Полная версия
Мучительная беспомощность её положения – физическая зависимость, неспособность свободно передвигаться, эмоциональная изоляция в стенах собственного дома – давила на неё с почти невыносимой силой. Ей физически казалось, что стены их идеального дома сжимаются все теснее, что воздух становится густым, спертым и ядовитым. Она больше не могла держать этот всепоглощающий страх в себе, он разъедал её изнутри, как кислота. Ей необходимо было с кем-то поговорить. Немедленно. С кем-то, кто ей поверит без лишних вопросов. С кем-то, кто сможет реально помочь. И единственным таким человеком в её сузившемся мире оставалась Сара.
Её руки заметно дрожали, когда она с трудом набирала номер подруги на своем мобильном телефоне. Длинные, протяжные гудки в трубке казались бесконечными, каждый отдавался болезненным ударом в висках. Наконец, Сара ответила – её привычно бодрый, энергичный, жизнерадостный голос прозвучал для Эмили как настоящий глоток свежего воздуха в затхлой, удушливой атмосфере проклятого дома Грейвсов.
– Алло, Эм? Приветик! Как ты там, дорогая? Сто лет не звонила!
И тут Эмили окончательно сломалась. Плотина видимого самообладания, которую она с таким трудом и так старательно возводила все эти дни, с грохотом рухнула. Она разрыдалась – горько, беззвучно, судорожно, сотрясаясь всем телом в своем ненавистном кресле.
– Сара… – прошептала она сквозь душащие слезы, её голос был едва слышен. – Сара… мне так страшно… Помоги…
– Эм? Что случилось? Боже, что с твоим голосом? – в голосе Сары мгновенно послышалась острая тревога. – Ты что, плачешь? Что произошло?! Говори же!
– Майкл… – Эмили с трудом выговаривала слова, задыхаясь от рыданий и накатившего ужаса. – Он… он совсем не в себе… Он говорит такие ужасные вещи… Конец света… какое-то спасение под землей… Он купил пистолет, Сара! Настоящий боевой пистолет!
– Пистолет? Боже мой, Эмили! Какой кошмар! – голос Сары стал резким, испуганным, но одновременно и собранным. – Успокойся, дорогая, дыши глубже. Слышишь меня? Глубокий вдох… выдох… Так, а теперь расскажи мне все по порядку. С самого начала.
И Эмили рассказала. Запинаясь, всхлипывая, часто перескакивая с одного на другое, она выплеснула на подругу все, что так долго копилось и отравляло её изнутри за последние страшные недели: необъяснимые отлучки мужа в лес, комья глины на его одежде, огромные дыры в семейном бюджете, его пустые, отсутствующие глаза, безумные разговоры об апокалипсисе и необходимости очищения, тревожный шепот Лили о подслушанных словах отца про «милосердие», чек на покупку оружия, её собственный леденящий кошмарный сон о лесе, где все деревья имели лицо Майкла… Она говорила быстро, лихорадочно, сбивчиво, боясь, что если остановится хоть на секунду, то уже не сможет продолжить, что страх снова парализует её волю.
Сара слушала её, не перебивая, молча, лишь изредка вставляя короткие уточняющие вопросы. Её первоначальный испуг быстро сменился растущей тревогой и твердой решимостью действовать. Когда Эмили наконец замолчала, совершенно обессиленная от пролитых слез и колоссального эмоционального напряжения, Сара сказала твердо и уверенно:
– Эмили, это уже давно не шутки. И не стресс. Это очень, очень серьезно. Ты не можешь больше оставаться там одна с Лили ни одного лишнего дня. Ты меня слышишь? Я сейчас же приеду. Прямо сейчас. Собирай самые необходимые вещи, документы – ваши с Лили. Деньги, если есть наличные. Я заберу вас к себе. А там уже будем решать, что делать дальше. Звонить в полицию, или к врачам…
– Приедешь? – в голосе Эмили впервые за долгое время прозвучала слабая, дрожащая нотка надежды. – Правда? Ты правда приедешь?
– Конечно! Я уже одеваюсь! Я выезжаю прямо сейчас. У меня полный бак. Буду у тебя минут через сорок, ну, может, чуть больше, сама знаешь, трафик. Только держись, Эм. Пожалуйста, держись. И постарайся вести себя как обычно, если вдруг Майкл вернется раньше. Главное, не показывай ему, что ты боишься или что-то знаешь и куда-то собираешься. Поняла? Просто сиди и жди меня. Я скоро буду.
