Я все исправлю

Валерия Брайт

Я все исправлю

Глава 1

Кира

Стою в нашей с Маратом спальне и пытаюсь собраться с силами. Полтора года прошло с момента, как Марат женился на мне и я была самой счастливой на свете. Но счастье как всегда длится недолго.

Сегодня похороны его дяди. Марат убит горем, и со вчерашнего дня мы даже не разговаривали. Понимаю Марата как никто другой. Год назад я потеряла своих родителей. Они погибли в автокатастрофе. Мне тогда тоже было очень тяжело. Как сейчас помню этот день.

Стою у окна и смотрю на дождь, который струится по стеклу. Капли падают беззвучно, словно мир вокруг решил приглушить все звуки, чтобы не нарушить тишину, окутывающую этот дом. Дом, который больше не будет таким, как раньше. Звуки голосов за моей спиной сливаются в приглушенный шум, но смысл их слов ускользает от меня. Всё это кажется таким далеким и неважным.

Сегодня похороны моих родителей, и я должна быть сильной. Все говорят мне это, все ждут от меня, что я выдержу, как должна быть в такой ситуации. Но внутри меня всё словно рвётся на части. Мне кажется, что в этот дом больше никогда не вернётся жизнь, как и они. Как и те дни, когда всё было иначе. Сейчас остались только воспоминания и боль.

Раздаётся звук открывающейся двери. Поворачиваюсь на звук, и моё сердце замирает. Егор заходит в комнату, его фигура чётко вырисовывается в полумраке. Рядом с ним идёт Лия, его жена. Брат идёт прямо ко мне, не сворачивая, не задерживаясь ни на ком. Сердце стучит так громко, что кажется, его слышат все в этой комнате. Вижу, как он останавливается напротив, его глаза встречаются с моими. В его взгляде нет ни гнева, ни осуждения, только тихая печаль.

Он делает шаг вперёд и обнимает меня. Просто обнимает, не говоря ни слова. В этот момент все мои силы, на которые я так полагалась, вдруг исчезают. Всё, что пыталась сдерживать, прорывается наружу. Слёзы начинают катиться по щекам, я не могу остановиться. Не думала, что он сможет посмотреть в мою сторону после того, что я сделала. После того, как предала его, уехав с Маратом.

Но он здесь. И он обнимает меня, словно ничего не изменилось, словно он всё ещё заботится обо мне, несмотря на всё.

Тихий шёпот Егора рядом с моим ухом. Он не говорит ничего важного, только утешает, как будто хочет поделиться частью своей силы, которой, казалось, мне всегда не хватало. А я продолжаю плакать, словно маленькая девочка, которая потеряла всё самое дорогое. Слёзы не останавливаются, словно они хотят смыть всю ту боль, которую я копила внутри.

Лия стоит чуть поодаль, не вмешивается в этот момент. В её глазах читается понимание и какая-то странная отстранённость, словно она уже знала, что так будет. Егор всё ещё держит меня в своих руках, и на какой-то короткий миг позволяю себе забыть обо всём, что произошло, обо всех ранах, что мы нанесли друг другу. Просто стою в его объятиях, чувствуя, как его тепло проникает внутрь, согревая меня, как в старые добрые времена. Но те времена уже не вернутся.

После похорон родителей, Егор предлагает уехать с ними, но я отказалась. У меня есть муж, и я счастлива. С того момента, с братом мы почти не видимся, и лишь изредка переписываемся с Лией.

Сегодня у подножия дома Монгола собрались десятки людей, пришедших проводить его в последний путь. Дядя Марата был сложной и жестокой личностью, и многие из них пришли не столько из уважения, сколько из страха перед его властью, которая распространилась на всю их жизнь. Мой брат был прав – Монгол был опасен. Но Марат, мой муж, совершенно другой человек. Он не имеет ничего общего с преступным миром дяди. Мы вернулись в этот город только для того, чтобы выполнить данное Маратом обещание – похоронить дядю, как того требовала честь.

Перед зеркалом, поправляю складки на своём длинном чёрном платье, будто пытаюсь навести порядок не только в одежде, но и в своих мыслях. Одновременно поправляю выбившуюся прядь из тугого пучка, перевязанного чёрной лентой. Вдохнув глубже, выхожу из комнаты, где царит гнетущая тишина.

В коридоре встречаю Эмму, домработницу дяди. Её лицо напряжено, взгляд отведён в сторону, будто она хочет стать невидимой в этот тяжёлый день.

