Царские письма. Александр III – Мария Федоровна. Николай II – Александра Федоровна

Первая задача, вставшая перед Александром III после воцарения, – укрепление власти и беспощадная борьба с террористами. В условиях общего брожения и сумятицы (некоторые уверенно предрекали скорое крушение) проводить дальнейшие эксперименты в области государственного управления представлялось немыслимым.

Скоро слово нового монарха прозвучало на весь мир. 29 апреля 1881 года появился Высочайший манифест, прогремевший как гром набатного колокола: «Посреди великой Нашей скорби глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело правления, в уповании на Божественный Промысел, с верою в силу и истину Самодержавной власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких поползновений». Далее новый царь призывал всех верных сынов Отечества ободриться и содействовать «искоренению гнусной крамолы, позорящей землю русскую, к утверждению веры и нравственности, к доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России ее благодетелем, возлюбленным Родителем»[18]. О политических преобразованиях теперь речи не шло. Манифест для многих оказался неожиданным. Стало ясно, что времена либеральных реверансов миновали.

Летом 1881 года Александр III писал брату, великому князю Сергею Александровичу: «Назначив почти везде новых людей, мы дружно принялись за тяжелую работу и, Слава Богу, с трудом и понемногу идем вперед и дело идет гораздо успешнее, чем при прежних министрах, которые своим поведением заставили меня уволить их от занимаемых должностей. Они хотели меня забрать в свои лапы и закабалить, но это им не удалось и как я счастлив, что отделался от них, а в особенности от гр. Лориса (граф М.Т. Лорис-Меликов, министр внутренних дел. – А.Б.), который заварил такую кашу своим популярничанием с журналистикой и игрой в либерализм, что еще немного и мы были бы накануне полнейшей революции. Не могу скрыть, что и теперь еще далеко мы не в нормальном состоянии и много еще будет разочарований и тревог, но на все надо быть готовым и идти прямо и смело к цели, не уклоняясь в сторону, а главное – не отчаиваться и надеяться на Бога!»[19]

Александр III смело и решительно повел борьбу с врагами. После цареубийства прошли аресты и прямых исполнителей и некоторых других, которые в этом злодеянии лично не участвовали, но готовили новые. Всего арестовали около пятидесяти человек.

Самые главные – убийцы государя. Их было пятеро. Вина их было полностью доказана, и суд приговорил их к высшей мере наказания. (Смертная казнь за уголовные преступления в России не применялась. К этой мере приговаривались лишь за преступления против государства. Всего за время царствования Александра III, за тринадцать с половиной лет, было казнено 17 человек. В их число входил и старший брат Ленина Александр Ульянов, казненный за подготовку цареубийства в 1887 году.)

Александр III не сомневался, что с врагами России надо вести непримиримую борьбу. Но не только полицейскими методами, но и милосердием. Надо различать, где истинные, непримиримые противники, а где заблудшие души, позволившие, по недомыслию, втянуть себя в противоправительственные действия. Такие достойны снисхождения. Император сам всегда следил за ходом дознания по делам политическим. В конце концов, все судебные решения предоставлялись на его усмотрение, многие просили о царской милости, и ему надлежало знать подробности. Порой и дело до суда решал не доводить. Когда в 1884 году в Кронштадте был раскрыт кружок революционеров, то царь, узнав из показаний обвиняемых, что мичман флотского экипажа Григорий Скворцов обливается слезами, кается и дает чистосердечные показания, отдал приказание: доставить мичмана к нему. После беседы, когда убедился, что тот действительно страдает и переживает, распорядился: Скворцова отпустить и судебному преследованию не подвергать.

Александр III принял бразды правления, когда экономическое хозяйство страны если и не лежало в руинах, то очень скоро могло в них превратиться. Война с Турцией и массовый выпуск в обращение бумажных денег подорвали кредит и поставили финансы России на грань краха. После окончания войны делались попытки исправить положение. Правительство заключало крупные займы за границей и хотя банкротства не последовало, но тяжелое положение сохранялось.

