Я все исправлю

Протягиваю руку, чтобы поддержать его, но внезапно он отталкивает меня с такой силой, что я отшатываюсь назад, словно от удара. Глаза Марата полны незнакомой мне ярости, почти звериной. Этот взгляд пронизывает меня насквозь, холодный и жестокий, как удар ножа.

– Не трогай! – его голос звучит грубо, словно скрежет металла о металл, он вибрирует в воздухе, вызывая во мне дрожь. Он с трудом поднимается на ноги, его тело кажется тяжёлым, неуклюжим, и я с ужасом осознаю, что он едва ли контролирует свои движения. Шаткость его походки пугает меня ещё больше, и я снова делаю шаг вперёд, чтобы поддержать его, но не успеваю подойти, как он толкает меня на кровать с такой силой, что я падаю, теряя равновесие.

– Отстань, я сказал. Иди спать! – его слова звучат холодно, и я чувствую, как по коже пробегает мороз, словно он только что вырвал из меня всю теплоту и заботу, что когда-то связывали нас.

– Ты сошёл с ума! – выкрикиваю в отчаянии, голос мой дрожит от непонимания. Я снова поднимаюсь на ноги, и, несмотря на слабость, пытаюсь встать перед ним, как преграда, как последний оплот между ним и тем, что может случиться дальше. – Что ты делаешь? Почему ты так себя ведёшь?

Его взгляд, полный презрения и злости, пугает меня до глубины души. В этих глазах больше нет тепла, только холод и боль, которые словно обжигают меня. Он никогда не позволял себе такого. Никогда. От этого ещё страшнее – как будто передо мной совсем другой человек, чужой, и я не знаю, как с ним обращаться.

Марат не отвечает, его лицо застывает в холодной маске безразличия, как будто я для него уже не существую. Он тянет подушку с кровати, словно собирается уйти и не вернуться. Каждое его движение будто медленное, как в замедленной съёмке, но я не могу ничего сделать, чтобы остановить его.

– Ты куда? – кричу ему вслед, отчаяние сжимает сердце, не даёт дышать.

– Я развожусь с тобой! – говорит он не оборачиваясь, голос его звучит глухо, словно из-под земли. Он выходит из комнаты, а дверь с грохотом захлопывается за ним.

Его слова эхом звучат в моей голове, отражаясь от стен, от которых они не находят выхода. «Я развожусь с тобой». Что за бред? Это невозможно. Он явно сошёл с ума от горя. Я сажусь на кровать, чувствуя, как ноги подкашиваются. Комната начинает плыть перед глазами, и внезапно накатывает холод. Я не могу поверить в то, что только что произошло.

Я просыпаюсь, когда солнце уже давно поднялось. Почти полдень. Чувствую, как подушка давит на щёку, оставляя легкий отпечаток на коже, а в голове всё ещё плывёт тяжесть сна. Уснуть вчера удалось только после того, как я приняла снотворное, и даже оно не принесло покоя. Сон был беспокойным, наполненным тревожными видениями и беспорядочными мыслями.

Меня разбудил звук сообщений, который один за другим прорывался через тишину комнаты. Телефон лежит рядом, на тумбочке, экран мерцает от новых уведомлений. Я медленно поворачиваюсь на бок и беру его в руку. Сердце бьётся чуть быстрее от волнения – это Лия. Несколько сообщений подряд. Я приподнимаюсь, опираясь на локоть, и открываю чат.

«Кира, как ты? Как Марат? Я слышала о Монголе, и не могу перестать думать о вас. В порядке ли ты?»

Она волнуется, и от этого у меня щемит сердце. Лия всегда умела чувствовать, когда что-то идёт не так, даже на расстоянии. Но я не могу ей всё рассказать. Не могу объяснить ей, как вчера Марат ворвался в спальню, пьяный, со злыми, полными ненависти глазами, как он кричал на меня и говорил, что разводится. Если я расскажу, она сразу же расскажет Егору, и он примчится сюда, как разъярённый бык, не раздумывая ни секунды. А я ещё надеюсь, что Марат образумится, что всё это какое-то глупое недоразумение, временная слабость из-за смерти Монгола. Ведь он любил меня, он всё ещё меня любит, просто сейчас он не в себе.