– Эмма, вы не видели моего мужа? – спрашиваю я, чувствуя, как напряжение растёт.

Она отвечает, что он в кабинете дяди. Сердце колотится быстрее, как будто предчувствуя что-то нехорошее, но я решаюсь идти туда. Подходя к двери, слышу глухие мужские голоса, доносящиеся из-за неё. Сомнения на миг охватывают меня, но желание увидеть Марата перевешивает всё остальное. Подняв руку, стучу по двери и, не дожидаясь ответа, толкаю её.

– Я могу войти? – спрашиваю, но тут же переступаю порог.

Комната погружается в напряжённое молчание, все взгляды сосредоточены на мне. Чувствую себя неуютно под пристальными взорами незнакомых мужчин, сидящих в креслах, но киваю им в знак приветствия и уверенно направляюсь к Марату. Он стоит за массивным деревянным столом, который принадлежал его дяде, с бокалом виски в руке. Кажется, что он намеренно отдаляется от меня, но я всё равно подхожу ближе, желая ощутить его тепло, его присутствие.

– Любимый, как ты? – протягиваю руку и нежно касаюсь его плеча, надеясь, что моё прикосновение успокоит его.

Но его реакция заставляет меня замереть. Марат вздрагивает, словно обжёгся, и делает шаг назад, избегая моего взгляда.

– Что ты здесь делаешь? – его голос звучит холодно, враждебно, словно я вторглась в нечто священное, нарушив его покой.

– Я… просто хотела узнать, как ты… – слова застревают в горле, не зная, как дальше продолжить. Его поведение ошеломляет меня, никогда прежде он не был таким. Глаза горят гневом, который никогда не был направлен на меня.

– А как я могу быть? Что за глупый вопрос? – он раздражённо делает шаг в сторону, будто я стала помехой, чем-то ненужным в его мире, и, не глядя на меня, подливает себе виски.

– Милый… – пытаюсь подойти ближе, но он снова уходит от меня, как будто между нами возникла невидимая стена.

– Кира, у нас дела. Выйди! – голос становится ещё более жестким, без намёка на теплоту или понимание.

– Какие дела? Сегодня же… – не успеваю договорить, как он обрывает меня на полуслове.

– Я сказал, выйди! – Марат резко разворачивается ко мне, в его глазах ярость, которую не могу понять. В следующую секунду он с силой швыряет бокал в стену позади меня. Стекло со звоном разлетается на множество мелких осколков, каждый из которых, кажется, врезается в моё сердце. Инстинктивно отступаю назад, чувствуя, что моя уверенность и надежда рушатся, как эти осколки.

Слезы начинают подступать к глазам, но сдерживаю их, не позволяя себе расплакаться. Отступаю еще на шаг, чувствуя, как холод проникает в каждую клетку моего тела. Марат снова отворачивается, его спина кажется непреодолимой преградой между нами. В этот момент понимаю, что человек, которого я знала, изменился, и то, что происходит сейчас, навсегда изменит наши отношения.

Поднимаюсь по лестнице к себе в комнату, и с каждым шагом внутри нарастает чувство отчаяния. Что происходит? Почему Марат ведет себя так холодно, так чуждо? Дядя был для него почти как отец, и понимаю, что смерть Монгола ударила его сильнее, чем он готов признать. Но нельзя же измениться так резко, за один день. Слёзы начинают катиться по щекам, их солёный вкус напоминает о боли, которую я чувствую в сердце. Обида давит, и я не могу найти себе места. Марат всегда был сильным, уверенным, даже в самые тяжёлые моменты… Но сейчас… Он совсем другой.

Захожу в комнату, опускаюсь на край кровати, и слёзы, которых не смогла сдержать, стекают по щекам. Пытаюсь успокоиться, но перед глазами всё время всплывает его взгляд, полный холода и презрения. Резкий голос, который никогда не слышала раньше. Разбитый бокал, осколки, разлетевшиеся по полу… Всё это снова и снова проносится передо мной.

Я закрываю лицо руками, но мысли продолжают рваться наружу. Почему он так со мной? Что я сделала не так?

Вдруг дверь резко открывается, и в комнату входит Марат. Он молча снимает футболку, бросает её на кресло и смотрит на меня, словно я ему совсем чужая.