В 1881 году государственный долг превышал 1,5 млрд рублей (при государственном доходе в 653 млн), а ежегодные платежи по заграничным займам поглощали более 30 % всех государственных поступлений. Плохой урожай 1880 года усугубил экономическое положение. Деньги стремительно обесценивались, деловая активность замирала.

Перед Министерством финансов и его главой Н.Х. Бунге император ставил главную задачу: выправить положение.

Одной из первых мер финансовых мер явилось понижение размера выкупных платежей для крестьян, которые те вносили за землю после отмены в 1861 году крепостного права. Сумма выплат была сокращена на 12 млн рублей, что при острой нехватке государственных средств стало непростым решением. Но его безоговорочно поддержал Александр III, считавший, что правительство должно заботиться о повышении благосостояния сельского населения. В этих же целях для облегчения возможности получения кредита мелкими хозяевами, в 1882 году был учрежден Крестьянский поземельный банк. Он выдавал ссуды на покупку земли. За первые десять лет существования Крестьянского банка крестьяне на займы банка приобрели в собственность более 2 млн десятин земли (десятина = 1,01 гектара).

С 1887 года была отменена подушная подать, введенная еще Петром I. Ее размер к началу 80‑х годов колебался от 1 рубля 15 копеек до 2 рублей 60 копеек с каждого крестьянина («души»). Это был смелый шаг, сделанный по настоянию Александра III: при хроническом дефиците бюджета казна лишалась ежегодно 70 млн рублей.

Однако сокращение доходов неминуемо требовало изыскивать источники дополнительных поступлений в казну. В этих видах увеличивались налоги на спирт, сахар, табак («косвенные налоги»), удорожалась цена заграничных паспортов, повышались почтовые и таможенные тарифы. Кроме того, были приобретены в казну некоторые частные железные дороги, доходы от эксплуатации которых стали поступать в казну.

При Александре III бюджет стал законом, который нельзя было нарушать, а практика выделять на различные надобности сверхместные суммы была прекращена. В 1889 году, впервые за долгое время, удалось добиться важного результата: статьи расходов и доходов империи стали сбалансированными.

За время царствования Александра III все экономические показатели развития народного хозяйства России демонстрировали неуклонный рост. Именно в этот период (в 1891 году) началось осуществление одного из крупнейших мировых экономических проектов XIX века – строительство грандиозной железнодорожной магистрали через всю Сибирь. Страна медленно, но, верно превращалась из страны сельскохозяйственной в страну аграрно-индустриальную.

Заметно повышалось общее благосостояние населения: если в 1881 году в сберегательных кассах России общая сумма вкладов едва достигала 10 млн рублей, то в год кончины Александра III (1894) она превысила 330 млн рублей[20].

Каждодневно в центре внимания монарха находились дела государственного управления. Царь знал, что сановники часто заняты не столько разработкой законов, не изучением предмета для подготовки обоснованных решений и законопроектов, а выведыванием настроений монарха, чтобы затем «попасть в тон». Эту манеру терпеть не мог и всегда старался не высказывать свое суждение о предмете до предстоящего обсуждения. Когда же ему говорили, что без заявления монаршей воли «будут разногласия», то не раз подчеркивал, что «присутствие разных мнений очень полезно для дела».

Его раздражала манера затягивать вопрос бесконечными обсуждениями в министерских комиссиях, в госсоветовских заседаниях. Когда председателем Государственного Совета стал его дядя великий князь Михаил Николаевич, то он ему все время напоминал «не тянуть», быстрее принимать решения. Однако никогда не стремился ликвидировать или игнорировать это совещательное учреждение, где заседали известные сановники. Вместе с тем пресекал попытки превратить этот синклит во второе «я» монарха. Свою позицию заявлял открыто: «Государственный совет есть ближайшее, помогающее мне и правительству учреждение, а не противодействующее ему»[21].

Когда же происходило общее заседание Государственного Совета и император потом получал стенограмму, так называемый «Журнал Совета», то не просто ее прочитывал, а подробнейшим образом изучал. Особенно когда при голосовании того или иного вопроса возникали разногласия. Царь мог поддержать или мнение большинства, или меньшинства, в зависимости от разных обстоятельств, но всегда руководствовался исключительно пониманием государственной пользы.

