Ангел порочного круга

– Вы так и будете здесь стоять?

– Нет. Настя, не говори мне «вы». Мы же вроде договорились уже.

– Хорошо.

Говорит это с какой-то неподдельной искренностью. Не заискивает передо мной, а просто начинает есть. С диким аппетитом.

– Вы… ты вызовешь такси, чтобы меня отвезли загород?

– Да. А кто там у тебя?

– Родственники.

– Близкие?

– Бабушка, тетя, дядя…

– Понятно. А сама откуда? Не питерская же.

– С Подмосковья.

Опять у нее эти односложные ответы:

– Почему у Эльвиры жила, если родственники в полутора часах езды от города?

Даже есть перестала. Берет кружку с кофе и начинает отпивать маленьким глотками. Глупышка. Неужели не понимает, что я вижу ее вранье?

– Их не было дома, они отдыхали заграницей. А я раньше приехала и вот… Познакомилась с Эльвирой, она предложила пожить у нее.

– То есть, твои родственники ездят по заграницам, а ты идешь в «Золотую лань», чтобы продать свою девственность? Насть, зачем ты мне врешь?

Вижу, что на некоторое время замешкалась, а потом собралась с мыслями. Интересно, какую хрень она мне выдаст? Начинаю на нее злиться.

– Эля представила меня Салиму, как подругу из Англии. Я неплохо знаю английский, поэтому такая стоимость была.

Вроде не врет, но явно что-то скрывает:

– А как ты себе представляла свой первый секс? Ты вообще головой думала, что делаешь? – продолжаю на нее злиться.

– Думала, что прокатит.

– Слушай, ты меня прости. Но либо ты идиотка, либо не девственница. Ну, так?

– Я идиотка.

Дурацкий ответ, но я рад, что такой.

– Ладно, доедай. Я вызову такси.

Вызвал самое лучшее из премиум-класса, главное, чтобы ей было удобно ехать эти долбаные полтора часа. Черт, я так заботился только о щенке, когда мне было девять. И только один летний месяц, когда мать сплавила меня в прямом и переносном смысле учится плавать на байдарках. Только один чертов месяц!

Те пять минут, пока ждали машину, не разговаривали. Тихоня сидела, уткнувшись носом в пол, а я для отвлечения внимания листал новостную ленту в телефоне, а сам думал готов ли я вновь завести щенка.

Глава 8

Настя

Я вздрогнула от телефонного звонка. Не хотелось уходить, но это был водитель такси.

– Да, поднимайтесь. Настя, такси у входа. Сейчас придет водитель.

– Хорошо.

Встала и начала надевать туфли. Мозоли не прошли за ночь, было немного больно, но терпимо. Приеду к бабушке и там дам ногам свободу и отдых.

– Настя! – подошел совсем близко, а я не решаюсь посмотреть в глаза. Не хочу привыкать, и опять расставаться… не хочу.

– Да? – смело смотрю на него, стараясь не показать никаких эмоций, кроме спокойствия и уверенности.

– Может, тебе что-нибудь нужно? Деньги? Тебе же так и не заплатили в «лани»? Давай, я отдам.

– Услугу я вам не предоставила. Платить не за что.

– Насть, ты себя слышишь? Ну, давай как-то побольше пообщаемся? Не знаю. Предложи, что ты хочешь.

– Ничего не нужно, – коснулась его руки и тут же отдернула. ― Спасибо.

Мне показалось, что мы оба вздрогнули, когда позвонили в дверь.

– Это водитель. Насть…

– Нет, правда, ничего не нужно. Спасибо в… тебе за все.

– Не благодари меня.

В дверь снова позвонили. И он начал открывать замок. Последние секунды здесь. Мне было рядом с тобой хорошо, правда.

– Минутку подождите, она сейчас выйдет.

– Конечно, Матвей Глебович.

Я уже собиралась выйти, но он остановил:

– Ничего мне сказать не хочешь?

