятнадцати, он часто с матерью проводил там лето, в старенькой избушке, доставшейся им от бабки. Пока мать не продала участок. Именно в этом садовом товариществе он и начал свой путь наркомана. Сначала обрывая «беспонтовку»29 и делая из неё «молочко»30 или «жарёху»31, а позже собирая мак и варя из его бошек «ханку»32.

Осталось только выманить туда бывшего дворового приятеля.

«Что придумать? Что?! Игорь яростно начал грызть ногти на левой руке. Надуть «менту» в уши ещё об одной нычке «дури»? Нет, «Дым», на такой дешёвый развод не поведётся. Чуйка у него, что надо работает, сколько раз он ловил его на враньё. Надо что-то убойное придумать, что-то такое, за чем он ломанётся, не раздумывая».

Выплюнув отгрызенные ногти, Игорь заколотил по лбу свободной рукой.

«Думай, думай!»

5

Подъезд встретил Егора сумраком и тишиной. Широкая лестница с витыми перилами, громадные окна на просторных лестничных площадках, и удивительная чистота. Совсем не похоже, что в подъезде торговали наркотиком.

Поднявшись на последний, нужный ему этаж, он осмотрелся. Лестничная площадка была чистой, как и весь подъезд. На окне занавески, на подоконнике цветы. Егор усмехнулся прямо образцово показательный подъезд старушек-веселушек. Сбоку, вверх вела лестница, полускрытая потолочной перегородкой. Странно, ещё один этаж? Не должно бы, этот вроде как последний. На всякий случай Егор поднялся по лестнице, не любил он сюрпризов. Нет, это был не этаж. Ступени привели его на небольшую площадку, с которой в потолок уходила вертикальная железная лестница, ведущая к люку на чердак. С площадки сквозь небольшую зарешеченную прорезь в фанерной загородке прекрасно просматривалась лестничная площадка. А вот находящегося в ней человека оттуда, скорее всего, не видно. Егор сделал в памяти пометку, вдруг пригодится.

Вот тут, в этом укромном закутке Егора и накрыло. Тело налилось тяжестью, ноги ослабли, грудь, словно стянули ремнём, мешающим дышать. Он устало присел на ступеньки, упёрся лбом в сложенные на коленях руки, снова прокручивая в памяти события вчерашней ночи.

6

Вчера. Ночь. Продолжение

На улице голова слегка прояснилась, Егор чувствовал себя почти в норме и даже почти согрелся.

Он знал – надо торопиться. «Вялого» обязательно надо найти, желательно сегодня. Смерти отделяли друг от друга чёткие временные промежутки. Три смерти. Одна за другой, с промежутками в пять дней. А кто может поручиться, что не будет четвёртой, пятой, десятой? Вот именно – никто. Егор, по крайней мере, точно бы не поручился. Через двое суток наступит тот самый пятый день. Значит, стукачка надо найти сегодня, край завтра и трясти его, пока не расколется до самой задницы и не выложит всё, что знает. Но, вот не факт, что он замешан в этом деле, да и вообще хоть что-то знает. Кто он? Обычный «нарик», плотно подсевший на «дурь» и которому осталось жить от силы лет пять. Качай, качай его. Как он может быть с этим связан? Сатанисты, ритуалы и Гоша – «паршак»33 со стажем, который за дозу мать родную продаст. Не сходится. Зачем ему впрягаться в «мокруху», за которую пожизненное светит. Мать-то он, конечно, продаст, но убивать не станет. Зассыт, он всегда ссыкливым был, ещё, когда район на район «бодаться»34 ходили, он позади всех держался, а то и слинять норовил. Качай, качай его «Дым», качай!».

Кличка «Дым», тянулась за Егором с ранней юности, по большей части это было производной от фамилии, но не только. На пацанских разборках никто его не мог вывести из себя, заставить разнервничаться, перестать следить за тем, что говорит, и подтянуть за слова. Егор никогда не жестил, не истерил, не впадал в ярость и всегда стоял на своём – спокойно и твёрдо. Всегда Егор утекал из словесных ловушек противников, словно дымок от костра.

Потом прозвище перекочевало в секцию дзюдо. Тренер, Семён Михалыч, однажды услышал, как пацаны так окликали Егора, и, немного подумав, выдал:

– Ты, Егор, и правда, что твой дым, – засмеялся старый тренер, – захочешь в захват взять – не получится, а коли получилось – хрен удержишь, и никакие габариты противника не помогут.

Егор, был среднего роста и не сказать, что крупный, скорее стройный и мускулистой.

Он печально улыбнулся, на это и запала Людмила, девушка серьёзная, умная, знающая себе цену и воротящая нос от тупых спортсменов. Напором и фигурой своей – выпуклой грудью, плоским животом с кубиками пресса и поджарой задницей. Так, по крайней мере, она ему говорила.