За все время правления Александра III не было принято ни одного сколько-нибудь важного государственного решения, царем не был утвержден ни один закон без предварительного обсуждения в кругу высших должностных лиц и специалистов.

При Александре III самодержавная система работала на полную мощность, но это требовало огромных затрат времени и душевных сил от самого самодержца. Царь не жалел себя. Лучше всех об этом знала царица. Мария Федоровна всю свою семейную жизнь боролась против чрезмерностей в жизни мужа, но добиться победы «на этом фронте» ей так и не удалось. Александр III выслушивал сетования жены, но к своей «царской работе» относился с полной самоотдачей. Всегда считал, что он себе не принадлежит и ничего в собственной судьбе изменить не может…

Несмотря на свою солидную комплекцию, император в пище был ограничен и очень хотел похудеть. Его с юности мучило неудовольствие от собственного вида, который он находил «нехорошим». Пилка и рубка дров, разгребание снега, езда на лодке, колка льда должны были, по его мнению, заставить его похудеть. Александр III отдавался им с рвением и усердием. Он никогда не злоупотреблял алкоголем и ни разу в жизни не был пьян. На официальных приемах почти всегда пил шампанское, разбавленное водой. Из всех напитков больше всего любил квас, которым угощал и иностранных гостей, воспринимавших его как «русскую экзотику».

Среди важнейших событий своей жизни Александр III особо выделял коронацию, когда испытал «несравненные ни с чем эмоции».

Царей величали на Руси «Помазанниками Божьими». По давней традиции, восходящей еще к Византийской империи, существовал особый ритуал Венчания на Царство. Это был как бы акт мистического брака между правителем и страной, благословляемый Небесами. Коронация в России являлась великим национальным событием. К нему всегда долго готовились, подробно разрабатывая все детали. Церемониальные торжества неизменно происходили в древней столице царства, в ее «сердце», – Москве.

Коронование случалось через некоторое время после восшествия на престол; подготовка грандиозного события требовала времени и значительных средств. У Александра III период от воцарения до коронации растянулся более чем на два года. Первоначально намечалось ее провести в мае 1882 года. Однако за несколько месяцев до того выяснилось, что царица Мария Федоровна в положении и в конце весны должна разрешиться от бремени (дочь Ольга появилась на свет 1 июня 1882 года). Подготовка к коронации была приостановлена. После совета с церковными иерархами и родственниками Александр III назначил событие на май 1883 года. Сам акт коронования был назначен на 15 мая.

В тот день, с раннего утра, всё и все в Москве находилось в ожидании. Лавки и магазины были закрыты, экипажи не ездили, большинство улиц словно вымерло. Жизнь сосредоточилась в центре города. Сотни тысяч людей занимали пространство вокруг Кремля, а в самом Кремле, как потом говорили очевидцы, «яблоку негде было упасть». От Красного крыльца, ведущего из царского дворца до главного собора Кремля – Успенского, был сооружен помост, вокруг которого амфитеатром располагались трибуны для гостей. Все же свободное пространство занимал простой народ, начавший собираться с вечера предыдущего дня.

В 9 часов утра в Успенском соборе кончилось заздравное молебствие и три митрополита – Московский, Новгородский и Киевский – в сопровождении духовенства вышли из собора навстречу наследнику цесаревичу Николаю Александровичу, который, согласно церемониалу, первым прошествовал в собор.

Через несколько минут на Красном крыльце появились Александр III и Мария Федоровна, вставшие под «царский балдахин». Он был сделан из золотой парчовой ткани, сверху украшен перьями, имел в длину 3 сажени (примерно 6,5 метра) и более сажени в ширину. Его несли 16 генералов, а 16 генерал-адъютантов держали золотые шнуры балдахина. Как только процессия тронулась, зазвонили колокола, загремела полковая музыка, ударили барабаны.