Хочу, но не должна. Мне так будет спокойнее. Думаю, а говорю:

– Нет.

– Подожди! – отходит к столу и берет бумажник. ― Хотя бы номер телефона мой возьми, – протягивает визитку. ― Если тебе что-то понадобится… Позвони мне.

– Непременно позвоню.

Натягиваю улыбку и беру карточку, стараясь не коснуться его пальцев. Выхожу, здороваюсь с водителем, делаю несколько шагов и слышу, как он закрывает дверь. Кладу визитку в паспорт, а его незаметно для водителя в колготки. В этом платье нет карманов. Только бы не расплакаться. Настя, только не здесь. Подожди до машины, там будет можно.

Почти все время пока ехали, я вспоминала события этой ночи и той, которая случилась две недели назад. Папу убили прямо на моих глазах, но кто я не знаю. Не видела лица, не слышала голоса. Знаю только, что эти люди из Санкт-Петербурга, где папа провел последнюю операцию. Ему предложили большие деньги за то, чтобы согласился сделать операцию здоровому человеку, лежавшему в больнице на обследовании. А после, как они говорили, «один маленький и никому не заметный укольчик» и сердце здорового человека перешло бы одному из молодых криминалитетов. Папа не согласился, но взялся за лечение. Он был замечательным кардиохирургом. Молодой парень не пережил операцию и умер, папу убили. Но тот человек остался в живых. Я лишь видела его фотографию: крепкий, черноволосый, красивый мужчина. Почему именно его выбрали в качестве жертвы, я не знаю. Но, возможно, он мне поможет выяснить, кто причастен к смерти отца. Ведь у него будет причина найти своих врагов, а я ему помогу.

– Приехали, Анастасия Викторовна.

Голос водителя выдернул из полусна.

– Спасибо. Я ведь не должна вам денег?

– Матвей Глебович все оплатил. Чем-то еще могу быть вам полезен?

– Нет, спасибо! Поезжайте.

– До свидания, Анастасия Викторовна!

– Прощайте.

Это слово уместнее. Черный автомобиль отъехал от дома, где слегка покосился забор.

– Здравствуй, бабуля!

В машине я все же сдержалась, а сейчас дала волю слезам. Не могу без боли смотреть на дом с заколоченными окнами и дверьми. Открыла калитку и прошла внутрь. За полтора года здесь почти ничего не изменилось, лишь выцвела краска и, все вокруг заросло кустарником. Подошла к двери и попыталась оторвать доску. Ничего не получилось. Тогда прошла в сарай, нашла старые вилы и вот с помощью них смогла. Осталась последняя доска, я подковырнула вилами и взялась левой рукой за один из концов. Руку пронзила острая боль. Я не заметила гвоздь и сильно поранила ладонь. Зажала руку у груди, а другой дернула за ручку и дверь открылась. Несмотря ни на что я оказалась дома, где много проводила времени в детстве. Здесь я смогу отдохнуть и выспаться. Закрыла дверь и сняла туфли, которые уже жутко сжимали ступни. Прошла в комнату, где стояли две кровати. Стянула наволочку с подушки и замотала руку. Теперь не так больно. Я устала. Я хочу отдохнуть. Легла на бабушкину кровать и очень быстро провалилась в сон.

Глава 9

Матвей

― Матвей Глебович, вам уже несколько раз из полиции звонили, – ко мне подбежала обеспокоенная секретарша Брызгалова. ― А еще, Эмма Леонидовна сказала, что на работу сегодня не придет. А завтра за расчетом…

– Жанна, Эмма Леонидовна здесь больше не работает. Побудь на ее должности пару дней, пока я не найду замену. Дополнительную нагрузку я тебе оплачу. Из полиции насчет Рустама Геворкяна звонили?

– Не знаю, Матвей Глебович, но просили, чтобы вы связались с Артемом Александровичем.

– Соедини меня с ним. Я буду у себя. Контакты найди в бумагах Эммы Леонидовны.

