От Мала до Владимира. Исторический роман

– Усё одно, видать, што княжеска кровь – уж слишком смышлена, – ворчала она, но книги не отбирала и никому о пристрастиях Малуши не докладывала, так что даже княгиня была в неведении.

К Притыке сносили одежду и припасы в дорогу. С Ольгой пойдут ещё несколько судов с воинами, большим запасом продуктов и подарками. Для путешествия на её ладье установили печь, теплую спаленку, туалетную комнату.

Пришло время, и длинный караван тронулся в дорогу. Святослав давно не нуждался в опеке матери. Большую часть времени молодой князь проводил с дружиной, учась боевому искусству. Он уже лучше многих владел мечом и саблей. Без промаха посылал стрелу, считая и ценя выше других одно лишь мнение своих товарищей по оружию, а идеалом – славу и храбрость воина. Мать перед отъездом попыталась сводить его в церковь, но он уперся.

– Да меня дружина засмеёть. Ни за што не пойду.

– А я думала, ты и покрестишься, сынок? – проронила Ольга.

– Да ты што, матушка!

Святослав заткнул уши и выбежал из горницы. До отъезда она к этому разговору не возвращалась. Слишком уж самостоятельным он вырос, будто и не избалованный Игорь был его отцом. Да, по сути, так оно и было: воспитывал его воин до мозга костей, младший сын Олега – Асмуд.

Ладьи шли привычной дорогой. Всё те же пороги поджидали путников в пути. Кажется, недавно здесь проходили Аскольд, Олег, Игорь с войском. Но то были бывалые воины, а сейчас с Ольгой отправились жены и дочери знатных бояр и старших дружинников. Её сопровождала почти вся княжеская челядь. Свита насчитывала более ста человек. Как всегда по берегам сновали печенеги. От них Ольгу должны были защитить несколько тысяч отборных воинов. Возглавил дружину Свенельд. Асмуд поехал с Ольгой как представитель Святослава. Священник Григорий сопровождал как духовный наставник.

Стояла солнечная весенняя погода. Мимо проплывали покрытые свежей зелёной накипью берега. Тихо журчала вода за бортом. Первым на пути встретился порог «Кодацкий» из трёх хребтов – лав, поднимавшихся над водой. Поперёк реки тянулись четыре гряды камней. На берег под охрану дружины высадили женщин и прислугу. Гребцы по пояс, а где и не выходя из ладей, провели суда через бурлившие потоки. Небольшая передышка, и ниже «Кодацкого» зашумел порог «Сурский». Его с одной лавой и грядой проскочили быстро. За ним в полуверсте9 начинался третий порог – «Лоханский». У того под правым берегом три лавы и под левым – одна, да ещё заборы: «Стрельчатая» и самая опасная: «Богатырская» с площадками, усеянными мелкими камнями, готовыми продырявить днище в нескольких местах. А дальше уже вспененные водовороты понесут на острые гранитные островки и добьют что ладью, что человека. Лоцманам пришлось приложить немало усилий, чтобы пройти через него. За «Лоханским» услышали «Звонец» из двух лав и трёх гряд камней и заборами-камнями, торчавшими повсюду. Ниже порога встретил огромный гранитный утёс. Верст через шесть показался пятый порог – самый грозный: «Ненасытец», длиной более пятисот аршин10. У него из воды поднимались семь рёбер – лав и двенадцать гряд камней. Гранитные скалы шли дугой от берега к берегу, то скрываясь, то выступая над водой. Самая высокая: «Белая лава» – была последней. Сдавливаемое с двух сторон течение падало вниз и с грозным гулом бежало дальше, рассекаемое грядами многочисленных камней. В конце порога путешественников ждала пучина – «пекло». Византийцы, проплывавшие со славянами в этих местах, окрестили это место «адом». Сила сотен рек и речушек, со всей Руси впадающих в Днепр, сошлись здесь воедино и неслись, готовые всё смести на своём пути. По берегам можно было увидеть разбитые остатки ладей. В этом месте часто кружили, словно осы, печенеги. Свенельд заранее выдвинулся с дружиной и в коротком бою отогнал мелкие отряды кочевников.