Егор дотопал до дороги, и спрятавшись от пронизывающего ветра, за остановкой, прикурил. Первая затяжка пошла легко, а вот вторая… Вторая тяжело ударила в голову, прямо в левый висок, туда, где пряталась боль. И та, проснувшись, вновь запустила свои щупальца ему в мозг.

– О, Господи! – он застонал.

Ноги ослабели, и Егор чуть не упал. Он выплюнул окурок и, навалившись на металлический столб, поддерживающий крышу, плечом прислонился к холодному пластику лбом. Стало полегче, но не намного.

Он постоял пару минут, вроде отпустило.

«Нет, я так точно никуда не доберусь. До дома не дойду, до отдела тоже. Хоть бы патрулька проехала, тормознул бы. Но кто сейчас по морозу кататься будет? Дрыхнут все в дежурке, или шлюх дерут там же. Сдохну по дороге. От боли лопнет что-нибудь в башке и атас, пишите письма, или сознание потеряю и замёрзну. Может вернуться? Нет, только не сейчас, не в таком виде. Что делать? Что делать?! Гошу искать, так я себя найти не могу. Передохнуть надо. Где?»

Он сунул замёрзшую руку в карман. В нём, кроме ключей от квартиры, болталась ещё какая-то тощенькая связка. Два ключа, один из которых, толстая металлическая таблетка – электронный от домофона.

«Как же он сразу не догадался. Вот он выход!»

Ключи он сунул в карман утром, когда забирал «макара»35 из сейфа, вот тогда, чисто машинально и взял их. Связка была от квартиры отжатой в своё время у бригадира из братвы «Круглого», взятого с парой граммов «беленького» на кармане. И успешно утаённой от бдительного ока начальства. Парни из отдела использовали её кто как мог. Кто как конспиративную хату для встречи с «соловьями», кто для утех с любовницами или не слишком привередливыми и достаточно симпатичными свидетельницами. В общем, каждый пользовался квартирой в меру своих фантазий и возможностей.

Егор сам частенько пользовался её, и всегда по делу. Для наблюдения за объектами и для встречи с информаторами. Квартира была, кстати, неподалёку отсюда. Пять минут хода.

Он постоял ещё немного, потом попробовал пошевелиться – вроде ничего, дойти сможет. Ссутулившись и втянув голову в плечи, так вроде она болела меньше, Егор побрёл в сторону темнеющих справа домов, стараясь не делать резких движений, дабы не спровоцировать новых приступов.

До места Егор добрался без происшествий, если не считать того, что на полпути, нога его скользнула по обледенелой мостовой, и он был вынужден дёрнуться, чтобы не рухнуть на спину. От резкого движения, боль, вконец обнаглев, склизкой медузой, опутала голову. Да так, что потемнело в глазах. Сознание едва не покинуло его, но присев на корточки он переждал приступ. А после, когда в голове немного прояснилось, снова двинул к нужному дому.

Без сил опустившись на пол в маленьком коридоре, Егор вдруг обнаружил, что папку с бумагами забыл у Оли. Пожалуй, это хорошо. Будет формальный повод заглянуть, хотя он и так бы вернулся. Не завтра, так… А может, сейчас? Нет! Только не сейчас. Сейчас он просто не сможет.

Егор сидел на грязном, истоптанном множеством ног полу, и мечтал, как сейчас бухнется в кровать и забудется блаженным сном, чтобы утром встать и опять рыть носом в поисках «Вялого». Он начал прикидывать, где тот может быть, но понял – в нынешнем состоянии это бесполезное занятие. Ничего толкового он не надумает.

Молотки в голове слегка угомонились, боль не ушла, конечно, но хотя бы дала временную передышку. Егор тяжело поднялся, стараясь не слишком трясти головой, скинул ботинки и, кое-как пристроив на вешалку, ненавистное пальто рядом со старой, давно вышедшей из моды «Аляской», протопал в спальню. Она же гостиная, зал и всё остальное – квартира была однокомнатной. В маленькой, загаженной комнате, кроме громадной кровати, плоского телевизора и ДВД-проигрывателя на комоде, больше ничего не было. На полу, рядом с кроватью, лежала россыпь дисков. Егор пошевелил их ногой. На него с разноцветных обложек томно глазели грудастые блондинки и брюнетки, да потрясали выдающимися органами здоровенные мужики. Одним движением он запихнул это добро под кровать.

Егор швырнул в угол пиджак, стянул с плеч «подвязку»36 и, не раздеваясь, повалился на любовное ложе – так прозвали кровать опера. Лежать было не просто прекрасно, а удивительно и превосходно. Тупо стучало в голове, гудели натруженные за день ноги, а вот сон не шёл. Казалось, вот оно – долгожданное положение лёжа, закрывай глаза и спи, ан нет.