Я долго смотрю на экран, пальцы касаются клавиатуры, но я не могу сразу начать писать. Всё, что произошло вчера, продолжает крутиться у меня в голове, как заезженная пластинка, и я не хочу, чтобы Лия знала об этом. Её тревога только добавит масла в огонь..

Наконец, я печатаю: «Всё хорошо, Лия. Марат убит горем, но я рядом и поддерживаю его. Мы справимся. Как у вас дела? Как Егор?»

Ответ приходит почти сразу. «Мы с Тимкой гуляем на берегу моря. Тихо, спокойно. Солнце, песок… Сыну так нравится бросать камушки в воду. Егору тоже нравится, но он делает вид, что просто следит за малышом».

Я невольно улыбаюсь. Тимофея, или Тимку, как Лия его называет, я видела только один раз, когда ему было полгодика. Помню, как он с любопытством тянул ко мне свои пухлые ручки, а я пыталась удержаться от слёз, думая о том, что могла бы видеть его чаще, если бы не наши проблемы с Маратом. Марат категорически против встреч с Егором, потому что каждая встреча заканчивалась стычками. Егор вспыльчив, а Марат упрям и не готов уступать ни на шаг. А потом я снова остаюсь одна, со слезами и ощущением, что весь мир рушится. Поэтому наши встречи свелись к абсолютному минимуму. Последний раз мы виделись год назад, и я до сих пор помню, как грустно мне было, когда они уехали.

Хотя Лия иногда пишет, это не заменяет тех встреч, которых мне так не хватает. Я кладу телефон на тумбочку и снова ложусь на подушку, но сон уже не приходит. Мысли вновь возвращаются к Марату. Я ещё верю, что всё можно исправить, что это просто тяжелый период, и всё ещё можно вернуть. Просто нужно терпение, время, и всё снова станет как раньше.

Глава 4

Кира

Лежу на подушке, вглядываясь в потолок. В памяти всплывают вчерашние события, как навязчивые тени, от которых не скрыться. Громкий звук захлопнувшейся двери, жесткие слова: «Я развожусь с тобой!» – эти моменты проносятся перед глазами снова и снова. Но я отказываюсь верить в реальность того, что произошло. Это не может быть правдой.

Мой телефон снова вибрирует. Наверное, Лия решила написать ещё что-то. я смотрю в телефон, бесполезная рассылка скидок. но шопинг это явно не то, что мне сейчас нужно. Всё, что мне сейчас нужно, это понять, что происходит с моим мужем, и как мне ему помочь. Внезапно до меня доходит, что в доме слишком тихо. Обычно в это время я слышу шум, шорохи или какие-то другие звуки, но сейчас тишина давит на уши. Я сажусь на кровати и прислушиваюсь. Сердце начинает биться быстрее. Где Марат?

Решаю, что нужно его найти, поговорить, выяснить, что происходит в его душе. Я встаю, чувствуя, как холод от пола пробирается через тонкие носки. Прохожу к двери, но останавливаюсь, рука замерла на ручке. Вдруг он снова в таком состоянии? Вдруг это только вызовет новую ссору? Но я не могу просто сидеть и ждать, пока всё само собой наладится. Если я не сделаю первый шаг, этого не сделает никто.