Верст через пятнадцать показался порог «Вовнигивский» из шести лав и семи гряд камней. Посреди него высился камень «Гроза», мимо которого с двух сторон неслись потоки воды. Проскочили. Через три версты услышали порог Будило из двух лав и двух гряд. В начале и в конце пришлось обходить заборы. Прошли на удивление быстро. Тут Днепр только пытался попугать путников грозным шумом. Через шестнадцать вёрст караван поджидал восьмой днепровский порог – «Лишний» из одной лавы и двух рядов камней. Версты через четыре показался последний порог «Вольный» из трёх лав и шести гряд камней. В конце три высоких утеса оставили узенький проход: «Волчье горло». И повсюду из мчавшихся вод торчали всё те же мощные острые камни.

Когда прошли последний узкий проход, Сфирка, который шёл лоцманом в первой ладье, посмотрел на своих помощников – Добромысла и Вышана.

– Кажись усё. Самое трудное позади…

– Скоро по чистой водице пойдем – одна благодать, – смахнув пот со лба, ответил ему Добромысл.

И действительно, дальше по реке и вдоль берега моря шли без приключений. Погода выдалась на удивление погожею: ни одного шторма, иногда моросил дождь, но то было как спасение от пекущего жаркого солнца. Через месяц на рассвете подошли к Константинополю. После переговоров Григория с береговой охраной, караван пропустили в залив. Свенельд, Асмуд, Явтяг, новый киевский посадник Вторак (перед дальней дорогой Ольга своей волей заменила состарившегося Велимудра) и Григорий сошли на берег. Но во дворец пустили одного священника. Он вышел часа через два и передал, чтобы ожидали приглашения на аудиенцию. В ближайшие дни императору встретиться с Ольгой некогда.

Поселили свиту русской княгини в большом дворце на берегу. Потянулись томительные дни ожидания. Поначалу всё было в диковинку, а потом и город приелся, и чванливые высокомерные греки, особенно те, кто повыше чином, стали раздражать и порою становились, словно кость поперёк горла. Дворец, как и все дома византийской знати, имел всё необходимое для жизни, начиная с бассейна и заканчивая большим фруктовым садом, но вынужденное безделье и изнурительная жара бодрости духа не добавляли.

Готовилась пышная церемония. Шли переговоры о предоставлении Ольги большего права, чем другим гостям императора. Греки всеми путями стремились обставить её визит как приезд заурядного удельного князька. Но княгиня мечтала встать в один ряд с государями Византии. Переговоры затягивались. Император не спешил принять русскую княгиню, надеясь на уступки по части церемонии. К тому же долгим ожиданием он как бы принижал значение её державы и давал понять, чтобы она знала своё место. Солнце палило нещадно. Лица русов почернели. Женская кожа славянских девушек и женщин давно не отличалась прежней белизной. Руки по локоть обгорели. И хотя посольство находилось на полном обеспечении империи, греки всё одно чего-то выжидали.

Вторак, Явтяг и Асмуд посетили местный театр, где посмотрели постановку с полуобнажёнными девицами. Перед ними разыграли сценку, как сводница хочет женить бедного паренька на богатой вдове. Сама вдова была в коротком хитоне и бегала по сцене, сверкая обнаженными ягодицами.

Явтяг, когда они возвращались с представления, плевался до самого дворца.

– Срам то какой, девицы непричесанные. Власы чародейные до плеч. Чай такую в жены взять непотребно.

Асмуд, смеясь, отвечал:

– Зато княгиня наша спит и видит, шобы мы стали такими жа.

– Срам да и тока, – качал головою Вторак.

Наконец был назначен день аудиенции на девятое сентября. Делегация русов вошла под своды Магнаврского дворца. В золотом зале Ольгу принимал Константин VII Багрянородный. Он восседал на массивном троне. Его голову украшала осыпанная драгоценными камнями диадема. Узкое лицо Константина было холодным и бесстрастным. Ольга вошла в зал в сопровождении жен именитых бояр и служанок. Остальные члены делегации остались за большим пурпурным занавесом. Все, кроме нее, упали ниц. Для неё было сделано исключение, что было оговорено заранее и как раз явилось предметом долгих переговоров. Она неспешно подошла к трону и слегка поклонилась. Заиграл орган. Трон императора взлетел вверх, а затем плавно опустился.

