Разрушение иллюзии

– Куда ты меня тянешь?

– Не скажу, пойдём, Таня, пойдём.

Мы подошли к той самой беседке, где он когда-то плакал под скамейкой. В ней сидел симпатичный импозантный мужчина лет тридцати в белой рубашке и с огромным букетом роз. «Вот тебе и на… Жениха, что ли, привел? Хорошего подобрал. Есть у тебя вкус, Дениска. Молодец!» – я уж было размечталась, да не тут-то было. Вдруг на горизонте, откуда не возьмись, появился силуэт какой-то тёти. Мать его, то есть Денискина мать. Надежды рухнули враз.

– Таня, это мой папа. Я ему про тебя всё рассказал, – довольно сказал Дениска.

– Наябедничал, значит, – улыбаясь, говорю я.

– Нет, что ты, Таня. Нет.

Я нежно приобняла его за плечо и немного прижала к себе. Вручая мне букет, Денискин папа начал торжественную благодарственную речь:

– Спасибо вам за сына.

– Да мне-то за что? Спасибо за сына, жене скажите, – я перевела взгляд на подходившую к нему тётю.

– Я хочу забрать его сегодня из лагеря, – поведал папа.

Меня решение отца не просто расстроило – это был удар, но я понимала, почему он хочет это сделать. Такое ребёнку пережить, не дай бог – и несправедливость, и буллинг.

Я смотрела вслед уходящему Дениске, а к горлу подкатывался комок. Мне очень не хотелось, чтобы этот мальчишка уезжал. Чувство потери, охватившее меня, было настолько сильным, что я едва сдерживала эмоции, чтобы не расплакаться. Но сдержаться всё же не смогла и разревелась. Так и сидела в пустой беседке, сжимая в руках букет, а слёзы текли по моим щекам и капали на лепестки роз.

– Аль, ты бы видела его глаза? Его забавные веснушки, рассыпанные по носу, как крошечные солнечные пятнышки.

– Кого? Папы?

– Да, причём здесь папа, – немного с удивлением бросила я. – Денискины глаза. В них светилась такая чистая, непосредственная радость, такая бескорыстная любовь к жизни, что сердце сжималось от нежности и тоски. В его глазах была именно та искренность, которой так не хватало во взрослом мире. И только, когда он ушёл, пришло осознание того, насколько глубока была моя привязанность к этому мальчишке. Хотя мы провели вместе всего две с половиной недели, но эти несколько дней оставили в моей душе след, глубокий и незабываемый. Видишь, я до сих пор его помню, а не папу.

Вернувшись с цветами в отряд, я спровоцировала моих коллег-пионервожатых на вопросы, что да как:

– Откуда букет?

– Из лесу, вестимо.

– Это розы-то? – с прищуром спрашивает наша третья пионервожатая, – колись давай.

– Была попытка выйти замуж, но всё закончилось банально – в беседку вошла жена. Упс!

– Ну ты её тихонечко локотком в сторону и подвинула бы, – не унималась шутница.

– Чужого не берём, – категорически заявила я, положив руку на плечо Светки, тем самым показывая коллеге, что у нас с подругой единые жизненные принципы. – На чужом несчастье своё счастье не построишь. Так нас учили родители, так нам говорили бабушки.

Нам уже исполнилось по восемнадцать лет, а Света совершеннолетней стала только в лагере. Хоть мы и были девчонки что надо, уже на выданье, но скромные, а эта шутница в наши годы уже имела богатый опыт. Мы удивлялись, откуда только эта охотница за чужими мужиками взялась-то? И где только успела будущая педагогиня приобрести такие навыки?

Денискин букет был, как бы признанием правильности моих решений, основанных исключительно на интуиции. О навыках тогда речь и не шла. Букет потом ещё долго радовал нас, покоясь в трёхлитровой банке и благоухая. Кто б мог предположить, что нам в пионерлагере будут дарить цветы?

С момента моего порыва в сторону педагогики прошло чуть больше половины смены, а приключения все продолжались и продолжались. Часто кому-нибудь приходится иметь дело с лунатиками? А мне таки довелось.

Казалось, что после отъезда первого отряда и Дениски наступили серые пионервожатские будни. И всё как-то само собой улеглось. Маленький засранец успокоился, дети рисовали, обед по расписанию, в кукурузе никто не резвился, маньяк не появлялся. Пионервожатые соседних отрядов попритихли и больше не выедали мне мозг. И вроде вся лагерная жизнь вошла в спокойное русло. Однако ночью произошло нечто, что я помню до сих пор.