Набираю в грудь побольше воздуха и решительно открываю дверь. Коридор залит дневным светом, но он кажется странно пустым. Спускаюсь по лестнице, стараясь не издавать ни звука, хотя это кажется смешным – дом пуст, и некому услышать мои шаги. Когда я слышу шум из кухни, сердце подскакивает от облегчения. В голове мгновенно вспыхивает мысль: "Марат там". Глубокий вздох облегчения – он вернулся. Улыбка сама по себе мелькает на губах, а в груди рождается едва заметное тепло, как будто огромный груз сняли с моих плеч. Я даже представляю, как он уже, вероятно, ставит на поднос мои любимые вкусняшки, готовясь разбудить меня поцелуем и извиниться, как он всегда делает, когда совершает ошибку. Эти моменты заставляют меня чувствовать себя важной, нужной, желанной, и я с каждым шагом к кухне начинаю ощущать растущее волнение.

Но когда я захожу в кухню, вся эта надежда рассыпается в прах, словно разбитое зеркало, оставляя в груди только болезненные осколки. Вместо Марата я вижу Эмму, погружённую в свои дела, её движения механичны, точны, но в них нет ни капли тепла или заботы. Запах готовящейся еды слегка убаюкивает, но странное ощущение пустоты в доме остаётся, как тень, преследующая меня.

– Добрый день, – произношу я, стараясь, чтобы голос звучал бодро, но внутри всё замирает от напряжения. Почему она здесь одна?

Эмма не утруждает себя тем, чтобы даже повернуть голову в мою сторону. Только спустя несколько секунд я слышу её холодный, почти механический ответ:

– Добрый день.

Эти слова, сказанные таким тоном, как ледяная вода. Ощущение тревоги усиливается, как будто кто-то невидимый сжимает мою грудную клетку. Я пытаюсь скрыть беспокойство, но голос всё равно предательски дрожит, когда я спрашиваю:

– А где Марат?

Эмма продолжает свои действия, будто мой вопрос для неё не важнее шелеста листьев. Я смотрю на неё, стараясь уловить хоть какой-то намёк на эмоции, но её лицо остаётся бесстрастным, словно маска. Когда она, наконец, отвечает, её голос лишён всякой теплоты:

– Уехал с Сагой утром.

Эти слова, произнесённые так буднично, больно ударяют по нервам, как глухой удар молотка. Я делаю шаг вперёд, чувствуя, как в моём сердце что-то ломается. Как будто те последние осколки надежды, что я удерживала в себе, окончательно разбились.

– Почему так тихо в доме? Где все?

Эмма наконец поворачивается, и бросает на меня холодный, пристальный взгляд, полный скрытого презрения, от которого у меня мурашки пробегают по спине. Её следующая реплика пронзает меня, как острие кинжала:

– В доме только я и охрана, – затем она добавляет, с пренебрежением, от которого мне становится почти физически больно: – Можно, мне вернуться к своим обязанностям, или будут ещё допросы?

Горячая волна обиды поднимается в груди, словно закипающая вода в чайнике. Я чувствую, как внутри всё сжимается, как если бы мне в живот нанесли сокрушительный удар. Невыносимое желание ответить, поставить её на место, кипит в моих жилах, но я сдерживаюсь, потому что понимаю, что сейчас это будет лишь пустой тратой сил. Вместо этого я просто развернулась, чувствуя, как в горле застревает комок, и молча выхожу из кухни, ощущая на себе её колючий взгляд.

Поднимаясь по лестнице. Слабость в ногах накатывает внезапно, словно кто-то выключил свет внутри меня, и ноги не выдерживают. Я просто останавливаюсь, сажусь на одну из ступенек, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Внутри всё дрожит, каждый нерв натянут, как струна, которая готова порваться. Телефон в руке дребезжит, вибрация проходит по пальцам, заставляя сердце на мгновение забиться быстрее. Надежда вспыхивает в груди – это Марат, он сейчас всё объяснит, скажет, что всё это просто недоразумение. Но когда я вижу имя Оли на экране, разочарование накрывает меня волной, оставляя внутри пустоту и ещё большее чувство одиночества.

– Привет, моя хорошая, – стараюсь звучать спокойно, но голос всё равно дрожит, как неустойчивая свеча на ветру.

