Бесов рай

– Хесс?

– Да! А ты думал, почему он рядом с тобой последние десять лет. Случай с палаткой помнишь?

– Конечно, разве такое можно забыть!

– А кто тебе из офицеров предложил в последний момент выйти перекурить, а затем тут же вышел сам?4

– О, Боже! А я не придал тогда этому никакого значения!

– Естественно, что не придал…. А вот теперь задумайся! Будут и ещё «люди» от них, но он – основной. Пока он с тобой, считай, что всё делаешь правильно… или в рамках договорённостей. Но если вдруг он, по каким-либо причинам исчезнет, то это сигнал того, что ты вступил на конечную дистанцию и скоро твоё лже-мессианство закончится. Он более мелкая фигура, чем ты, поэтому обещаний райской жизни ему никто не обещал. Как и любой бес, он будет списан. Но это всё пока предположения. Будущее никто не может предугадать на все сто процентов, даже Иегова. Ведь Мiр – это Хаос. Иегова не единственная, кто имеет здесь влияние. Да, оно у Неё здесь максимально, но другие Элохимы тоже хотят того, чтобы Их народы процветали на этой Земле. Но Мы этого допустить никак не можем. Поэтому смерть и разрушения, деградация и вырождение – вот их удел вместе с их Богами. Бог, Господин, Мастер – должен быть только один – и здесь этот Бог женского рода! В принципе это всё уже практически достигнуто. Но, хватит уже болтать! Нам надо на встречу с твоим компаньоном. Я вас сегодня познакомлю. Встреча секретна, поэтому никому и никогда об этом не говори. Все такие встречи будут секретны. В том числе и с представителями других кланов. Ты понял меня, Гоппо?

– Да, господин…. Как к вам обращаться?

– Мастер! Просто, Мастер! И да… в знак твоей преданности и готовности служить…. – Штауфер протянул Хитлеру руку для поцелуя, на которой красовался золотой перстень с большим красным рубином. – Преклони колено и прикоснись губами к этому перстню, Гоппо, здесь именуемый Адольфом Хитлером! Это будет твоим пропуском в жизнь вечную, полную удовольствия и покоя.

Хитлер внимательно посмотрел на Штауфера, преклонил колено и прислонился губами к камню на перстне, а затем, его голова закружилась, в глазах потемнело, и он потерял сознание.

Глава 5

Гринберг

Январь 1931 года.

СССР. Тульский округ Московской области. Белёвский район. Посёлок Бобрики с окрестными деревнями.

Собрание по поводу организации колхоза и составления списков на раскулачивание в Бобриковском сельсовете закончилось поздно. От страстей спасало присутствие на нём старшего оперуполномоченного Белёвского НКВД Якова Соломоновича Гринберга. Дурная слава о его крутом нраве и жестокости уже не один раз облетела весь Белёвский район, и в народе он имел прозвище: «Бес». Внешне Яков Гринберг не выглядел бесом. Круглое и, на первый взгляд, добродушное лицо. Небольшой нос, немного картофелиной, и на него очень близко друг к другу были насажены небольшие, но чуть-чуть раскосые глаза. Именно они и выдавали его бесчеловечность, так как выражали всегда только три эмоции: полное равнодушие, лютую злобу и неудержимую похоть. Если кому довелось бы однажды заглянуть в них, то он ощутил бы всю правоту пословицы, что «глаза – зеркало души». Заглянувший в них, сразу понял бы, что души в этом существе нет никакой, ибо «зеркало» это было затянуто мутной пеленой.

Да, этот человек мог улыбаться, смеяться, быть милым с теми, с кем считал это необходимым, заискивать перед начальством, но при этом он всегда оставался таким, каким его охарактеризовала народная молва – бесом.