У нас, у пионервожатых, не было своей комнаты, поэтому наши кровати располагались в общем коридоре вдоль стеночки. Было в этом и какое-то преимущество – лежишь и сразу видишь три детские палаты. Не надо ходить вдоль них и смотреть, спят дети или нет. Но была ещё и четвёртая палата, расположенная особнячком. Её отделяла коридорная дверь.

Вечерело. Отбой. Как всегда, уложили детей. Ходим, смотрим. Вроде шёпот прекратился, и стало слышно детское посапывание. Уже и не помню, кто из нас прикрыл эту дверь. Ну, прикрыл и прикрыл. Легли спать и мы.

Неожиданно просыпаюсь ночью от ощущения, что мимо меня что-то двигается… или кто-то идёт. Смотрю, и правда идёт к коридорной двери Петров из первой палаты. Я ему тихонечко:

«Петров, стой. Ты куда?».

Останавливается и молчит. Потом опять начинает движение. «Какого чёрта молчит?!» – я чуть громче: «Петров, стой. Куда ты идёшь?».

Опять останавливается, выдерживает паузу и потом опять движется к двери. От шёпота просыпается Света и тоже начинает наблюдать этот спектакль одного актёра. Голос у неё погромче моего будет: «Петров, стоять!».

Не останавливаясь, тот подходит к двери и замирает. Встаю и подхожу к нему. Он стоит спокойно, и, к моему удивлению, с открытыми глазами.

«Ты куда идёшь?» – негромко опять спрашиваю я.

И в этот момент раздаётся грохот по другую сторону коридорной двери. Кто-то со всей дури барабанит с обратной стороны. В голове за секунду пролетело …дцать версий происходящего типа такой: «мы не закрыли входную дверь в корпус, и сейчас кто-то посторонний стоит за ней! О боже! А вдруг, маньяк проник в отряд?».

От этой мысли по моей молодой девичьей спине пробежали мурашки, резинка, и та от страха ослабла, и пижама медленно начала сползать до колен.

Одной рукой держу штаны и прикрываю собой Петрова, другой открываю дверь. От увиденного мурашки увеличились в размерах, резинка лопнула окончательно, пижамные штаны упали ещё ниже, появилась и первая седина. В дверях стоял Петров! На мгновение почувствовалось небольшое помутнение сознания: «Нет, это всё сон. Это всё сон. Я просто устала. Нет, эти глюки всё из-за недосыпа. Я не сплю. Я не сплю…».

Да, и всё-таки это был Петров. Только Максим Петров, а не Олег Петров. Просто братья-близнецы жили в разных палатах. Они были не только близнецами, но ещё и лунатиками.

Максим также спокойно стоял с открытыми глазами. Эти братья-лунатики, как зеркальные отражения друг друга, стояли с открытыми глазами, словно двое из ларца одинаковы с лица. Мы со Светой оторопели и не знали, как себя с ними вести. Сначала, чтобы разбудить, решили их тихонечко потрясти – реакция ноль. Стоят как столбы. Потом повысили голос – ноль. Тогда попробовали развести их по палатам – они послушно пошли за нами. Уф-ф-ф!

Всю оставшуюся ночь мы со Светой не спали и ждали ещё кого-нибудь в гости. Периодически вставали и проверяли, как там они, но наши детки спали как младенцы.

На следующий день мы переселили Олега в палату к Максиму. Кстати, наше решение вызвало удивление у третьей пионервожатой. Она всё продрыхла, и проходящее мимо неё ночное действо даже не разбудило её.

Позднее мы позвонили родителям и сообщили о ночном происшествии. Мама прилетела на следующий день и забрала ребят. Она очень долго извинялась, что не предупредила нас о таком заболевании детей, как лунатизм. А нас никто и не инструктировал, как вести себя с лунатиками. Да и на первом курсе педучилища такого не преподавали. И пришлось опять интуитивно принимать решение и брать на себя ответственность за исход эксперимента.

Пижаму я, конечно, починила, резинку подтянула, но поняла, что это ненадолго. Поэтому задумалась о приобретении подтяжек. Лето заканчивалось. До конца смены оставалась неделя, и надо было уже принимать решение – идти в новую профессию или нет. Ведь скоро предстояло возвращаться на учёбу в техникум.