Эмили почувствовала огромное, почти физическое облегчение. Сара едет. Она не одна. Наконец-то есть выход. Скоро она сможет уехать из этого проклятого дома, подальше от этого человека, который когда-то был её любимым мужем, а теперь стал чужим, пугающим и смертельно опасным. Она прошептала слова благодарности, её голос все еще дрожал, но теперь в нем отчетливо слышалась надежда на спасение.
Она положила трубку и стала ждать. Прислушиваться к каждому звуку. Минуты тянулись мучительно долго, как часы. Она пыталась заставить себя собраться с мыслями, решить, что взять с собой в первую очередь. Но страх и нервное волнение мешали сосредоточиться. Она прислушивалась к каждому шуму за окном, до боли в ушах, боясь услышать знакомый рокот подъезжающей машины Майкла.
Прошло сорок минут. Час. Сары все не было. Эмили начала сильно беспокоиться. Куда она пропала? Она снова дрожащими пальцами набрала её номер. «Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети». Сердце ухнуло вниз. Ледяная тревога снова сдавила ей горло. Что могло случиться? Почему она не едет? Авария?
И тут её мобильный телефон резко зазвонил. Незнакомый номер. Она судорожно нажала на кнопку ответа.
– Алло? Миссис Эмили Грейвс? – раздался в трубке спокойный, деловитый мужской голос. – Вас беспокоит дорожная служба округа. Ваша подруга, мисс Сара Дженкинс, просила вам передать… У неё машина сломалась на полпути к вам. Что-то серьезное с двигателем, похоже. Дым из-под капота. Она просила передать извинения, она не сможет сегодня приехать к вам, как договаривались.
– Сломалась? – безжизненным эхом повторила Эмили, чувствуя, как последняя надежда стремительно угасает, оставляя после себя лишь вязкую, холодную пустоту. – Но… как же так? Она только что выехала… Машина была в полном порядке…
– Ну, всякое бывает, мэм, – равнодушно отозвался голос. – Техника есть техника, сами понимаете. Ломается в самый неподходящий момент. Мы сейчас как раз отправим к ней эвакуатор, но сами понимаете, это займет какое-то время. Вечер пятницы… Пробки…
Эмили не слушая пробормотала слова благодарности и медленно положила трубку. Машина Сары сломалась. Посреди дороги. В такой момент. Какая нелепая, какая злая, какая дьявольская ирония судьбы. Или… или это была не случайность? Внезапная, очень серьезная поломка двигателя у совершенно исправной, почти новой машины. Статистически маловероятное совпадение? Или что-то иное? Что-то подстроенное? В воспаленном мозгу Эмили мелькнула и обожгла холодом безумная мысль: мог ли Майкл как-то это организовать? Знал ли он о её звонке Саре? Наблюдал ли он за ней все это время? Паранойя, которую она так явственно ощущала рядом с ним, теперь начинала стремительно прорастать и в ней самой, как ядовитый плющ.
Она осталась одна. Снова одна в этом проклятом доме, до краев наполненном страхом и невысказанными смертельными угрозами. План побега рухнул, не успев начаться. И солнце за окном неумолимо клонилось к закату, багровым светом окрашивая стены гостиной, неуклонно приближая то время, когда Майкл вернется домой. Вернется с работы. Или из леса. Со свежей глиной под ногтями и могильным холодом в глазах. И Эмили снова будет заперта с ним наедине в этой идеальной золотой клетке. Совершенно одна.
Часть 3
В тот самый день, когда измученная Эмили тщетно ждала спасительного приезда Сары, а перепуганная Лили стояла как вкопанная перед замаскированным входом в отцовский бункер, в тихом, прохладном, кондиционированном офисе респектабельной бухгалтерской фирмы «Стерлинг и Партнеры» произошел еще один маленький, но весьма значимый эпизод, который мог бы пролить свет на происходящее, если бы ему придали должное значение.
Том Харпер, добродушный коллега Майкла, задержался на работе допоздна. Ему необходимо было во что бы то ни стало закончить срочный квартальный отчет, и он практически единственный остался в большом, гулком, опустевшем офисе, если не считать самого Майкла Грейвса, который тоже почему-то сидел за своим столом, внешне погруженный в работу или, по крайней мере, старательно делающий вид. Том заметил, что в последнее время Майкл вообще часто засиживался допоздна, что было совершенно нетипично для него – раньше он всегда, как по сигналу, уходил ровно в шесть вечера, минута в минуту.
