Полная версия
– А что после этого? – спросила Чувство.
– Это ваши охотничьи обычаи, – сказала Язык. – Можете молчать сколько угодно, если вам нечего сказать, а я хочу поговорить. Кому мне высказать все, что наболело, что скопилось на сердце? Другим-то хорошо, а меня муж бьет. Сейчас он на дальней охоте, и мне легче, а когда он вернется… Сколько раз я жаловалась Руке, тогда его звали Мудрые руки, и что он мне говорил в ответ? Убеждал меня, что нужно терпеть. У меня синяки по всему телу. За малейшую оплошность он меня бьет. Мясо не так пожарила – удар кулаком в живот, вшей медленно выбираю из его головы – в плечо, взгляд в него брошу злой – в спину, встану чуть позже рассвета – в бок. Кому мне жаловаться на такое отношение? Только духу Гишу. Придет муж, узнает о Завтрашнем дне, увидит крылатого, рогатого мамонта и железный топор, и побоится меня трогать. Я ему пригрожу!
– У меня детей нет, – сказала Рассвет. – Лицом и фигурой я красивая, а утроба у меня мертвая. Может быть дух Гиш исцелит меня от бесплодия. Встану перед ним на колени и залью слезами. Ты, Чувство, давала мне всякие горькие снадобья, от которых выворачивает наизнанку, и никакого толка. Я не хочу состариться бездетной. Ребеночек плакал бы и смеялся на моих руках, сосал грудь и рос каждый день, становился охотником. А если родится девочка, еще лучше.
– У тебя все лицо красивое, – сказала Глаза Рассвету, – и нос, и губы, и щеки, и уши. А у меня только глаза. Ожог на правой щеке не дает мне покоя.
– А ты не смотри на свое отражение в воде, – сказал Рука.
– Да, умный какой! – закричала Глаза. – Как не смотреть, если моя щека похожа на древесную кору?! Попробуй не посмотри! Я все время думаю об этом. Может быть дух Гиш даст мне новое лицо? Если не всё, то хотя бы щеку. Вам хорошо, вы думаете о разном, а я только о своем уродстве. Я бы и забыла давно об этом, но вы все на меня постоянно смотрите.
– Никто на тебя не смотрит, – сказал Рука.
– Лучше заткнись! – взвизгнула Глаза. – Ты сейчас посмотрел на мою щеку! Я поймала твой взгляд!
– Я не нарочно, – сказал Рука и опустил глаза, – ты заговорила об ожоге, и я невольно посмотрел на него.
– То есть это я виновата! – закричала Глаза.
– Мне нужен муж повыше, – сказала Крепкая. – Мой маленького роста и худой. Он никогда не поднимал на меня руку и за все благодарит. Гладит по голове и говорит ласковые слова. Почти каждую ночь любит меня и разжигает в моем животе огонь страсти. Но он маленького роста, а я выше него на целую голову. Дух Гиш, вытяни вверх моего мужа или дай другого, покрупнее, – сказала Крепкая, глядя на железный топор.
– А если новый муж будет обижать тебя, – спросил Рука, – или не будет ходить на охоту, и ты начнешь голодать?
– В таком случае, – ответила Крепкая, – я попрошу другого.
– Так и будешь перебирать мужьями, пока не состаришься? – спросил Рука.
– А у меня одна жизнь и другой не будет. Мне нужен самый лучший мужчина, я его достойна.
– Да? Достойна? – спросила Язык. – У тебя не ноги крепкие, а ступни длинные. Идеал она ищет… На себя посмотри, уродина. Такими ступнями только змей давить хорошо.
Крепкая схватила Язык за волосы и выдрала большой клок.
– Видеть всех вас больше не могу! – закричала Вода. – Надеюсь, что пойдет сильный и долгий ливень, и все вы подохните в мутных водах. Я долго терпела вас, но больше не стану. Когда я вас вижу, у меня все клокочет внутри. Ненавижу! Одни и те же рожи каждый день – это невыносимо! Что вы всё ноете?! Эту муж бьет, а у той он слишком мелкий, та родить не может! Да ты же ребеночка в реке утопишь. А тебе дай новое лицо, ты начнешь чужих мужей соблазнять. Язык, тебе лучше вообще помолчать. Муж тебя бьет не просто так! Сколько обидных слов-колючек ты в него всадила?! На его месте я бы тебя уже давно убила!