Последние дни смены в пионерлагере прошли спокойно, и можно было насладиться работой с детьми. На планёрки я перестала ходить, там девчонки отдувались без меня. Иногда в мой огород покидывали камушки, но мне уже было всё равно. Я была близка к принятию решения.

Смена закончилась, и я снова дома. Звонит Света:

– Ну, что ты решила?

– Я не буду поступать в педучилище.

– Почему? Тебе не понравилось? Тебе трудно работать с детьми? – Света сыпала и сыпала вопросами.

– На все твои версии скажу – не угадала. Я поняла одну вещь, что с детьми у меня будет полный контакт и понимание, а вот с руководством – нет. Оно не будет принимать мои методы и подходы, будет долбить меня и вставлять палки в колёса. И либо меня кондратий хватит, либо я добровольно уволюсь. Да и терпеть я это точно не буду. Поэтому остаюсь программистом и продолжу обучение.

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что приняла правильное решение. Тот месяц, проведённый в пионерлагере, запомнился надолго и многому меня научил. И как работать с детьми, и как продвигать свои решения, и как отвечать хамам, как мотивировать людей, как организовывать мероприятия, а главное, брать на себя ответственность за свои решения, и много чему ещё. Да, непросто тогда пришлось. Ведь все решения приходилось принимать самой, без подсказки родителей, без советов опытных наставников и указаний мудрых начальников.

– Ну а дальше, Аль, ты знаешь. Мама твоя стала учителем. Несмотря на пережитое трудное время 90-х, когда профессию учителя обесценили, она остаётся верна своему выбору до сих пор.

Глава 3. Ария – это ж классика!

– Ни чё се, вы там с мамой зажигали, – хихикнула Алька.

– Мы и не только там с ней зажигали. Однажды мы зажгли на концерте тяжёлого рока!

– Да ладно, мама и хеви-метал несовместимы.

– Ты плохо знаешь свою мать, – иронично ответила я. – Забавная история приключилась уже после того, когда мама закончила педучилище и получила распределение в нашу школу. И как-то раз прямо в школу невесть откуда поступили бесплатные билеты на концерт. Света позвонила мне и таким конкретным учительским тоном спросила:

– Ты арию любишь?

– Люблю.

– Значит, в эту субботу мы идём на арию. С нами ещё будет одна моя коллега, заодно и познакомишься.

И начались созвоны-перезвоны.

– Ты в чём идёшь?

– А ты в чём?

– Я платье надену, ну помнишь с рюшками такое?

– А я с выпускного шёлковое бело-голубое с люрексом, которое сама шила. А коллега в чём?

– Она тоже сказала, что в платье пойдёт.

Наконец-то наступает долгожданная суббота. Мы со Светой летим к месту встречи с её коллегой и немного опаздываем. В выходные автобусы ходили с увеличенным интервалом, а мы этот момент и не учли. Чтобы доехать до места, сменили несколько видов транспорта. Про такси вопрос не стоял. Дорого. Но нас такие трудности не останавливали. Да это вообще не трудности.

И летят уже три красотки на каблуках, только платья развеваются по ветру. Вперёд! На оперу! На классику! На бегу наговориться не можем. Подбегаем к концертному залу «Дружба», что на Воробьевых горах, а там никого нет. Может, мы адресом ошиблись? Нет, всё точно пришли. Неужели все зрители внутрь зашли? Ну, думаем, уже не пустят, ан нет – пускают. Вбегаем, в вестибюле тоже никого. Нас пропускают в зал, там уже темно, но концерт ещё не начинался. Хоть бы сцену подсветили, что ли. В кромешной тьме пробираемся к своим местам. Наконец-то уселись. Сумочки положили на коленочки, ждём-с, когда поднимут занавес…

Внезапно в темноте раздаётся адский грохот и поднимается свист. От неожиданности мы вдавились в кресла. Пошёл ударник, вспыхнули прожектора. О боже, что это? Где мы? Какой-то хаотичный набор звуков повергает в дикий восторг всех присутствующих в зале. Все рюшки на наших платьях разом встали дыбом. Блики прожекторов побежали по зрителям. Весь зал оказался битком заполнен металлистами в кожаных куртках и штанах, украшенных цепями и разными бляхами, которые поблёскивали при попадании на них световых лучей. Волосы у них были взъерошены либо висели патлами на плечах. Чертовщина какая-то!