Том с кряхтением встал из-за своего стола, чтобы налить себе еще одну чашку противного офисного кофе из старой шумной кофемашины – не того таинственного экзотического пойла, что Майкл теперь постоянно пил из своего стального термоса, а обычного, растворимого. Проходя мимо аккуратного стола Майкла, он бросил на него рассеянный, случайный взгляд. Майкл сидел неподвижно, уставившись в светящийся монитор компьютера, его пальцы безвольно застыли над клавиатурой. Но на экране была открыта не привычная таблица Excel и не стандартная бухгалтерская программа .
Это был какой-то странный, мрачный интернет-форум. Дизайн сайта был нарочито убогим, выполненным в угнетающих темно-зеленых и грязно-серых тонах. Крупный заголовок вверху страницы гласил: «Последний Рубеж: Форум Истинных Выживальщиков». Страница под ним была плотно заполнена темами с кричащими, алармистскими названиями: «Грядет Неизбежный Коллапс: Новые Неопровержимые Доказательства», «Лучшие Модели Подземных Бункеров для Долгосрочного Автономного Выживания», «Оружие Судного Дня: Личный Опыт и Сравнение», «Очищение Грядущим Огнем: Философия Построения Нового Мира на Руинах Старого».
Тома невольно покоробило от этих истеричных заголовков. Он, конечно, слышал о существовании таких маргинальных сайтов – виртуальных сборищах параноиков, адептов безумных теорий заговора, городских сумасшедших и просто странных, асоциальных личностей, по той или иной причине одержимых идеей скорого конца света. Но он никак не ожидал увидеть на подобном сомнительном ресурсе своего тихого, педантичного, до мозга костей нормального коллегу Майкла Грейвса.
Том хотел было пройти мимо, сделав вид, что ничего не заметил, но его взгляд невольно зацепился за одну конкретную тему, открытую на экране у Майкла. Она была явно закреплена администратором вверху форума и выделена жирным шрифтом. Тема называлась: «Лагерь Грейвса: Дневник Строительства и Философия Хранителя». А ник автора этой темы был… Хранитель_Грейвс.
Том замер за спиной у Майкла, который, казалось, его совершенно не замечал, будучи полностью поглощенным чтением комментариев или написанием очередного поста в своем «дневнике». Том не мог оторвать завороженного взгляда от экрана.
Тема действительно была похожа на личный блог внутри форума. «Хранитель_Грейвс» регулярно, почти ежедневно, публиковал там новые посты, щедро сопровождая их мутными фотографиями и примитивными схемами. Том с растущим недоумением и тревогой увидел фотографии ржавых лопат и кирок, воткнутых в глинистую землю. Мутные снимки каких-то сложных металлических конструкций, похожих на части промышленной вентиляционной системы или толстые трубы. Грубые, нарисованные от руки чертежи, изображающие сеть подземных помещений, соединенных узкими коридорами. И тот самый знакомый символ – крест, перечеркнутый горизонтальной линией – он встречался буквально повсюду: на фотографиях в качестве водяного знака, на схемах, на грубых набросках, и даже использовался в качестве аватара таинственного Хранителя.
Тексты постов «Хранителя» были еще более странными и тревожными. Хранитель Грейвс подробно писал о «необходимости неотложной подготовки», о «грядущей великой чистке», которая должна будет смыть всю «накопившуюся грязь и ложь старого мира». Он много рассуждал о некоем особом «милосердии», которое иногда требует «тяжелых, но необходимых решений» ради высшего блага. Он без ложной скромности называл себя «избранным», «хранителем древних знаний», тем единственным, кто успеет построить «новый ковчег» для заслуживающих спасения перед лицом неотвратимого потопа. Его язык был странной, эклектичной смесью сухих технических терминов, наукообразных псевдофилософских рассуждений и почти религиозного, слепого фанатизма.
Но самое жуткое, пожалуй, было не это. Самым жутким были комментарии других пользователей форума под постами Хранителя Грейвса. Десятки, если не сотни комментариев под каждым его постом. И эти люди не спорили с ним, не пытались его высмеивать или критиковать. Наоборот, они наперебой восхищались им. Они благоговейно задавали вопросы о деталях конструкции его таинственного бункера, о выборе оружия для «защиты периметра», о его оригинальной философии «очищения». Они почтительно называли его «Учителем», «Наставником», «Пророком Новой Эры». И почти в каждом комментарии, как мантра, как ритуальный возглас, повторялась одна и та же короткая фраза:
«Слава Хранилю!»