– Хорошо.

– И принеси мне крепкий кофе, будь любезна.

– Конечно.

События вчерашней ночи развиваются дальше. Из новостной ленты узнал, что Рустам пропал, не выходя из собственной квартиры. Видимо, поэтому была облава в «лани». Черт, я совершенно не выспался. Как только сажусь в кресло, раздается телефонный звонок по внутренней связи:

– Да.

– Матвей Глебович, Соболев на первой линии.

– Соедини. Приветствую, Артем Александрович!

– Здравствуй, Матвей! Нужно, чтобы ты приехал и дал показания по делу Геворкяна. Уже в курсе того, что случилось?

– Да. Когда мне подъехать?

– Давай к трем. Приезжай в Одиннадцатый отдел и сразу поднимайся ко мне.

– Приеду, как договорились.

– Послушай, кем тебе приходится девушка, за которую ты внес залог?

– Да никем.

– Не понял…

– Обычная проститутка, которую я забрал для продолжения веселья.

– Хорошо. Жду тебя в три часа у себя.

– Буду, Артем Александрович.

Куда же Рустам мог подеваться? Мы с ним два дня назад общались, и у него не было в планах отъезда. А может, решил у любовницы зависнуть, а сотрудники клуба подняли шум из-за ерунды? Но Соболева таким не проведешь.

– Матвей Глебович, к вам можно?

В двери показалась рыжая бестия по имени Анжела Дмитриевна, руководитель финансового отдела. Очень жаркая девочка. С ней никогда не бывает скучно.

– Можно.

По моему лицу расплывается довольная улыбка. На ней белая блузка, красная обтягивающая юбка и красные туфли на охренительно высоком каблуке. Она всегда одевается, как я люблю.

– Я принесла вам бумаги на подпись.

Эта игра в начальника и подчиненную происходит до тех пор, пока я не оттрахаю ее до нашего обоюдного изнеможения.

– Проходите, Анжела Дмитриевна. Я все подпишу.

Закрывает дверь, но, как обычно, не на ключ. Острота ощущений, что кто-то может войти, нравится нам обоим. Подходит к столу и начинает обмахиваться бумагами:

– Жарко тут у вас, Матвей Глебович.

– К сожалению, Анжела Дмитриевна, не могу открыть окно.

– Ну, тогда, я совсем чуть-чуть расстегну блузку. Вас это смущать не будет?

– Нет, что вы. Делайте, как считаете нужным.

Кладет бумаги. Перекладывает волосы на одно плечо. Опирается на стол прямо возле меня. Мой член дергается, и брюки становятся тесными. А она неспешно расстегивает пуговицы одну за другой. Чертовка. Доходит до середины и расправляет блузку, чтобы я мог полюбоваться ее шикарным кружевным бельем.

– Вот так получше будет. А вы, как считаете?

– Полностью согласен.

Не вставая с кресла, притягиваю ее к себе и упираюсь грудью в упругий живот.

– Нет, нет, нет, Матвей Глебович! – отталкивает меня за плечи и грозится пальчиком с идеальным маникюром. ― Сначала мне нужно, кое-что поднять, – разворачивается ко мне спиной, наклоняется и показывает свои ножки в ажурных чулках, попку и тоненькую полоску красных трусиков. ― По-моему, на полу лежала ручка.

– Что б тебя, Анжела Дмитриевна…

– Меня можно да.

Подскакиваю с кресла, хватаюсь за ее округлую попу и поворачиваю к столу. А дальше все как всегда: я засаживаю свой член так глубоко, что она издает истошный первобытный крик. Закрываю ей рот ладонью, и сам держусь из последних сил, чтобы не застонать. Правила этой игры всегда одинаковые и мы ни разу их не нарушали: трахаемся в офисе и наши отношения не выходят из стен здания фирмы. А когда встречаемся за пределами компании, я не вижу в ней бестию – она обычный сотрудник, которому я пожимаю руку, так же безэмоционально, как и ее супругу. Это участок маршрута, по которому я хожу много лет, и меня все в нем устраивает.