– Что ты хочешь попросить у духа Гиша во время ритуала? – спокойно спросил у Воды Рука.
– Я хочу новое племя, – ответила Вода. – Племя не Настоящих, а Нормальных людей. Я не хочу слушать ваш словесный понос, у меня своих бед достаточно. Ненавижу всех вас! Дай мне новое племя, великий и могущественный дух Гиш!
– Выходит так… – подытожила Чувство. – Утром приходим к хижине духа Гиша, откидываем полог, и какое-то время стоим молча, размышляя о смерти. Затем жены охотников обращаются к духу Гишу с просьбами, каждая со своей. Что потом?
– Может быть чем-нибудь угостим, – сказала Крепкая. – Так принято, когда ходят в гости. С пустыми руками заходить в чужую хижину, да еще с какой-то просьбой, и без угощения…
– Хорошо, – сказала Чувство, – что мы ему предложим?
– А что ему нравится? – спросила Глаза.
– Кровь, – ответил Черный. – Я думаю, что кровь. Посмотрите на железный топор, он в крови Завтрашнего дня. Она высохла бурыми пятнами и потеками. В крови и лезвие, и рукоять. Обычно оружие вытирают, а дух Гиш – нет. Ему это нравится. Польем крылатого мамонта кровью. Надрежем каждому взрослому указательный палец, сцедим в кожаный котелок и обольем изваяние.
– Может быть он любит кровь животных, – предположила Рассвет.
– Нет, человеческую, – ответил Черный. – Иначе он зарубил бы лису.
– Хорошо. Мы сделаем, как ты говоришь, – сказала Чувство. – Будут еще какие-нибудь мысли и пожелания? – Чувство обвела взглядом сидевших у кострища.
– Крови недостаточно, – сказала Язык. – Нужно еще и мясо. Лев с длинными клыками сначала прокусывает горло и пьет кровь, а затем ест мясо. Орел ест мясо, и пещерный медведь, и гиена.
– Дух Гиш – это крылатый мамонт, – сказала Глаза, – он травоядный. Принесем букет цветов и можно не один. Обложим изваяние, будет только хобот торчать.
– Одно другому не мешает, – сказал Черный. – Положим цветы и обольем кровью. Язык, ты о чьем мясе говорила, о человеческом?
– Можем зарезать Воду, – сказала Язык. – Ненавидит она нас…
– Никого резать не будем, – сказал Рука. – Есть немного вареного козьего мяса, положим перед изваянием.
– Давайте убьем вороненка, – предложила Вода. – У ворона их трое. Они каждый год высиживают яйца, и не одно. С них не убудет.
– Как вам не стыдно, – сказал ворон, сидя на верху хижины. – Мы у вас в гостях. Ворониха, по вашей просьбе, полетела разыскивать охотников, а мы сидим здесь пленниками, в соблюдение условий договора.
– Успокойся, – сказал Рука, – никто вас не тронет. Женщины, идите собирать цветы для ритуала.
– У нас много времени до утра, – сказала Язык. – Ночь лунная, успеем. Я вот о чем подумала… Почему дух Гиш общается только с тобой, Чувство? И не нужно рассказывать нам о том, что ты разбираешься в травах и лечебной глине, и поэтому у тебя появились особые способности. И как так вышло, что ты забрала всю власть в племени? Случайно ли, что топор убил Завтрашний день, и у нас остался только один старший – Рука? Я бы, на твоем месте, не поворачивалась спиной к Чувству, – сказала Язык Руке. – Думаю, что ты следующий. Она твоим мясом накормит духа Гиша.
– Следи за своим языком, – сказала Чувство. – Он у тебя слишком длинный.