«Слава Хранителю Грейвсу! Воистину Слава!»
Том почувствовал, как по его спине ручейком пробегает холодный липкий пот. Тихий, скромный, абсолютно безобидный Майкл Грейвс, его коллега-бухгалтер, с которым он почти десять лет обедал в одной столовой и иногда обсуждал итоги бейсбольных матчей, был… вот этим? Хранителем Грейвсом? Признанным лидером какого-то безумного интернет-культа спятивших выживальщиков? Тайным строителем глубокого подземного бункера? Проповедником скорой «чистки» и странного «милосердия», которое в его исполнении звучало как прямая и недвусмысленная угроза?
Майкл внезапно за его спиной чуть шевельнулся, и Том быстро, почти виновато, отпрянул от его стола, делая вид, что просто шел мимо за кофе. Майкл медленно повернул голову, его глаза были пустыми, расфокусированными, отсутствующими, словно он только что мысленно вернулся из какого-то совершенно другого, параллельного мира. Он посмотрел прямо на Тома, но, казалось, совершенно не узнал его в первую секунду.
– Задержался, Том? – спросил он наконец своим обычным ровным, бесцветным голосом.
– Да… отчет… надо закончить… – пробормотал Том, чувствуя себя так, словно его только что застали за подглядыванием в замочную скважину. Он торопливо налил себе обжигающий кофе и почти бегом вернулся на свое рабочее место.
Он сидел за своим столом, но больше не мог никак сосредоточиться на опостылевших цифрах. Перед его глазами неотступно стояли ржавые лопаты, воткнутые в глину, грубые схемы подземного бункера и фанатичные, почти безумные комментарии: «Слава Хранителю!». Тихий Майкл Грейвс оказался совсем, совсем не тем человеком, каким казался все эти годы. Под его скучной, неприметной офисной оболочкой скрывался кто-то совершенно другой. Кто-то темный. Кто-то потенциально очень опасный. И Том вдруг с пугающей ясностью вспомнил все те мелкие странности в его поведении за последние месяцы – его долгие отстраненные взгляды в окно, его почти наркотическую одержимость крепким черным кофе, въевшуюся грязь под ногтями… Все эти мелкие, незначительные детали теперь мгновенно сложились в единую, пугающую, не вызывающую сомнений картину. И Тому впервые в жизни стало по-настоящему страшно на своем рабочем месте. Страшно не за себя. Страшно за Майкла. И еще больше – за его жену и дочь.
Часть 4
Лили все еще стояла перед замаскированным люком в лесной тиши, сердце оглушительно стучало где-то в горле. Грубая реальность бункера, самого настоящего входа в темный подземный мир её отца, была ошеломляющей, почти парализующей. Она понимала умом, что должна немедленно уйти отсюда, бежать домой, спрятаться, но какая-то неведомая, иррациональная сила по-прежнему удерживала её на месте. Нездоровое любопытство, густо смешанное с первобытным страхом, заставляло её жадно осматриваться вокруг, искать еще какие-то подсказки, дополнительные детали этой жуткой, безумной мозаики.
Её испуганный взгляд медленно скользнул по утоптанной земляной площадке, по свежим следам тяжелой лопаты, по небрежно брошенным мешкам из-под цемента, и вдруг остановился на чем-то, что она не заметила сразу из-за волнения. Чуть в стороне от замаскированного люка, почти полностью скрытый густыми зарослями гигантского папоротника и старым, замшелым, поваленным бурей деревом, виднелся невысокий каменный обод. Низкий, грубый, сложенный из крупных, неправильной формы, почерневших от времени и влаги валунов.
Это был колодец. Очень старый, давно заброшенный колодец, какие иногда еще можно случайно встретить в глухих лесах на месте давно исчезнувших с лица земли хуторов или лесных сторожек. Он выглядел невероятно древним, гораздо старше, чем окружающий его уже довольно взрослый лес. Массивные камни его обода были покрыты толстым, бархатным слоем темно-зеленого мха и серебристых пятен лишайников, а тяжелый деревянный ворот с цепью и ведром, если он когда-то здесь и был, давно сгнил без следа и обрушился в темную глубину.