Сидевшие рядом с нами две по виду пятидесятилетние женщины растерянно переглядывались, не зная, как реагировать на происходящее. Видимо, тоже педагоги. Через пару минут их, как ветром сдуло. Вокруг нас собралась колоритная публика, которая в такт ударнику стала выбрасывать вверх «козу», что-то невнятное петь или просто орать от переполняющих их чувств-с. Мы в своих шёлковых небесно-голубых нарядах, словно «три белых коня – декабрь, январь и февраль», как-то очень резко контрастировали с беснующейся чёрной массой. Сидим молчим. Перевариваем шок. Вот тебе и опера! Вот тебе и классика!

Прерываю молчание: «Девчонки, если мы будем сидеть, как в Большом театре, то нам лучше уйти. Предлагаю со следующей песни влиться в массы. Вы как?».

Вот уже прозвучали первые аккорды гитары следующей композиции, и в едином порыве три девицы или «три белых коня», не скажу «лошади», вместе со всем рядом взвились вверх, выбрасывая «козу». О-о-у-о!

Это были неповторимые ощущения от прикосновения к коллективному бессознательному, есть такой термин у психологов. Концерт шёл два часа. И совсем не чертовщина! На два часа мы забыли про рюшки, про наши неуместные шёлковые платья, а учительницы забыли, что они… учительницы.

Так мы познакомилась с рок-группой «Ария» и её творчеством в стиле хэви-металл. Прошло уже более тридцати лет, но до сих пор мы со Светой при встрече вспоминаем тот наш культпоход на классическое пение.

– Ой, не могу представить. Мама и металлистка, – угорала от смеха Алька. Образ серьёзной учительницы и строгой мамы никак не вязался в её голове с обликом отвязной бушующей в рюшках металлистки.

– Интересное кино получается, я правильно понимаю, что ты маму видишь только с указкой у доски? И вся жизнь мимо? Но мама ведь не только учитель, но и живой человек. Молодости, что ли у нас быть не могло?

– М-да. Ну как же вы вляпались-то?

– Ну, как-как, ария – это же классика. Певец во фраке. Чёрный рояль рядом. Других вариантов вроде и быть не могло. Ан нет! Оказалось, что могло. Допустим, я тебе говорю такую фразу: «он плавно взял кисть и поднёс её к своему лицу». Продолжи мою фразу.

– …и прикоснулся губами к её нежной коже, – при этом Алька хитро поглядывает на меня.

– А у меня по тексту следующая фраза будет такой: «понюхал её, она пахла чем-то странным, он с отвращением швырнул её в мусорное ведро».

– Мне и в голову не могло прийти, что кисть может вонять, – она захохотала, – я думала, что речь идёт про романтические отношения девушки и парня.

– Ну да, ну да, а я про ремонт. У кого чего болит… Вот так и мы с твоей маманей и попали в эту ситуацию. Как говорится, в историю можно войти, а можно в неё вляпаться. Но неожиданное развитие событий – не по плану, научило меня смотреть на ситуацию с разных сторон, а не однобоко. Как сейчас бы сказали – произошёл разрыв шаблона.

К сожалению, мы привыкли ходить «по накатанной дорожке» и зачастую не задумываемся, что другие люди могут думать и действовать иначе. Ария – значит классическое пение, и точка! И кисть из моего примера – это то, о чём думаешь в данный момент: про ремонт ли, про отношения мужчины и женщины, про природу ли, про медицину или ещё бог знает про что. И не видишь других вариантов.

И мне бы в этот момент догадаться, о чём она думает. Но нет, увлёкшись своими воспоминаниями, я упустила предоставленную мне возможность.

Глава 4. Маньяк – жизнь под угрозой

Заинтересованный взгляд Альки заставил меня продолжить свои рассуждения.

– С одной стороны, автоматизм мышления разгружает мозг и облегчает тебе жизнь. Не надо принимать сложные решения, всё идёт по накатанной, не надо много думать, всё и так за тебя давно продумали и придумали. Опять же, меньше ответственности.

А с другой стороны, шаблонное мышление мешает тебе видеть проблему и мир целиком. Не даёт выйти за рамки этого самого шаблона, искать выходы из сложной ситуации. Ведь «это мы не проходили, это нам не задавали». Такое мышление мешает тебе принимать правильные, зачастую нестандартные решения. Отсюда и разочарования, и обиды, и конфликты, и не понимание поступков другого человека, да и депрессии тоже. Когда человек мыслит шаблонами, он становится лёгкой добычей мошенника. Или, того хуже, маньяка.

– Ну и что мне делать, если я такая выросла?