– Дай мне чёрную рубашку, – говорит он холодно, и его голос звучит так строго, что внутри всё замирает. Это не просьба, это приказ. Как будто перед ним не жена, а кто-то, кто просто обязан выполнить его команду.

Я поспешно встаю, открываю шкаф и нахожу рубашку. Руки дрожат, когда подаю её ему, а внутри всё переворачивается от того, как он смотрит на меня, словно я невидимка. Его взгляд режет по живому, и это болезненное чувство становится невыносимым.

– Марат, подожди, – говорю, надеясь, что он хоть на секунду смягчится. – Я сейчас поправлю макияж, и мы пойдём вместе. Всё будет…

– Ты останешься дома, – резко перебивает он, и в его голосе слышится гнев, смешанный с каким-то странным, ледяным равнодушием.

Я в шоке от его слов. Мы же всегда были вместе, во всём. Почему сейчас, в этот тяжёлый момент, он хочет, чтобы я осталась одна?

– Почему? Марат, что происходит? – пытаюсь подойти ближе, надеясь, что он откроется, что скажет что-то, что сможет объяснить его поведение. Протягиваю руку, чтобы коснуться его лица, почувствовать его тепло, успокоить его…

Но он резко ловит меня за запястья, и боль, которую он причиняет, пронзает меня. Его руки сдавливают так сильно, что мне хочется закричать, но вместо этого я замираю, не веря в то, что происходит.

– Я сказал, ты остаёшься здесь, – говорит он, его глаза горят холодным огнём, в котором нет места ни жалости, ни любви. Это приказ, и он не ждёт возражений.

С этими словами он резко отпускает меня, разворачивается и уходит, хлопнув дверью так, что стены дрожат. Я остаюсь стоять посреди комнаты, смотря на закрытую дверь. Пульс бешено стучит в висках, а сердце словно разрывается на части. Что я должна делать? Что произошло с моим любящим мужем?

Голова кружится, и я опускаюсь на пол, обнимая себя руками, пытаясь хоть как-то согреться в этом ледяном, опустошающем одиночестве, которое вдруг окружило меня.

Глава 2

Марат

Стою на церемонии прощания с дядей Олегом, которого все вокруг называли Монголом. Эта очередь людей, тянущаяся к гробу, кажется бесконечной. Многие пришли, чтобы попрощаться с ним, и сейчас вся эта масса движется медленно, словно замедленная река. На каждом шагу – важные лица, взгляды которых вызывают острое желание исчезнуть, стать невидимым.

Рядом Сага, правая рука дяди, человек, который знал о его делах больше, чем кто-либо. Сага стоит так близко, что его шепот звучит прямо в ухо, сообщая имена каждого, кто подходит выразить соболезнования. Но в голове только каша. Имена проскальзывают мимо, как вода через пальцы. Машинально пожимаю руки, словно автомат, и повторяю: "Спасибо". Но никакого смысла в этих словах не ощущается.

Пока стою тут, перед глазами прокручиваются воспоминания. Дядя Олег… Для всех он был Монгол, жестокий и беспощадный. Для меня же – просто дядя, человек, который заменил родителей, когда они погибли. Он взял на себя эту роль, и никто больше не мог бы сделать это лучше. Это не тот человек, которого знал с детства. Монголом он стал ещё в университете. Историк, вечно увлечённый прошлым. Вместе с другом-однокурсником писали диссертацию о татаро-монгольском иго, и с тех пор так и закрепились эти прозвища: он – Монгол, а его друг – Татар. Вот только Татар погиб давно, и Олег остался один с этим именем, которое словно пророчество стало его судьбой.

Толпа всё движется, и никто не хочет упустить возможность пожать руку человеку, который теперь официально стоит на месте Монгола. Не важно, что в глазах ещё слишком много боли, и не важно, что руки дрожат. В этом мире эмоции – слабость. И сейчас, когда вокруг столько людей, ожидающих от меня силы, приходится собраться.

Сага шепчет очередное имя, и очередная рука встречается с моей, холодная и влажная. Не могу удержаться от дрожи, когда смотрю на тех, кто пришёл сюда не только из уважения, но и из страха. Это лица, которые знают, кем был дядя, и что он оставил после себя. От их взгляда хочется самому вырыть себе яму и зарыться в неё, лишь бы не привлекать внимания.