Через несколько минут в дверь постучится секретарша, и нам нужно сделать вид, что я действительно подписываю бумаги. Это тот адреналин, нерв, который позволяет быть на плаву, на первом месте, наверху жизни. Напоминает мне бег по кругу, где ты занимаешь лидирующую позицию.

― Жанна, я к Соболеву. И сегодня в офис уже не приеду, – выхожу из кабинета, закончив текущие дела на сегодня.

– А, Сергей Александрович, будет?

– Нет, Сергей Александрович будет завтра после обеда.

– Я все поняла.

Мы улыбнулись друг другу. Все в компании знают, что мой заместитель после вечеринок вне игры.

Спускаюсь к машине. В кармане пиджака начинает звонить мобильный. Это из такси:

– Да, Алексей.

– Матвей Глебович, Анастасию Викторовну я отвез по указанному адресу. Уже возвращаюсь в город.

– Спасибо! Кто ее встретил?

– Да, некому там встречать.

– В каком смысле?

– Так, там дом заколоченный.

– Не понял. Я же номер дома указал.

– Так, я по адресу и привез. А там покосившийся забор и заколоченные окна, двери.

– И где она?

– Она со мной попрощалась. Сказала, что больше ничего не нужно. Я уехал.

– Почему сразу не отзвонились? Уже почти три часа прошло, а ехать дотуда не больше полутора.

– Так пробки, Матвей Глебович. Я уехал только минут пятнадцать назад. Как выехал на шоссе, сразу вам позвонил. Мне вернуться?

– Нет, не нужно. Всего доброго.

Заколоченный дом?! Она же сказала, что там у нее родственники. Настя, зачем же ты врешь? Черт! Еще и встреча с Соболевым. У нее не телефона с собой. Ничего.

У Соболева был недолго. Рустам еще вчера утром был жив-здоров и разговаривал с управляющим. К обеду не приехал на работу. И больше на связь не вышел. Машина стоит возле дома. Следов взлома нет. Квартира пустая. Никто не видел, как он выходил. Подозрительные личности в дом не заходили. Рустам, как и я, живет в доме с хорошей охранной системой. Хрень какая-то.

После разговора сразу поехал в сторону Мичуринского к Насте. На половине пути позвонила Лиза:

– Да.

– Дорогой, а ты во сколько будешь?

– Не знаю.

– Я в Париже много комплектов белья накупила. Какой надеть? Зеленый или голубой? Какое настроение у моего мужчины сегодня?

– Лиз, настроение – говно. Что наденешь, то наденешь.

– Коть, что случилось?

– Лиз, я тебе не «коть». У меня нет настроения с тобой общаться. Я за рулем.

– Ну, хоть скажи, во сколько приедешь?

– Часам к девяти, не раньше.

– Стоянов, у тебя точно все в порядке?

– Да, не волнуйся.

Кинул мобильный на соседнее сидение. Стояние в пробках меня выбешивало. Зачем она уехала в заброшенный дом? А может, я зря еду? Она уже взрослый человек. Сама решения принимает. Развернуться? Но как только вспоминаю Каспийское море в ее глазах, понимаю, что должен увидеть и понять, почему она соврала. Почему предпочла заброшенный дом вместо двухуровневой элитной квартиры? Почему не взяла деньги? Она бы спокойно могла согласиться на роль любовницы, ведь я ни к чему ее не принуждал. То, что я ей отвратителен – чушь. Ее губы и тело были более разговорчивые. Мне не встречались женщины, которые предпочли бы разруху деньгам. У всего есть своя цена. Что является для тихони ценнее денег? Какую цель она преследует?