– Развиваться, Аль. Развиваться. Читать, путешествовать, брать ответственность, пробовать, ошибаться и анализировать свои ошибки. Ещё лучше анализировать чужие, чтобы не допускать своих. А не зарывать голову в песок, как страус. Авось пронесёт. Только, Аль – страусовая попа-то всё равно снаружи остаётся, и прилететь по ней может о-о-очень больно, а хуже того – может и каток проехать.

Ты же учишься на программиста, значит, логика – это твой первый друг и помощник. Не принимай сразу на веру всё, что тебе говорят. Подключи свой аналитический мозг, обдумай сказанное, найди аргументы «за» и «против», и только потом принимай решение. Видишь, какая цепочка получилась. Но ведь проще же не думать.

Вот давай представим такую ситуацию. Сидит на скамейке молодой, симпатичный, модно одетый парень. И у него вроде как сердечный приступ. Ты идёшь мимо него. Он, увидев скромную девушку, просит принести свёрток, который лежит под какой-то старой машиной. Мол, когда выходил из машины, обронил, и тот укатился под неё. А ему враз стало плохо, и он не в силах нагнуться и достать его. «Девушка, помогите, там мои сердечные таблетки», – жалобно просит парень. Ты проникаешься его бедой, идёшь и приносишь ему свёрток. А там наркотик! И всё – ты уже соучастница криминального преступления. Но у этой истории может быть и продолжение типа такого: появляются люди с удостоверениями, а симпатичный симулянт начинает говорить им, что это ты подошла к нему и предложила наркоту. Он не хотел, он отказывался, но ты не отставала. У тебя в руках свёрток с наркотой весь в твоих отпечатках. Не буду дальше рисовать тебе перспективы. И так понятно, что они не радужные.

– А откуда я могла знать, что там наркотики? Я хотела сделать доброе дело, помочь человеку. Ведь ему же плохо? Надо было действовать быстро. И я действовала – спасала жизнь.

– Во-о-от! Стремление сделать доброе дело – на то и был расчёт. Я вовсе не против добрых дел, но ты не оценила окружающую обстановку. Как говорят: хороший программист всегда посмотрит в обе стороны, прежде чем перейти дорогу с односторонним движением. А ты смотрела только на него. И, во-первых, не обратила внимание, что вокруг ещё есть люди. В голове сразу должен был прозвучать вопрос: почему именно я? Да потому что он молодой, и ты молодая, с виду скромная, значит, не пошлёшь его с ходу куда подальше. Во-вторых, ты не сопоставила то, как он одет, с его старой тачкой. Тебе не показалась странным такая нестыковка?

– Я не обратила бы на это внимание, ему же плохо, надо быстрее помочь – чуть раздражённо парировала Алька.

– Опять же, на то и был расчёт: на жалость, на твою скромность и его привлекательность.

– И что мне в этой ситуации надо было делать?

– Громко попросить мимо проходящих людей прийти на помощь.

– Не подумала. Хм. Да. Действительно, простое решение. Ну как ты всё видишь?

– Печальный опыт, Котёнок, – отвечаю смеясь. – Мне никто не рассказывал, как в таких ситуациях надо себя вести. Сейчас полно всякой литературы и видео. Читай и смотри – не хочу, хоть в бумажном варианте, хоть в электронном. А тогда не было ни интернета, ни таких книг. Возможно, и была где-то специализированная литература, но где ж её искать, понятия не имели. Спасала только интуиция и вырезанные из газет заметки. Перепечатанные откуда-то вручную с помощью печатной машинки статейки считались особенно ценным материалом. Мы искали, мы просто рыли информацию. Нам было всё интересно.

– А что за печальная ситуация была?

– Не просто печальная, я бы сказала – страшная, но очень поучительная история. Мне тогда было всего семнадцать. Обучение в техникуме перевели во вторую смену, и заканчивалась она где-то к семи часам вечера. Зима, темнота, почти ночь. Путь от остановки к подъезду пролегал через арку и плохо освещался. Однажды, возвращаясь после учёбы домой, совершаю свой стандартный манёвр от остановки автобуса по направлению к арке, и меня быстрым шагом догоняет парень. А я вся такая-растакая, иду в новой чёрной искусственной шубе, она искрится под фонарями. Одним словом – «Снегурочка». Он начинает со мной знакомиться и предлагает проводить. По дороге шутит и ещё успевает мне парой фраз рассказать, что он прошёл Афганистан. В общем, герой. А герои девушкам нравятся.

«Вот, собственно, мы почти и пришли. Там, за аркой, уже мой подъезд», – говорю ему.