– Кира, дорогая! – слышу в ответ её тёплый голос, и слёзы неожиданно подступают к глазам. – Хотела тебе ещё вчера набрать, но такой день… Тебе точно не до меня было. Слушай, я тут подумала, может, встретимся где-нибудь? Мы так давно не виделись.

Я соглашаюсь почти сразу, хватаясь за эту возможность выбраться из дома, как утопающий за спасательный круг.

– Да, давай. Встретимся в нашем любимом ресторане, где мы раньше часто обедали, – предлагаю я, радостно предвкушая встречу с Олей и возможность хоть ненадолго забыть обо всём этом кошмаре. И совместить обед и приятную встречу будет очень кстати. Со вчерашнего дня я практически ничего не брала в рот. Если не поем, мне точно светит голодный обморок.

– Отлично! Тогда до встречи, – её радостный голос будто обволакивает меня, согревая изнутри.

– До встречи, – говорю я, завершая разговор. Я медленно поднимаюсь на ноги, собрав остатки сил, чтобы идти в свою комнату и подготовиться к встрече. Словно автоматически, не думая ни о чём, я иду вверх по лестнице, но внутри всё ещё остается это давящее ощущение.

Я открываю гардероб, чтобы переодеться, и первое, что вижу, – это вещи Марата. Его рубашки висят ровными рядами, идеально выглаженные, с запахом его одеколона, который я всегда обожала. Каждый раз, когда он уходил, предупреждал меня. Даже если это была всего одна строчка в сообщении, он никогда не оставлял меня в неведении. Мы всегда сообщали друг другу о своих планах. Почему же сегодня всё по-другому?

Эта мысль проносится у меня в голове, как молния. Я набираю его номер, чтобы сообщить о встрече с Олей. Телефон прижат к уху, я жду, пока услышу его голос, но вместо этого на другом конце линии лишь монотонные гудки, один за другим. Я закусываю губу, чувствуя, как внутри нарастает тревога, и сразу же снова нажимаю на его имя в списке контактов. В этот раз гудок только один, и он сбрасывает звонок. Мгновенно. Сердце сжимается, и тревога переходит в раздражение.

– Ладно, может, занят, – шепчу я себе, стараясь успокоиться, но внутри всё клокочет. Я бросаю телефон на кровать с силой, чуть ли не раздражённо, и начинаю переодеваться. Но в голове крутится только одно: почему он не перезванивает? Почему он сбросил мой звонок? Раздражение нарастает, как приливная волна, и, закончив одеваться, я беру телефон снова. Он всё ещё молчит, никаких уведомлений. Это ещё что за игнор?

Решительно открываю чат с Маратом и начинаю печатать сообщение. Пальцы бегают по экрану, набирая текст: "Иду на встречу с Олей". Нажимаю на отправку и сразу же вижу, как его имя высвечивается на экране. Звонок. Я улыбаюсь с внутренним удовлетворением – наконец-то.

– Ты никуда не идёшь! – его голос гремит в трубке, как раскат грома. Вместо приветствия – грубое рычание, от которого у меня внутри всё сжимается.

– В смысле? – я в ступоре, не сразу понимая, что происходит. Часто моргаю, словно это поможет мне уловить смысл его слов.

– В прямом, Кира. До моего возвращения ты останешься дома! – его голос звучит так, словно он разговаривает не со мной, своей женой, а с подчинённым. Холодный, властный, полный раздражения. А потом он просто кладёт трубку, не дожидаясь моего ответа.

Я стою с телефоном в руке, не веря своим ушам. Гнев мгновенно охватывает меня, словно огонь, вспыхнувший от искры. Его приказ звучит в моей голове, как вызов, и в груди всё сжимается от злости.

– Ну уж нет, дорогой! – шепчу я, бросая телефон на кровать. – Ты не запрёшь меня здесь. Не знаю, что там в твоей голове происходит, но я не шавка, которой ты можешь приказывать!