Лили медленно, с замиранием сердца, подошла к нему. От темного зева колодца явственно веяло ощутимым холодом и глубокой, застарелой сыростью, даже в этот теплый солнечный день. Воздух вокруг него казался плотнее, неподвижнее, тишина – глубже, почти абсолютной. Она осторожно, боясь поскользнуться на влажных камнях, заглянула через каменный обод вниз, в непроглядную темноту.
Она инстинктивно ожидала увидеть дно, заваленное прелыми листьями и гниющим мусором, или, может быть, темную, неподвижную гладь застоявшейся воды. Но она увидела нечто совершенно иное. Глубина колодца была непроглядно черной, бездонной, но эта чернота не была пустой. В ней словно что-то постоянно двигалось, переливалось, неуловимо мерцало. Слабое, едва заметное, пульсирующее изнутри свечение, похожее на далекие холодные отблески подземных звезд на поверхности ночной воды или на таинственную фосфоресценцию неведомых глубоководных существ. Оно то разгоралось чуть ярче, то почти угасало, создавая странный, гипнотический, почти завораживающий эффект.
И одновременно с этим таинственным мерцанием она снова услышала звук. Тот самый. Низкий, вибрирующий, почти инфразвуковой гул, который она часто слышала по ночам из стены своей комнаты, примыкающей к кабинету отца. Но здесь, у самого колодца, он был гораздо громче, отчетливее, почти осязаемым. Он явно шел из темной глубины, из самой бездонной черноты, и казался не просто механическим звуком, а чем-то живым, неторопливо и тяжело дышащим. К этому густому гулу примешивался и настойчивый шёпот – мириады тихих, неразборчивых голосов, сливающихся в один странный, монотонный, потусторонний хор. Он был похож одновременно и на шелест ветра в заброшенной печной трубе, и на гудение высоковольтных проводов, но в нем явственно слышалась какая-то пугающая, чуждая осмысленность.
Лили стояла как зачарованная, завороженная этим странным мерцанием и низким гулом, чувствуя, как по спине ручейками бегут ледяные мурашки. Этот колодец был… неправильным. Аномальным. Он был не просто старым гидротехническим сооружением для добычи воды. Он был… чем-то еще. Порталом в иной, неизвестный мир? Древним источником странного звука и шёпота? Или тем самым местом, куда указывала жирная стрелка на найденном плане её отца – «глубже»?
Она наклонилась еще ниже над черным зевом, почти касаясь щекой холодных камней, отчаянно пытаясь разглядеть хоть что-то в этой мерцающей, пульсирующей темноте. И в этот самый момент ей отчетливо показалось, что из самой глубины, из бездонной черноты на нее кто-то внимательно смотрит. Она не видела глаз, не видела лица или силуэта. Но она физически, всем своим существом почувствовала на себе чей-то взгляд – тяжелый, неподвижный, пристальный, абсолютно нечеловеческий. Взгляд чего-то невероятно древнего, бесконечно темного и… несомненно разумного.
Её охватил слепой, животный, панический ужас. Она резко, как от удара, отпрянула от края колодца, споткнулась о предательский корень старого дерева, чуть не упала навзничь. Сердце бешено колотилось в груди, казалось, вот-вот выпрыгнет, дыхание полностью перехватило. Она больше не думала ни о бункере, ни об отце, ни о своей пропавшей кошке. Все её мысли были только об этом жутком колодце, о мерцающей непроглядной тьме и о невыносимом взгляде из немыслимой глубины.
Этот колодец был несомненно связан с тайной её отца, она была в этом абсолютно уверена. Возможно, именно он и был настоящим центром всего – его безумия, его фанатичного строительства, его чудовищных планов «очищения». Возможно, тот навязчивый шёпот из стен её дома был лишь слабым эхом этого густого, потустороннего гула из бездонного колодца.
Она больше не могла здесь оставаться ни секунды. Дикий, первобытный страх гнал её прочь из этого проклятого места. Она резко развернулась и бросилась бежать – сломя голову, сквозь колючие кусты, через строительную поляну, мимо дуба со зловещим перечеркнутым крестом, не разбирая дороги, пока наконец не вырвалась из душного плена леса на залитый ярким солнцем, обманчиво мирный задний двор своего дома. Она остановилась, хватая ртом воздух, тяжело дыша, и обернулась на темную, молчаливую стену деревьев. Лес стоял неподвижно, храня свои страшные тайны. Но теперь Лили знала, что именно скрывается в его обманчивой зеленой глубине. Не только подземный бункер, построенный её безумным отцом. Но и что-то еще. Что-то неизмеримо древнее, бесконечно темное и пристально смотрящее из колодца без дна. И это было страшнее всего на свете.