Егор полежал, поднялся и, кряхтя, как столетний дед, прошаркал на кухню. Скрипнул дверцей старенького «Минска». Кроме сохлого, даже на вид противного сыра, в белом нутре холодильника ничего не было. Зачем он заглянул в него, Егор не знал, видимо, чисто машинально, так как есть не хотел совершенно, а вот чаю выпить в самый раз.

Но, пошарив по полкам, кроме полбутылки дешёвого коньяка, ничего не нашёл. Егор в задумчивости смотрел на коричневую жидкость. Свинтил пробку, понюхал – в нос шибануло запахом скверного спирта и сивушных масел. Понятно, бутылка Васи Тюнина, только он мог употреблять такую отраву.

Вернув коньяк на место, он вернулся в комнату и опять повалился на кровать. Закрыв глаза, Егор попытался уснуть. Сон, проклятый, всё не шёл. Такое с ним бывало, когда он, доходя до определённой границы усталости, перешагивал через неё, а потом, ложась в кровать, чувствовал себя совершеннейшим бревном, этаким Буратино – одновременно мёртвым и живым.

Раздеться бы и лечь по-человечески, чтобы отдохнуть хоть чуть-чуть, но он ещё не настолько перестал уважать себя, чтобы ложится туда, где перебывало, чёрте знает сколько баб и мужиков. Простыни, скорее всего, не менялись месяцами, девицам которых приводили сюда, было всё равно, где заниматься сексом, а приличных женщин на оперхату не водили.

Егору вдруг смертельно захотелось перевернуться на живот. Он перевернулся щекой на колючее покрывало, и ему показалось, что он лёг лицом на воздушный шарик с водой внутри.

«Чёрт, что это та…»

Он всё понял, встал и сдёрнул покрывало. На серых от времени простынях лежал использованный, а после старательно завязанный презерватив.

– Твою мать, черти! – выругался Егор вслух. – Хоть бы убирали за собой, гады!

Он сгрёб простыню за угол и рывком сдёрнул её на пол. Открыл комод, постельное бельё, лежащее в нём, было не менее серо и пахуче, чем то, что он сбросил на пол. Егор плюнул внутрь и задвинул ящик.

С отвращением посмотрев на кровать, он, подумав, пошёл на кухню. Достал бутылку, и лихо влил в себя половину. Так как пить Егор не привык, то задохнувшись от горечи, хлынувшей по пищеводу вглубь живота, закашлялся.

Отплевавшись, он, прихватив коньяк с собой, вернулся в комнату. Проведя рукой по выключателю, погасил свет и, поставив бутылку на пол, плашмя рухнул на кровать. Лежать с ногами, находившимися на полу, было неудобно. Егор поёрзал и, подтянувшись на локтях, лёг на кровать полностью.

Тело отяжелело, голова же, напротив, стала необычайно лёгкой. Впервые за этот день, он почувствовал, как боль отступает. Она, эта долбящая изнутри боль, вся как-то скукожилась и, не прощаясь, стала уходить. Но на пороге вдруг остановилась и в нерешительности оглянулась.

– Шалишь подруга, – Егор пьяно рассмеялся в темноту и, нашарив рукой бутылку, глотнул ещё.

Вот теперь боль ушла, и даже дверью на прощанье не стала хлопать.

Правильно, именно так и должна поступать настоящая женщина. Он вновь хрипло расхохотался и блаженно прикрыл глаза. Тяжёлое тело тянуло сознание вниз, в самую глубину сна, но лёгкая голова, пенопластовым поплавком стремилась вверх, на поверхность. Так, он и застрял на границе между сном и явью, в этаком полудремотном состоянии, когда находишься ещё не там, но уже и не здесь.

Мысли, в испуге разбежавшиеся от спиртного, набравшись храбрости, стали возвращаться. Странные это были мысли, не мысли даже – размышления. Всё, в чём он боялся себе признаться, осмелело и настырно начало теребить его.

«Обрати на нас внимании, а? Обрати! Хватит убегать и прятаться. От себя не убежишь. А, мы это часть тебя. Может, настало время сесть лицом к лицу и поговорить?»

Егор попытался отмахиваться от них, но тяжёлое тело не слушалось, и он сдался – поговорим.

Размышления покивали и, обретя вдруг плоть, расселись вокруг него.

Егор обвёл их глазами.

Вот – тот, кем он был.

Вот – тот, кем он не был.

А, вот – тот, кем бы он мог стать, если бы…

Тот, кем бы он мог стать покивал, как бы соглашаясь с ним:

– Вот именно, если бы…

Это если бы имело красивое имя – Людмила.

…Люда, Людочка, Людмила…

Жена его терпеть не могла, когда её называли иначе, чем Людмила. Не признавала она никаких уменьшительно-ласкательных сокращений, а уж от нейтрального Мила, шипела как рассерженная кошка. Чем вызвана подобная реакция, Егор, почти за десять лет супружеской жизни выяснить не смог.