– Хочешь укоротить? Ты мне угрожаешь? Я сама договорюсь с духом Гишем! Мальчишки, снимите мне изваяние.
Старшие дети вопросительно смотрели на Руку. Он кивнул, и они как обезьяны взобрались на каменный уступ и сняли крылатого мамонта.
– Почему ты ей позволяешь рисковать нашими жизнями? – спросила Чувство у Руки.
Язык благоговейно взяла изваяние и унесла в свою хижину. Все со страхом смотрели на железный топор, но он не двигался.
– Я его слышу! – Язык откинула полог, ее лицо сияло. – Дух Гиш говорит со мной! Я гладила его по голове и спине, произносила ласковые слова и из моих ушей, как будто, вытекла вода, попавшая во время купания. Я услышала приятный голос, только не могу понять мужской или женский…
– Ложь! – бледная Чувство смотрела на Язык, округлившимися глазами. – Он шептал мне, что я единственная.
– Говорила, что не такая, – сказала Вода, – что интересуют только тайны природы. А сама умному ветру глазки строила.
– Слышишь, что он говорит? – спросила Язык у Чувства, и та отрицательно покачала головой. – Дух Гиш сказал, что будет говорить через меня, а в тебе он разочарован. Дух Гиш хочет помочь нам стать хорошими людьми. Ему противны: властолюбие, страх, зависть, жадность, обман и предательство. Тебе нравилось передавать его волю. Ты чувствовала себя исключительной, не такой как все, а это не так.
– Топор сейчас заберет мою жизнь? – спросила Чувство.
– Нет, тебе дан второй шанс, – ответила Язык. – Скоро, когда мы начнем выздоравливать, мы все будем слышать духа Гиша и примем его волю с радостью.
Язык легла на живот и подползла к Чувству.
– Со всем смирением, на какое я способна, прошу тебя и дальше готовить целебные снадобья для соплеменников и не держать на меня зла, – сказала Язык.
– Что ты делаешь, зачем ползаешь, как змея? – спросила Чувство.
– Я не хочу, чтобы меня постигла твоя участь. Отныне я буду ползать до той поры, пока вы все не услышите духа Гиша. Он говорит, Чувство, что в тебе клокочут ревность и ярость. Ты злишься на духа, а меня хочешь убить. Откажись, отбрось, отринь черные мысли, они не прибавляют тебе здоровья.
– Я склоняюсь перед волей крылатого и рогатого мамонта, – ответила Чувство. – Я приложу все силы для того, чтобы исправиться.
– Дух Гиш говорит, что главой племени остается Рука. Он самый старший, самый опытный и не тянет холодной ночью шкуру на себя. Ритуал, придуманный нами, духу Гишу понравился, но он говорит, что этого недостаточно. Он требует от нас жертвоприношения. Кто станет жертвой, мы должны решить сами. Жертвоприношение – это, когда что-то ценное приносят в дар, – сказала Язык. – До утра мы должны решить, кто или что станет жертвой.
Глава 4. “Первое жертвоприношение”.
Полная луна закрыла свой единственный круглый глаз черными грозовыми тучами. Костер не горел, и комары невозбранно пищали-зудели в темноте, радуясь тому, что нет едкого дыма. Их тонкие голоса хором пели: “Пить… пить… пить”.
– Я могу пожертвовать костяной гребень, – сказала Вода. – Это самое ценное, что есть у меня. У него всего три зуба, но он хорошо расчесывает волосы. Дважды в день, утром и вечером, я привожу голову в порядок. Волосы струятся шелковой волной и ложатся на плечи меховой накидкой. С одной стороны гребень украшен резным оленем, а с другой длинноносым аистом.
– Не отдавай меня никому! – закричал гребень. – Я люблю запах твоих волос. Кто будет ласкать твою голову? Мастер, который вырезал меня каменным ножом из лосиного рога, давно умер. Такого как я у тебя больше не будет. С кем ты будешь говорить длинными зимними ночами?