Логофет от имени императора поинтересовался её здоровьем и здоровьем родственников. Пожелал благоденствия её стране. Пока чиновник произносил речь, львы у подножия трона приподнялись на лапы и зарычали, потом они забили хвостами. На ветвях золотого дерева защебетали искусственные птицы. Когда логофет замолчал, слуги внесли в зал дары Ольги: собольи и бобровые меха, богато украшенное серебром и золотом оружие. Ольга через переводчика пожелала императору и его семье здоровья, а его империи – процветания. Свою речь она закончила словами:

– Здравствует император! Здравствует семейство его!

После её последних слов наступила тишина. Громко зазвучал орган. Она поклонилась и вышла. За ней потянулась её многочисленная свита. Ольгу проводили через ряд роскошных залов и вестибюлей в зал Юстиниана, где её ожидала супруга императора Елена и невестка Феофано, отличавшаяся исключительной красотой и порочностью.

Женщины мило побеседовали – обменялись взаимными пожеланиями здоровья и благополучия. Чудес Ольге больше не показывали. В специально отведённой для неё комнате, она смогла отдохнуть и привести себя в порядок.

Во второй половине дня делегацию росов повели на обед. Для женщин столы были накрыты в зале Юстиниана, а для мужчин – в Золотом зале дворца. Завидев императрицу, Ольга, лишь немного склонила голову. Члены её свиты распростерлись на полу. Княгиню усадили рядом с Еленой за особый стол, места за ним были отведены для жён высших сановников. Слух пирующих услаждали певчие собора Святой Софии. Они распевали василики – гимны в честь басилевса и членов его семьи. Актеры разыграли пред ними несколько театральных сцен. Константин в это время обедал вместе с мужчинами из свиты Ольги – лучшими людьми города: воеводами, купцами, старшими дружинниками. После обеда он раздал всем по большой горсти монет.

Затем Константин со свитой прошёл в аристирий – зал для завтрака, куда перешли и женщины. На золотом столе их ждал десерт. Ольге поднесли большую чашу, украшенную драгоценностями, в ней лежало пятьсот серебряных монет. Всем женщинам её свиты тоже раздали по горсти монет. За столом остались близкие Ольге люди и семья Константина – его жена и пять дочерей, патриарх и переводчики.

Император с улыбкой спросил у Ольги:

– Я слышал, ты задумала крещение принять?

Она склонила голову.

– В сем главное в своей миссии – и вижу.

– Что же, надеюсь, его святейшество патриарх Полиевкт с радостью исполнит твое желание и волю. – Константин обернулся к патриарху. Надо сказать, сам Полиевкт относился к нему весьма скептически, ставя под сомнение законность брака его родителей: Льва VI и Зои Карбонопсины, а соответственно, и его существование, уже не говоря о звании императора. Но на этот раз он опустил голову в знак согласия.

– В день Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня сие благое дело считаю возможным совершить.

Ольга посмотрела в глаза императору.

– Я бы хотела иметь тебя крестным отцом.

Тот недовольно сморщил лицо и, отводя взгляд, уклончиво ответил:

– Следует над этим поразмышлять. Но в твоём случае тебе следует иметь крестную мать, а не отца.

Участие в церемонии императора как крестного отца сразу бы повышало статус княгини до уровня его родственницы, а Константин явно не желал этого. Тут уже недовольно поморщилась Ольга. Но через силу сказала с улыбкой:

– Што жа тода не следует ли сочетать браком моего сына Святослава с одной из твоих дочерей. – Она кивнула в сторону дочек императора, лица которых, после того, как переводчик довёл до всех смысл её слов, покрылись лёгким румянцем.

Константин чуть не подпрыгнул на стуле. Он часто произносил: «Да никогда василевс ромеев не породнится с народом, приверженным к особым и чуждым обычаям, по сравнению с ромейским устроением, особенно же с иноверным и некрещеным11.

Он перевел разговор на другую тему:

– Давай, достопочтимая архонтесса русов, поговорим лучше: как помочь Ромейской империи в борьбе с сарацинами и хазарами, и о крещении твоей страны.

Ольга перед беседой, похоже, поставила себе невыполнимые цели – породниться с императорским домом, чтобы её саму и страну поставили в один ряд с византийской знатью и Римской империей. Но византийские правители всегда считали остальные народы ниже себя по положению и призванными обслуживать интересы исключительно одного императора и близких ему людей. Она уже многое поняла и ответила точно так же уклончиво, как с недавно и сам Константин:

– По военной помощи я буду глаголить со своими лучшими людьми… В случае крещения своей державы мы хотели бы иметь собственное церковное правление. Но усё было бы легко разрешить после обсуждения помолвки моего сына с одной из твоих дочерей.