Родом он был из Латвии, поэтому в анкете числился латышом. Но на самом деле он был из рода латышских евреев, которые жили на этой территории уже лет двести. Эта была семья достаточно небедных домовладельцев из Риги, которая имела неплохой ежегодный доход, сдавая в аренду квартиры в паре принадлежащих ей домов на Бривибас гатве. Яша родился третьим ребёнком в тот год, когда юный Иосиф Джугашвили поступил в духовную семинарию и именно в тот момент, когда происходила та самая первая встреча Сосо и Штауфера. В 1910 году юный Гринберг поступил в Рижский Политехникум, в котором тогда царила атмосфера толерантности, либерализма и идей социализма. Там-то и стал в нём проявляться этот самый бес – бес ненависти ко всему российскому, русскому. Яша пошёл в революционеры и уже в 1913 году был арестован за разбойное нападение на ювелирный магазин в Риге. При обыске у него нашли многочисленные листовки с пропагандой идей социализма, а также небольшой арсенал оружия. В этот же мартовский день уже тридцатипятилетний Сосо Джугашвили, по кличке Сталин, тоже был арестован, заключён в тюрьму и вскоре отправлен в знаменитый Туруханский край Енисейской губернии.

Отец Яши отказался от своего, как ему казалось, непутёвого сына, а сам Яша получил свой долгий срок и век бы ему воли не видать, если бы не грянула революция. Рождался Новый Мир, мир власти бесов и отребья, который ласково подмигнул Яше Гринбергу и предложил то, что предлагает Лилит Иегова своим бесам: жить в своё удовольствие за счёт других, и при этом оставаться безнаказанным. А так как Яшины психологические аффекты зашкаливали за все нормы человеческой морали, а точнее того, что считается аморальным, то Яша Гринберг сразу понял: это его власть! И понеслось….

Быстро поменяв тюремную робу на кожаную куртку и кепку, вооружённый маузером, в один прекрасный день, своим земляком, таким же «латышом», как и он, Фёдором Эйхмансом, Яша был представлен главному бесу этой революции Льву Давидовичу Бронштейну, по кличке Троцкий. После недолгой беседы в личном вагоне создателя и руководителя Красной армии, Яша произвёл на Бронштейна хорошее впечатление, и был отправлен на борьбу с генералом Деникиным в качестве комиссара полка, но уже через полгода он был переброшен в Царицын в подчинение товарища Сталина, который занимался там вопросами «продовольственной диктатуры». Что сия диктатура значила для простого русского мужика, думаю, говорить не приходится. Не каждый, даже самый отъявленный вор и негодяй может забирать последний хлеб у детей. Не каждый может брать их в заложники, и при необходимости, а иногда и без неё, расстреливать этих детей вместе с родителями. Не каждый, просто так может зарубить гимназиста за его фуражку, вырезать погоны на плечах кадета. Ох, как не каждый! Но Яша мог! Более того, он получал величайшее психологическое удовлетворение от такой работы. Впрочем, как и его непосредственный начальник. И, конечно, он богател, сдёргивая с ушей бывших дворянок золотые серьги или кольца с их пальцев. А если дворяночка или её дочка были недурны наружностью, то Яша, как воин победитель, на законных основаниях брал их в наложницы. Правда, ненадолго, потому что в эти времена выбор был достаточно большой. Расставался он с наложницами без всякого сожаления и без всякого сострадания, отдавая их кому-нибудь из подчинённых, а порой и в массовое использование.

Он мстил. За что?.. Это для нормального, здравомыслящего человека было непонятно, но сам для себя Яков Соломонович Гринберг причину придумал. Ему её подсказал товарищ Бронштейн: оказывается за истребление евреев императором Веспасианом и разрушение Второго Храма в древнем Иерусалиме. «Я хочу видеть, как их матери поедают от голода своих детей, как когда-то это делали еврейки в голодающем Иерусалиме». Причём здесь были русские бабы и их дети, товарищ Бронштейн не уточнял, ибо увидел в глазах Яши загоревшийся зловещий, полный лютой ненависти и в то же время, сладострастный огонёк настоящего садиста.