После похорон, толпа людей, одетых в черное, переместилась в особняк дяди Олега. Большой зал, который он всегда называл «своим местом для важных дел», заполнился шепотом, перемешанным с тихим звоном бокалов и еле уловимым запахом сигар. Здесь, в этом доме, он решал свои дела, хотя у него были офисы по всему городу. Как он говорил, «двери этого дома всегда открыты для друзей». Хотя, если подумать, кого из присутствующих можно назвать его настоящими друзьями?

В зале, где когда-то громко звучал голос дяди, теперь висит тяжёлое молчание, разрываемое лишь шёпотом и приглушёнными вздохами. Я сижу во главе стола, но каждая секунда пребывания на этом месте кажется мне пыткой. Дядя всегда был здесь, он сидел с осанкой, излучающей уверенность и силу. А сейчас они все смотрят на меня, ожидая, что я смогу стать таким же. Каждый взгляд прожигает меня насквозь, оставляя едва ли не физическую боль.

Чувствую, как холодный пот собирается на висках, как по позвоночнику пробегает дрожь. В груди – теснота, словно сердце сжали в кулак и не отпускают. Не так я представлял этот день, не так хотел оказаться в этой комнате. Никогда не хотел знать, что скрывается за дверями его кабинета, никогда не стремился стать частью его тёмных дел. Но вот я здесь, на этом месте, и передо мной лежит ответственность, от которой никуда не деться. Ответственность не только за продолжение его пути, но и за то, чтобы найти тех, кто отнял его у меня.

Молчание в зале нарушает Сага. Его голос звучит как гром, заставляя меня вздрогнуть. Сага всегда знал, как управлять ситуацией, как обращаться к людям так, чтобы они сразу понимали: он здесь главный. Он поднимается, и его слова разлетаются по комнате, как осколки стекла.

– Вы все знаете, – начинает он, и его глаза сверкают под светом люстры, – что Монгол всегда говорил, кто займёт его место в случае чего. И это Марат. Его слово – закон. И если кто-то сомневается, пусть вспомнит тот вечер, когда он сказал это открыто, здесь, в этом зале.

Каждое его слово отзывается эхом в моей голове. Гнев и страх сплетаются воедино, сжимая грудь ещё сильнее. Кто-то в зале тихо, но отчётливо произносит:

– Может, и говорил, но насколько это было правильным решением? Молодой, неопытный… Как он сможет руководить всем этим?

Эти слова словно удар в солнечное сплетение. Внутри поднимается буря, и руки сами собой сжимаются в кулаки. Каждая мышца напрягается, как натянутая струна. Внутри разгорается огонь, но в то же время холод пробирает до костей. Внезапно все чувства становятся острыми, каждое движение, каждый звук доносятся до меня с болезненной ясностью.

Сага не даёт этому голосу набрать силу. Он знает, что делать, чтобы сохранить контроль над ситуацией. Его голос становится твёрже, он прямо смотрит на всех присутствующих, словно бросая вызов каждому.

– Монгол сделал свой выбор. Это не обсуждается. Марат займёт его место. Наша задача – помочь ему. И если кто-то готов оспорить его решение, пусть подойдёт сюда и скажет это мне в лицо.

Комната погружается в гнетущую тишину. Мрачные лица вокруг ещё больше темнеют, но никто не решается возразить. Напряжение в воздухе становится почти осязаемым, и оно нарастает с каждой секундой. В этот момент раздаётся вопрос, от которого кровь закипает в жилах.

– Марат, что ты собираешься делать с убийцей дяди? Ведь ты не оставишь это просто так, верно? – голос раздаётся из тени, и его звучание словно впивается в моё сознание, как нож.

Ответ выходит сам собой, рычанием, которое перекрывает все другие звуки:

– Однозначно нет.

Вопрос, последовавший за этим, выбивает почву из-под ног:

– А что насчёт его сестры?

Эти слова как удар молота по наковальне, эхом отдающиеся в каждом нерве. Внутри всё вскипает. Лицо заливает жаром. Руки снова сжимаются в кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони, оставляя болезненные следы.

– Что ты думаешь сделать с ней? – голос продолжает звучать, каждый его звук – словно кинжал, проникающий всё глубже в сознание.

Ярость накатывает волнами, обжигая изнутри, и кажется, что вот-вот выйдет наружу, уничтожив всё на своём пути. Каждая мышца в теле напряжена до предела, грудь тяжело вздымается, словно воздух вокруг стал густым, как масло, и пробиться через него с каждым вдохом становится всё труднее. Сердце колотится так, что кажется, его удары разрывают грудную клетку.