У дверей Успенского собора процессию встречал митрополит Московский Иоанникий, обратившейся к царю с напутственным словом. Потом митрополит Новгородский и Петербургский Исидор поднес монарху крест для целования, а митрополит Киевский Платон окропил святой водой. В 9 часов 50 минут царь и царица вошли под сень древних сводов. В соборе приложились к иконам и заняли места на тронах, установленных в центре на помосте перед алтарем. Затем Александр III прочитал Символ веры, произнося слова ясно, сильным голосом. Далее следовало чтение Евангелия, а по окончании – возложение на монарха порфиры (мантии) и бриллиантовой цепи ордена Святого Андрея Первозванного. Надев порфиру и цепь, царь преклонил голову, и первенствующий митрополит (Исидор) осенил его крестным знамением и, положив на голову монарха крестообразно руки, прочитал полагаемые по чину две молитвы. Как только они отзвучали, царь, как было сказано в официальных сообщениях, «возложил ее на главу Свою». В этот самый патетический момент коронации на глазах Александра III блестели слезы…

К восседавшему на троне царю подошла царица, «преклонила колена», и монарх, сняв корону, прикоснулся ею к голове Марии Федоровны, а затем возложил на голову супруги Малую корону, а следом надел на нее порфиру и коронационные знаки ордена Андрея Первозванного. Было 11 часов. В этот момент протодьякон провозгласил многолетие, певчие грянули «Многие лета». Пение сопровождалось звоном колоколов всех московских церквей и грохотом орудийного салюта, возвещавших народу, что Священное Коронование случилось.

Этот день стал праздничным и в Копенгагене. Русский посланник сообщал в Петербург: «Столица Дании с утра разукрасилась флагами, и особое оживление на улицах доказывало праздничное настроение населения. В 11 часов утра в здании Миссии состоялось торжественное богослужение, на котором присутствовали Король, Королева, все остальные члены Королевской Семьи, Двор, дипломатический корпус и высшие власти. На богослужении присутствовали также командиры, офицеры и часть команды, находившихся в копенгагенском порте клиперов «Вестник» и «Забияка». В 2 часа пополудни Король в сопровождении Посланника посетил русские клипера, на которых провозгласил тост за здоровье Их Императорских Величеств… В 5 ½ часа пополудни во дворце Амалиенборг состоялся обед, на который были приглашены все члены русской Миссии и Генерального Консульства, настоятель церкви и командиры, и офицеры с русских военных судов. За обедом Король повторил в прочувственных словах тост за здоровье Царя и Царицы. Праздничное настроение населения продолжалось до позднего вечера, чему немало способствовала расположенная на русских клиперах иллюминация и устроенная по случаю этого дня особо разнообразная программа увеселений в публичном саду «Tivoli», в который русским матросам со стороны и Короля, и Королевы был предложен даровый вход»[22].

Александр III наследовал корону в момент, когда Россия, пережив унижения и потери Крымской войны, постепенно возвращала себе статус полноправной великой державы. В России царь всегда являлся «первым дипломатом»; вопросы внешней политики – первостепенная и приоритетная область забот монарха. Александр Александрович здесь никаких новшеств не вводил, взяв внешние дела под свой неусыпный контроль.

Вступая на престол, Александр Александрович не имел ни дипломатического опыта, ни определенной программы действий. Представлениями же обладал вполне четкими. Его «политическая философия» – проста, ясна и практична: правительство должно проводить политику, исключительно угодную России, только в ее интересах, не допуская их ущемления. При Александре III именно так Россия и поступала. Министр иностранных дел Н.К. Гирс позднее справедливо называл внешнеполитический курс «спокойной политикой».

В рескрипте на имя военного министра П.С. Ванновского царь писал: «Отечеству Нашему, несомненно, нужна армия сильная и благоустроенная, стоящая на высоте современного развития военного дела, но не для агрессивных целей, а единственно для ограждения целостности и государственной чести России»[23]. Никому не угрожая, Россия в то же время не склонялась перед неблагоприятными обстоятельствами.