Товарищ Сталин отмечал таких помощников. Однако, Гринбергу он не доверял, так как тот был ставленником Бронштейна. Но полное отсутствие ограничительных планок у Гринберга к русскому населению импонировали Кобе. Он посылал его на те задания, где требовалась самая исключительная жестокость. После того, как Сталин полностью взял на себя руководство обороной Царицына и немного отошёл от вопросов продовольственной диктатуры на Юге России, он убрал с этого вопроса и Гринберга. А вскоре Царицын пал и Сталин убыл в Москву. На этом дорожки их разошлись и больше уже не пересекались.

И вот 1930 год. Один Бес сидит на вершине власти в московском Кремле, а второй, как бывший протеже Бронштейна, возглавляет отдел НКВД в древнем, захолустном районном городке российской глубинки – Белёве.

Яша, конечно, был обижен этой должностью. Он считал, что его недооценили. Он видел себя, как минимум, одним из заместителей Генриха Ягоды. На самый худой случай – главой НКВД областного центра. А здесь на его долю выпал Белёв, в котором «днём с огнём» не сыщешь ни одного интеллигентного человека. Все, кто был, либо уже давно отправились в «мир иной», либо эмигрировали, либо сидят по «своим норам» и всячески оную свою интеллигентность скрывают. Гринберг начал злоупотреблять. И не только служебным положением, зверствами на допросах, но и алкоголем, а также женским обществом.

А самая главная проблема, к этому времени, для него в Белёве была одна: недостаток врагов народа. Разнарядки по их разоблачению поступали регулярно, но где их было взять в таком количестве? Всё дворянство, купечество, мещанство и прочая «контрреволюционная сволочь» были уже практически вырезаны. В деревнях ещё, правда, оставались местами местные попы, но приказа их добивать полностью пока не было. Население небольшое и абсолютно покорное. Брать уже некого и не за что. И тут случился очередной подарок для любого властного садиста, проживающего тогда на многострадальной территории бывшей Российской Империи, носящей теперь гордое имя из четырёх согласных букв: СССР.

Главный Бес снова захотел крови и слёз в массовом, многомиллионном масштабе. Он тоже возжелал сексуального возбуждения, а для этого ему стало необходимо, чтобы матери снова стали поедать своих младенцев. Решение было единственным и Бес принял его не задумываясь. Он решил уничтожить «основное тело» ненавистного ему народа – крестьянство. Бесами было принято решение о коллективизации. Это было демоническое решение, с полным отсутствием даже намёка на какое-то человеческое милосердие. Решение – истреблять семьями, под корень, чтобы уже никогда не восстановилось такое понятие, как «русский крестьянин – хозяин земли русской». Для этого в крупных городах было подготовлено двадцать пять тысяч самых отъявленных мерзавцев, безжалостных «бесов рабочего класса» и отправлено в деревню для неприкрытого ограбления и геноцида местного населения. И делали они это «чёрное дело», конечно же, с помощью таких, как Яша Гринберг.

С постановлением о коллективизации Яков Соломонович снова почувствовал себя «в деле». Он снова стал нужен, снова востребован. Перспективы насилия открывались безграничные. Вот он давно скрывавшийся и мешавший построению «светлого» будущего нашего государства враг – «кулак» и примкнувшие к нему «подкулачники». Список истребляемых существ безграничен. Возраст тоже. И истребление это допустимо всеми методами. Оно безнаказанно, так как ни в Москве, и нигде в этом, так называемом человеколюбивом цивилизованном мире, судьба этих «двуногих животных» никого не интересует. Она так же не интересует и весь остальной, живущий в городах, счастливый, высоко духовный советский народ. Наоборот, они все требуют беспредельной жесткости к этим сельским вредителям. Они одобряют! Одобряют и свои же односельчане, которые пропили и проспали всё, что им, в своё время, дала революция. Действуй Яша Гринберг: твой час опять настаёт!

И вот очередное собрание, в очередном сельсовете. В зале нет тех, кого сегодня занесут в списки на раскулачивание. А зачем им здесь быть? Их слово здесь уже никого не интересует. Так же, как и их дальнейшая судьба. Завтра и так всё отдадут. ВСЁ!.. До последней телогрейки.