Решимость охватывает меня с головой. Я быстро подхватываю сумку, уверенными шагами выхожу из спальни и направляюсь к выходу. Каждое моё движение наполнено яростью, которую я больше не могу сдерживать. Да я очень люблю своего мужа и понимаю его горе и потерю, но я не позволю ему так со мной обращаться.

Сажусь в машину, чувствуя, как в руках напряжённо сжимается руль. Двигатель оживает, и я направляюсь в сторону нашего любимого ресторана, несмотря на все его запреты. Я не остановлюсь. Сегодня я сделаю то, что решила, и ни он, ни его приказы меня не остановят.

Глава 5

Марат

Я нахожусь в кабинете дяди, в одном из его офисов. Здесь всегда пахнет кожей и сигаретами, но сегодня этот запах кажется особенно удушающим. Он будто вцепился в моё горло, мешая дышать. Обстановка вокруг тяжёлая и напряжённая, воздух словно наэлектризован, как перед бурей. Каждое решение, каждое слово здесь весит больше, чем в других местах.

Сага сидит напротив меня, его глаза сосредоточены, а в них мелькает что-то холодное, ледяное. Он из тех, кто никогда не проявляет эмоций, и именно поэтому его слова режут как нож. Мне не нравится этот его взгляд, слишком спокойный, слишком уверенный – такой взгляд можно позволить себе, только когда ты знаешь, что у тебя в руках сила, которую не оспоришь.

– Я нашёл доказательства, – его голос звучит ровно, почти равнодушно, но в нём я слышу нечто большее. Нечто, от чего мои пальцы сжимаются в кулаки. – Егор Ковалёв приказал убить Монгола.

Мои мысли словно на мгновение останавливаются, застывают в недоумении, а потом внутри меня взрывается буря. Я чувствую, как адреналин бьёт в голову, но лицо остаётся невозмутимым, будто застывшей маской. Я должен переварить услышанное, собрать себя в кучу, не поддаваться эмоциям, но внутри всё клокочет от ярости, как вода в кипящем чайнике. Я прижимаю ладони к столу, ощущая, как пальцы начинают дрожать. Чёрт возьми, это не может быть правдой! Но Сага никогда не говорил впустую.

Он вытягивает руку и кладёт на стол флешку, тускло поблёскивающую в свете настольной лампы.

– Здесь запись допроса одного из людей Ковалева. Он признался, что это был личный приказ Егора.

Я беру флешку, сжимаю её в ладони, чувствуя, как она нагревается от моего прикосновения. Металл кажется холодным, но мои пальцы словно горят. Внутри меня всё пылает, огонь ярости разгорается всё сильнее. Сага продолжает говорить, и каждый его слово как новый всплеск пламени, как удар, бьющий по нервам.

– Кроме того, – он кладёт на стол ещё одну флешку, словно бросая вызов, – здесь запись разговора нескольких доверенных людей Ковалева. Они обсуждают, что он сошёл с ума после смерти родителей. Обвинял во всём Монгола, хотя тот не имел к этому никакого отношения. Это был несчастный случай, но Егор этого не принял.

Мои мысли носятся хаотично, цепляясь за каждое слово. "Он обещал, что убьёт Монгола", – тихо произношу я, больше для себя, чем для Саги, вспоминая наши прошлые стычки. Егор всегда был вспыльчивым, его ненависть к Монголу была как открытая рана, она всегда кровоточила.

– Да, – подтверждает Сага, его голос остаётся неизменным, как будто он обсуждает погоду. – И, несмотря на то, что он якобы отошёл от дел и уехал с семьёй, он нашёл способ отомстить. Приказал убить Монгола, считая, что таким образом справедливость будет восстановлена. Он мстил за родителей, за мать, хотя Монгол ни к одному из этих случаев не был причастен.