Часть 5
Лили вихрем выбежала из леса, её сердце бешено колотилось в груди, словно пойманная птица, в ушах все еще стоял низкий, вибрирующий гул проклятого колодца. Она резко остановилась на самой границе заднего двора и леса, жадно хватая ртом воздух, пытаясь прийти в себя после пережитого ужаса. Яркий солнечный свет нещадно резал глаза после густого полумрака лесной чащи, изумрудно-зеленый, идеальный газон перед ней казался нереальным, декорацией, слишком яркой и плоской после объемных, живых темных тонов леса. Она инстинктивно обернулась, бросила испуганный взгляд на молчаливую стену деревьев, за которыми теперь скрывалась страшная, подтвержденная тайна – отцовский бункер, древний колодец, нечеловеческий взгляд из бездонной темноты. Ей отчаянно хотелось бежать со всех ног в дом, немедленно запереться в своей комнате, залезть с ногами под одеяло и больше никогда не выходить наружу.
Но она не успела сделать и шага.
Из-за угла их белого, сияющего на солнце дома внезапно появился Майкл. Он вернулся с работы необычно рано. Или, может быть, он и не уезжал сегодня вовсе? Может быть, он все это время был где-то здесь, рядом, наблюдал за ней из окна или из-за кустов? Он замер на месте, увидев её – растрепанную, смертельно бледную, испуганную, стоящую у самой кромки леса, тяжело дышащую, с расширенными от ужаса глазами. На долю секунды на его лице мелькнуло что-то похожее на удивление, но оно тут же, как по щелчку, сменилось совершенно другим, пугающим выражением.
Его светлые брови резко сошлись на переносице, губы сжались в тонкую, бескровную, злую линию. Глаза, обычно пустые или отстраненно-задумчивые, опасно сузились, и в их холодной голубой глубине вспыхнул ледяной, яростный, беспощадный огонь. Он смотрел сейчас не на свою дочь Лили. Он смотрел на непрошеного нарушителя границы. На того, кто посмел самовольно приблизиться к его святая святых, к его великой тайне.
– Лили! – его голос прозвучал как резкий щелчок кнута, он был незнакомым, металлическим, начисто лишенным даже тени привычной отцовской теплоты или хотя бы снисхождения. – Что ты здесь делаешь?!
Он быстрым, почти угрожающим шагом пересек идеальный газон, целенаправленно направляясь прямо к ней. Лили инстинктивно отступила на шаг назад, почти вплотную к стене леса, готовая снова нырнуть в спасительную тень деревьев. Её охватил острый, вполне реальный страх – уже не тот иррациональный, потусторонний ужас, что она испытала у древнего колодца, а приземленный, животный страх перед этим внезапно разъяренным, непредсказуемым человеком, её собственным отцом.
Он подошел вплотную, почти впечатав её спиной в кусты. Его лицо было искажено плохо скрываемым гневом, желваки ходили ходуном на стиснутых скулах. Он грубо, почти до боли, схватил её за руку – его пальцы, сильные пальцы человека, привыкшего к физическому труду, впились в её нежное предплечье, как стальные тиски. Лили невольно вскрикнула от боли и ужасающей неожиданности этого физического насилия.
– Я спрашиваю тебя, что ты здесь делала?! – прорычал он сквозь зубы, его лицо было совсем близко к её лицу, она чувствовала его горячее, прерывистое дыхание с кисловатым запахом кофе. В его глазах плескалась откровенная, почти безумная ярость. – Ты опять ходила в лес?! Сколько раз я тебе запрещал?!
– Я… я просто искала Тень… Кошку… – пролепетала Лили, инстинктивно пытаясь вырвать свою руку, но его хватка была железной, он даже не думал её отпускать.
– Не ври мне! – он резко дернул её руку на себя так, что она едва удержалась на ногах. – Я прекрасно знаю, где ты была! Ты была там! У самого входа! Признавайся!
Он знал. Он каким-то необъяснимым образом понял, что она нашла замаскированный люк. Но как? Может, он видел её следы? Или у него там, в лесу, были установлены скрытые камеры? Эта мысль добавила к её животному страху еще и новое, леденящее чувство полной беспомощности и уязвимости.