Только спустя два с половиной часа я был на месте. Даже не верилось, что человек сюда рвался. Здесь явно никто не жил несколько сезонов. Да и сам дом на отшибе крохотной деревушки. Калитка открыта, дверь тоже. С нее сорваны доски. Сердце непривычно волнуется из-за неизвестности. Вхожу внутрь. На полу валяются ее туфли. Значит, здесь. Стало спокойнее. Прохожу во вторую комнату. Она лежит на кровати, свернувшись калачиком. Видимо, замерзла, потому что не накрыта одеялом:

– Настя. Настя.

Даже не шелохнулась. Подхожу ближе и касаюсь плеча. Моментально вскрикивает и вскакивает. Я аж отпрыгиваю на шаг назад. Опять начинает дышать навзрыд и смотрит на меня огромными испуганными глазами.

– Ты чего? Успокойся! Насть, это я!

Также истерично дышит, но вижу, что успокаивается. Подхожу, сажусь на кровать и силой прижимаю ее к себе. Чувствую, что упирается, но чем дольше я не отпускаю, тем расслабленнее она становится. Ощущаю, как сжимает меня, но не перестает всхлипывать. Кто же тебя так обидел? Кто посмел причинить боль?

Через несколько минут она успокаивается, но я не отпускаю до тех пор, пока не отстраняется сама:

– Зачем вы приехали? – говорит, после того как только что рыдала в меня.

Я встаю и отхожу к окну:

– Насть, почему ты уехала в заброшенный дом? Зачем соврала, что у тебя здесь родственники?

– Я не врала. Это дом моей бабушки.

– Опять ты ко мне на «вы». Настя, давай я отвезу тебя в город.

– Нет, я буду жить здесь. В городе мне идти некуда.

– А на что ты жить собралась? Или на трассу выйдешь для легкого заработка?

– Легкого? Я сама о себе позабочусь. Зря приехали.

– Насть, я тебя из квартиры не выставлял. Поехали, поживешь у меня. Хотя бы несколько дней, пока не найдешь работу. Нормальную работу!

– Мне не нужна ничья помощь, – вытирает ладонью заплаканные глаза, выбешивая меня свой глупостью и упрямством.

– Хорошо, давай так. Ты будешь жить в моем доме и оплачивать проживание.

– Мне нечем тебе платить. И жить я там не собираюсь.

Если бы ты могла платить собой, у тебя был бы безлимит. Во мне просыпается дикое желание, когда я начинаю думать о ночах рядом с ней. Понимаю, что здесь пустой дом, в округе на километр никого, и я могу получить то, за что заплатил несколько тройных цен. Зависаю в этом манком и одновременно мерзотном состоянии. Смотрю в упор на ее сдавленную узким платьем грудь.

– Золотой крестик я тебе не отдам. Это мамин, – говорит она, прижимая руку к груди.

– Насть, ты дура? С чего ты решила, что мне нужен твой крестик? – большей глупости за свою жизнь еще не слышал.

– Потому что ты смотришь в упор мне на грудь.

– Насть, я на сиськи твои смотрю.

Вижу, что напряглась, потом замечаю, на руке белую ткань с красными вкраплениями:

– Что у тебя с рукой?

– Ерунда. Поранилась.

– Покажи, – подхожу и сажусь рядом.

– Ничего серьезного.

– Покажи, говорю, – протягивает руку, я осторожно снимаю кусок ткани: ― Твою ж мать! – ладонь припухшая, с запекшейся кровью, горячая и полностью синюшного оттенка. ― Быстро вставай, и едем в больницу!

– Я нормально, – буркнула себе под нос.

Накрыл руку обратно, ее лицо скривилось от боли, но она даже не пискнула. Тихоня…

– Тебе очень больно?

– Нет.

– Насть, что у тебя за привычка врать?

– Немножко больно.

– Что ты сделала с рукой?

– Взялась за доску и не заметила гвоздь.

– Настя, бл… Есть чистые вещи здесь?

– Может быть в шкафу.

Открываю дверцу, внутри куча бельевого хлама. Вынимаю какой-то выцветший прямоугольник. Подхожу к тихоне:

– Давай, руку я перемотаю. Эта тряпка не годится уже.