Константин снова сделал недовольное лицо, но на этот раз не ушёл от ответа. Он проговорил сухим ровным голосом:

– Весьма непростой вопрос, разрешить который можно только после тщательного обсуждения.

Он поднялся, давая понять, что прием окончен. Гости и близкие императора вышли. Он взял под руку супругу, и они нырнули в потайную дверь. По пути Константин пробормотал: «Эту безмерную наглость с неуместными домоганиями и наглыми притязаниями следует пресекать правдоподобными и разумными речами, мудрыми оправданиями… но я мог сегодня и не сдержаться. Союз с этими варварами нам весьма выгоден. Но они смеют требовать автокефалию. Неслыханная дерзость. Да ещё и прочат мою дочь в жёны варвару»12.

Елена в ответ нежно поцеловала императора.

– Ты ведь у меня самый мудрый и лучше всех знаешь, как правильно поступить.

Ольгу крестили в соборе «Святой Софии». Патриарх Полиевкт поливал её специально подогретой водой. Под сводами храма звучал его бас: «Во имя отца и сына и святого духа… крещается раба Божия Елена…»

Выйдя после обряда за ворота величественного собора, Асмуд склонился, чтобы бросить монетку слепому бородатому нищему. Лицо старца, даже прикрытое бородой, показалось ему знакомым, оно точно не походило на профиль грека. Он спросил:

– Откель будешь, человече?

– Откель и ты! – громко и смело ответил тот. Испещрённое шрамами лицо, седые волосы говорили о его нелёгкой жизни, а ответные слова свидетельствовали о несломленной до сей поры силе духа.

– Из Киеву, значит?

– Последни дни жил у Киеве. А так-то из Ладоги.

– Как кличут тебя?

– Стоян!

– Ромеи тебя ослепили?

– Верно глаголишь, воевода.

– Домой хочешь возвернуться?

– А кто жа супротив такой милости возражать посмеет, – усмехнулся Стоян.

– Вечером будь здесь. Пришлю людей, они проведут тебя на ладью. Боги помогут, вывезем тебя отседова. – После этих слов Асмуд поспешил вслед за свитой Ольги.

Весь сентябрь и октябрь шли переговоры по поводу крещения Руси, женитьбы Святослава и помощи Византии. Ни одна из сторон не хотела уступать. Они так и закончились ничем. Оставили в силе договор, заключённый с Игорем. В конце октября был дан торжественный обед, гораздо более скромный, чем первый. Денежные подарки в дорогу были уменьшены в два раза. Один священник Григорий получил монет столько же, сколько и в первый раз. Русская делегация пустилась в обратный путь. Надо было спешить. Вот-вот и покроются льдом реки. Купцы обычно покидали Византию уже в сентябре.

V

В Киев Ольга вернулась поздней осенью. Несмотря на противную изморозь и порывистый ветер, народу на берегу Почайны собралось много. Лодья с Ольгой подошла к Притыке и носом упёрлась в деревянный причал. Свенельд поддержал за руку княгиню, и она легко спрыгнула на берег. Ольга обернулась к посаднику, шедшему следом:

– Раздай по серебряной монете. Из тех, что нас греки одарили.

Люди радостно загалдели. Вторак и два его помощника нырнули в толпу, раздавая направо и налево деньги. Люди обрадованно разбирали монеты, пробуя на зуб, подкидывая в воздух и обсуждая между собою богатство греков. Святослав подошёл к матери, встав перед ней на одно колено. Она склонилась и поцеловала его перехваченную очельем непокрытую голову, затем подняла и крепко обняла.

– Здраве буде, сынок. Как вы тута?

– Здраве буде, матушка. Усё ладно.

Челядь принялась выгружать сундуки и тюки с добром, императорские подарки и многочисленные заморские товары. Незаметно для всех, в стороне от народа сошёл на берег Стоян. Асмуд поручил Добрыне поместить его в пристройке и заняться поисками родных. Княгиня в сопровождении свиты прошла к терему на горе. Три дня все отдыхали после дальней дороги. На четвёртый она позвала к себе Святослава. Окинув его взглядом любящей матери, она проговорила:

– Как ты подрос, сынок, покуда меня не было… Я хочу сызнова поговорить с тобой о принятии веры христовой. Не може мы без гэтага войти в семью близким византийским народам и стать равными усем государям.