При вступлении на престол Александра III внешнеполитический баланс России имел «отрицательное сальдо». Берлинский конгресс 1878 года прозвучал погребальным звоном для русской внешней политики и главы Министерства иностранных дел князя А.М. Горчакова.

Пруссия, которую в Петербурге так опекали, так долго симпатизировали, которой не препятствовали одержать победу над Францией в 1870 году и провозгласить Германскую империю, которую воспринимали как надежнейшего стратегического союзника, «изменила», «предала». Александр III смотрел на дело несколько иначе. Он не заблуждался насчет дружбы Берлина, знал, что там «ищут свою выгоду», и, не умаляя антирусских «заслуг» канцлера Бисмарка, справедливо спрашивал: «Сами-то куда глядели?» Ответа не было.

При Александре III из крупнейших европейских держав только с Австро-Венгрией отношения неизменно оставались стабильно-холодными и недружелюбными. Противоречия являлись непреодолимыми, так как касались извечных споров о приоритете в Восточной Европе и на Балканах. Да Петербург и не особенно стремился сближаться с империей Габсбургов, понимая, что в концерте мировых держав она лишь «младший партнер» Берлина.

Отношения же России с другими ведущими мировыми державами – Англией, Германией и Францией – во второй половине XIX века не отличались такой ровностью и предсказуемостью.

Первая мировая держава – Великобритания – придерживалась стойкой антирусской позиции. Во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов королева Виктория настаивала на «решительных шагах». Хотя Александр II заверил Лондон, что его армия не войдет в Константинополь, но этим искренним словам царя не придали никакого значения. В феврале 1878 года семь английских военных кораблей появилась на рейде Стамбула. Командиром одного из них – броненосца «Султан» – являлся второй сын королевы, капитал английского флота и капитан 1-го ранга русского флота герцог Альфред Эдинбургский! Угроза столкновения русских и английских сил представлялась вполне вероятной, и королева Виктория без колебания отправила «бить русских» своего сына. Ее нисколько не смущало, что Альфред, женатый на дочери Александра II, приходился царю зятем.

При Александре III центром англо-русских противоречий несколько лет являлась Средняя Азия. Российская граница там не имела четкого обозначения: Россия утвердилась в Туркмении и верховьях Аму-Дарьи лишь недавно. Афганистан, формально независимый, англичане рассматривали как свой протекторат. Россия же намеревалась урегулировать пограничный вопрос с правительством Афганистана и первоначально не хотела обсуждать эту тему с Лондоном. Но правитель Афганистана находился в полной зависимости от англичан и никаких самостоятельных действий предпринять не мог. В конце концов России пришлось проводить демаркацию русско-афганской границы при участии англичан.

Отношения с Англией русской дипломатии доставляли немало хлопот, но особых головоломок тут не было. Куда сложнее развивались отношения с Германией, которая во второй половине XIX века уверенно выдвинулась в число мировых лидеров.

У Германской и Российских империй, казалось, не имелось прямых и видимых противоречий. Никаких территориальных претензий друг к другу не существовало. На протяжении длительного времени Россия и Пруссия являлись союзниками, и последнее военное столкновение между ними случилось еще в середине XVIII века. Династии Гогенцоллернов и Романовых связывали близкие династические узы, выходцы из Германии занимали влиятельные позиции при царском дворе. Однако, несмотря на все это, невзирая на явные, а порой и просто нарочитые проявления взаимного расположения, существовала внутренняя напряженность в отношениях. Частично она вызывалась старыми этнофобиями. В целом же взаимные негативные восприятия объяснялись далеко не только этим.

В России антигерманские настроения начали заметно прогрессировать с провозглашением Германской империи в 1871 году и особенно после Балканской войны и Берлинского конгресса. Качественное же изменение русско-германских отношений наступило при Александре III. Германия и Россия как формально, так и фактически перестали быть союзниками.