– Не надо, это бабушкин платок.

– Насть, ты от инфекции умереть хочешь?

Отрицательно мотает головой. Сажусь на корточки и снимаю с ее руки, когда-то белую ткань:

– Шевелить пальцами можешь?

– Больно же.

– Пробуй.

Наконец-то слышу от нее полноценный крик.

– Отлично. Значит, связки целы. Знаю, что больно, но придется потерпеть.

Стараюсь как можно аккуратнее перемотать руку. Периодически смотрю на лицо и каждый раз, мое сердце замирает, когда вижу насколько ей больно. Пока рукой шевелила, вновь открылось кровотечение, но несильное.

– Спасибо, – всхлипывает носом.

– Держи руку согнутой и наверх, пусть кровь утихнет. Тебе из этого дома что-то нужно с собой забрать?

– Нет… Хотя нужно, да.

Вскакивает с кровати, подбегает к открытому шкафу и пытается здоровой рукой что-то достать с самой верхней полки. Долго на такое я смотреть не могу, подхожу сзади:

– Что ты ищешь? Давай я тебе помогу.

– Здесь остались фотографии. Они где-то снизу под бельем должны быть.

Чтобы достать мне приходится немного надавить на тихоню, и я ощущаю, как всем нутром откликаюсь на ее тело. Хочется крепко-крепко прижать, согреть, забрать боль. Мысленно переключаюсь, когда нащупываю пальцами бумажный сверток. Достаю и отдаю, она прижимает его к груди. Должна отступить, но, кажется, что мы зависаем на несколько секунд, ощущая тепло друг друга. Она разрывает контакт первая:

– Теперь можем идти, – чуть наклоняясь, выскальзывает из-под моих рук.

– Хорошо.

Выходим из дома, я обращаю внимание на ее ноги:

– Где твои туфли?

– Они ноги очень жмут. Ты же на машине?

– Давай я возьму их, чтобы в больнице было в чем ходить.

– Хорошо.

Забираю туфли, с силой закрываю дверь и иду к машине. Закидываю обувь в багажник:

– Садись.

Говорю в пустоту, потому что тихони рядом нет. Оборачиваюсь и вижу, как она одной рукой пытается приколотить доску обратно к двери. Подбегаю к ней:

– Ты, что с ума сошла?! Настя, какого хрена ты делаешь? У тебя кровотечение может в любой момент открыться.

– Нужно сделать, как было. Я должна сохранить бабушкин дом и все что в нем есть.

– Насть, ты должна свою жизнь сохранить, а не дом. Поехали!

– Ну, я тебя очень прошу. Помоги мне.

По-моему, это самый упрямый человек, которого я встречал. Беру доску, рядом лежащий камень и стараюсь прибить к стене.

– Пожалуйста, осторожней, там гвозди.

Молчу, иначе наговорю лишнее. Забиваю. Она подносит еще одну:

– Тут две стояли.

Пробуравливаю ее гневным взглядом, она отворачивается и отходит назад. Повторяю свои действия. Теперь дверь заколочена наглухо.

– Спасибо.

– Иди в машину!

Садится. Я пристегиваю ее ремнем безопасности. Касаюсь губами лба и понимаю, что у нее температура. Твою ж мать! Сажусь и утапливаю педаль газа на полную.

Глава 10

Настя

Господи, спасибо, что прислал его за мной. Мне кажется, что я немножечко не справляюсь…

– Насть, возьми мой телефон и найди Овчинникова Владислава Степановича. Держи. Сможешь сделать или тебе совсем плохо?

– Конечно, смогу.

Беру телефон, а у самой руки трясутся. Сейчас понимаю, что если бы он не приехал, наверное, я бы умерла. Включаю телефон, на главном дисплее висит сообщение: «Стоянов не опаздывай, я зажгла свечи и сгораю от того, как хочу тебя. И я решила вообще не надевать белье». Из глаз мгновенно выступили слезы. И как-то снова стало тяжело дышать. А на что я рассчитывала? Такой мужчина не может быть один. Да и я ему ни к чему…

– Тебе тут сообщение.