– Равными с теми, кто, прежде чем допустить под спесивые очи, держал тебя два с половиной месяца в Суде13? – усмехнулся в ответ Святослав.

– То, сынок, весьма неприятно, но сути не меняет. Усё одно нам с ими сходиться надо.

– Не могу я, мама, того делати, што противно сердцу моему. Ишо и белой вороной в дружине быти.

– Так ты покрестишься, глядишь, и други за тобой потянутся.

– Не помне та вера. От што со мной делай…

– Но ты подумай ишо, сынок.

– Подумаю, – согласился молодой князь. – Тольки, коли надумаю – сам разговор затею. А покуда не тревожь меня.

– А я тебе невесту сыскала, – сказала Ольга. – Предславу, дочь боярина Местяты.

– Я её видал однажды…

– Вот и славно, – не дала договорить она сыну. – По следующей осени и свадьбу сыграем.

– Я, мама, думаю, дружину к походу готовить.

Ольга нахмурилась.

– Покуль не спеши. Вот женишься и внука мне дашь попестать, тады и иди браниться.

Асмуд рассказал Святославу, как он встретил у ворот собора «Святой Софии» в Царьграде слепого Стояна. Князь выслушал короткую историю о пленении воина.

– Ты ему с княжеской казны денег отпусти. Да родных найди, – распорядился он.

– Родных ужо ищем. Тольки нелегко ему без очей придетси. Ежели сродники откажутся принять или в живых нету никого, не ведаю куды пристроить.

– Ежели не отыщешь сродников, найдем ему место. Дадим мальчишку в поводыри, да вона у задних ворот для виду сторожить поставим.

Но жену Стояна удалось отыскать. Добрыня, услышав, что она живет в полуразвалившейся избе, послал к ней мастеров. Доживала она свой век в одиночестве. Два сына поженились и разлетелись кто куда. К ней заглядывали редко, лишь иногда привозили внуков. Хотя и она к ним переезжать не думала, считая, что пока сама себя может обслуживать, никому в обузу не будет. Любава очень удивилась, когда ней пришли рослые, крепкие ребята. Один, самый высокий и ладный, начал ей объяснять:

– Молодой князь на днях проходил мимо, да увидел твою хату и приказал подправить.

Любава поначалу от радости и слова не могла сказать. Всё старалась мастерам угодить. И накормить хотела, и водички поднести. Те от каши скромно отнекивались и пили только воду. До наступления холодов они успели перекрыть крышу, поменять прогнившие бревна в стенах, обновить крыльцо.

Стояна уже предупредили, что его Любава жива и здорова. Последние дни он провёл в беспокойстве, а ночи без сна. Всё не находил себе места в ожидании встречи. И вот однажды Добрыня повёл его к родному дому. У входа они недолго постояли, чтобы дать время старику собраться с духом. Наконец, Добрыня постучал в избу.

– Заходите, заходите! – отозвалась Любава.

За прошедшие годы она постарела, но лучистые, когда-то прекрасные глаза и улыбка, время от времени озарявшая её лицо, словно возвращали на мгновения прежнюю красоту и молодость.

– Доброго здоровья, хозяюшка, – произнёс Добрыня, входя в жарко натопленную избу.

– Будь и ты здоров, мил человек, – подслеповато щурясь, ответила Любава, оглядывая высокого, богато одетого парня.

– Кваском не угостишь, хозяюшка? – попросил Добрыня.

– Отчего же не угостить? – сказала она и удивлённо добавила, вроде как себе под нос: – Откеля к нам такие гости-то пожаловали? Не лихие ли люди? Токо у мене и взять-то нечего.

Суетясь, она неловко уронила ковш на пол. Тут же сняла с гвоздя другой и, зачерпнув из корчаги, протянула Добрыне. Тот поднёс ковш к губам и с жадностью осушил.

– Ох, хорош! Не предложишь ли присесть, хозяюшка?

– Ой, проходь, проходь, – опять засуетилась Любава, указывая на лавку за большим дубовым столом.

Добрыня сел за стол, а Стоян опустился на скамейку у входа в тёмном углу, так что его почти не было видно.

– Про мужика-то твово не слыхать ли чего? – спросил Добрыня, внимательно вглядываясь в лицо женщины.