В начале 90‑х годов XIX века Россия пошла во внешней политике на шаг, который еще недавно невозможно было и представить: в 1891 году она заключила военно-политический союз с республиканской Францией, страной, где находили прибежище русские диссиденты и престолоненавистники. Но государственные интересы возобладали над консервативными убеждениями, и две столь непохожих страны стали союзниками, определив тем самым расстановку сил в мире в последующие десятилетия. Суверенитет Франции получил мощную опору. Царь стал чуть ли не народным героем во Франции. В память о нем в Париже был построен самый красивый мост через Сену, и по сию пору носящий имя императора Александра.

В свою очередь Россия прорвала дипломатическую изоляцию и заручилась стратегическим союзником на случай возможных военных осложнений. Заключение франко-русского союза стало крупнейшим поражением германской дипломатии, означало крушение всех хитроумных политических комбинаций, так искусно и последовательно создаваемых в предыдущие десятилетия канцлером Бисмарком. В Берлине недооценили решимость русского царя и долго не хотели верить в свершившееся. Александр III переступил через свои политические пристрастия и поддержал альянс, вызвавший замешательство в рядах отечественных германофилов. Но интересы империи, геополитические приоритеты требовали прагматических решений, освобождения от гнета старых предубеждений. Царь демонстрировал поразительную для окружающих толерантность.

У правителя огромной Российской империи редко выдавались свободные от государственных забот часы, а уж тем более дни. Когда же такое везение случалось, то Александр III наслаждался тихими семейными радостями. Любимая жена и дети составляли тот «департамент», делам которого отдавался всей душой. С годами, когда всё больше и больше сказывалась усталость, только в семье и черпал силы. Однако собираться всем вместе доводилось редко.

Сын Георгий в двадцать лет заболел, врачи определи у него туберкулез. Начиная с 1891 года он почти безвыездно находился в высокогорном местечке Абастуман на самом юге Российской империи, почти на границе с Турцией. Отец переживал за него, писал письма, но ничего изменить в судьбе больного не мог. Собирался съездить к нему в Абастуман, но так и не удалось.

У сына Николая складывалась собственная жизнь: служба в Преображенском полку требовала тщательности, отнимала много времени. Свободные же от занятий часы молодой гвардейский офицер отдавал обычным радостям светской жизни: театрам, балам, любовным интрижкам. В некоторые недели отцу только мельком удавалось увидеть старшего сына.

Дочь Ксения, повзрослев, целиком растворилась в своих интересах, ее захватили личные «важные заботы»: туалеты, светские выезды, сердечные дела. Когда в 1893 году решался вопрос о ее замужестве с великим князем Александром Михайловичем (ее двоюродным дядей), то отец долго не мог примириться с мыслью, что дочь скоро покинет родительский дом.

Непросто обстояли дела и с браком сына Ники. Александр III ни разу не пытался навязать здесь свое решение. Тема брака русского престолонаследника занимала немалое число людей и в России, и за границей. Александра III раздражала манера иностранцев «лезть в дела, их не касающиеся».

Когда в начале 1889 года в России ожидали приезда гессенского герцога Людвига с младшей дочерью Алисой, то в английских газетах появились статьи, где утверждалось, что во время визита состоится помолвка цесаревича с внучкой королевы Виктории гессенской принцессой Алисой. Одновременно в германских же газетах начали муссировать слух, что цесаревичу Николаю следует «во имя сближения России и Германии» остановить свой выбор на сестре кайзера принцессе Прусской Маргарите. Эту идею закулисно поддерживал император Вильгельм II.

Русские дипломатические представители в европейских столицах слали в Петербург запросы, просили сведений; тема волновала немалое число высоких умов. Подтвердить или опровергнуть предположения мог лишь царь. Министр иностранных дел Н.К. Гирс долго боялся затрагивать личную для монарха тему, но в конце концов на одном из докладов в самом начале 1889 года вынужден был сообщить о статьях в европейских газетах. Император искренне удивился и со всей определенностью ответил: «Об этом я в первый раз слышу; великий герцог действительно собирается сюда с дочерью постом, но о свадьбе я и не думал». Что касается Маргариты, то заметил, что ему «больно и тяжело подумать о браке единственно с политической точки зрения».