Резкий ответ срывается с губ прежде, чем успеваю его осознать. Слова вырываются, как удар хлыста, отражая всю глубину негодования и боли:

– А что вы хотите, чтобы я сделал со своей женой? – голос звучит хрипло, как у человека, который уже несколько часов кричит без остановки. Возмущение вспыхивает ярче огня, затмевая всё остальное. В голове проносится одна мысль: неужели они всерьёз ожидают, что возьму и придушу собственную жену? Ярость смешивается с омерзением, и этот коктейль эмоций едва не захлёстывает с головой.

В зале воцаряется невыносимая тишина, словно мир вдруг перестал дышать, и это молчание давит сильнее, чем любые крики. Напряжение нарастает с каждым вздохом, каждый взгляд, устремлённый на меня, кажется тяжёлым, как свинец, и сердце снова начинает биться быстрее, заставляя вены наполняться огнём. В воздухе повисает ожидание, словно все, замерев, ждут, что я сделаю следующий шаг, что скажу что-то, что разрядит атмосферу. Но все слова застревают в горле, как застрявшие осколки стекла.

Сага, как всегда, вовремя уловив опасность, вмешивается, его голос режет тишину, как нож.

– Сегодня не время решать такие вопросы, – говорит он твёрдо, его голос словно якорь, возвращающий всех на землю. – Марату нужно время. Все мы должны подумать, осознать, что произошло. Сегодняшний день – это день прощания, а не новых решений.

Его слова ложатся на напряжённую атмосферу, как тяжёлое одеяло. Лица вокруг зала смягчаются, но в каждом взгляде читается сомнение. Никто не осмеливается спорить с Сагой, но чувствуется, что многие недовольны тем, как всё разворачивается. Он говорит правильно, рассудительно, и хотя это не вызывает ни энтузиазма, ни радости, все понимают, что нужно отступить, дать время, чтобы пыль улеглась.

Стою, стараясь выглядеть уверенно, но внутри разгорается борьба. Под напряжённым взглядом собравшихся чувствую, как уверенность ослабевает, как неимоверный груз ответственности давит на плечи. Мысли скачут беспорядочно, словно испуганные звери, не давая сосредоточиться. Осознание того, что теперь предстоит занять место дяди, словно ледяной обруч, сковывает сознание, а каждая секунда на этом месте кажется вечностью.

И Кира… Образ её лица, которое не могу вынести даже одного взгляда, всплывает перед глазами. Как справиться с этим? Как жить дальше, если даже смотреть на неё стало невыносимо, если её присутствие напоминает, что придётся сделать выбор? Да и прежде всего мне нужны доказательства. Недостаточно одного человека, который сказал: “Я знаю что Монгола убил Ковалев!” Внутри всё сжимается от боли, которая не уходит, а только нарастает. Вопросы сверлят разум, как тысяча игл, но ответа нет, и кажется, его никогда не будет. Остаётся лишь ждать, надеяться, что решение придёт, когда наступит нужный момент.

Но сейчас, в эту минуту, этот момент кажется бесконечно далёким, и единственное, что могу сделать – это не дать сломить себя, не показать, насколько силён страх перед грядущим, перед тем, что не смогу выполнить свой долг.

Глава 3

Кира

Время тянется невыносимо долго, как будто стрелки часов специально замедлили свой бег, и каждая секунда растягивается в вечность. Воздух в комнате кажется застывшим, тяжелым, как будто пропитан темнотой и напряжением, которое невозможно сбросить. Этот дом всегда казался мне чужим, холодным, словно стены, впитавшие в себя шёпоты и тайны прошлых поколений, давят своей безжизненностью. Я никогда не могла почувствовать себя здесь как дома. Каждый уголок пропитан чужими жизнями, чужими историями, к которым мне нет доступа. Сегодня же всё стало ещё хуже – словно сам дом ожил, заполнившись толпой незнакомых людей, и каждый их шаг, каждое слово отзываются в стенах эхом, вызывая у меня раздражение и тревогу.

Сижу на кровати, не смея даже подумать о том, чтобы выйти из спальни. В голове роятся мысли, одна тревожнее другой, как стая рассерженных пчёл. Марат… Что с ним произошло? Почему он так резко изменился? Смерть Монгола ударила по нему сильно, это я понимаю, но ведь нельзя так измениться за один день. Вспоминаю его глаза, когда он уезжал – такие холодные и пустые, словно в них больше нет того тепла, которое согревало меня раньше. Эти глаза, что когда-то смотрели на меня с любовью и заботой, теперь кажутся чужими, наполненными болью и гневом, которые мне не понять.