Но войдя в тёмную арку, он резко приставляет мне в бок нож.

«Рыпнешься, зарежу, – страшно хрипит он в ухо. – Будешь вести себя тихо и делать то, что скажу, оставлю в живых».

Он взял меня под руку и потащил в сторону лесопарка, который располагался километрах в двух от дома. Меня охватил невероятный страх. Сказать, что я испугалась или сердце ушло в пятки – это, Аля, ничего не сказать. Нож чувствовался даже через шубу. Маньяк периодически тыкал меня им, как бы напоминая, что я постоянно на острие. В ту же секунду я ощутила весь холод зимы. Паника душила, и страх сковал горло. Дышать было невозможно. Губы дрожали, лицо перекашивало. Изо рта выбивался пар, сигнализируя мне, что я ещё жива. Подсознание шептало: «Таня, беги!», но ноги словно приросли к земле. Тело оледенело, руки-ноги не слушались. Я заставляла себя делать буквально каждый шаг. Попытка позвать на помощь выглядела как беззвучное шевеление губ. Сердце колотилось та, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Дома, машины, люди проплывали перед глазами, как в чёрно-белом немом кино. Я потеряла ощущение мира, ощущение жизни. Всё. Это конец.

Маньяк крепко держал меня под руку, и когда мимо проходили люди, он вдавливал нож в бок. Я боялась, не то что крикнуть, пискнуть боялась. А он тем временем изображал из нас влюблённую пару, поэтому никто и не обращал на нас особого внимания.

На подходе к лесу люди стали встречаться всё реже и реже. И как только они отдалялись от нас, лицо маньяка искажалось страшной гримасой. Он злобно кривил губы, нервно облизывая их. Казалось, его дыхание извергало огненный пар. Один только взгляд вселял в меня невыносимый ужас. Его зрачки сверкали в темноте, словно вспышки молнии. Мой мучитель явно был не в себе. Постепенно дорога становилась всё безлюднее и безлюднее, фонари стали попадаться реже и реже, а впереди надвигался мрачный чёрный лес, с его приближением силы начали меня покидать. Страх нарастал ещё больше. В голове, словно чеканя шаг, стучало: «Убьёт, убьёт… изнасилует, а потом убьёт, убьёт, главное, чтобы не мучил, а сразу… убьёт… убьет…». Фантазия разыгрывалась с огромной скоростью, через пару секунд я уже была мертва…

Мы шли вглубь леса. Стояла гробовая тишина. После двухкилометровой прогулки по свежему воздуху сознание стало постепенно возвращаться.

«Надо же что-то предпринять. Да какая разница, всё равно умирать. Лучше уж быстро и безболезненно, чем в мучениях. А вдруг, у меня есть шанс выжить? Надо что-то придумать. Надо что-то придумать. Боже, о чём я думаю!» – каждое слово пульсировало в ушах.

Впереди стали поблёскивать лучи от фонарей, и появились чёрные контуры беседок. Он потащил меня в одну из них. Уже окончательно оправившись от шока и придя в себя, я твёрдо решила бороться. Бороться до конца.

– А зачем мы так далеко шли?

– Заткнись, – злобно рыкнул маньяк.

– Я заткнусь. Но всё же, зачем мы так далеко шли? Если ты хочешь меня изнасиловать, то зачем тащить в лес на холод. Чтобы всё отморозить? Можно было и в подъезде всё сделать.

В январе морозы минус семнадцать как минимум, а в лесу аж все двадцать пять. Но я уже не чувствовала мороза вообще. Возможно, он тоже. На мою заботу об обморожении его причиндалов он никак не среагировал.

– А зачем ты мне врал про Афган?

– Потому что вы все проститутки, только и лезете на них, на этих героев.

Вот он, хрупкий мостик моего спасения. Видимо, бывшая пассия ушла к афганцу.

– Я, например, не проститутка и на тебя не лезла, ты сам на меня полез, да ещё сюда затащил. Думала, что просто проводишь, и всё. Там же в арке темно было. Я на тебя понадеялась.

Он продолжал тащить меня к беседке. Дошли до беседки.

– Раздевайся.

– Что, прям здесь?

– Я сказал, раздевайся.

Видно было, как его трясло. А уж как меня тогда трясло, только земля под ногами и чувствовала.

– Да пожалуйста, – и стала расстёгивать воротник у шубы, а воротничок был непростой, стоечкой, да ещё ремешком затягивался в металлической петельке.