– Я ужо усе слёзы выплакала, – присев напротив, ответила Любава. – Пропал мой милёнок. Уж и пальцев на руках не хватить, штобы года перечесть. Она оглянулась в затемнённый угол. – А ты пошто жа про гэта выспрашиваешь?!

И вдруг, словно что-то почувствовав, она встала в полный рост и шагнула к дверям. Ей навстречу поднялся Стоян.

– Ой! – воскликнула она. – Неужто?! – Любава оглянулась к Добрыне. Она подошла ближе к мужу, нагнула его седую голову и стала целовать затянутые шрамами глазницы. – Ладушка ты мой ненаглядный. Иде же ты пропадал? – Из её глаз ручьями полились слезы.

Стоян наощупь вытирал её мокрые глаза, с трудом сдерживаясь, чтоб не зарыдать самому.

– Ну, я тута, пожалуй, лишний, – поднявшись, сказал Добрыня и шагнул к выходу. Стоян и Любава этого даже не заметили. Они остались наедине, ведь им было о чём поговорить и что вспомнить.

VI

По возвращении из Константинополя Ольга долго таила обиду за продолжительное ожидание и холодный прием. В отместку за месяцы ожидания аудиенции императора Константина VII, княгиня решила отплатить сторицей. Она поручила купцам, которые вели торговлю с франками, дать знать королю Оттону I, что на Руси не возражали бы принять его посланников и обсудить возможность принятия католической веры. О своих планах она поставила в известность отца Григория, а тот немедленно донёс об этом императору.

По весне в Киев неожиданно нагрянули гости. Возглавлял посольство епископ Адальберт. Ещё недавно он был монахом, но так случилось, что Либуций, готовившийся к поездке на Русь, внезапно умер, и Адальберта повысили в чине. Ему поручили важную миссию от имени короля франков Оттона I вести переговоры с русами о крещении Руси. Папа Агапит II дал ему право ставить епископов в землях славян.

Месяц в ожидании приёма гости прожили в отведенной для них просторной избе. А в середине весны у княжеского дворца возле ворот столкнулись две делегации – Ольга намеренно позвала их в одно время. При этом франков пропустили, а грекам передали, что княгиня примет их через два с половиной месяца – ровно через такое же время, какое она прождала приёма.

Святослав на встречу с франками не пошёл. Ольга принимала епископа с новыми советниками Местятой и Немежичем, и толмачом Милонегом.

– Приветствую тебя, королева ругов! – как только его провели в Золотую палату, произнёс Адальберт, делая витиеватый поклон.

– И тебе здравия, посланник короля Оттона! – ответила через переводчика Ольга. – Всего ли тебе и твоим людям хватает в Киеве. Как ты добирался до наших мест? – поинтересовалась она.

– Благо, с Божьей помощью смогли добраться по весьма нелёгкой дороге. Ну, а в скудном питании видим лишь испытание, ниспосланное нам свыше, – с намёком ответил епископ.

– Здоров ли твой государь Оттон? Как его семейство? – спросила Ольга, будто не услышав его намёка.

– Все в полном здравии, королева. Того же и тебе желают.

– Я хотела бы от тебя, святой отец, проведать – каково толкование учения твоей церкви? – спросила Ольга. – От нас многое сокрыто, посему и призвали тебя.

– Токо от меня, королева, ты можешь узнать про то боле, чем от кого бы то ни было, – самодовольно начал священник, – ибо ближе я стою к Богу, чем простые смертные. Подходим мы ко многому иначе, чем те же византийцы, а уж о других и говорить не приходится. Дух святой, по нашему разумению, исходит от Отца и Сына, а не от одного Отца. Таки же благодать боле следствие Божественной Причины, подобно акту творения. Святой Дух есть любовь между Отцом и Сыном, между Богом и людьми. Папа Римский безгрешным почитается и наместником Христа на земле… Крестное знамение совершается пятью пальцами с открытой ладонью и слева направо. После ухода в иной мир ожидает людей чистилище. И ещё… – толмач едва успевал повторять за епископом.

Ольга подняла руку, останавливая гостя.

– Я отчасти поняла тебя. Но, стало быть, нужно немало времени, штобы проникнуться сутью твоей веры. Посему мы ещё встретимси с тобою. А доколе разрешаю тебе проповеди для понимания людьми смысла твоих речей. – Она обернулась на Местяту. – Я сама многого не пойму. Иде ужо нашим лапотникам разобратьси. – Тот в ответ заулыбался.