– Самое ценное, что есть у меня, – сказала Крепкая, – это мех горного барса. Муж добыл его в Белых горах. Я хотела сшить новую одежду, но похожу в старой. Ворсинки длинные и сильные, а подшерсток густой и теплый. Муж добудет мне еще. Он спрашивал, достаточно ли только одной шкуры, а я ответила, что вполне. В Белых горах много коз с витыми рогами, и барсы кишмя кишат.
– Значит твой мелкий муж, которого ты хочешь за уши вытянуть вверх, на что-то сгодился, – сказала Вода. – Он самое ценное, что есть у тебя. Ни у кого из нас нет шкуры барса, все носят оленью, а у тебя она была.
Крепкая отрицательно покачала головой: “Обрежь свои волосы, и тогда я принесу в жертву мужа. Теперь ты будешь ходить нечесаная, как все мы. Почему ты не упомянула зеленый камешек, который висит на твоей шее, на вареной овечьей кишке. Все видят, как ты каждое утро смотришь сквозь него на солнце. Кажется, ты называешь его своей отрадой. Гребень забери, а камень положи на пепел”.
– Тварь! – Вода сверкнула глазами и гребень не подобрала.
– Самое ценное, что есть у меня, – сказала Звезда, – это сушеная пуповина моего первенца. Я родила его мертвым. Он шевелился под сердцем, а потом затих. По ногам потекла кровь, и я его вытолкнула из себя. Была зима, и мы голодали. Охотники каждый раз возвращались ни с чем. От слабости они не могли ходить далеко и бродили вокруг стоянки. В тот день на запах дыма и свет костра к хижинам пришел мальчик из другого племени. Он отстал от своих, или случилось еще что-то… уже не узнать. У него не было имени, он был слишком мал. Его проткнули копьем. Умирая, он смотрел мне в глаза. Дети смотрят иначе. Он привык доверять взрослым, верить в их оберегающую силу. В его глазах был упрек за предательство. Он еще не знал, что доверять можно только своим.
– Я кажется припоминаю… – сказал Рука. – Или нет… Такое случалось часто. Выбор небольшой, или съесть чужого, или своего.
– Мальчика съели полностью, кроме волос, ногтей и осколков костей. Даже кишки варили, резали и глотали с жадностью, – продолжила Звезда. – Мне достались его глаза. Я держала их на ладони. Белки покрыли кровавые прожилки, а в зрачках уже не было мысли. Мертвые человеческие глаза похожи на рыбьи. Я сунула один глаз в рот и не проглотила целиком, а раскусила и выпила жидкость. В это мгновенье мой первенец замер. Это был знак, мне не следовало есть ребенка.
– Это всего лишь совпадение, – сказал Рука. – Женщины часто выкидывают.
– Мой первенец упал на сухую землю, кто-то перерезал пуповину и положил ее на мою ладонь, на которой лежал второй глаз. Я носила в своей утробе сына. Ему отрезали голову, а мясо съели.
– А как еще? – спросил Рука, избегая смотреть на Звезду. – Голову мы предали земле в знак уважения к твоему горю. Ему повезло, он родился мертвым и не мучился, живя на земле. Ему уже было все равно, а живым нужно мясо.
– Кусок пуповины я сберегла, – сказала Звезда. – Я сделала особую складку на своей одежде и хранила пуповину там, – Звезда вынула из-за пазухи сухой темный прутик и положила на кострище.
– Какая ты чувствительная, – сказала Крепкая, – никогда бы не подумала о тебе такого.
– Свою боль я держала в сердце и никому о ней не рассказывала, чтобы она не ослабевала, – ответила Звезда.
– Я сбилась со счета, – сказала Крепкая, – и не смогу точно вспомнить, скольких детей похоронила. Мне везло, они умирали в тучные времена, когда еды хватало и их не пожирали, – Крепкая долго смотрела на кострище, затем тряхнула головой и посмотрела на Звезду глазами полными ненависти. – Не могу вспомнить их лица. Даже последнего, который выпил плохой воды из болота и умер, не помню. Всякая пустая дрянь хранится в моей голове, а лица детей – нет.
– Может быть еще вспомнишь… – сказал Рука.