Была она младше его на пару лет. Крепенькая девочка Людмила, с третьим размером груди, упругой попкой и стройными ногами. Круглым строгим лицом и рыжими глазами с загадочной поволокой. Когда Егор смотрел в эти глаза, всё казалось ему, что она чего-то хочет, но сказать или не решается или не может, а может, не хочет. Мол, сам догадайся, разгадай мою загадку. Егор вот, не разгадал, как ни старался.

Привлекла его Людмила своей холодностью и неприступностью. Тем, что в упор не замечала его – красивого парня Егора, звезду спорта и без пяти минут чемпиона. Жаль, но пять минут эти, отделяющие его от международной арены, славы и гонораров, так и не прошли. Досадная мелочь, случайность, ошибка на тренировке, юношеская лихость и бравада подвели красивого парня Егора. Травма колена, врачебная комиссия и как итог – медный таз, если не сказать грубее, накрывший его мечту о славе. Так и остался он у этого самого таза, оказавшегося не медным, а деревянным и разбитым.

Учился он на юридическом, но больше времени проводил не в лекционных залах и пыльной библиотеке, а на татами, оттачивая броски и удержания. Кое-как переползал с тройки на тройку, благо преподаватели закрывали глаза на неуды в учёбе. Все его незачёты перекрывали успехи на спортивных аренах, до тех пор, конечно, пока он завоёвывал золото и серебро, овации и славу для Университета, пока, казалось бы, пустяковая травма, всё не перечеркнула.

Две дороги отныне лежали перед ним. Первая – заняться тренерской деятельностью, вторая – нырнуть с головой в учёбу. Ни та ни другая его не привлекали.

Видел он таких вот молодых, как он тренеров, которые с пьедестала соскочили, а вот с иглы славы не сумели. И в силу своих способностей подменяли эти дозы суррогатами, кто алкогольными, а кто и наркоманскими. Себе он такого не хотел, нет уж – спасибо.

Учиться ни сил, ни желания у него не было, но и пути назад тоже. А был камень, в виде травмированного колена лежащий перед ним и два пути, уходящие от него, и право выбирать по какому идти. Только по сравнению с тем, что было у него за спиной, эти дороги были заросшими сорняком тропинками на фоне скоростного шоссе.

Егор взял академический отпуск и принялся штудировать науки, которые он так успешно пропускал занятый погоней за призовыми местами, медалями и кубками.

Травмировался он «благодаря» Людмиле, а точнее, мыслям о ней. Вместо того чтобы следить за противником, полагая его не ровней себе, Егор прорабатывал план завоевания строгой и чертовски привлекательной девушки, которая вот уже второй месяц пренебрегала его настойчивыми ухаживаниями. И закономерно пропустил проход в ноги. Как ни странно, именно эта травма и помогла ему привлечь её внимание.

Вернувшись из академического отпуска, он постоянно ловил на себе взгляды сокурсников – от сочувственных до откровенно злорадных. Как же – наш чемпион спустился с небес на землю, и теперь, подобно простым смертным грызёт гранит науки.

– Привет, Дымов, – услышал он над головой.

– А, что? – Егор сидел в полутёмном зале библиотеки над учебником по криминологии, и почти успел заснуть, убаюканный замысловатыми латинскими терминами.

– Привет, говорю, спишь, что ли? – слова были сказаны с иронией, но на лице Людмилы, кроме холодной отрешённости, Егор ничего не прочёл.

– Нет, – он смутился, откровенно говоря, в последнее время, ему было не до женского пола. Всё время и силы забирала учёба.

– А, ты, значит, за ум взялся? – Людмила кивнула на учебники.

– Можно подумать, у меня есть выбор! – фраза вышла злой и резкой.

– Да, ты, не злись, лучше скажи – ты в субботу свободен?

– Тебе зачем?

– День рожденья у меня, хочу тебя пригласить. Придёшь?

Егор пристально всмотрелся в лицо Людмилы. Издевается она над ним, просто прикалывается или говорит всерьёз? Но, по красивому лицу он ничего, как ни старался, прочесть не смог. Поэтому уточнил.

– Ты это всерьёз, или прикалываешься?

– Всерьёз, – она чуть сузила рыжие глаза.

– А, с чего такая милость? То, пару слов для меня жалко, а то вдруг сразу на днюху зовёшь. Жалеешь?

– Жалею? – Людмила пожала круглым плечом. – Мне такое чувство незнакомо. Так ты придёшь или тебя уговаривать надо?

– Нет, то есть да, в смысле, конечно, – и совсем запутавшись, пояснил. – Нет, уговаривать не надо и, конечно, приду. Куда?

Люда усмехнулась и назвала адрес.