Гринберг сидел за столом и явно скучал. Он не слушал выступление председателя сельсовета Фёдора Козлова; выступление представителя от рабочего класса, туляка Ефракова Степана Трофимовича, бывшего революционного матроса с черноморского флота, представителя рабочего класса на селе, одного из тех двадцати пяти тысяч рабочих, направленных по призыву партии в деревню, а так же пламенную, но короткую и бестолковую речь секретаря партийной ячейки Ивана Богатчикова. Яков Леонидович от скуки стал рассматривать местных молодых деревенских женщин, мысленно выбирая ту, которая могла бы составить ему сегодня на ночь кампанию для приятного времяпровождения. Взгляд его остановился на совсем молоденькой хохотушке в пёстром платке и овчинном полушубке. Она сидела на заднем ряду в кампании таких же молодых девчат и парней, щелкала семечки и периодически заливалась громким смехом от того, что какой-то молодой парень что-то шептал ей на ушко. Такое поведение было не совсем к месту, и поэтому председательствующий Фёдор Козлов сделал ей замечание:

– Ты, Верк, чево сюда пришла? Здеся чево тебе цирк что ли? Клоуны тутова перед тобой сидят? А нукова, давай-ка… поприличнее себя веди… и потише! А то вон, сечас за ухо тебя выведу отселева!..

Все, кто были в зале рассмеялись, а Верка, встала, подбоченилась и без всякого страху ответила:

– Эн ты каков? А давай, попробуй-ка! Покажи-ка народу честно́му на чё способен! Я могёт и сопротивляться не буду, ежели ласково за ушко-то возьмёшь, да до хаты проводишь….

Зал опять «грохнул» от смеха. А воодушевлённая Верка продолжала:

– Скушно у вас тут! Вот сидите с кислыми лицами, жизню свою на энту скукоту тратите! А она, жизня-то энта, недо́лга совсем. А тем паче – жизня молодая!

Гринберг недовольно поморщился при этих словах и бросил строгий взгляд сначала на Верку, а затем на тех, кто сидел с ним в президиуме.

– Как звать? – тихо спросил он, рядом сидевшего молодого коммуниста, секретаря ячейки и первого учителя Александра Пуговкина.

– Вера… Гулидова – нехотя ответил тот.

– Комсомолка? Сколько лет?

– Нет, беспартийная… молодая ещё… глупая…

– Лет сколько, спрашиваю?

– По-моему, семнадцать вот-вот стукнуло….

Гринберг что-то чиркнул в своём блокноте и замолчал. Всё происходящее ему после этого совсем стало надоедать. Он наклонился немного вперёд и поманил пальцем к себе председательствующего. Козлов соскочил с места и подбежал к Гринбергу. Яков что-то прошептал ему на ухо и сделал небрежный жест, позволяющий отойти от него. После этого, председатель, быстро вернувшись на своё место, продолжил собрание:

– Товарищи! А теперь, раз все единогласно за организацию колхоза, давайте обсудим списки тех, кто подлежит раскулачиванию. Все собравшиеся тут же притихли. Председатель взял в руки бумагу и стал зачитывать:

Арсеньтев Егор Кузьмич – Петрищево

Богатырёв Николай Александрович – Коптево

Благушин Степан Михайлович – Бобрики

Благушин Григорий Михайлович – Уткино

Мытарь Ефим Петрович – Калиновка

Шагов Фома Фомич – Игнатьево

Носов Тимофей Алексеевич – Самолково…

Председатель перечислил ещё порядка десяти фамилий, затем аккуратно положил листок на стол, обвёл каким-то отсутствующим взглядом зал и произнёс:

– Кто за раскулачивание и высылку данных лиц прошу голосовать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Упа – река в Туле

2

Наум Баттонс: «Рабби Акива»

3

Данте Алигьери: «Божественная комедия».

4

На самом деле исторических ссылок на то, что Хесс находился в тот момент рядом с Хитлером, нет. Это художественный вымысел автора.