– Лучше молчи! – прошипела Крепкая. – Не знаешь, как утешить, молчи! Мужчины все время говорят невпопад! Дети – это часть женского тела, наша плоть. Мы носим их девять месяцев, а потом выпускаем в опасный, злой мир. Ах, если бы можно было не обрезать пуповину…
– Как охотиться, если все будут связаны пуповиной с матерью и друг с другом? – спросил Черный. – Как исследовать мир?
– Еще один бесчувственный чурбан! – сказала Крепкая. – Вам бы только возиться с дурацкими камнями и делать из них копья. Какая у вас радость?! Подобраться к животному и продырявить ему шкуру, вот единственное, что вас интересует. Исчезни звери, и вы будете метать копья друг в друга с таким же остервенением. В женщинах будущее. Благодаря нам не прерывается человеческий род. В муках мы рожаем детей и живем с болью в сердце. Обжигая руки поддерживаем огонь на стойбище, раня пальцы выделываем шкуры, чтобы вам было, где жить и что надеть холодной зимой. Ладно, пусть добрых слов вы не знаете, но хотя бы взглядом ласковым мимолетно погладить несчастную женщину можно или нет?!
– Ты хочешь еще что-то принести в жертву? – спросил Рука.
– Дай мне нож, – сказала Крепкая Черному.
– Зачем он тебе?
– Сделаю зарубку на память о детях, лица которых я забыла.
Черный протянул ей каменный нож рукоятью вперед. Крепкая глубоким надрезом перечеркнула свой лоб. Из раны обильно потекла алая кровь. Крепкая закрыла веки, кровь залила лицо красной маской. Она отерла ладонью кровь, сжала кулак над кострищем, и красные капли упали на золу.
– Я не смою кровь до той поры, пока не вспомню лица всех своих ушедших детей. Духу Гишу я приношу в жертву кровь и боль от раны.
– А если ты никогда их не вспомнишь, – спросил Рука, – так и будешь ходить как раненый зверь? Муж, вернувшись с охоты не узнает тебя.
– Узнает, – ответила Крепкая. Она открыла веки, и ее глаза ярко блестели в кровавом ореоле. – Узнает, или он не муж мне.
– Таких женщин нет в других племенах, – сказал Черный, принимая нож из руки Крепкой.
– Я принесу в жертву, – сказала Глаза, – свои холодные ночи. Мой муж давно спит у другой стены хижины. Поест и храпит, отвернувшись от меня. Говорит, что не хочет прикасаться ко мне, потому что устал, но я знаю, что это из-за уродливого лица.
– Как ты это сделаешь, – спросил Рука, – как принесешь в жертву холодную, одинокую ночь?
– А вот как, – Глаза подобрала откатившийся от кострища потухший черный уголек. – Вот символ остывшей страсти между мужем и женой. Он уже не обжигает, а лишь пачкает пальцы черной сажей. Что с ним делать? Можно нарисовать на скале черный цветок или мамонта, и больше ничего.
– Ты не права, – сказал Рука. – Пока уголь не рассыпался прахом, его можно оживить. Нужен другой, горячий уголек, который передаст ему свой жар.
– Мне нужен другой мужчина? – спросила Глаза.
– Нет, – сказал Рука, – ты не поняла. Свой скопившийся жар передай мужу. Он ляжет у противоположной стены, а ты ложись рядом. Скажет, что ему тесно, не уходи. Твоего лица в темноте не видно, а тело у тебя хорошее.
– Не поможет, – ответила Глаза, – я уже пробовала. Даже надевала маску из морды рыси, а он все равно не хочет спать со мной.
– Есть травы, пробуждающие в мужчинах желание, – сказала Чувство. – Сваришь жирную похлебку и добавишь их. Мужу скажешь, что это приправа для вкуса.
– Почему ты мне их раньше не предлагала, знала же, что нужны?
– Ты не просила, а я не привыкла навязываться. В чужую семью опасно влезать с советами. Муж узнает, что ты обсуждала его немощь и обидится.