– От кого? Прочти.

– Думаю, ты сам должен. Отправитель – Елизавета.

– Насть, смахни его в сторону и найди Овчинникова.

– Девушка пишет, что ждет тебя.

– То есть, ты его уже прочла? – улыбается. У него очень красивая улыбка.

– Оно было на главном экране. Зачем ты так быстро едешь? – у меня сердце замирает, когда я вижу очередной маневр на обгон.

– Эта машина выжимает намного больше, чем я еду сейчас. Так что, можно сказать, мы топчемся на месте.

Очередной обгон и я отвернулась к окну: деревья мелькают сплошной зеленой стеной. Зачем я ему?

– Почему ты за мной приехал?

– А ты предпочла бы кого-то другого?

– Нет. Конечно же, нет.

– Тогда, ищи Овчинникова.

Я вновь включила телефон. Елизавета звонила сегодня утром… Нужно собраться! Листаю телефонную книжку и ощущаю радость оттого, что он доверил свой телефон. Сколько же много у него контактов. На глаза попадается Геворкян Рустам, значит, они хорошо знакомы. Опять «Елизавета». Как же ее много. Ищу дальше:

– Нашла. Держи.

– Набери его и дай трубку. Мне неудобно.

– Тогда зачем так быстро едешь? – непроизвольно получилось перейти на упрек.

– Насть, у тебя какая-то нелюбовь к быстрому вождению?

– Просто это очень глупо.

– О, ты наконец-то начала показывать коготки?.. Мне нравится такая Настя.

Папа всегда был против быстрой езды. Многих людей ему приходилось собирать после аварий. Это очень безрассудно.

– Просто я говорю как есть. Сбавь скорость, и тогда я отдам телефон.

– Насть, ты чего? Ты сейчас это серьезно говоришь?

– Абсолютно.

– Вот только нравоучений мне не хватало. Дай сюда телефон.

Он едет на такой скорости, а поворачивается ко мне и собирается выхватить телефон из моей руки.

– На дорогу смотри!

В ужасе зажмуриваюсь и отворачиваюсь, инстинктивно вжимая голову в плечи. Через доли секунды слышу протяжный гудок и ощущаю резкий поворот в сторону. Ударяюсь замотанной рукой о дверь, и меня пронзает острая боль. Вскрикиваю и начинаю громко дышать, потому что боль на грани терпимой. Наша машина резко тормозит. Через некоторое время слышу стук двери, а потом вижу, как Матвей открывает мою. С ним все в порядке.

– Настя, Настя! Что с тобой?

– Руку ударила. Бо-ль-но…

– Прости меня, но ты сама виновата. Никогда не говори под руку водителю об опасности вождения. Я с шестнадцати лет за рулем. И поверь, что за девятнадцать, умею водить очень хорошо. Ну, чего ты распсиховалась?

– Папа, знаешь, сколько таких лихих водителей спас? Очень много! Но многих и не спас…

– Насть, успокойся!

– Я вспоминаю отца, когда он приходил после неудачной операции. Знаешь, когда была школьницей, то часто бывала в больнице, – всхлипываю. ― И родственников тоже много видела. И то, как отец выходил из операционной и говорил им, что шансов не было… Ты ничего не понимаешь в вождении, если лихачишь просто потому, что хочется.

Не могла успокоиться, жутко болела рука, болело сердце из-за воспоминаний о папе, и душа от осознания того, что Матвея могло бы не стать. Я устала, устала быть в окружении мертвых.

– Насть, извини! Не думал, что так выйдет. Ну, успокойся, пожалуйста.

А мне было никак не справиться, слезы лились ручьем.

– Ну, что мне сделать, чтобы ты успокоилась?