Слышу, как за дверью постепенно стихают голоса, шаги становятся всё реже, но это не приносит облегчения. Ноги словно приросли к полу, отказываются двигаться, а я продолжаю сидеть, парализованная страхом и неопределённостью. Что-то держит меня на месте, заставляя ждать, надеяться, что всё это окажется просто дурным сном. Ждать, когда он вернётся, когда снова всё станет как раньше, когда его руки снова обнимут меня, принося утешение и покой. Но сейчас… сейчас его нет, и я придумываю оправдания для его поведения, убеждая себя, что всё наладится, что это просто временное помутнение, вызванное горем. Ведь не может же он так просто измениться навсегда, правда?

За окном давно наступила ночь, тёмное небо висит над домом, окутывая его холодом и тишиной, но сон не приходит. Взгляд блуждает по комнате, цепляясь за знакомые очертания мебели – но всё это не приносит ни малейшего утешения. Вещи, которые должны были бы быть моими, стали чужими. Всё кажется далёким, будто нахожусь в месте, где нет ни одной частицы меня. Даже воздух, который я вдыхаю, чужой, пропитанный теми, кто был здесь до меня.

Марат всё ещё не вернулся. С каждой минутой ожидание становится невыносимым, словно каждое мгновение – это ещё одна капля в чашу моего терпения, которая вот-вот переполнится. Но даже когда кажется, что я больше не могу ждать, что терпение иссякло, ноги отказываются покидать постель, руки не поднимаются, чтобы выключить свет и попытаться заснуть. Нужно дождаться его, увидеть его, убедиться, что он в порядке, что этот кошмар наконец закончится, и всё снова станет нормально.

Тишина за дверью становится звенящей, почти болезненной, словно стены сами подталкивают меня к чему-то страшному. Её тяжело выносить, как и неизвестность, которая давит на грудь, не давая сделать ни одного глубокого вдоха. Где он? Почему его так долго нет? В голове снова и снова повторяются эти вопросы, как заклинание, но ответов на них нет. И в глубине души я чувствую, что что-то сломалось, и уже не будет так, как раньше. И этот страх постепенно захватывает всё мое сознание, не давая мне покоя.

Голова раскалывается от боли, каждый удар пульса словно молот обрушивается на виски, разбрасывая тягучую, изматывающую боль по всему телу. Словно электрический ток пробегает по нервам, заставляя сжимать зубы, чтобы не застонать. Я выключила свет, надеясь, что это хоть немного облегчит страдания, но даже слабый свет маленького ночника кажется невыносимо ярким, почти обжигающим глаза. Полумрак растёкся по комнате, окутал её таинственной, зловещей тишиной, в которой каждое шорох кажется громом.

Я сижу на краю кровати, обхватив голову руками, пытаясь найти хоть какое-то укрытие от этой боли, как раненое животное, которое забилось в угол, прячась от всего мира. В груди сдавливает, каждый вздох даётся с трудом, словно воздух стал густым, как сироп. Внутри нарастает тревога, которая не даёт сосредоточиться на чём-то одном, мысли метаются, разрывая сознание на куски.

Внезапно дверь с грохотом распахивается, словно ударом разрывая эту вязкую, тягучую тишину. Сердце в груди сжимается в болезненном спазме, словно что-то холодное и острое пронзило его. Я вздрагиваю, как от удара, и на миг замираю, пытаясь понять, что происходит. На пороге стоит Марат, его фигура кажется неестественно наклонённой, как у марионетки, которую неправильно подвесили на нитках. Он едва держится на ногах, его пошатывает, и я с ужасом наблюдаю, как он, делая шаг вперёд, спотыкается и падает на пол, как срезанное дерево.

– О боже, Марат! – Вскочив, я бросаюсь к нему, паника захлёстывает меня, будто волна холодной воды. Ноги становятся ватными, но я заставляю себя подойти ближе, и как только наклоняюсь, чтобы помочь ему встать, меня обжигает резкий запах алкоголя. Он настолько крепкий, что мне становится трудно дышать, и я инстинктивно отвожу лицо в сторону, пытаясь хоть как-то спастись от этого. – Ты пьян… Давай, вставай, я помогу тебе.