– Я помню, как он однажды грозил мне копьем, – засмеялась лиса. Она сидела, привалившись к спине Руки и грела его поясницу. – Выходит, я напрасно боялась. Его копье сломано.
– Не зубоскаль там… – сказал Рука беззлобно. – Как будто вы, лисы, ничем не болеете. Вот, кстати, а где твой муж?
– Мне он без надобности, – ответила лиса. – В такие трудные времена я не собираюсь щениться.
– Что будешь делать, когда природа возьмет свое, и у тебя начнется течка? – спросил Черный.
– Залягу на самом дне самой глубокой норы, зажму зубами старую кость, чтобы не подвывать и переболею. Хороший способ. Тебе следовало бы попробовать, Глаза. Мне никогда не бывает одиноко, я всегда чем-то занята. То норы удлиняю и углубляю, то зайцев и мышей ловлю, а ночью сяду на большом камне и смотрю на звезды. Мудрый никогда не грустит, только у глупца все в черном цвете. Сейчас вот, грею спину Руке и слушаю ваши разговоры, и мне не скучно. Можно я тоже принесу жертву?
– Не знаю… – неуверенно сказал Рука. – Ну… пожертвуй что-нибудь.
– Она не может участвовать в жертвоприношении, сказала Чувство. – У нее как у ребенка нет имени. Жертву позволено приносить взрослым людям, имеющим имя.
– Называйте меня Человек, это мое имя, – сказала лиса. Она встала на задние лапы, прошлась возле Чувства и нежно провела кончиком хвоста под ее подбородком. Гадюка, обвивавшая шею Чувства, проснулась, зашипела и сделала выпад, метя ядовитыми зубами в лисий хвост, но промахнулась, – В жертву я принесу тайну. Я никогда и никому об этом не говорила, но сейчас откроюсь, – лиса легла мордой на кострище и шумно выдохнула, подняв облачко пепла. – Бессчетное количество дней я рыла глубокую нору, в пасти вытаскивая грунт из глубины на поверхность. Я решила прорыть дыру к обратной стороне Земли. Из любопытства. Интересно посмотреть, что там, с другой стороны. Я докопалась до места, где живут мертвые звери. Из недр Земли вышли полупрозрачные лисы и сели рядом со мной.
– Два лета назад, – сказал Рука, – мы поставили хижины рядом с болотом. Из его глубины всплывали большие пузыри, лопались и распространяли зловоние. Ночью все проснулись от накатившего необъяснимого ужаса и бежали подальше от болота. Только к полудню мы смогли прийти в себя, вернуться и разобрать хижины. С тех пор мы избегаем таких мест. Может быть ты надышалась чем-то подобным болотному воздуху?
– Нет, – ответила лиса, – я мыслила также ясно как сейчас. Они сидели и молча смотрели на меня. Я не пуглива, но сердце провалилось в хвост. Я легла на живот, прижала уши и показала клыки, но они не испугались.
– Сколько их было? – спросил Черный.
– Трое. Две самки и самец. Он спросил у меня, что я делаю. Я объяснила ему, что хочу увидеть обратную сторону Земли, а он мне сказал, что у Земли нет дна, потому что она круглая и плывет в темноте по бесконечному кругу, но это тайна.
– Интересно… – сказал Рука. – Ты известная выдумщица, но даже для тебя это слишком мудрено.
– Когда говоришь правду, всегда не верят, – ответила лиса. Она подползла к сушеному обрезку пуповины и обнюхала его. – Мертвые звери живут в больших пустотах под землей. Иногда, в полнолунные ночи, они выходят на поверхность и бродят среди живых. Бегают в потоке лунного света по темной траве, пугают спящих, навевая им страшные сны. Оказывается, в каждом из нас живет еще одна настоящая полупрозрачная сущность. Она появляется после смерти тела и больше никогда не умирает. Так мне сказали мертвые лисы.
– Интересно… – сказал Рука. – Умеешь рассказывать истории. Ты принесла хорошую жертву.
– Я жертвую духу Гишу свое смирение. Подвинься, – сказала Язык лисе. – Я хочу оставить на золе отпечаток живота, в знак моего обещания не вставать на ноги, а ползать по земле.