Моё сердце сжимается от ненависти, словно на него обрушилась тяжёлая плита. Я прижимаю пальцы к вискам, пытаясь удержать разум в целости, не дать ярости поглотить меня целиком. Как он осмелился? Как осмелился поднять руку на Монгола? Я смотрю на Сагу, но вижу перед собой только лицо Егора, его безумные глаза, его ненависть.

– Мы его найдём, – тихо, но с непоколебимой решимостью говорю я, слова отдаются тяжёлым эхом в комнате. – И тогда он заплатит за всё.

Сага молча кивает, понимая, что слова здесь больше не нужны. Я снова смотрю на флешки, зная, что это только начало. Моё тело будто охвачено пламенем, и я чувствую, что этот огонь не угаснет, пока я не добьюсь справедливости.

Внутри меня бушует шторм. Каждая мысль о Егоре и его наглости вызывает новую волну ярости, накатывающую одна за другой, как цунами, не оставляя шанса на спокойствие. Сага только что ушёл, оставив меня один на один с этими мыслями, которые рвутся наружу, как дикие звери, готовые разорвать всё вокруг.

Егор Ковалёв. Я вспоминаю его лицо, и внутри всё сжимается. Как он посмел… Как он осмелился тронуть Монгола?! Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони, оставляя глубокие, болезненные отметины. Боль не отрезвляет, а только подливает масла в огонь. Кажется, что внутри меня разрастается пламя, обжигающее изнутри, заставляющее каждую клетку вибрировать от гнева. Сердце колотится так, будто хочет вырваться наружу, удары эхом отдаются в висках, оглушая меня, делая каждый звук вокруг невыносимым.

Я смотрю на стены кабинета, и взгляд неосознанно ищет что-то, что можно было бы разбить, уничтожить, чтобы хоть как-то выпустить наружу это напряжение, разрывающее меня изнутри. Я почти хватаюсь за настольную лампу, когда краем глаза замечаю, что экран телефона загорается. Я хватаю его так резко, что суставы пальцев побелели. Сообщение от Киры.

"Я иду на встречу с Олей. Пиши, если что."

Эти простые слова становятся последней каплей. Внутри что-то ломается, словно хрупкая преграда, сдерживающая гнев, дала трещину и теперь готова рухнуть. Я чувствую, как каждый мускул напрягается, готовый взорваться. Как она может просто пойти на встречу, когда всё вокруг рушится? Она действительно не понимает, что происходит? Как смеет она действовать так, будто ничего не изменилось, будто всё ещё может идти своим чередом?

Я больше не могу оставаться на месте. Встаю, не объясняя ничего Саге, который ещё стоит за дверью, и выхожу из кабинета, чувствуя, как жар внутри разрастается, поглощая разум, стирая остатки здравого смысла. Дверь с грохотом закрывается за моей спиной, но это не приносит облегчения. Кажется, что даже стены этого места сжимаются, давят на меня, словно загоняют в ловушку. Всё, что я хочу, – это контролировать ситуацию, чтобы всё шло по моим правилам, чтобы никто не смел меня ослушаться.

Сажусь в машину, и руки на руле сжимаются так, что костяшки пальцев побелели. Я резко выжимаю газ, машина рычит, как разъярённый зверь, подчиняясь моим приказам. Звонки и сообщения продолжают поступать, но я не обращаю на них внимания. В голове только одна мысль – разобраться с этим прямо сейчас.

Я набираю номер Киры, пальцы дрожат от напряжения. Когда слышу её голос, который звучит слишком спокойно, внутри всё закипает ещё сильнее.

– Где ты? – рычу я в трубку, едва сдерживая себя от того, чтобы не взорваться.

– Марат? Я на обеде с Олей… Я же писала тебе, – её голос кажется отстранённым, как будто она вообще не понимает, что сейчас происходит, и это только усиливает мою ярость.

– Я не спрашиваю, с кем ты! Я спрашиваю, где ты! – кричу я, чувствуя, как голос срывается от напряжения. Дыхание сбивается, становится резким, прерывистым, и я хватаю воздух, словно после долгого бега.

Тишина в трубке тянется словно вечность, пока, наконец, она не отвечает:

– В ресторане "Тоскана".

Не дослушав, я резко обрываю разговор, бросая трубку на сиденье. Ладони влажные от пота, сердце грохочет так, что кажется, будто грудная клетка вот-вот разорвётся. Я переключаю передачу, и машина взревывает, подчиняясь моему яростному порыву.

Сегодня никто, кроме меня, не будет контролировать ситуацию.

Глава 6

Кира

Сижу за столиком, глядя на свою любимую пасту с морепродуктами, но аппетит словно испарился. Внутри меня всё пусто, как будто кто-то выжег все эмоции дотла. Сегодня я практически ничего не ела, но сейчас, даже если бы и захотела, не смогла бы заставить себя проглотить ни кусочка. Паста, которая обычно приносит мне хоть немного удовольствия, сегодня кажется безвкусной, как картон, и тяжёлой, как камень, лежащий на тарелке.

Оля говорит что-то, но её слова доходят до меня приглушённо, будто сквозь толстую вату, обволакивающую мой мозг. Я поднимаю глаза, пытаясь сфокусироваться, хотя мысли продолжают блуждать в далёком от разговора направлении.

– Кира, ты слышала? – спрашивает она снова, теперь с лёгким раздражением в голосе, и я заставляю себя вернуться к реальности.

– Что вы собираетесь делать после того, как ты защитишь диплом? Будете возвращаться сюда?

Я встречаю её взгляд, и на мгновение внутри меня вспыхивает желание просто всё рассказать, но вместо этого я лишь тихо отвечаю, чувствуя, как каждое слово с усилием срывается с моих губ:

– Сюда… вряд ли. Мы с Маратом не планировали, но, возможно, мне придётся взять академический отпуск.

Её брови взлетают вверх, удивление читается в каждом жесте. Моё сердце сжимается, когда я вижу её реакцию.

– Какой ещё академ? – восклицает она, в голосе звучит искреннее недоумение и шок. – Кира, ты в шаге от финала! Так нельзя делать. Что бы там ни думал Марат, ты должна защититься и получить диплом.

Её слова задевают меня за живое, но прежде чем я успеваю что-то ответить, в зале появляется Марат. Его шаги громкие, уверенные, и с каждым приближением я ощущаю, как моя тревога растёт. Сердце начинает биться быстрее, ладони холодеют. Смотрю на его выражение лица и всё внутри меня кричит о надвигающейся буре, но я не могу двинуться с места, как парализованная. Он приближается так быстро, что я даже не успеваю понять, что происходит, и вот он уже стоит рядом с нашим столиком.

Его лицо жёсткое, а в глазах сверкает ярость, от которой по спине пробегает дрожь.

– Вставай, мы уходим, – его рука резко хватает меня за запястье, пальцы впиваются в кожу с такой силой, что боль пронзает меня, как ток.

Я поднимаюсь, едва осознавая, что делаю это по инерции, но как только нахожу в себе крошечную крупицу смелости, резко вырываю руку из его захвата. Сердце грохочет, кажется, оно вот-вот выскочит из груди.

– Марат, ты что делаешь?! – Оля вскакивает со своего места, её лицо заливается ярким румянцем от возмущения, и я чувствую, как внутри меня просыпается что-то, что пытается её защитить, но я не могу найти слов.

– Ты с ума сошёл? Сядь и успокойся! – продолжает Оля, её голос дрожит, но не от страха, а от праведного гнева.

– Сядь и не вмешивайся! – рычит он, его голос громкий, наполняющий зал как громовой раскат. Я чувствую, как меня окутывает волна паники, и в этот момент не могу думать ни о чём, кроме того, чтобы поскорее утихомирить этот шторм.