Язык приподнялась на руках, легла животом на пепел и отползла в сторону.
– Я принесу духу Гишу знания, – сказала Чувство. Она вынесла из хижины пучки трав. Завявшие пурпурные лепестки скукожились в плотные головки, длинные золотистые колючки защищали стебли, вместо листьев висели серо-зеленые сухие лохмотья. – Это особое растение, оно позволяет видеть сны наяву. Я открыла его свойство, когда случайно уронила несколько веточек на угли. Дух Гиш явился мне после того, как хижина наполнилась горьким дымом. Он сказал мне, что не заметил бы меня и прошел мимо, если бы я не уронила растение на угли.
– Так ты видела его?! – спросил Черный.
– Да, как тебя сейчас. Он не похож на рогатого и крылатого мамонта, но может принять и эту форму.
– Поджигай, чего ты ждешь! – потребовал Черный.
– Не все принесли жертву, – ответила Чувство. – Остался ты, Рука и Рассвет.
– Я принесу в жертву духу Гишу, – сказал Черный, – мое копье. Оно забрало много жизней и ни разу не сломалось.
– Чьих жизней, – спросила лиса, – зверей или людей?
– И тех, и других. Человек – это самый страшный хищник, но и он, иногда, становится добычей. Мне доводилось убивать людей из других племен.
– Чтобы их есть? – спросила лиса. – Иногда я съедала своих лисят.
– Сердце злобного и сильного охотника – ценный трофей. Если его съесть, не обжаривая над огнем, сила врага перейдет в тебя. Трижды я ел сердца тех, кто решался поднять на меня копье.
– Ты великий охотник, – сказала Чувство. – Поэтому именно тебя оставили охранять стойбище, чтобы с нами ничего не случилось.
– Да, да… я понял твой намек на то, что я не справился, – сказал Черный. – Это из-за одного случая… Я убил чужого охотника и его жену тридцать дней назад. Она, увидев смерть мужа, предложила мне возлечь с ней и оставить в живых, а я ее все равно убил. Пронзил сердце копьем. С той поры мне не ве…
– Зачем ты их убил? – спросила лиса.
– Разве лисы не дерутся за территорию? У людей также, – ответил Черный.
– Постой, ты сказала, что если бы не дышала дымом колючего растения, то дух Гиш не заметил бы тебя, – сказал Рука Чувству.
– Не обвиняй меня, – сказала Чувство. – Случайность смягчает ответственность.
– Возлагать на тебя вину за появление духа Гиша все равно, что упрекать глаз в том, что он способен видеть, – сказал Рука. – Когда ты была ребенком, именно я разглядел в тебе способность понимать травы, камни, глину. Умение усматривать то, что в них скрыто, что даже они сами о себе не знают. Ты не случайно уронила золотистые колючки в огонь, но и не нарочно, а повинуясь велению окружающего мира. Солнце восходит в той стороне, – Рука показал на восток, – прячется там, – Рука показал на запад, – и нет той силы, чтобы заставить солнце поступить наоборот. Должно было духу Гишу сойти с луны и прийти в наше племя, и никак иначе. Я понял это после долгих размышлений. Река течет по руслу и не может свернуть. Наши жизни идут по невидимым углублениям и не могут выйти за их пределы. Что должно произойти, обязательно произойдет, и ничто этому не может помешать.
– Когда тает снег, и тысячи ручьев текут сверху вниз, реки переполняются и меняют русла, – сказал Черный. – Если сделать хорошее копье и точно его метнуть, оно всегда попадает в цель, а если насадить наконечник на кривое древко и метнуть его дрожащей рукой, оно промажет. Ты не только старший, но и старый, – сказал Черный Руке. – Не обижайся на правду. Твой разум затуманен и думает о пустом. Только от нас зависит, что случится завтра. Если в костер не подбросить сухих веток, он потухнет, и большие звери нападут ночью, если пойти через широкие пески без запаса воды, то умрешь от жажды.
